Орден Леопарда. Сборник рассказов и повестей

Сергей Кочнев

В сборнике представлены как юмористические, так и разножанровые рассказы, основанные на жизненном опыте и личных впечатлениях автора. Объединяет все рассказы авторский взгляд на описанные события, наполненный юмором, самоиронией, добротой, теплом и любовью к своим героям. Гомерически смешные, неожиданные финалы безусловно являются фирменным авторским коньком.Повести, вошедшие в сборник, можно было бы условно разделить на две части: фантастически-сказочную и художественно-документальную.

РЕКВИЗИТОР

Всем служителям Театра, невидимым для зрителей.

Проснулась сегодня тётя Валя в недоумении — впервые за много-много лет приснился ей сынок, Петечка. А, главное, как приснился?!

И пожить-то как следует не успел. Пришёл из армии, женился, внучека, Андрюшеньку, родил, работу нашёл хорошую, в милиции. Всё шло замечательно, да вот только с нижними соседями не заладилось житьё. Виктор, сосед, шибко любил жену свою, Галочку, по пьяной лавке гонять, иногда даже за топор хватался, а то и за ружьё охотничье.

На беду свою не выдержал как-то Петечка криков да воплей, что снизу доносились, поднялся, Андрюшеньку поцеловал.

— Спи, сыночек, я скоро!

И пошёл в который раз успокаивать Виктора.

Пойти-то пошёл, да больше не пришёл. Весь заряд из двух стволов всадил в него Виктор. Но Галочку успел Петечка собой закрыть…

Вот и приснилось, что моет она его маленького в корыте, а он весь будто в крови… Нехороший какой-то сон, дурацкий, даже кольнуло у Валентины что-то легонько под сердцем, но не стала обращать она внимания, мало ли где и что колет, прогнала сон и пошла в любимый театр. Сколько лет отработала! Считай, пятьдесят без малого. Пришла Валюшкой, потом величали Валентиной Николавной, а теперь уж давно для всех тётя Валя. Ни разу не опоздала, ни разу ничего не забыла, не перепутала. Больничный, и то считанные два-три раза брала, уж когда совсем невмоготу было. Из-за глупого сна опаздывать? А кто реквизит к репетиции готовить будет?

Провела репетицию, пообедала вчерашними рыбными котлетами, из дому принесёнными, и даже успела в перерыве немного подремать на диванчике в своей реквизиторской комнатушке. К вечернему спектаклю всё разложила, как нужно, всё проверила десять раз, всё удобно расположила, к завтрашнему утреннему выездному спектаклю стала готовить реквизит, пока минутка была свободная. Взяла длиннющий список, начала укладывать реквизит по коробкам, и чуть не проворонила самый главный момент.

Спектакль уже подходил к концу, оставалось расставить за кулисами бутафорские свечи и зажечь для финальной сцены. Красивые свечи в пятисвечниках, по две пары пятисвечников за каждой кулисой. В финале спектакля свет гас, и все актёры с этими пятисвечниками медленно кружились в последнем танце. Дух перехватывало у зрителей от эдакой красоты.

Засуетилась тётя Валя, отложила список, очки куда-то сунула и пошла за кулисы на сцену. Тихонько-тихонько прошла за каждой кулисой и все пятисвечники приготовила и зажгла. Потом направилась в реквизиторскую, чтобы к списку вернуться.

Уже на выходе со сцены показалось ей на короткий миг, что кто-то шепотом зовёт её. А как иначе? Конечно шепотом, в театре иначе нельзя… Только шёпот этот показался очень знакомым. Внучек, Андрюшенька, будто позвал.

Оглянулась тётя Валя, а Андрюшеньки и нет. Да и как же он может быть, если два года назад проводила она сама его на погост. Андрюшенька, как и папа его, тоже после армии в милицию пошёл. Но не пуля, не нож бандитский сгубили его. Сосунок на мамином джипе с управлением не справился, то ли пьян был, то ли под наркотой — никто не знает, маменька его откупила, говорят. А Андрюшенька и ещё трое пешеходов ни в чём не повинных на дороге остались…

Стряхнула тётя Валя с глаз виденье, снова список взяла, а очков-то найти и не может. Искала-искала, искала-искала… Нет. Как будто провалились. Взглянула на листок.

И вдруг показалось тёте Вале без очков, что не список реквизита у неё в руке, а треугольник фронтовой, что прислал отец. Единственный его треугольник. Химическим карандашом писал в нём отец, что у него сегодня выпуск из школы лейтенантов, а завтра они идут в бой за родину нашу и будут бить проклятых фашистов до самого логова, до самой победы. Больше треугольников, сколько ни ждали, не было, вместо них пришла официальная бумага, в которой было коротко и страшно сказано, что отец, как и весь его взвод пали смертью храбрых на самых подступах к столице нашей… А был тогда отец в три раза с лишним моложе тёти Вали…

Кольнуло опять как-то нехорошо в груди, и ноги будто ослабели… Подошла к диванчику, присела, руку прижала к груди, глядь, а очки-то в руке. «Вот дура! — подумала. — Так с очками в руке и хожу, и ищу их!»

Прибежал тут Толик, молодой актёр.

— Тёть Валя, дай, пожалуйста, тряпку, воду я на стол пролил, вытереть надо…

— Что-то, Толечка, мне нехорошо, ты, миленький, возьми сам. На верхней полке салфетки в пакете. Вот на стремянку становись…

Вспорхнул Толик на стремянку.

— Здесь, тёть Валь?

— Да, золотце, справа от тебя в коробке пакеты.

— Ага! Вижу, спасибо, тёть Валь!

Спрыгнул с лестницы Толик.

— Беги, золотой, а то опоздаешь на вы…

Обернулся Толик на бегу, а тёть Валь словно обмякла как-то странно, только руку всё к груди прижимает, и очки зажаты в ней.

***

И скакнула тут маленькая Валюшка, а не тётя Валя, на колени к отцу, а очки совсем ей не нужны стали, и она отбросила их, а отец прижал её к себе крепко-крепко. А рядом стояли и муж, и сыночка, и внучек, и улыбались, и ждали, чтоб обнять…

Поняла тут Валюшка, что сталось с ней, и стало ей от того радостно и хорошо…

***

С первыми аккордами прощальной мелодии выплыли артисты из-за кулис со свечами, зажжёнными тётей Валей, и восторг от красоты засверкал в многочисленных глазах зрителей. И плыли в медленном хороводе свечи в руках артистов, яркие, праздничные, искрящиеся.

А за кулисами, в маленькой комнатке стояли бессильные врачи скорой помощи и театральные люди со скорбными лицами.

На сцене кружились артисты, и лица их так же скорбны были, ибо они знали уже, и несли в руках праздничные искрящиеся свечи, но поминальными были свечи те.

И аплодировали зрители артистам, и красоте, и свечам, и не ведали, кому аплодируют, потому что не надо зрителям знать всего.