Пиэль. Повесть

Сергей К. Данилов

Николай встречает Надин на курсах по программированию, которые проводятся на турбазе. На занятиях они сидят рядом, в турпоходе ночуют в одной палатке, плавают по озеру, взявшись за руки, но любовь к Надин вспыхивает в Николае только через пять лет.

4. Можете не ждать, танцев не будет!

Должно быть, с высоты птичьего полета турбаза «Лесное озеро» смотрится последним оплотом цивилизации в бескрайнем таежном массиве, уходящем к самой тундре. А из окна автобуса выглядит вполне обыденно и советскому человеку привычно: высоченный глухой зеленый забор, большие ворота, над ними плакат «Добро пожаловать!». Среднее арифметическое между пионерским лагерем и психбольницей.

Заходишь в ворота, и сердце мгновенно наполняет радость: здесь есть асфальтовые дорожки! Кроме них бесконечно греют душу кирпичная, оштукатуренная и беленая синей известью столовая, хозкорпус, ровные ряды коттеджей, пляж на озере с белым песком и двумя скамейками, а не радуют комары, комары, комары. Несметные тучи комаров набросились на приезжих. И они особенные, эти местные зомби. Обычный комар расстается с жизнью легко, беззвучно: шлеп — и мокрое кровавое место от него осталось. Местные гибнут с отвратительным хрустом. Они здоровенные, рыжие, костлявые. У них прекрасно развит плечевой пояс, крепкая горбатая спина, мощные ноги. Кожу дырявят длинными толстенными иглами, протыкая грубо, как пьяный ветеринар старую клячу. Пока Николя бежал в обнимку с двумя матрацами (своим и Сониным) от склада постельных принадлежностей до коттеджа, комары изрешетили шею и руки, а ответить им ничем существенным он не мог.

Через территорию турбазы стрелой проходила главная асфальтовая аллея — широкий проспект с неоновыми фонарями и голубыми елями, от нее ветвились дорожки-улицы, вдоль которых располагались новенькие щитовые коттеджи. За их коттеджем номер восемь стояли номер девять и десять, далее улица круто ныряла вниз, в сырую зеленую лощину, несмотря на разгар дня до краев наполненную густым сизым туманом. Из тумана торчал край длинного общественного умывальника: труба с многочисленными сосками и водонапорная бочка над ней.

Новоприбывшую группу поселили в соседних комнатах коттеджа, соединенных узким тамбуром, в котором хранились ведра, швабры и тряпки. Девчонки втроем заняли свободную шестикоечную комнату, Коля попал четвертым в мужскую компанию того же шестиместного размера. Один человек жил в ней давно, с весны, звали его Герасимычем. Лет приблизительно сорока пяти, с красно-примороженным лицом, приехал из Якутии. Он с удовольствием изучал в таежном центре технологию автоматизации алмазной промышленности. За кроватью Герасимыча в углу стояли несколько удочек, а сама кровать, сапоги и весь он сам пропахли свежей озерной рыбой.

Пышнокудрый, явно лысеющий замначальника кубанского ВЦ мелиорации Красилов располагался на соседней койке, рыбой не пах несмотря на то, что по работе был связан с водой. Он приехал изучать язык высокого уровня пиэль: его кубанское ВЦ занималось планированием подачи воды на рисовые чеки. Красилов сидел с бумагой, на которой чертил клетки, глубоко задумавшись над оптимизацией полива, и при этом осторожно перебирал длинные каштановые пряди на голове и щурил симпатичные, слишком серьезные глаза.

Еще одним соседом-пиэлистом оказался хромоватый Володя Гофман из Казахстана, прибывший на одном автобусе с Николя. Володя очень долго, аккуратно и даже нудно заправлял свою кровать. Сделать это ему было непросто с тростью-костылем, однако он старался и в конце концов достиг геометрического совершенства. После чего присел на стул и, не выпуская ни на минуту палки из рук, рассказал, что его отправили на курсы с условием отработать впоследствии на пиэле три года. Гофман был доволен, что смог пробиться на московские курсы из Казахстана. Он принялся дотошно выспрашивать старожила Герасимыча, как ему живется-поживается на турбазе.

— Рыбалка здесь на зависть, — поделился радостью Герасимыч, и его лицо, обожженное якутским медным загаром, расцвело. — Места есть замечательные. Завтра сходим на утреннюю зорьку, порыбачим, сами увидите.

— У нас с восьми занятия, — отказался сидевший на стуле и поигрывавший красивой тросточкой Володя.

— До восьми успеем ведро карасиков надергать, — продолжил улыбаться Герасимыч своим приятным озерным воспоминаниям. — Фирма гарантирует.

Вдруг в тамбуре раздался шум, кто-то сильно пнул пустое ведро в темноте. В грохоте раздалось негромкое: «Ой, мамочки, да что же это?». После чего застучали.

В комнату ворвалась Надин и, тараща круглые глазенки, закричала:

— Есть здесь врач? Соне плохо!

— Врач есть, — вспомнил Красилов. — Я узнавал, у него медпункт по расписанию работает в хозкорпусе, а сам он живет в первом коттедже. Давайте схожу, приведу, раз такое дело.

Остальные ринулись на женскую половину смотреть умирающую Соню. Даже Гофман в качестве замыкающего долго боролся костылем с пустым громыхающим ведром в узком проходе, пока не пробился к свету.

— А что с ней? — спросил Николя, увидев Соню, вполне самостоятельно сидевшую на кровати и недовольно зыркавшую исподлобья на толпу, окружившую ее со всех сторон.

— Пухнет на глазах. Смотрите, какой лбище вымахал.

— Лоб как лоб, — рассудительно произнес Герасимыч, наклоняясь и рассматривая голову потерпевшей с близи. — Зря, девушки, паникуете. Немного комары покусали, подумаешь, к завтрашнему дню все пройдет, даже и не вспомните. Надо просто мазаться погуще от них мазью, я каждый день полтюбика извожу, а иначе нельзя — съедят на рыбалке заживо. — Он отмахнулся от кого-то. — Видали, какие кастрюки летают? Сплошная хроника бомбардировщиков.

Лоб у Сони действительно оплыл подушкой, нависнув над глазами. Взгляд был затравленный и отчужденный.

— А это тоже пройдет? — пискнула она, протянув две руки вперед.

Одна — как тоненькая синяя спичка, а другая от запястья до локтя раздулась лиловым шаром. Присутствующие открыли рты.

— Да, тут надо врача, — вздохнул Герасимыч, вежливо отворачиваясь. — Сейчас принесу крем.

— Ваш крем от комаров так противно пахнет, и липко от него до невозможности.

— Ничего, зато будем клеить мужиков, — хихикнула Надин. — Несите мне, я помажусь. Николя, где ты там, подходи, клеиться будешь.

Врачом оказался спортивного вида седоватый мужчина в тренировочном синем костюме и кедах. На шее болтался стетоскоп. Он быстро осмотрел руки и лоб.

— Вероятнее всего, аллергия. Что кушали сегодня?

— Ничего! — с отчаянием вскричала Соня.

— Мы на завтрак опоздали, — пояснил Коля.

— Тогда, возможно, пыльцы цветущих трав нанюхались, — выдвинул очередную гипотезу врач, весело блеснув золотыми зубами в сторону Мары. — Июль — самое время.

— Комар костистый меня укусил! — взорвалась Соня. — Сейчас же уезжаю, ноги моей здесь не будет. Коля, несите, пожалуйста, постель обратно, сдайте завхозу!

— Аллергия на комаров? Что-то не слышал такого прежде. Вот что, товарищи, надо ехать в городскую больницу, там возьмут необходимые анализы и определят причину аномалии.

Но Сонечка не желала более подвергать себя укусам местных колючих тварей. Путешествие подкосило ее окончательно, и она уехала обратно в город с вещами на турбазовском автобусе.

— Так, одним негритенком меньше, — сказала Надин, осмотрев прочих, словно проверяя: кто следующий?

— А пойдемте на озеро сходим до обеда, — предложила Мара.

— Давайте. Только учтите, я не донор, оденусь поплотнее, чтобы избежать участи бедной Сони. Коля, давай ты будешь другом моего трудного детства? — Надин потупилась, надула щечки.

— Как это?

— Если вдруг меня укусит неизвестного вида насекомое и я тоже распухну и умру на твоих коленях, то ты, как друг трудного детства, оросишь меня горькими слезами.

— Почему на коленях? У тебя же койка есть.

— Умирающих юных девушек принято носить на руках, хоть раз-то в жизни! Кино не смотрел разве? Да не бойся, пронесешь несколько метров по берегу озера, большого, как море, потом опустишь, но не на землю, а на свои колени, и будешь сдержанно орошать скупыми слезами. Крупным планом. Давно мечтаю так умереть.

— Так ты героиня? Предупреждать надо. Нет, на коленях неудобно держать, лучше на койку отнесу.

— О, самое то место, самое наше. Заметано.

Провожатым по местным окрестностям наладился Герасимыч, приятно благоухающий неизвестным спиртным напитком, не водкой, не коньяком, не самогоном, но тоже крепким. Следом шли Красилов и Володя со своей японской тросточкой. Герасимыч показал озеро с песчаным пляжем и небольшой пристанью для весельных лодок. Ближнюю сторону озера окружал сосновый бор с примесью елей.

— Здорово нам будет здесь отдыхать! — воскликнула Надин. — Если погоды дождемся.

— А то, — энергично поддержал Герасимыч. — Рыбалка у нас, девушки, высший класс. Я утром беру лодку и заплываю во-он к тем кустам. Видите на горизонте? Там карась берет с пяти до шести, но никому, ясно? Это государственная тайна. Разглашаю исключительно для своих. А самое удивительное во всей местной истории другое обстоятельство: вода на середине озера — всегда теплая, хотя по краям вполне обыкновенная. Говорят, со дна геотермальные источники бьют. Ах, как хорошо плавать на середине ночью, под луной!

— Вы что, плаваете ночью? — не поверила Надин. — И с кем же, интересно знать?

— Один на лодке рыбачу, но видел ближе к кустам на другой стороне таких русалок, пуда на три-четыре каждая!

— Таймени, что ли? — проявил неподдельный интерес Красилов.

— Какое! Блестящие хвостастые девицы. Удочку к ним поближе забрасывал с бутербродом — не клюют, требуют бутылку отдать. Но ром на их брата переводить жалко, ей-богу! О, гляньте, баб… то есть женщин сколько привалило, как из рога изобилия!

От хозблока к коттеджам проследовало сразу около двадцати девушек с матрацами в обнимку.

— Соседки, — отмахнулся Красилов, мысленно анализирующий идею развести на подведомственных рисовых чеках тайменей. — Туристки, наверное.

— Какие туристки, ваши это, не видишь, что ли?

— Не вижу, да и как здесь отличить туристку от курсистки?

— Облысел уже, а вопросы задаешь детские, глаза-то разуй: туристка с рюкзаком ходит да туристом на пару, а курсистка с матрацем.

— А есть очень даже ничего.

— Уже высмотрел? Быстро! Тогда извини, беру свои слова обратно.

В столовой Коля сел за стол к Наде с Марой. Еще одно место у них осталось свободным, но Гофман с Красиловым расположились за ближним соседним, Герасимыч столовую вовсе не посещал.

— Смотрите, а здесь как в приличном месте, — поразилась Мара. — И супница фарфоровая! Надя, разливай первое, обслужи в первую очередь голодного мужчину.

Надин взяла поварешку.

— Главное — кушай хорошо. В мужчине, что главное? А? Не знаешь? Аппетит!

— В мужчине главное — чтобы любил, — поправила Мара. — Свою жену и детей.

— Так у него жены пока нет. Вот будет жена, да пусть любит на здоровье, разве кто против? Любить всегда, любить везде, до дней последних донца! Ты кушай, Коля, кушай и нас с Марой слушай. Мы тебя плохому не научим, мы девушки серьезные, ответственные. Хочешь, танцевать обучу стильно? Будешь на танцах любых девиц запросто кадрить, без проблем. Значит так, сегодня после ужина идем на танцы, прямо в этом же корпусе, далеко топать не придется.

— Нет, Герасимыч на рыбалку звал, на вечернюю зорьку.

— До вечерней зорьки знаешь сколько воды утечет? Все ноги оттоптать успеешь! Ну, рассуди, разве могут приличные девушки, такие как мы, красивые и во всех отношениях приятные, посещать танцы без кавалеров? Будешь прикрытием, не навсегда, а временным. Пока не обзаведемся другими прикрытиями.

Мара пленительно улыбнулась.

— Правда, Коля, сходи с нами.

— Да, не бросай на растерзание местным шакалам-пенсионерам. Вон глянь, какие песочницы сидят за столиками, ужас просто! Я, наивная, ехала — думала, здесь турбаза настоящая, туристы-альпинисты стадами бродят, а тут опять богадельня имени старых большевичек вырисовывается! Николя, ты цивилизованный человек?

Коля согласился пару часов побыть цивилизованным, и после ужина они втроем двинулись в танцзал, располагавшийся на первом этаже столовой. Там скромненько прогуливалось несколько девушек, не побоявшихся прийти без кавалеров. В углу высились две монументальные колонки с полированными боками, однако музыка не играла. В полной тишине даже Надин перестала трещать: достаточно производимого ими паркетного треска посреди такой большой залы. Все делали вид, что оказались в этой части корпуса совершенно случайно, по какому-то неимоверному совпадению. Фланировали туда-сюда минут десять, пока пробегавшая мимо кухонная работница в белом фартуке и колпаке не объявила с душевным торжеством:

— Можете не ждать, танцев не будет!

— Почему? — поразилась Мара.

— По расписанию.

— А когда будут?

— Музработник в отпусках!

— Вот те на! В приличных местах танцы бывают по расписанию, а здесь наоборот! Пойдем тогда, Коля, гулять. До вечерней зорьки ты же свободен?