Рыцарь ордена НКВД

Сергей Зверев, 2017

Осень 1941 года. Враг у стен Москвы. Основные предприятия и учреждения эвакуированы в Горький, где формируется новый рубеж обороны. Чтобы посеять панику и помешать выпуску военной продукции, фашисты забрасывают в наш тыл хорошо подготовленных диверсантов. Борьбу с ними ведут части НКВД под командованием майора госбезопасности Василия Ясного. Опытный чекист понимает: мало выявить и уничтожить мелкие группы врага, важнее перехватить стратегическую инициативу. С этой целью Ясный создает специальную группу и начинает вести с фашистами тонкую радиоигру…

Глава 5

Вербовка

— Ты же русский. Что тебя связывает с англичанами? — спросил Ясный, с сочувствием глядя на собеседника.

То, что происходило в номере гостиницы «Астория», называлось вербовочной беседой.

С момента начала работы в НКВД Ясный ежегодно выезжал на Международный пушной салон под видом сотрудника Наркомата внешней торговли. По случаю он приодевался в заграничную одежду и выглядел как настоящий внешторговец — благо были в нем солидность и лоск.

Это был своеобразный праздник спецслужб. В Ленинграде собирались торговцы пушниной со всего мира и занимались скупкой российского меха. Ну а заодно разведывательной деятельностью.

Майкл приехал из Англии. Ясный с самого начала положил на него глаз. Англичанин в прошлом носил имя Михаил, эмигрировал после революции, болел ностальгией и был счастлив снова ступать по брусчатке Ленинграда.

С бизнесом на этой ярмарке у Майкла не заладилось. Он не знал, что этому поспособствовал НКВД. Все шло к тому, что его поездка обернется убытками, и бизнес просто остановится. И что делать?

Благо он вовремя разговорился с обаятельным представителем Внешторга. Продолжили знакомство за рюмочкой в номере «Астории». И в ходе беседы англичанин выяснил, что его вербуют.

Майкл сильно задумался. А ведь правда, он все так же любит Россию и желает ей только добра. И условия договора предложили выгодные — он спасет бизнес от стагнации. И задачу перед ним ставят простую — делиться знаниями.

— Хорошо, я согласен, — кивнул он. — Что от меня надо?

— Сначала — вот список участников салона. Кто из них, по-твоему, имеет отношение к разведке? — спросил Ясный.

Майкл усмехнулся. Тут у него давно сложилось свое мнение. И он начал подчеркивать фамилии карандашом.

— Этот под вопросом. А вот Кауфман работает на немцев и даже особенно этого не скрывает.

— Так он же еврей, — удивился Ясный. — Немцы их не любят.

— Но используют вовсю…

Вечером на совещании в Ленинградском управлении, определяя порядок дальнейшей работы, Ясный, глядя на опытнейшего местного оперативника Гольдберга, сказал:

— Вон, Кауфман этот — твой единоверец, можно сказать.

— Да какой такой там единоверец? — возмутился Гольдберг. — Да мне таких единоверцев даром не надо!

— Ну все равно. Твой объект. Вербуй.

Гольдберг принялся за дело со всем энтузиазмом. Первоначальная информация подтвердилась — Кауфман действительно работал на немецкую разведку. Оставалось его перевербовать. Учитывая любвеобильность объекта, под него подкладывали смазливых барышень. Однако подтянуть его на контакт не удавалось.

Через год Гольдберг, после ряда филигранных подстав и комбинаций, все же смог припереть брата-еврея к стене. И тот стал честно работать на Советы.

В Москве работы был непочатый край. Нужны были глаза и уши у главных противников — в немецком посольстве. И их удавалось находить! Ясный становился заправским вербовщиком.

Вербовки. Во всех спецслужбах — это высший пилотаж. И хорошие вербовщики на вес золота. А у Ясного проявились ярко выраженные способности в этом деле. Он мог методично расставлять ловушки, так что в итоге кандидат на вербовку просто не видел иного выхода, как дать подписку о сотрудничестве с органами НКВД. А мог и одной фразой подвигнуть человека на этот шаг, попав в уязвимую точку.

К осени 1938 года НКВД начало трясти. В октябре начальник Ивановского управления написал в ЦК обширную докладную с изложением множественных перегибов в работе аппарата НКВД, о назначении туда на различные должности вражеских элементов и о полном игнорировании этих фактов Ежовым, которому не раз докладывалось.

Письмо сдвинуло лавину. Вал репрессий перешел к тому времени все разумные рамки и стал беспокоить верха. И было понятно, что просто так Ежов его не остановит.

Решением Политбюро была создана Комиссия, по итогам которой ЦК и Совнарком СССР приняли постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». В нем были отражены и порочная практика лимитов на аресты, и отсутствие доказательств в делах.

В ноябре Ежова отстранили от чекистской работы и перевели наркомом водного транспорта. А в апреле 1939 года арестовали прямо в ЦК, когда он выходил от Маленкова.

Разогнанный им паровой каток с готовностью прокатился и по нему самому. Опальный нарком быстренько признался в терроризме, коварных планах в отношении партии и правительства, а заодно, до кучи, в грехе гомосексуализма, убийстве собственной жены Евгении Соломоновны Хаютиной, еврейской красавицы, по упорно ходящим слухам, дарившей свои ласки многим знаменитым людям. Потом, правда, Ежов взял свои слова обратно, но никого это уже не интересовало. На Лубянке смертный приговор привели в исполнение.

После отставки Ежова аппарат лихорадило — думали, гадали, кто будет на его месте. Первой кандидатурой рассматривался Хрущев. Сталин предлагал это место и Валерию Чкалову — он его сильно любил и доверял. Но тот руками развел:

— Я же в этих делах чекистских не специалист. Я летчик. Зачем позориться буду?

Сталин настаивать не стал.

Маленков, курировавший НКВД, в это переходное время постоянно бывал на Лубянке. Берия, бывший первым замом, скромно забился в своем кабинете и старался ничем себя не проявлять.

И вот прозвучало: назначен Лаврентий Берия. В конце ноября 1938 года Ясный первый раз воочию увидел его в актовом зале на Лубянке, где он представлялся личному составу.

— Партия поставила задачу исправить многочисленные перегибы, которые были при прежнем наркоме Ежове, — объявил он торжественно.

Многие собравшиеся были с этим тезисом согласны. Других он покоробил, и от будущего они не ждали ничего хорошего.

Первоначально Берия мягко стелил. Приглашал сотрудников — от рядовых до руководителей. Разговоры с ними вел в корректной форме, вкрадчиво выспрашивая:

— Вы старый сотрудник. Кто тут, по вашему мнению, вел себя не по-человечески.

Постепенно он собрал большой фактический материал. И принялся жесткой рукой чистить аппарат. Многих выгнали. Некоторых посадили и расстреляли. Сняли начальника отделения Дзиова и приговорили к смертной казни. Взамен многих из тех, кого репрессировал Ежов, выпустили. Однако машина репрессий продолжала движение, хотя масштабы с ежовскими были несопоставимы.

На освободившиеся места Берия неустанно тащил национальные кадры — в основном из Грузии и Армении. Руководителем следственной части назначил своего старого знакомого Богдана Кобулова, человека воистину зловещего. Первое, чем тот занялся, — делом Ежова — и успешно закопал бывшего наркома. Первым заместителем наркома — начальником Главного управления государственной безопасности стал выходец из Закавказья Всеволод Меркулов. Он оказался серьезным руководителем, знавшим толк в чекистской работе и по мере сил сторонившимся перегибов. Кроме того, был личностью творческой, в театрах шли неплохие для того времени пьесы его авторства.

Неожиданно для всех Берия начал выделять бывшего секретаря Средневолжского крайкома ВЛКСМ Бориса Обручникова, который пришел в наркомат по одному партийному набору с Ясным. Вскоре тот стал замнаркома по кадрам. Лаврентий ему много чего прощал. Так, однажды Борис обмолвился, что наркомат заполонили грузины, и скоро всех остальных выгонят. Берии донесли, но вместо Обручникова тот посадил доносчика.

В апреле 1939 года Меркулов пригласил Ясного в свой кабинет:

— Василий Степанович, вам предлагается должность начальника немецкого отделения. Справитесь?

— Справлюсь, — уверенно произнес Ясный…