Подводный патруль

Сергей Зверев, 2009

Командир суперподлодки Илья Макаров по прозвищу Морской волк получает приказ срочно отправиться на Арктический шельф, где потерпело крушение научно-исследовательское судно «Академик Королев». Членов экипажа спасли, но на двухкилометровой глубине остался батискаф с учеными, которых и предстоит вызволить из пучины. Задание осложняется тем, что за батискафом уже охотятся американские корабли и подлодка. Чтобы захватить бесценные научно-исследовательские данные, янки идут ва-банк…

Глава 4

На верхней палубе у батискафа уже суетились члены команды батискафа и техники, в который раз дотошно проверяя готовность каждого узла и агрегата к погружению. Владимир Феоктистович удовлетворенно кивнул, достал старенький диктофон, глянул на часы и, поднеся плоскую коробочку ко рту, пробубнил:

— Корабельное время шесть часов сорок пять минут. До погружения осталось час пятнадцать минут. Члены команды проверяют готовность батискафа к выполнению задания.

Немного отмотав ленту назад, академик прослушал окончание фразы, убедился в исправности своего «походного журнала» и поднялся в ходовую рубку. Он тепло поздоровался с капитаном «Академика Королева», штурманом и надолго припал к окулярам бинокля, разглядывая темно-серую поверхность моря.

— Погода шепчет, Владимир Феоктистович, — веселым голосом нарушил тишину в рубке штурман, по-своему поняв озабоченность академика. — Я уже связывался с синоптиками, — сообщил он, — море спокойное. На ближайшие часы волнение не будет превышать одного балла, ледяные поля отошли на север. Да и не бывает здесь в июле большого льда, — добавил штурман с видом заправского моряка-полярника, — так, разве что отдельные экземпляры…

— Вот-вот, — озабоченно произнес Владимир Феоктистович, не отрываясь от оптического прибора. Он подолгу рассматривал каждый дюйм моря, каждую подозрительную тучку, по опыту зная, какими коварными бывают северные моря, как быстро у них может сменяться полный штиль на внезапный шторм. Хотя июль в этих широтах не самый коварный для судоходства месяц, но цена их экспедиции слишком высока, и надо было исключить любой риск и неожиданность.

— Видимость тоже обещают хорошую, — снова сослался на прогноз синоптиков штурман, — от айсберга, если таковой и будет, уйдем запросто. Чай, не на «Титанике»… — шутливо добавил штурман, но острота никого в рубке не развеселила, и моряк досадливо замолчал. Наконец, когда геофизик отложил бинокль в сторону, к нему подошел капитан.

— Ну что, Владимир Феоктистович? — Он озабоченно глянул на академика, понимая, что сейчас главный на капитанском мостике — ученый, и окончательное решение о погружении принимать не ему, капитану научно-исследовательского судна, а руководителю экспедиции академику Коноваленко.

— С богом, — принял решение Владимир Феоктистович, крепко пожал руку капитану, потом штурману и направился к своей команде, все еще суетившейся у стоящего на палубе батискафа.

— Ну что, друзья-товарищи, выспались? — бодро обратился ученый-геофизик к членам своей глубоководной экспедиции и громко, словно старого друга, хлопнул по прочному стальному корпусу батискафа. От тревожных дум на его лице не осталось и следа. — Как настроение?

— Настроение самое что ни на есть боевое, Владимир Феоктистович, — в тон ученому первой откликнулась Плужникова, — а спалось неважно, — закончила она импровизированный доклад.

— Что так? — вскинул брови академик.

— А у меня как-то не очень получается спать, когда за окошком светит солнышко, — честно призналась девушка, намекая на полярный день. — Биоритмы, все никак не могут приспособиться. Вроде бы и спать хочется, а ляжешь — сон и уходит… Но я себя прекрасно чувствую, — поспешила добавить врач, увидев некоторую озабоченность на лице руководителя экспедиции, — это я вам как врач говорю, — добавила она веский аргумент медика.

— А вы как, Георгий? — поинтересовался Владимир Феоктистович у доселе молчавшего техника. — Как самочувствие?

— А что у меня может быть? — Жора Портнов скатился со стального бока батискафа, откуда он наблюдал, как судовая команда заводит на лебедки толстые стальные тросы. — Все нормально, по расписанию. Микропомпы в порядке, буры проверил, камеры видеосъемки исправны, рука-манипулятор работает как часы. Посмотрим, как это все будет функционировать в море, а к палубному осмотру у меня претензий нет. К погружению готов.

— И у меня тоже, — уже более серьезным тоном добавила Людмила, поняв, что за шуточным обращением руководителя экспедиции стоит ожидание доклада о готовности, а не формальное поднятие духа. — Радио в порядке, медицинское оборудование — тоже…

— Какое еще медицинское оборудование? — искренне удивился Владимир Феоктистович, который лично не раз и не два облазил в батискафе каждый сантиметр.

— Ну, корабельная аптечка, — уточнила девушка, немного сконфузившись.

«И на кой она нам нужна? — снова подумал академик. — Зеленкой, что ли, смазывать? Ладно, не время сейчас. Чего уж…» — он снова глянул на часы и поднес к губам диктофон:

— Корабельное время семь часов двадцать две минуты. До погружения осталось тридцать восемь минут. Портнов и Плужникова доложили о полной готовности аппарата к выполнению задания. Метеорологический прогноз благоприятный.

Закончив свой доклад, Жора снова стал вскарабкиваться на верхнюю часть батискафа, а Людмила застыла, с удивлением глядя, как шеф что-то шепчет в ладонь.

— Владимир Феоктистович, — поинтересовалась она после того, как академик спрятал продолговатую коробочку в карман куртки, — а что это у вас?

— Это? — Ученый снова достал из кармана черный прямоугольник. — Это самый обычный диктофон.

— А зачем он вам? — продолжила удивляться Людмила. — Да еще… — она оценивающе глянула на записывающее устройство, — это же раритет. Где вы только его откопали?

— Попрошу относиться к моему товарищу уважительно, — с наигранной строгостью отозвался академик. — Тут и диссертации мои, и научные статьи, и лекции, и многое другое. А раритет… Ну правильно, раритет, — подтвердил Коноваленко, — мне его лет сорок назад на Конференции в Токио подарил один японский товарищ. Капитан рыболовецкой шхуны. Их во льдах затерло, ну пришлось нам тогда их, как челюскинцев, снимать со льдины. Вот в знак благодарности нашел меня и преподнес. С тех пор я с ним не расстаюсь.

— Владимир Феоктистович, — Людмила удивленно приподняла плечики, — да на борту батискафа с десяток самописцев. И технические параметры записывают, и все переговоры, и состояние за бортом, и бог знает еще что…

— Знаю, знаю, голубушка, — немного раздосадованно произнес академик, — но отделаться от этой привычки не могу. Как от курения. На ту пору, сорок лет назад, — уточнил он, — в заполярье да на зимовках эта штука была просто необходима. На самописцы мы тогда не богаты были. Да и какая машина может заменить впечатления? Да и не силен я машинные записи расшифровывать: все эти пиксели-шмиксели… А тут послушал, проанализировал, и картинка у тебя перед глазами, и впечатления сразу возвращаются. В пылу работы не все ведь попадает в поле внимания. Обязательно что-то да ускользнет. И зачастую это что-то оказывается ой каким важным! Так что вы уж не обращайте внимания на эту мою стариковскую странность, — попросил академик и дружелюбно похлопал девушку по плечу.

На всех палубах и в каютах затренькали корабельные звонки, и капитан «Академика Королева» объявил для экипажа и членов экспедиции пятнадцатиминутную готовность. Владимир Феоктистович, глянув на часы, пробурчал в диктофон: «Корабельное время семь сорок пять. До погружения пятнадцать минут. Экипаж занимает свои места», — и первым полез в стальной корпус батискафа. За ним последовали врач-радист Людмила Плужникова и техник-пилот Георгий Портнов.

— Ну что, Людочка, волнуетесь? — за все время их знакомства академик, пожалуй, впервые обратился к девушке так неформально. Было видно, что еще не известно, кто из всех членов экипажа волнуется больше: Плужникова, которая никогда не бывала в подобных экспедициях и не могла догадываться обо всех подстерегавших их возможных опасностях, или академик и Жора Портнов, которые уже неоднократно совершали подобные погружения. Правда, на такую глубину всем троим приходилось опускаться впервые.

— И не в таких передрягах бывали, — голосом морского бродяги проскрипел Жора, непрерывно вращая какие-то рычажки, щелкая тумблерами, клавишами. — Плавали. Знаем, — добавил он, деловито постукивая ногтем по шкале то одного, то другого прибора.

— А вдруг на нас нападет какое-нибудь гигантское, неизвестное чудовище? — мечтательно произнесла девушка, очевидно, вспомнив какой-то фантастический роман. — Я совсем недавно читала в какой-то газете, что в этих широтах водятся гигантские кальмары…

— Не читайте никаких газет, — посоветовал академик Коноваленко, — особенно идиотских и особенно на свежую голову. Пятиминутная готовность к погружению, — произнес он, по привычке поднеся ко рту диктофон.

— Прямо как в космос собираемся, — прошептала девушка, глядя расширенными от восхищения глазами, как под руками опытного пилота Жоры небольшое пространство батискафа начинает оживать, освещаясь десятками разноцветных лампочек, мониторами и шкалами многочисленных приборов с цифрами и данными.

— Считайте, что мы туда и летим, — отозвался академик, внимательно прислушиваясь к докладам и не переставая наговаривать что-то в свой «походный журнал». — Еще неизвестно, что больше изучено — космос или арктическое дно океана.

— Владимир Феоктистович, — в тесном пространстве батискафа голос капитана «Академика Королева» прозвучал неожиданно громко. — Ни пуха вам ни пера!

— К черту… — чуть подсевшим голосом отозвался Коноваленко, и экипаж глубоководного аппарата почувствовал, как толстые тросы качнули их батискаф, отрывая его от палубы, а уже через минуту воздушная качка сменилась морской.

— Мы на поверхности, — доложил Портнов, начинаю погружение…

— Через восемь часов ждем вас обратно, — снова пожелал голос капитана научно-исследовательского судна, — счастливо!

— Ну, с богом, — тихо прошептал академик, и небольшое, хрупкое на вид подводное суденышко стало медленно опускаться к намеченной цели.