Могила для бандеровца

Сергей Зверев, 2018

Послевоенную Украину терзают банды националистов. В одном из районов Львовской области они собираются взорвать дамбу и затопить местный химический завод. Заложить взрывчатку планируется через угольную шахту, но ее главный инженер отказывается раскрывать бандитам схему коммуникаций. Озлобленные бандеровцы похищают его дочь. К поискам девушки подключается капитан госбезопасности Василий Ивлиев, направленный в район для борьбы с оуновцами. Используя легенду, он входит в доверие к главарю банды и узнает детали предстоящей акции. Еще немного, и диверсия будет предотвращена. Но вдруг в планы капитана вмешивается отчаянный поступок обезумевшего от горя инженера….

Глава 3

Начальник уголовного розыска Бондаренко вырос перед Ивлиевым как из-под земли. Насмешливые глаза оперативника с признаками хронической усталости смотрели внимательно и как-то выжидающе. Понятно, нужна «легенда». И Ивлиев никак не должен и близко быть сотрудником НКВД.

— Это вы Степан Иванович? — спросил Василий, приветливо протягивая Бондаренко руку. — Спасибо, что приехали, время на меня потратили.

— Фронтовое братство, я же понимаю, — покивал Бондаренко головой. — Догадываюсь, что вам не безразлична судьба и участь вашего товарища.

— Ну, нет, — грустно улыбнулся Ивлиев, поняв, что это проверка. — Не фронтовое. Я так понял, что Вадим в территориальных органах все это время прослужил. Это я на фронте, на «передке», четыре года. Мы с Вадиком выросли вместе, понимаете. Он для моей матери как второй сын. Потерялись мы в 41-м с ним, даже адреса моего у него не было, а у меня — его. Вот, узнал случайно через кадры НКВД. А тут такая беда. Погиб, значит.

«Легенда» была изложена хорошо, и, кажется, ушлого опера она удовлетворила. Он-то мало что знал о погибшем Ковтуне. Разная, так сказать, ведомственная принадлежность. Но все равно возникала какая-то неприятная мысль, что органы внутренних дел как-то не очень любили органы госбезопасности. Или это Ивлиеву только показалось? Но настороженное отношение все же улавливалось. И эта проверка с «фронтовым братством». Но вот теперь снова возникала в разговоре ситуация, которая могла родить и новые подозрения у Бондаренко.

— Так что вы хотели узнать о Ковтуне? — спросил он. — Много не знаю, только то, что в результате следствия выяснилось. Мы же с ним в разных, так сказать…

— Я понимаю, — кивнул Ивлиев. — Все же расскажите, что знаете. Мне в НКВД сообщили, что Вадима убили чуть ли не в постели любовницы, из ревности, что ли.

— Если быть точным, то он ночевал у женщины, утром они готовились завтракать, а в этот момент вошел человек с пистолетом и застрелил обоих. Да, она была любовницей вашего друга, но следствие еще не закончено, и результата пока тоже нет.

— А правда, что Вадим вел в последнее время такой уж разгульный образ жизни? Вино, бабы? Что свидетели рассказывают? Знаете, Степан Иванович, не очень верится в это. Я знаю… знал Вадима достаточно хорошо.

— Правильные у вас сомнения, — кивнул оперативник. — Я думаю, что и начальство Ковтуна не очень верило в его образ жизни. Хотя они могли и не все знать о его похождениях.

— Может, не из ревности его убили? — осторожно спросил Ивлиев.

— Может, — коротко ответил Бондаренко. — Все может.

— А эта женщина? Она что собой представляет? Может, у Вадима серьезные намерения на ее счет были?

— Не уверен, хотя не исключено. Ирка Кириенко бабой была независимой. Мужики у нее были и до Ковтуна. Думаю, что он был у нее просто очередной. Хотя могла и перебеситься и согласиться выйти за него замуж. Теперь уже не спросишь, а подруг у Ирки отродясь не было. Мы, конечно, работаем по ее прежним связям, но там личности не уголовного пошиба, хотя исключать нельзя. Остальное, извините, тайна следствия. Знаете, что я вам еще напоследок скажу? Может, у вас на душе спокойнее будет. Из соседей Ирки Ковтуна пьяным никто никогда не видел. Не было там разгульных пьянок и других признаков морального разложения. Это мое личное мнение о вашем друге.

Расставшись с Бондаренко, Ивлиев побрел по парку, закурив папиросу. С материалами следствия, которые имелись на сегодняшний день, его познакомил Горюнов. Состоявшийся только что разговор имел целью выяснить особое мнение начальника уголовного розыска, если таковое имело место. Он руководил оперативными мероприятиями по делу об убийстве Ковтуна и Кириенко, и то, что написано в деле, могло отличаться от его личного мнения. И он снова подтвердил косвенно, что Ковтун мог делать вид, что ведет разгульный образ жизни и таскается по бабам.

Ивлиев успел пообщаться с соседями погибшей Ирины Кириенко до разговора с Бондаренко. Он отметил одну важную деталь, которую почти подтвердил ему начальник уголовного розыска. Соседки знали, что любовник Ирки — сотрудник НКВД. Откуда они это знали, если Ирка ни с кем теплых и тесных дружеских отношений не поддерживала? Все ее считали порядочной стервой и держали дистанцию. Ирка похвалиться не могла, не в ее это стиле. Напрашивался далеко идущий ответ: Ковтуну нужно было, чтобы в окружении Ирки узнали, что он работает в НКВД. Целью, насколько начальство хорошо знало своего сотрудника, не могло быть пустое бахвальство и позерство.

Значит? Значит, Ковтун выманивал кого-то на себя, как на разложившегося пьяницу и бабника капитана НКВД? И, видимо, он что-то не рассчитал. На контакт, на вербовку никто не пошел. Его просто застрелили, а заодно и Ирку. Почему? Разве для националистического подполья не ценна фигура офицера НКВД? Почему убили? Почему не завербовали, почему не использовали в своей работе? Вопросы, вопросы, вопросы. Значит, надо подробнее порыться вокруг убитой Кириенко. Раз Ковтун ее использовал как любовницу в оперативных целях, а в этом Ивлиев уже не сомневался, следовательно, через нее он хотел выйти на подполье или иностранного разведчика. В той ситуации, которая создалась на Западной Украине, это одно и то же. Антисоветское подполье все стали бы использовать как прикрытие в своей шпионско-диверсионной деятельности. Да и давно уже используют.

Хромой Осип чинил обувь и до войны, и во время войны. Все знали, что он принимал заказы и от немецких офицеров, только никто старика не осуждал. А может, думали, что он связан с партизанами, подпольщиками? Ивлиев этот вопрос задавал, но Осип, по данным НКВД, не проходил ни по одному делу об измене Родине или пособничеству оккупантам. Старик выживал как мог, кормился своим ремеслом. Главное, что он своим вреда не наносил, не выдал никого, хотя знал, где прятался бывший участковый милиционер и секретарь из райисполкома, тетя Аля. Ивлиева Осип интересовал потому, что жил он за стенкой от покойной Ирины Кириенко. Чинил туфли, менял набойки, в том числе и ей. Значит, общались.

В пивном подвальчике Василий вытащил из кармана пиджака две больших сушеных рыбки, постучал ими друг о друга и, положив на газетку перед Осипом, весело спросил:

— Ну, по кружечке за знакомство?

— По кружечке, так и идти даже не стоило, — возразил старик. — Больше башмаков стопчешь.

— Намек понял, — засмеялся Василий. — Ограничивать себя не будем.

Осипу он изложил ту же «легенду», что «скормил» и начальнику уголовного розыска. Старые друзья, можно сказать, еще с детства. Война разбросала, потерялись, а когда судьба вроде могла свести снова, выяснилось, что один погиб. Осип понимающе хмурил загорелый лоб с белой полосой от кепки, которую он надевал во время работы на площади козырьком назад. Его прокуренные коричневые пальцы ловко разделывали соленую рыбу. Он успевал и полоски рыбы в рот кидать и пережевывать, успевал и пивка хлебнуть, и новому знакомому ответить.

— Лично-то я с твоим дружком знаком не был. Видал, когда приходил, несколько раз видал его. Обходительный такой мужчина, вежливый и веселый. Все он с Иркой шутил да подначивал ее. Жалко мужика, но тут уж ничего не попишешь. Кому война кончилась, а кому она еще ох сколько кровушки попортит. А иному вон — и пулю припасла, проклятущая эта война.

— Кто его мог убить, а, дядя Осип?

— Кто ж их разберет, — вздохнул старик. — Может, и бандиты, которые золотишко из Иркиной сумочки вытащили или из комода. Не знаю уж, где она его хранила. Может, старый полюбовник приревновал.

— А может, еще кто? — уловил незаконченность мысли Ивлиев. — Вы еще что-то хотели сказать?

— Ишь ты! — засмеялся Осип. — Тебе бы в той самой НКВД работать, вот бы ты всех врагов со своей хитрецой и переловил. Догадливый. Хотел, хотел. Только не знаю, с какого конца начать. Я ведь милиции не сказал ничего. Что, мол, напраслину наговаривать, а вдруг обознался? Затаскают потом, а людей уже не вернешь. Да и сами дознаются, на то они и уголовный розыск. Правильно я говорю, Василь?

— Может, и правильно, — сделав несколько больших глотков из кружки, согласился Ивлиев. — Так вы мне-то скажите. На кого вы еще подумали? Кто еще мог убить моего друга с вашей соседкой?

— Коль ты так за друга своего, тебе скажу, — наклонился к Ивлиеву Осип. — В тот день, не скажу точно во сколько, приходил к Ирке мужчина. И сдается мне, что бывал он у нее раньше. Только не этим летом, а зимой или осенью, при фашистах еще.

— Может, вспомните, во сколько? Ну, там по радио концерт шел, или встретили кого из соседей, кто с работы после смены возвращался.

— Не, не, не, Васек! Не вспомню. Пьяный я был. Поднялся в туалет, в голове шумит, во рту как кошки ночевали. Какое там время смотреть, мне бы до туалета и назад, да упасть снова. А он мне навстречу и морду отворотил в сторону. Вот это мне и запомнилось. Так он уже в нашем коридоре морду отворачивал. И как раз когда мне встречался в этом годе.

— Так ведь, может быть, это убийца и был? Мог он быть убийцей? Хотя вряд ли, он бы вас в живых не оставил тогда. Вы же его в лицо видели.

— Я в тот день крепко с Дашкой на кухне сцепился. Я ей таз с бельем опрокинул на пол. Качнуло меня. Она меня так бельем и отходила по спине. Я же еле на ногах держался. И рожа у меня была опухшая. Нет, не думал он, что я его запомню.

— Описать сможете? Нос какой, глаза, рот?

— Нет, этого никогда не мог. Вот по фотографии личность узнать смогу, а так по памяти, чтобы словами… Это я не умею, Васек. Но день был как раз тот. Я проспался, а меня и огорошили, что Ирку застрелили с хахалем ее.

Осип уже ушел, а Ивлиев все потягивал одну-единственную кружку пива и размышлял в прокуренной пивной. У Кириенко было два любовника в последнее время. Это установили. Сначала это был инженер Васьков с химзавода. Казалось бы, чего бабе еще надо. Так нет, она его променяла на водителя директора завода Пронько. Ивлиев читал копии протоколов допросов обоих любовников. Инженера на следствии трясли хорошо, а вот Пронько пропал. Подписки о невыезде с него никто не брал, потому что у Пронько было железное алиби. Его успели допросить один раз, а потом выяснилось, что водителя отправили в командировку, и пропал парень. Неважно пока, главное, что Осип описывает человека, которого видел в общем коридоре, как мужчину сорока с лишним лет, крепкого телосложения. А Пронько — молодой парень, сухощавый, с большим носом крючком. Такой нос приметен, такой нос даже старый Осип не пропустил бы. Так откуда и зачем всплыл прошлый любовник? Если это любовник. Тогда его ревность и убийство объяснимы. А если не любовник? Зачем он приходил к Ирке в прошлом году, и не раз, как сказал дед? Зацепочка!

«Так, сменим пластинку, — подумал Ивлиев. — Что мне надо срочно? Мне срочно надо легализоваться в этом городке. Не могу я жить в квартире, выделенной по линии НКВД, не могу жить в общежитии управления. Обязательно кто-то меня увидит и опознает в самый неподходящий момент. Хорошо бы Татьяну встретить, только жалко девку. Жить у нее — опозорить совсем. Скажут потом, что ее жених бросил. Нужен другой вариант. Квартиру снять, комнату, так снова прибежит участковый и потребует прописку или временную регистрацию. В принципе можно и так, только не доводить до привода в милицию и штрафа за нарушение порядка проживания…»

— Слышь, землячок! — весело обратился к нему молодой парень в клетчатом картузе и полосатой тенниске. — С тобой за столик можно присесть?

— Валяй, — лениво кивнул Ивлиев, — причаливай!

— Морячок, что ли? — спросил парень, грохнув на стол две кружки пива.

— Что? — Василий наконец отвлекся от своих размышлений и посмотрел на незнакомца.

Симпатичное лицо, веселые серые глаза, но что-то в нем настораживало, портило общий положительный образ. Парень стоял, оперев локти о стол, и дербанил воблу, скосив глаза к носу. На пальцах наколки в виде перстней. Насколько Ивлиев разбирался в лагерной символике, этот весельчак отсидел пять лет и был вором.

— Морячок, говоришь? — усмехнулся он. — Была мечта. Кто же в детстве не мечтал стать моряком, капитаном дальнего плавания? Стоять на палубе под солеными брызгами с трубкой в зубах и править кораблем, который несется под всеми парусами по волнам бескрайнего моря навстречу солнцу.

— Красиво! — с уважением произнес парень, посасывая рыбу и отхлебывая холодного пива. — Только порожняка много. Сразу видно, что моря ты не нюхал.

— Да ладно? — удивился Ивлиев.

— А то! — снова засмеялся парень. — По волнам нестись нельзя, по волнам корабль, как дельфин, ныряет. То носом зароется, то выныривает из пены. Тяжело идет он по волнам. И уж точно в солнечную погоду не бывает хорошего ветра, чтобы гнать корабль. Солнечная погода — это штиль. И паруса висят как тряпки.

— Знаток, — улыбнулся Василий. — Плавал, что ли?

— Так я ж на море вырос. Бывало, что и в море ходил с рыбаками. А один раз даже на греческом судне удрать хотел в теплые страны. Поймали. — Парень вытер руку о штаны и протянул ладонь Ивлиеву: — Жорка! Одессит!

— Василий, — ответил Ивлиев, пожимая руку. — Мечтатель!

— Врешь, поди, — прищурился Жорка, снова отодрав полоску от спинки воблы и сунув ее в рот. — Взгляд у тебя цепкий. Мечтатели, те с открытым ртом сидят и глазами лупают бестолково, а ты людей знаешь.

Вдруг на улице за пределами пивного подвальчика послышался странный шум, в котором большую часть занимали звуки подъезжавших машин. Ивлиев не обратил бы на это внимания, если бы не реакция его нового знакомого. Глаза Жорки забегали по сторонам, а сам он весь превратился в слух. И только когда его губы тихо произнесли «облава», Ивлиев наконец понял, что происходит. Милиция окружала либо пивнушку, либо соседнее заведение. Такие операции были не в новинку в послевоенное лето, во время разгула бандитизма. Но сейчас происходящее Ивлиеву очень не понравилось. В его планы совершенно не входила разборка с его личностью на глазах у множества людей. Документы предъявлять придется, а у него в кармане красная книжечка с четырьмя буковками, всем хорошо известными, — НКВД. И прости-прощай его инкогнито и его задание. Даже отказ предъявить документы ничего не даст. Либо заломят руки за спину и вывернут карманы у несговорчивого гражданина и найдут документы, либо доставят в отделение и проведут досмотр карманов при понятых с тем же результатом и извиняющимися улыбками. Что же вы, товарищ капитан госбезопасности, сразу не предъявили?

— Давай за мной! — Мгновенно созревшее решение подтолкнуло к действию.

Василий кинулся в сторону служебного помещения пивной, заметив, как Жорка бросился за ним следом. Не ошибся Ивлиев, в сегодняшние намерения этого парня встреча с милицией тоже не входила. Они пробежали коридором мимо пары дверей, мимо посудомоечного помещения. В конце их ждала лестница и дверь в самом верху. И там уже звучали резкие голоса, отдающие приказы. Жорка отшатнулся назад. Василий толкнул его к другой двери. Она оказалась не заперта, но за ней снова лестница, теперь уже винтовая, которая вела вверх.

Ивлиев задвинул засов, заперев первую дверь, и кивнул новому дружку в сторону лестницы. Они взбежали наверх и остановились у железной двери с замочной скважиной.

— Что там, как думаешь? — спросил запыхавшийся Жорка.

— Не знаю. Возможно, за этой дверью бухгалтерия заведения. Смешно, но бухгалтерия может быть общей у нескольких пивнушек, и сюда стекаются сведения и деньги. А еще вероятнее, что это вход в квартиру хозяина или в отдельные номера для высоких гостей, которые хотят пивка попить в своей приятной обстановке.

Жорка криво усмехнулся и потянул дверь. Она оказалась запертой. За нижней дверью уже топали ноги нескольких человек, кто-то закричал. Дверь дернули, и снова властный голос приказал найти ключи от нее или привести администратора. И никого не выпускать. Василий посмотрел на Жорку, а тот уже ковырял в замочной скважине отмычками. Щелчок, и дверь отворилась, впустив их в темное помещение со свежим воздухом и сквознячком. Это была квартира. Василий тут же захлопнул дверь и закрыл изнутри на крючок. Пусть, кому хочется, оттуда пытаются открыть. Судя по виду из окна, оно выходило на соседнюю улицу. Наверное, облава плановая и милиция представления не имеет о потайной двери и квартире. Узнают, но это будет позже.

Конец ознакомительного фрагмента.