Ржевское пекло

Сергей Зверев, 2021

1942 год. В районе Ржева идут кровопролитные бои. На одном из участков фронта советское командование решает провести разведку боем. Костяк группы составляют танкисты лейтенанта Алексея Соколова, опытного командира, прошедшего со своим экипажем самое пекло войны. Отряд уходит в разведку и обнаруживает, что на линии фронта немцев нет. Враг организованно отступил, оставив лишь небольшое прикрытие. Нужно срочно сообщить в штаб, но по пути к своим посыльный погибает. Танкисты понимают, что они попали в окружение, вырваться из которого шансов почти нет…

Глава 3

Соколов получил три полуторки, прошедших капитальный ремонт в цехах сто восьмидесятого завода. Повышенную мобильность своего истребительного батальона, пока еще учебного, он использовал для того, чтобы поскорее закончить программу подготовки. Собственно, батальон по численности не превосходил обычную стрелковую роту. Бойцам приходилось совмещать обучение с работой на предприятиях. Когда первый взвод выезжал на машинах на полевые тактические занятия, второй с инструктором Осоавиахима занимался на стрельбище, третий же в это время находился в цехах своих заводов, в служебных конторских кабинетах.

Алексей был знаком со спецификой применения истребительных батальонов. Он учил бойцов принимать во внимание тактику действий разведывательно-диверсионных групп врага, особенности их поведения в советском тылу.

Здесь, в крупном промышленном городе действовал строгий пропускной и заградительный режим, особенно на подходах к стратегическим объектам. Поэтому движение вражеских диверсантов никак не могло быть открытым. У них наверняка не было настоящих документов, а подделки вряд ли прошли бы даже самую поверхностную проверку.

Поэтому враг будет таиться, любыми способами избегать передвижения по тем местам, где действуют комендантские патрули, можно столкнуться с милицией или просто с бдительным местным населением. Умение стрелять важно, но еще важнее находить врага, противостоять ему, задерживать. Таковы законы военного времени.

Февральская ночь была на исходе. Узкие пучки фар машин едва освещали накатанный снежник.

Соколов сидел в кабине головной полуторки и думал о том, что совсем скоро он закончит подготовку батальона и передаст его непосредственному начальнику. Омаев почти поправился, и его лечащий врач уже подумывал о выписке. Бабенко вчера рассказал, что они с ребятами навещали Руслана. У парня хорошее настроение, и он рвется на фронт.

«Не мое это все, — с неудовольствием думал лейтенант. — Я танкист, мое место в танке, на фронте. Там я могу принести большую пользу, а здесь пусть служат те, кто умеет ловить диверсантов. Это ведь забота НКВД, милиции, в конце концов».

Когда село Трещиха осталось позади, водитель машины вдруг наклонил голову, глянул куда-то вперед через лобовое стекло и заявил:

— Смотрите, товарищ лейтенант, кажись, опять зенитки бьют.

Небо западнее Саратова освещалось частыми вспышками, но звук разрывов зенитных снарядов еще не доходил до Волги. Где-то там к городу, к заводам, мосту, нефтехранилищам снова пытались прорваться вражеские самолеты.

Вдруг впереди взметнулись лучи прожекторов. Пасмурное зимнее небо рассеивало свет, будто втягивало его в низкую облачность. Резко и гулко начали бить зенитки. Это был заградительный огонь. Значит, кто-то прорвался?

— Остановись! — приказал Соколов водителю.

Когда машина качнулась, скрипнула тормозами и замерла на снежной дороге, он открыл дверь и встал одной ногой на подножку. В бинокль было хорошо видно, что на льду возле железнодорожного моста все затянул серый дым. Лейтенант не мог разглядеть берегов, самого моста, нефтехранилищ, расположенных у поселка Увек.

Это работали дымоустановщики, принадлежавшие Волжской военной флотилии. Пока река была скована льдом, эти агрегаты стояли на грузовых машинах, которые выезжали дежурить на лед. Их расчеты ежечасно получали прогноз направления и силы ветра в приземной полосе. В этом дыму мелькали яркие вспышки выстрелов орудий и пулеметов противовоздушной обороны.

Вдруг темным крестом в небе мелькнула тень. Она тут же пропала, но ее снова цепко ухватили два прожектора, потом еще пара. Самолет менял высоту, резко ложился на крыло, пытаясь вырваться из пучков света. Прошло еще немного времени, и он с резким хлопком загорелся, шел по прямой, постепенно терял высоту. Плотный хвост дыма тянулся за хвостом машины. Потом чуть ниже ее один за другим вспухли белые купола парашютов.

— Разворачивайся! — крикнул Соколов шоферу, а сам спрыгнул с подножки в снег и стал показывать водителям других машин, чтобы они следовали за ним.

Лейтенант на ходу запрыгнул на подножку головной полуторки и внимательно, не отрываясь, смотрел на небо, где все ниже спускались три парашюта. Ветром их относило к берегу, сначала к протоке Мазутка, а затем дальше, в сторону прибрежных оврагов. Один из них все больше отдалялся от двух других. Соколов пытался прикинуть расстояние до немецких летчиков. Машину трясло на заснеженных ухабах, накатанных тракторами. Дважды он чуть было не сорвался с подножки.

— Чего вы там, товарищ лейтенант, — сквозь завывания мотора крикнул ему водитель, — остановились бы да из всех винтовок дали по ним. Кто-нибудь обязательно попал бы. Этих сволочей фашистских уничтожать надо в воздухе, пока они на нашу землю не сели да лапы не задрали. Сейчас эти гады смирные сделаются, а недавно вон какие храбрые были. У них и пушки, и пулеметы, полон самолет бомб!

— Нельзя стрелять, Чубуков! — крикнул в ответ лейтенант. — Их только живыми брать надо!

Не верилось Соколову в то, что немецкие летчики не окажут сопротивления при задержании. А в перестрелке всякое может случиться. Бойцы его истребительного батальона неопытные, в настоящем бою еще не были. За исключением нескольких человек, которые воевали в Гражданскую, на Халхин-Голе или в Финскую. Сейчас в батальоне они были командирами отделений и взводов. На этих ветеранов вполне можно было положиться. Но все же основная масса бойцов не обстреляна. Они могут с перепуга стрелять в белый свет как в копеечку.

Купола парашютов стали исчезать за деревьями.

«Меньше километра до них, — на глаз определил расстояние лейтенант. — Ночь и изрезанный рельеф искажают перспективу, но до места приземления парашютистов все равно примерно столько и будет».

Дорога перестала вилять, и вскоре капот передней машины уперся в сугроб, наметенный ветром. Ехать дальше было нельзя.

Соколов выскочил на снег и крикнул, делая соответствующий знак рукой:

— К машине! Построиться повзводно! Водителям взять оружие, принять под охрану автомобили. Взводы Корнеева и Ледяного двигаются на северо-запад. Ориентир: одинокий дом на краю оврага. Старший Корнеев. Взвод Мельникова идет со мной. Приказ — взять летчиков живыми. Единственная причина, по которой в них можно и даже следует стрелять на поражение — попытка уничтожить полетные карты. Все ясно? Вопросы есть? Нет! Вперед! Мельников, за мной!

Две группы бойцов бросились в ночь. Бежать было трудно. Люди то проваливались по колено в снег, то скользили по обледенелым участкам, спотыкались о смерзшийся кустарник. Взводы быстро растянулись на десятки метров. Не у всех хватало дыхания, многие не выдерживали такого темпа бега по пересеченной заснеженной местности.

Соколов бежал первым, сжимая в руках «ППШ», пытаясь одновременно глядеть под ноги и осматривать окрестности, чтобы не пропустить те ориентиры, по которым он определил место, куда опустился парашют немецкого летчика.

Алексей чуть было не пропустил березу с веткой, сломанной веткой у самой вершины. Еще немного, и немец смог бы выстрелить в него первым. Летчик успел собрать свой парашют и затолкать его в кусты, был готов к бою. Это чуть было не стоило лейтенанту жизни.

— Ложись! — крикнул Соколов, взмахнул рукой и первым рухнул в снег.

Бойцы послушно попадали следом за ним и стали расползаться в поисках укрытия, как он их и учил. Всего с Соколовым до места приземления немецкого летчика успели добежать человек пятнадцать. Сейчас они лежали, с трудом переводя дыхание, радуясь этой передышке больше, чем тому, что настигли врага.

— Бросай оружие! — крикнул Соколов по-немецки. — Выходи!

В ответ сухо ударила автоматная очередь. На голову лейтенанта полетели мелкие ветки и сухая кора дерева, под которым он лежал.

Алексей вполголоса выругался и снова крикнул по-немецки:

— Сдавайся, или мы открываем огонь!

В ответ опять ударила очередь. В снегу впереди зашевелился человек. Он пытался отползти дальше по оврагу.

Командир взвода Мельников, лежавший рядом с лейтенантом, откашлялся в кулак и произнес:

— Обманкой его надо заставить патроны расстрелять, товарищ лейтенант. Не мешок же он их с собой взял в полет и не со всем запасом прыгнул. Один рожок у него, от силы, два, никак не больше.

— Ребята неопытные у нас, — сказал Алексей. — Они ведь головы под пули подставят в два счета.

— Мы втроем сделаем, — сказал Мельников, сдвигая на затылок цигейковую шапку. — Вы четвертым будете. Мы в тридцать девятом под Коннельярви так финских кукушек из укрытий выманивали.

— Ну-ка, расскажи! — заявил Соколов, понимая, что немца в его теперешнем положении взять будет сложно.

По крайней мере, быстро и без потерь этого не сделаешь. Он мог сжечь полетные карты. Допустить такое тоже было нельзя.

— Двое на расстоянии прямой видимости, метров двадцать или тридцать друг от друга, активно ползают, прикрываясь деревьями, камнями, бугорками, стреляют по очереди поверх головы противника. Главное, не подходить к нему ближе сорока метров, а то он может и гранату кинуть. Шуметь побольше и нервировать, вроде вот-вот кинемся на него. Двое обходят с боков или со спины. Это уж как местность позволяет и как получится. Уже потом, когда в кольцо возьмем, как двое сзади подойдут, то один на себя отвлекает, а другой на немца кидается. Надо кого поздоровее, чтобы хватка медвежья была. Тут важно его несколько секунд в охапке крепко держать, чтобы не вырвался, нож не достал. Как раз и остальные подоспеют.

— Есть, говоришь, во взводе бывалые ребята? — покусывая губу, спросил Соколов.

Пока лейтенант, встав на колено за деревом, опять кричал немецкому летчику, чтобы тот сдавался, Мельников отобрал самых опытных бойцов и начал свое выманивание.

Приглядываясь к немцу, Алексей по его поведению понял, что тот сильно напуган. Может, этого летчика напичкали пропагандой, убедили в том, что после Сталинграда его в советском плену ждут страшные пытки или ужасная смерть? Чего он так отстреливается, куда ему бежать? Ведь из такого глубокого тыла никак невозможно прорваться к линии фронта. Или надеется на пособников-предателей? Может, верит обещаниям, что местное население, лояльное к фашистам, ему поможет?

«Вдвойне дурак! — Соколов зло усмехнулся. — Вы вообще наш народ не знаете, если такое о нас думаете и в это верите. Если бы не полетные карты, не маршруты и не расположение аэродромов, с которых вы летаете, то я с тобой нисколько не церемонился бы».

Стрельба велась со всех сторон. Бойцы истребительного батальона окружали летчика. Он начал метаться.

Соколов выкрикивал команды, опять предлагал немцу сдаться и продолжал прислушиваться. Тут всего в каких-то двухстах метрах от них началась бешеная перестрелка. Видимо, два других немца тоже не хотели поднимать руки.

Темная крупная фигура метнулась вниз. Бойцы сразу закричали, вскочили на ноги и побежали к оврагу.

Послышался довольный голос Мельникова:

— Давай, вяжи его, касатика! В морду ему дай, чтобы не сопротивлялся!

Соколов вышел из-за дерева, окликнул бойцов взвода, приказал им осмотреть местность, достать парашют и поискать, не выбросил ли чего немецкий летчик после приземления. Бойцы тычками в спину вывели его на ровное место. Руки летчика были связаны за спиной. Он со страхом смотрел на вооруженных гражданских людей.

Когда появился Соколов в военной форме, в глазах пленного появилась даже какая-то надежда. Он понял, что именно этот молодой русский командир и предлагал ему сдаться.

— Ваша фамилия, звание и номер части? — заявил Соколов по-немецки.

— Кто вы такие? — в запале выкрикнул немец. — Вы не армия, не солдаты. Вы не имеете права задавать мне вопросы и вообще браться за оружие.

— Слушай, ты! — рявкнул по-русски Соколов.

Он вдруг почувствовал, что еле сдерживается, чтобы не ударить врага или даже не пристрелить его тут же, на этом самом месте.

Летчик сразу втянул голову в плечи, испуганно глянул на русского командира. Соколов одернул шинель, взял в руки пистолет и планшет немца, которые ему протянул Мельников.

Он открыл планшет, убедился в том, что полетная карта на месте, взял себя в руки и снова заговорил по-немецки:

— Разрушая наши города, убивая мирное население, вы сами нарушили все мыслимые и немыслимые законы войны. Не мы напали на вас, а вы на нашу страну. За все то зло, которое вы причинили нашему народу, он вправе не брать вас в плен. Все советские люди могут взяться за оружие и истреблять врага, который убивает женщин, стариков и детей! Вы будете отвечать на мои вопросы или я убью вас как преступника, по законам военного времени. Ваша фамилия, звание и номер части!

Начальник штаба Волжской военной флотилии капитан первого ранга Фокин подвинул Соколову кружку с горячим чаем, откинулся на спинку стула, поправил черную флотскую шинель, накинутую на плечи.

— Давай, пей, грейся, лейтенант! — сказал он. — Мы с тобой важное дело сделали сегодня. Мои хлопцы самолет сбили, ну а ты со своими ополченцами взял летчиков живыми, карты захватил. Спасибо тебе за это.

— Один из них погиб в перестрелке, как раз пилот, — произнес Алексей, отпив глоток горячего крепкого чая. — Взяли только штурмана и стрелка-радиста.

— Карты взяли, показания пленные дают. С ними сейчас капитан Попов из управления НКВД активно работает. Говорит, надо ждать усиления активности налетов. У нас теперь есть данные о том, с каких аэродромов летают к нам гости. Самое главное состоит в том, что командование самого высокого уровня понимает наши проблемы. Ведь здесь объекты стратегические, нам их защищать надо любой ценой. Ты видел, сколько составов каждый день проходят по железнодорожному мосту? Вот то-то и оно!

— Вообще чудо, что до сих пор ни одна бомба не попала в мост, — проговорил Соколов. — И все заводы работают на оборону. Их ведь в городе много!

— Это чудо, как ты выразился, Алексей, делаем мы с тобой, наши солдаты и матросы. Я на прошлой неделе с группой товарищей в Куйбышеве был. Вызывал нас командующий войсками ПВО страны генерал Громадин. Он очень строго потребовал принять самые действенные меры, чтобы уберечь от воздушных налетов саратовский железнодорожный мост. Ведь враг не жалеет сил на то, чтобы вывести из строя этот важнейший стратегический объект. У нас бывало, что в налетах участвовали одновременно десятки бомбардировщиков. Конечно, мы стянули сюда большую часть наших катеров и других речных кораблей. Их артиллерия распределена по квадратам и включена в общую систему противовоздушной обороны моста. Знаешь, кому Громадин просил передать свою особую благодарность?

— Наверное зенитчикам, да?

— Не угадал, танкист, — сказал Фокин и ухмыльнулся. — Дымоустановщикам! Мост в хорошую погоду как на ладони с любой высоты виден. А если грамотно дым поставить, то не только моста, но и берегов не разглядишь. Сейчас, когда Волгу сковал лед, мы используем автомашины для рассредоточения дымогенераторов. А в навигацию работают катера.

Конец ознакомительного фрагмента.