Пылающая межа

Сергей Зверев, 2013

Сержанта-контрактника Владимира Локиса в составе миротворческого контингента направляют в Нагорный Карабах. Бойцы занимают рубежи на линии размежевания между армянами и азербайджанцами, чтобы удержать их от кровопролития. Обстановка накалена до предела, а тут еще межнациональную вражду активно подогревает агент турецкой спецслужбы Хасан Керим-оглу. При этом провокатор преследует и свои корыстные цели: с целью получения выкупа он похищает крупного армянского бизнесмена. Задача Локиса – обезвредить турецкого дельца. Во время передачи пленника у него будет такой шанс… Ранее книга выходила под названием «Сотворение мира»

Глава 6

— Таким образом, товарищи бойцы, именно здесь мы с вами и будем базироваться некоторое время, — произнес капитан Огольцов, глядя на стоявших перед ним десантников.

— Не очень-то роскошные апартаменты, — критически заметил старший лейтенант Баринов, — помнится, у нас были и лучшие варианты.

Старлей всем был известен как редкий чистюля, всегда выглядевший, как на параде. Так что оказаться в такой дыре ему явно не доставляло удовольствия.

— Насчет апартаментов, Баринов, это ты верно заметил: не царские палаты, — хмыкнул капитан, — так ведь и мы сюда не на бал приехали.

— Нет, правда, товарищ капитан, могли бы нам что-то поприличнее организовать, — заметил Шмаков. — Мы ведь все-таки миротворцы, прибыли сюда для наведения порядка. Могли бы к нам отнестись получше.

— Эх, Шмаков, — вздохнул Огольцов, — слушаю я тебя и удивляюсь. Может сложиться впечатление, что передо мной не десантники, а какая-то штатская компания. Регион живет в состоянии тлеющего конфликта, а вы тут рассуждаете о комфорте. Комфорт мы будем создавать сами. Вот тебе, старлей, я это и поручаю.

Баринов заметно поскучнел и тяжело вздохнул, понимая, что от судьбы не уйдешь.

Место дислокации российских миротворцев находилось почти у самой разделительной линии, на азербайджанской стороне. Рядом расположился поселок, а чуть дальше — Агдам. Но для десантников граница не имела никакого значения — согласно своим задачам, они должны были контролировать обе стороны.

— Теперь несколько слов по поводу ситуации, в которой мы с вами, так сказать, принимаем участие, — перешел Огольцов к главной теме. — Карабах, или, как его часто называют армяне, Арцах, издавна был спорной территорией и ареной ожесточенных столкновений между двумя народами. В советское время его включили в состав Азербайджана в качестве автономии. В конце восьмидесятых здесь начались волнения, а с распадом СССР в Карабахе была провозглашена Армянская Республика.

— А как же Азербайджан? — поинтересовался рядовой Сачихин. — Они-то что по этому поводу думали?

— Там были, понятно, против. И пошло-поехало… Последовавшая затем война привела к огромному числу жертв и беженцев с обеих сторон. Массовое насилие, этнические чистки… Война закончилась поражением Азербайджана. В настоящее время под контролем вооруженных формирований НКР находится большая часть бывшей автономии и прилегающие районы, — обрисовывал положение командир.

— Так кто же прав?

— Я вам скажу так: кто здесь прав, кто виноват — разобрать невозможно, как ни старайся. Чей Карабах — то же самое. Здесь веками жили и армяне, и азербайджанцы. А сегодня каждая из сторон доказывает, что эта земля принадлежит именно его народу.

Капитан немного рассказал и о том, как здесь все начиналось.

— На начальном этапе боевое оружие было здесь редкостью, а характер боевых действий сильно напоминал потасовку районного масштаба с применением подручных средств, — невесело усмехнулся он. — До тех пор пока большая кровь еще не пролилась, а юмор на военную тему еще не выглядел слишком черным, в походных штабах, разбросанных по «тлеющему» Кавказу, карабахский конфликт называли битвой пастухов с животноводами.

— Даже так? — ухмыльнулся Левченко.

— Именно, — кивнул Огольцов, — ирония генералов и политиков присутствовала даже тогда, когда противоборствующие стороны пересели в танки и самолеты, а вместо градобоек заговорила фронтовая артиллерия. Военных складов и боевой техники в регионе оказалось предостаточно. Правда, в Москве тогда еще надеялись, что «военспецам из народа» ни за что не удастся освоить доставшуюся им при разделе советского имущества современную боевую технику. Но надежды развеялись как дым, когда так называемая карабахская война пошла по всем правилам военного искусства.

Десантники внимательно слушали капитана.

— Наша с вами непосредственная задача заключается в следующем: нам придается вертолет, с помощью которого мы «вахтовым методом» должны облетать как армянские, так и азербайджанские позиции. — Капитан сделал паузу и многозначительным взглядом окинул подчиненных. — При малейших признаках конфликта мы приземляемся, чтобы хотя бы временно развести противоборствующие стороны.

Огольцов озвучивал стандартную тактику действий миротворцев в такой ситуации. Российские военнослужащие не первый раз участвовали в таких действиях. К примеру, виртуальное наблюдение с вертолетов коллеги наших десантников не так давно «проходили» в еще одной горячей точке — Эритрее.

— В конфликт ни в коем случае не вмешиваться, — говорил он, — это важно запомнить, как дважды два.

— А если… — начал кто-то.

— Никаких если! — решительно заявил Огольцов. — В случае эскалации конфликта сообщать в миротворческий штаб и попытаться примирить оппонентов любыми средствами до появления основных сил.

— Это понятно, но ведь всякое может случиться… — Сержант Щетинкин упорно пытался предусмотреть все возможные варианты.

— Мы сюда для того и прибыли, чтобы ничего такого не случалось, — отрезал офицер.

— Товарищ капитан, а вот «Агдам» — это вроде вино такое было, да? — поинтересовался Онищенко, переведя разговор на другие рельсы. — Его что, по соседству изготавливали?

— Совершенно верно, — усмехнулся Огольцов, — в советские времена город Агдам входил в состав Азербайджана. Отсюда и название вина азербайджанского (тогда) производства портвейнового типа. В семидесятых-восьмидесятых было широко распространено, но я бы вам его не порекомендовал и тогда. Отличалось оно настолько чудовищной сивушностью, что его пили только люди уж совсем отчаявшиеся. Ну а теперь, как видите, Агдам контролируется армянами.

— Вопросов нет, — кивнул Онищенко.

Далее предстояло заняться уже непосредственно хозяйственными вопросами. Перед тем как приступить к контролю приграничных территорий, десантникам предстояло навести порядок на своей теперешней базе. Каждому бойцу офицерами была определена соответствующая задача, и работы по приведению казармы в божеский вид начались.

— Да-а, ребята, поработать нам тут придется немало, — вздохнул Локис.

Казарма, отведенная десантникам, выглядела и правда далеко не лучшим образом. Нет, крыша над головой имелась, стекла — тоже, но вот запустение здесь было еще то.

— Ничего, — заключил старлей, — не будем рассиживаться.

Работа закипела. Один отправился за краской, второй — за метлой и прочими соответствующими такому случаю причиндалами. Захламленное помещение постепенно освобождалось от всего лишнего, от мусора, грязи и пыли.

— Не спи, ребята! — покрикивал Локис. — Надо показать, что у российских десантников все на уровне.

— Сам быстрее шевелись! — в такт ему отвечали остальные.

Обосновались миротворцы в заброшенных казармах советской еще армии. Рядом находились необходимые для выполнения задач топливозаправщик и импровизированная вертолетная площадка.

В перерыве Баринов немного рассказал о своем опыте миротворца.

–…несколько человек из нас должны были отправиться в Европу для ознакомления с системой подготовки и методами работы немецких спецподразделений, — говорил он, затягиваясь сигаретой. — Что сам попаду в состав этой делегации, я даже и не предполагал.

— И как оно все началось? — Любопытному Онищенко всегда было интересно узнать что-то новое.

— Да на первом этапе довольно спокойно. С началом второй недели приступили непосредственно к проведению занятий. Нас увезли в другой город, учебный центр. Там кроме дневных и ночных занятий тоже проводилось тестирование.

— Это как, товарищ старший лейтенант?

— Вот уже на этих тестах немцы смотрели, что мы из себя представляем — как профессионалы. Ну, например, поднимают среди ночи, грузят в фургон с зашторенными окнами, куда-то везут в полной темноте довольно продолжительное время. Высаживают по двое около какого-то непонятного здания, подводят к лазу, внутрь которого уходит веревка. Дают команду: «Вперед!» И надо, держась за эту «нить Ариадны», двигаться. Рассмотреть там что-либо невозможно, тьма — хоть глаз выколи. Где в полный рост перемещаешься, где согнувшись, а где и ползком. Да… Пространство вокруг то расширяется, то сужается так, что с трудом протискиваешься. И сколько двигаться — тоже неизвестно.

К ним подошел Щетинкин, присел рядом и слушал разговор.

— Когда появлялись с другой стороны лаза, опять сажали в фургон, увозили километров за двадцать, высаживали, давали карту с маршрутом, по которому следовало пройти через лес и преодолеть вброд водную преграду, — вспоминал Баринов. — Какое-то болото. Брод у них там фонариками обозначался.

— А зачем? — поинтересовался Зубов.

— Все просто — чтобы никто случайно не утонул. Кроме этого проводились тестовые занятия по физической подготовке. Причем они были совмещены с огневой. Запускали на многокилометровый марш-бросок, который сопровождался различными вводными: отжимания, переползания, кувырки, друг друга на спине таскали, друг через друга прыгали.

— Как у нас, значит? — понимающе кивнул Онищенко.

— Что-то общее есть, но по-своему, — пояснял Баринов. — Бежали мы без оружия, но после кросса сразу выходили на огневой рубеж и стреляли из пистолета. Немцы объясняли, что это самая лучшая проверка истинных навыков стрельбы: как отстреляешься на фоне физической усталости, так оно и есть на самом деле.

— Оно и понятно… А много стреляли, товарищ старший лейтенант?

— Да, хватало. Два раза в неделю «чистые» стрелковые занятия в тире и на стрельбище, где стреляли из всего — револьверов, пистолетов, автоматического оружия, снайперских винтовок.

— А по оружию?

— В целом оружие у них неплохое. Пистолеты выше всяких похвал, особенно «беретта». «Глок» неплох, револьверы некоторые. Снайперская винтовка «F-1», из которой мы стреляли, дает хорошую кучность, проста в устройстве и обращении. А вот автоматы их подводят. Вышли выполнять упражнение из «Аука». Двое отстрелялись — и автомат заклинило, — кашлянул Баринов. — Принесли другой — он осечки часто дает. В общем, если говорить об автоматах, то лучше нашего «калаша» в мире до сих пор ничего не придумано.

— Это точно! — с энтузиазмом поддержал его Каширин. — С акаэмом ничего не сравнится.

Поговорили и о «международных» различиях, увиденных Бариновым.

— И с немецким, и с американским спецназом я сталкивался, когда служил в Косове, — сказал старлей. — Интересные люди — очень неплохо подготовлены в определенных вопросах. Просто у нас с ними абсолютно разная психология и система работы. Вот вам характерный пример, опять же из Косова. На минном поле взорвался американский «Хаммер». В нем находился экипаж — два солдата. Один из них выбрался и прибежал к нам, на блокпост. Три наших офицера прыгнули в БТР и примчались на помощь. Перевернули машину и увидели внутри умирающего бойца с разбитой головой. Спасти его, увы, не удалось. В итоге того парня, что оставил друга, американское правительство все равно наградило.

— Ни хрена себе! — изумились десантники. — Это за что же?!

— Да вот так. Потому что там солдат — достояние нации. И, спасая свою жизнь, он спасал достояние нации. В России психология, сами знаете: погибай, но товарища выручай. И не важно, что там минное поле. Поэтому тот, кто бросил сослуживца, в лучшем случае получил бы удар в челюсть. Опять повторюсь: у нас разная система работы. В американском спецназе, пока не произойдет аэрофотосъемка местности, пока не пройдут самолеты и не пролетят вертолеты, солдат никогда не пойдет выполнять задачу: он действует при обеспечении максимальной поддержки. У нас же наоборот — человек учится выживать и работать в любых условиях и обстоятельствах. Ладно, поговорили, — взглянул на часы Баринов, — пора и за работу.

Бойцы разбрелись по рабочим местам.

* * *

В перерыве между хозяйственными работами под контролем капитана Огольцова несколько десантников «прошвырнулись по окрестностям». Нужно было прикупить кое-чего, да и вообще ознакомиться с районом своих действий. Миротворцы, в соответствии со своим статусом, пересекали разделительную линию, побывали на обеих сторонах.

Агдам впечатлил миротворцев больше всего.

— Печальное зрелище, — обозревая следы войны, сказал Левченко, — такое ощущение, что в городе взорвалась атомная бомба. Еще одна Хиросима или это… как его…

— Нагасаки, — подсказал кто-то.

— А мне напоминает Сталинград времен Великой Отечественной, — заключил, оглядываясь, Локис, — вот точно на кадрах военной хроники.

— Оно и понятно, особенно если учитывать то, какими средствами велись военные действия, — развел руками Огольцов. — Здесь с обеих сторон использовалась тяжелая артиллерия, САУ, танки и установки «Град». То же самое можно сказать и про Физули, Шушу, Ходжалы и сотни других населенных пунктов.

— Серьезно выясняли отношения братские народы, — пошутил Локис, — с размахом.

Единственным более-менее уцелевшим зданием центра была мечеть с примыкающим к нему кладбищем. Некогда цветущий, красивый город превратился в руины в полном смысле этого слова.

— Жизнь переместилась на окраины, — прокомментировал Огольцов, — вот там уже все восстановлено. Ну, вы уже сами видели. Во-первых, во время войны они и пострадали меньше, а во-вторых, люди здесь жили и потом, в отличие от центра.

— Я смотрю, очень много здесь неразорвавшихся снарядов и брошенной бронетехники, — заметил Локис, глядя на ржавые скелеты танков, машин и бронетранспортеров.

— Это что! Часть города до сих пор заминирована. Вот там, видите? До недавнего обстрела уже работал частично восстановленный винзавод, и он уже давал первые декалитры портвейна, — показал капитан в сторону производства. — Того самого знаменитого «Агдама».

— Товарищ капитан, а чем тут народ в основном занимается? — спросил Онищенко.

— Основное занятие местных — виноградарство, садоводство, а также продажа кирпичей, труб и сантехники «секонд-хенд» из разрушенных зданий.

— И что — выгодное дельце?

— Есть захочешь — еще и не тем займешься…

Естественно, миротворцы в городе не остались без внимания. Традиционно российские военные вызывали у армян положительные чувства. Вот и сейчас десантники встретили радушный прием. Их угощали лавашом, вином, сыром. Кое с кем удалось познакомиться. Люди вспоминали войну, говорили о сегодняшнем.

— Почему жив остался? Скольких сам убил? Не помню, не считал, — говорил пригласивший их «всего на пять минут» в свой уютный дворик Карен Тамракян. — Только один раз руки на себя хотел наложить. Из соседнего окопа встал парень — на меня «калаш» навел. Выстрелил я первым. Мелькнуло в голове — что-то рожа знакомая. Вечером, когда покойников подсчитывали, понял — товарищ детства это, Муса. На каникулах вместе отдыхали, с одного дерева рвали шелковицу… Выходит, я лучшего друга убил. Но если бы не я его, то он бы меня? И только потому, что я армянин, а он — азербайджанец?

— М-да, — неопределенно произнес Локис, — выбор, конечно, небольшой.

— И вот бывает же, направили меня на новый блокпост, — продолжал Карен, — напротив азербайджанцы стояли. И у них командир — брат Мусы. Тут уж я решил — пойти, повиниться. Пусть убьет, думаю, заслужил. Сказал ему: «Виноват я, Рашид, погубил Мусу». А он просто ответил, и очень правильно: «Ну так что же — война, брат». Ненавижу я войну.

— А вообще, народ в Арцахе воевать умеет, — вставил его сосед, — всегда так было. Еще в царской армии нашим всегда оказывали особое уважение — ведь отсюда вышло много генералов.

— Неужели? — переспросил Локис. — Так уж и много?

— Правду говорю! Даже знаменитых маршалов трое, — загибал пальцы агдамец, — вот так!

— Хотя, конечно, были и смешные моменты, — вспоминал Карен, — знаменитый армянский юмор остается таким и на войне. Вот был у нас случай: на одном участке фронта с вертолета рассыпали муку…

— Зачем?!

— Стратегия, — хитро улыбнулся армянин, — противник подумал, что это химическое оружие, и отступил. Ну, представьте себе: разве можно вообразить, что это мука? На другом участке к ишаку привязали аккумулятор, присоединили автомобильные фары, засыпали в зад красного перца, и ночью ишак побежал на вражеские позиции. Азербайджанцы подумали, что это новое чудо-оружие, открыли обстрел. Так были выявлены огневые позиции.

— Ха-ха-ха! — рассмеялись миротворцы. — Изобретатели!

Разговаривая с людьми, десантники убеждались, что большинство из них желает мира. Возвращаясь назад, вблизи нейтральной полосы, уже на азербайджанской территории, десантники случайно познакомились с Аббасовым. С Локисом Фазиль быстро нашел общий язык. Как оказалось, в молодости азербайджанец служил срочную в родной для сержанта Балашихе. Это обстоятельство также немало способствовало симпатии к россиянам. Зная о задачах миротворцев, Фазиль «выдвинул свою кандидатуру».

— Ведь я же бывший участковый! — напомнил он. — Ребята, если вам кто-то может оказаться здесь полезным, так это именно я. Вам же без проводника не обойтись.

— Обойдемся, — проворчал Каширин, — лезут тут всякие…

К счастью, Фазиль не услышал этих пренебрежительных фраз.

— Мне ведь здесь каждый уголок известен как свои пять пальцев, — расписывал он свое знание местности.

— Так уж и каждый… — засомневался Зубов.

— Мамой клянусь! — гулко ударил себя кулаком в грудь азербайджанец. — И на этой, и на армянской стороне. Еще тогда стежки-дорожки изучил, а сейчас — и подавно. Хотя видите, как оно получается: раньше сторона-то была азербайджанской, и дом мой был там, а теперь…

— Ну, политики касаться не будем, — сказал Локис во избежание уже слышанных высказываний «и тех и других».

— Так ведь я ничего такого и не говорю, — вздохнул Аббасов, — но вы можете на меня рассчитывать.

— И сколько это будет стоить? — снова вклинился старшина.

— Хотите обидеть, да? — покачал головой Фазиль. — Думаете, если кавказец, то, значит, продажный, за копейку удавится? Слышал я такое, знаю.

— Да никто тебя и не думает обидеть, — попытался успокоить его Локис, инстинктивно чувствуя в нем хорошего человека, — мы поняли.

— Раз такое дело, то ваша помощь, уважаемый…

— Фазиль, — напомнил азербайджанец.

–…уважаемый Фазиль, нам очень пригодится. Будем очень признательными, и будем сотрудничать, — обнадежил его Огольцов.

Он был рад, что им подвернулся полезный человек. Карта картой, а без знающего, толкового проводника действия миротворцев были бы здорово осложнены.

— Правда, я «там» уже давно не был, — продолжал Аббасов, — оно и понятно. Сейчас что азербайджанцу, что армянину оказаться на другой стороне чревато. Эх, вот если бы хоть из иллюминатора вертолета посмотреть на родной Агдам!

— Увидишь, — успокоил его Локис, — раз будем сотрудничать, то и увидишь, и побываешь.

Они распрощались, и Аббасов отправился восвояси, ведя рядом с собой ослика, нагруженного большой вязанкой хвороста.

— Вот видите, — глубокомысленно заключил Огольцов, глядя в спину уходившему азербайджанцу, — главное в таких случаях завязать хорошие отношения с местными. Если ты решишь эту проблему, то половина дела уже сделана. Ладно, ребята, я надеюсь, что за завтра работу вы закончите.

— Так точно, товарищ капитан, — ответил Локис.

Огольцов принялся разговаривать с кем-то по телефону, а бойцы покуривали, собравшись в кружок.

— Хороший человек, сразу видно, — произнес Онищенко.

— Это ты об азербайджанце? — уставился на него Зубов.

— Ну да…

— Чего? Хороший? — окрысился Каширин. — И ты поверил в эти его россказни о помощи и прочую чушь?

— А что такое? — пожал плечами Локис. — Человек дело говорит. Сразу видно: ему вся эта катавасия и вражда осточертела по самое не могу. Вот он и готов помогать нам.

— Да он тебя продаст, как только ему это будет выгодно, — ухмыльнулся старшина. — Развесили уши!

Локис и Онищенко переглянулись. Каширин вызывал у них не самые приятные чувства и каждый раз открывался с новой стороны. К сожалению, пока ничего приятного из этих наблюдений не следовало.