Бездонка

Сергей Е.Динов

Приключения «чёрных» археологов в 90-х годах прошлого столетия, в правдивых и фантастических пересказах друзей, коллег и соратников.Загадочное и мистическое проявление реальности на развалинах древнейших городищ Приазовья и Причерноморья.

Бездонка

Нелюдим

«Не надо раскладывать яйца в разные

корзины, надо носить их в штанах».

М.З.Серб

Ничего особенного не случилось, вернее, не успело случиться в отношениях девушки Лины и Вани Буреева, по кличке Бур или упрощённо — Бу. Последнее прозвище прицепилось к Ване за угрюмость, молчаливость и нелюдимость. Как он сам называл окружающих, — «человеков» Иван не любил, избегал. Предпочитал одиночество, вынужденно обитал в гигантском мегаполисе, в пресыщенной людской среде, четверге, пятнице… Он философски, снисходительно и терпеливо принимал человечество как неизбежное зло, бредущее толпой к неминуемой смерти. Буреев отдавал предпочтение мёртвым более, чем живым. С мрачным удовольствием раскапывал древнейшие могильники не ради обогащения, ради мистического, трепетного ощущения вечной жизни в… иной, неземной реальности.

Чувство необъяснимой любви к женщине, по его же признанию, Буреев никогда не испытывал. Ненависть к отцу, покинувшему семью, когда сыну исполнилось пять лет, свербила в его душе пару десятков лет и успокоилась мутным осадком. Затаённое презрение к матери, которая сплавила его в детский дом, сохранилось до сих пор. Искренняя, безотчетная, трепетная, нежная любовь к женщине обошла раскопщика древних могил, казалось, навсегда.

Профессия кинооператора не радовала Ивана, утомляла и удручала. Не было стремления совершенствовать мастерство, улучшать качество кадра, находить свой неповторимый почерк в кинематографе. Бурееву стало скучно ещё в студенчестве перезаряжать в чёрном мешке киноплёнку, снимать в картонных декорациях фальшивые сцены с ряжеными клоунами и куклами с актёрского факультета. Для продления интереса к творчеству надо было выбирать другую профессию — режиссёра, который всё знает, но сам ничего не умеет. Всё за него в кино делают другие.

Изменить, преодолеть привычку тупо следовать подсознательно выбранному пути угрюмец Бу Ван не смог, да и не хотел. Привычка и безразмерная лень — это было второе «я» большого Бу. Шутки ради, он сам просил коллег и знакомых называть его на китайский манер: Бу Ван.

Нравилось человеку представлять себя китайцем. Сам фаталист Буреев подразумевал при этом буддийского Яму — божество Смерти. И сам по жизни, медленно и верно, сползал в эту самую чёрную яму забвения.

Уныло и бессмысленно, русич Бу Ван следовал уже четверть с лишним века по своему невеликому китайскому пути. Оставался на вторых, третьих и четвертых ролях в кино, невечным вторым оператором, вторичной личностью.

Пока не встретился на съёмках документального фильма близ Феодосии с «чёрными» копателями. Познакомься Бу Ван с археологами официальных экспедиций, он прибился бы к ним, рыл древние раритеты со всеми положенными разрешительными документами. Но «чёрные» авантюристы сделали своё чёрное дело, вовлекли киношника в преступные дела и весёлые, рискованные авантюры.

В ту памятную экспедицию громоздкий, с виду неповоротливый, верзила своей мужской сдержанностью и физической силой привлёк внимание симпатичной подруги одного из раскопшиков. Бу Ван по-пиратски повязывал голову чёрной банданой с готическим логотипом «Ария»⁹, ходил с голым торсом, почерневший от загара, не опасаясь жгучего солнца Азова. Ранним утром, перед началом работы Бу совершал шутливый, мистический ритуал: выставлял на дне шурфа или пробного раскопа¹⁰ пластиковую фигурку Пегаса, становился на колени, бормотал одному ему ведомые заклинания, на ироничные ухмылки других копателей внимания не обращал.

Лина (полное имя Элина) заприметила оригинала в первый же день приезда Буреева в экспедицию, свой интерес спрятала за долгим изучающим прищуром глаз. Худощавая, милая девица, с живыми взглядом неукротимой искательницы приключений, афер и надёжных партнеров по этим аферам. Она не была создана для семьи, детей и быта. Одевалась вольготно и своеобразно, под хиппи, несколько неряшливо. Носила долгополый ситцевый сарафан, стянутый резинкой выше крепкой груди, отчего ключицы обозначали милые впадинки у загорелых плеч. Ходила босиком. Тонким «хайратником», плетёным ремешком из кожи, перехватывала через лоб длинные волосы, выгоревшие до желтизны.

Любила одиночество, бродила по безлюдному побережью Азова, купалась, загорала без одежды. Возвращалась в лагерь с закатом, загоревшая под цвет горького шоколада, отрешённая, задумчивая, с загадочным видом, будто открыла одной ей ведомый смысл жизни и держала его в секрете.

В долгих прогулках Лина набрасывала в блокноте чёрной шариковой ручкой мимолётные зарисовки, по вечерам в лагере старательно выписывала тушью на листах планшета странные, замысловатые картинки, называла «сюриками». Вероятно, от понятия сюрреализм — нечто нереальное в реальном.

Разговаривала негромко, волнительно мягко, с придыханием, проникновенно, будто приценивалась к выбранному собеседнику для возможности рождения новой, быть может, вечной любви.

Первые дни экспедиции девушка, казалось, не замечала чужака, не поднимала глаз на верзилу, хотя у костра шутливо называла его бульдозером или благосклонно — Бу. Именно она сократила привычное прозвище Бура и Бу Вана, до короткого и ёмкого — Бу. В компании держалась отчуждённо, даже на раскопках. Ночевала в палатке с полевым «бой-фрэндом», знакомым по предыдущим экспедициям. На третий день раскопок Бу помог Лине выбраться из шурфа — ямы по шею глубиной.

«Верительных грамот», разрешающих раскопки, в тот памятный год «чёрные» копатели, напомним, не получали. Незаконные поиски начинали задолго до восхода солнца, рыли неглубокие шурфы для поиска артефактов¹¹. После полудня, когда палящее солнце превращалось в прозрачном небе в ослепительную лазерную точку, обжигало, выжигало всё живое в приазовской степи, раскопщики прикрывали очередную дыру в грунте ветками, сухим дёрном, отправлялись на отдых ближе к побережью Азова, изображали вольных туристов — «дикарей» или рыбаков.

Верзила Ван, сокращённый до Бу, в тот день подал руку, легко вознёс девушку на поверхность из могильного провала. Лина оценила галантность и силу кавалера, но вида не подала, если не считать едва приметного кивка головой в знак благодарности.

Вечером у костра она смело присела на брёвнышко к угрюмому верзиле. Долго волновала его жарким дыханием, звонким девичьим смехом, чёрными от загара круглыми коленками с изумительными клавишами коленных чашечек. Снисходительно выслушала грустную историю семьи Бу Вана: рос без отца, мать тиранила ребёнка, мстила за нелюбовь мужчин, отдала в детский дом, затем перевела школу-интернат и забыла. Под утро, притихшая и подавленная, с видом покорной рабыни, Лина привычно вползла в палатку «бой-фрэнда», атлетичного геолога из Подмосковья.

Затянутый и утомительный флирт дикарки на «два лагеря» мог продолжаться до конца сезона и не вызвать открытого соперничества двух мужчин.

Под «занавес» землеройных работ, в пыльный, удушливый, жаркий полдень Бу нашёл в раскопе на глубине метра в полтора под высохшим пластом глины загадочный «лакримарий», чем привлёк к себе внимание всей экспедиции и встретил долгий, затаённый, заинтересованный, испытующий взгляд Лины.

С заходом солнца у костра много шутили по поводу таинственного содержания сосуда. Две томные, рыхлые дамы из Новороссийска — полевые жёны «чёрных» копателей шутливо взывали откупорить сосуд, торжественно испить слёзы древних плакальщиц.

С загадочным видом милого провокатора Лина подсела к Бу, доверчиво приткнулась головой к его плечу, чем вызвала вспышку ревности геолога. Тот отпустил злобную тираду в сторону «борзых» киношников, примолк под суровым взглядом бывшей гражданской жены. Именно, — бывшей. С приятным томлением в груди, верзила Бу понял: Лина в эту же ночь переберётся в его палатку. Молчаливая схватка самцов закончилась, даже не начинаясь. Самка выбрала другого. Геолог был заносчив, красив и холоден, как древнегреческое божество в мраморе. Более других он любил самого себя. Милой, женственной самке захотелось возвышенного, земного чувства, а не холодного совокупления с атлетом, чтобы на утро с затаённой гордостью красоваться перед подругами от обладания этим шедевром природы. Лина пожелала подчинения животной силе неуклюжего, неукротимого любовника, каковым ей показался здоровяк Бу, со скрытыми эмоциями, которые волнительной дрожью сотрясали уже тело и душу обоих. Бу Ван впервые в жизни ощутил в замерзшей душе потепление, испугался ребяческого трепета сердца и всего организма. Верзила влюбился.

Сосуд для слёз

Им не суждено было даже обняться на прощание. В ту ночь у костра девушка тихонько спросила счастливого обладателя «сосуда для слёз», цена которому, на нелегальном рынке в столице, по самым скромным, «полевым» оценкам, могла «зашкаливать» тысяч за десять долларов:

— Думаешь, там сохранилась хоть капля?

— Вряд ли.

— Вода, говорят, хранит информацию вечно, — прошептала образованная Лина. — Слёзы плакальщиц — уникальное хранилище инфы¹² прошлых веков.

«Китаец» Бу Ван небрежно встряхнул драгоценный, глиняный пузырёк, предположительно, третьего века до нашей эры, встряхнул, как обычную бутылку пива, чем вызвал вздох возмущения копателей, двое из которых были по профессии археологами.

— Вскрываем? — переспросил Бу, будто сделал в голову контрольный выстрел сомнений.

— В прошлом сезоне, — промолвила Лина, неуловимо повела головой в сторону насупленного, мрачного атлета, лежащего на земле близ костра, — Тимка поднял со дна моря греческую амфору, — шёпотом продолжила она, как бы молчаливо поощряя вскрыть и этот древний сосуд. — Вино прекрасно сохранилось. Всей экспедицией пробовали терпкое, тягучее, хмельное… пойло. Вино с выдержкой в тысячи лет. Прикинь? Три или четыре тысячи лет! Вот это выдержка, я понимаю!.. Мы были бесконечно счастливы в ту ночь. Плавали во сне и наяву, бестелесные, вне времени и пространства.

Лина могла вот так запросто, своеобразно и неожиданно, свернуть с романтического бреда на грубые фразочки — «пойло» и «прикинь». Тем она и была привлекательна, непредсказуема и желанна.

Тёмные сливы её глаз влажно мерцали, переливались огненными отблесками костра.

— Вскрываем? — в который раз требовательно повторил Бу, хотя сам сомневался в правильности своего решения. Лина слегка качнула головой, поощряя на безрассудный и безответственный, для настоящего археолога, поступок.

По-солдатски грубо верзила раскрошил перочинным ножом окаменелую смоляную пробку. Из горлышка сосуда неприятно пахнуло затхлым духом заплесневелой перины вечности. Лакримарий был пуст.

Расстроенные копатели расползлись по палаткам, затаили большое презрение к разрушенной тайне, так бездарно попранной чужаком. Разочарованная и отчуждённая, Лина предложила Бу Вану прогуляться под звёздами. Они выбрели в синюю подлунную степь, устеленную чёрными, колючими шкурками ежей. Чтоб не поранить подошвы ног о щетину пересохшей травы, верблюжью колючку и сорняки, девушка впервые обула изящные кожаные «римские» сандалии. С удовольствием, приятным томлением в груди верзила Бу стоял перед ней на коленях, помогал обвить её тугие икры ног кожаными ремешками.

Он брёл в резиновых «вьетнамках» следом за ускользающей, гибкой, чёрной фигуркой девушки, раздирал кожу у щиколоток о колючие островки растительности, выжженной палящим солнцем Азова, злился и думал только об одном: надо было сразу забраться к нему в палатку.

Ушат щербатой луны поливал с чернильного неба холодным мертвенным светом.

Липкой, тёплой, будто ртутной влагой, заволакивало глаза. Звуки слились в одно монотонное, величественное шипение моря, ветра, сухостоя степи.

Внезапное исчезновение девушки для Бу стало чем-то непостижимым, немыслимым, невероятным.

Только что её манящий силуэт в синеве полупрозрачного сарафана маячил в десяти шагах впереди. Вдруг призрачную фигурку смахнули с земной поверхности, смешали с чернилами сумерек.

Величавая громада моря мерцала внизу смоляной жижей, заворачивалась у горизонта в свиток, растворялась завёрнутым краем в чёрных небесах. Звёзды внезапно ярко и остро продырявили небосклон, взорвались, рассеялись пылью Млечного пути. На сине-чёрной щетинистой азовской степи больше не существовало волнующего силуэта тела желанной девушки.

Состояние Бу невозможно было описать, хотя позже он рассказывал об этом моменте множество раз. Он надеялся, что неутомимый романтик, взрослое дитя Лина решила поиграть в прятки, притаилась в придорожной канаве. Петлями и кругами, резвым бегемотом, верзила обегал ближайшую местность, исходил вдоль и поперёк округу до ближайшего посёлка и обратно, вернулся, перемерил шагами ещё раз пыльный островок степи, по которому они успели пройти минут двадцать.

Ни вскрика, ни звука не услышал Бу при исчезновении девушки.

До помутнения сознания и сиреневого рассвета, в отчаянном недоумении и безмыслии, он просидел на колючей глиняной кочке, в том самом месте, с которого, как ночью привиделось влюблённому, девушка вознеслась в небеса. Разве можно было иначе объяснить внезапное и бесследное исчезновение человека?

С первыми лучами солнца на помощь безумному, воющему от горя верзиле, который толком не мог объяснить, что случилось, выползли из палаток копатели. До знойного полудня археологи бродили по степи, обдирали руки и ноги о кустарник и колючки. Девушку так и не нашли.

Вынужденное отступление

Стоит ещё раз предупредить недоверчивого читателя, мистики в данном, коротком повествовании нет.

Это совершенно простая история, весьма реалистичная, быть может, несколько хаотичная в изложении, но вполне, уверяю вас, правдивая. Хотя жанр повествования можно было бы смело назвать «мистическим реализмом».

В прологе последующих историй будущего, возможного сборника «Лакримарий или Сосуд для слёз», в нескольких частях и разных стилях, на сотнях страницах, в этой цепи жутких по своей иногда простоте, иногда изощрённости, — исчезновений других персонажей, не хотелось бы сразу раскрывать интригу о пропаже первой героини — несчастной Лины. Но «подлому» собирателю историй, скрипя петлями заржавленной души, всё же придется это сделать, чтобы заполучить внимание читателя, не расположенного к новомодному фэнтази, списанного под копирку с западных образчиков, примитивной белиберде, потоком хлынувшей с издательских прилавков, благодаря целой гвардии «литрабов» на «писательских» галерах коммерческих бестселлеров.

Бездонка. Продолжение

Судьба вольной художницы, отчаянной любовницы, неукротимой аферистки Лины трагична и проста до безумия. Ночью в приазовской степи девушка провалилась в карстовую пещеру.

Подобные известняковые провалы, ходы, лазы невероятных и крохотных размеров, огромных и малых протяжённостей, разветвлений пронизывают Крым и Приазовье, будто норы гигантских кротов.

Судьба вольной художницы трагична…

По дороге из Симферополя, за несколько километров до шоссейной развилки к Ялте и Алуште таится в горном массиве грандиозная сеть карстовых пещер и земных провалов. Одна из них, под названием Бездонка¹³, гигантской воронкой сходится в жерло и обрывается вглубь земли грандиозным, вертикальным тоннелем метров на двести.

Несчастная Лина, быть может, в самые романтические минуты своей жизни, провалилась в малую копию такой «бездонки».

Дыра в известняковом плато, диаметром в метр в горловине, была затянута плотным травяным покровом, сетью корневищ кустарника и пересохшей травы. Девушка рухнула в каменную кишку, пролетела метров пять вниз, обдираясь об острые уступы, съехала метра четыре под уклон и застряла в шипастой ловушке, будто прорытой гигантской чёрной сколопендрой¹⁴.

Можно было стоять на поверхности рядом с этой дырой, вновь прикрытой плотным покровом корневищ, будто резиновым клапаном, и не обнаружить её, буквально, под своими ногами.

Ободранная об острые уступы известняка, окровавленная, растерзанная, со сломанными ногтями на руках, несчастная Лина, вероятно, истошно взывала о помощи. Её жалобных криков из жуткой «кротовой норы» никто не услышал.

Выбраться девушка не смогла. Сгинула в «чёрной дыре» Приазовья.

Неделя поисков ничего не давала. С милицией, с местными помощниками, с собаками и без. К тому же Бу, как помешанный, всю ночь, с момента трагедии, блуждал по приазовской степи совсем в другом месте.

Налаженная экспедиционная жизнь «чёрных» копателей развалилась. Как полагали все, именно с момента вскрытия в тот трагический вечер «сосуда для слёз». С каждым днём кто тихо спивался в одиночестве в палатке, кто загулял в местном посёлке с отдыхающими девицами, кто поссорился, подрался с поселковыми самогонщиками и попал в милицию, кто убрался подобру — поздорову, вернулся домой в полном душевном расстройстве.

Нашлась в коллективе весьма злобная, самолюбивая дама, звали её Лерой. Валерия по паспорту, циничная археологиня из дальнего Подмосковья, подруга одного из копателей. Она откровенно позлорадствовала, как ей показалось, над постыдным бегством напыщенной пустышки Лины. Холодная, будто каменное изваяние азиатской бабы¹⁵, вовсе не уродка, с первых дней экспедиции Лера тихо и злобно приревновала Элину к красавцу атлету, с уверенностью полагая, что именно её совершенное тело, подкаченное железом и «фитнесом», более достойно обладания мускулистым «аполлоном». К вечеру следующего дня Лера рассталась со своим «тухлым», рыхлотелым «бой-френдом» из подмосковного Подольска, вызывающе открыто перенесла вещи в палатку к «греческому» атлету.

Через двое суток безрезультатных поисков, на грустных посиделках у костра Валерия высказала предположение, дескать, местные «абреки» украли «красотку» и принесли её в жертву своим языческим духам.

Циничная археологиня из дальнего Подмосковья

Утром, вполне по-деловому, зная, что кинооператор серьёзно проникся археологией, Валерия сняла кальку со схемы античного захоронения, с циничной ухмылкой подарила рисунок «на память» несчастному влюблённому, посоветовала использовать «этот крутой сюжетец в киношке», а в титрах сделать приписку: «по реальным событиям». К вечеру, неуёмная в скрытной радости, археологиня пожалела посеревшего от страданий Бу Вана, уверяя, успокаивала, что «дикарка-художница» попросту сбежала в Керчь на «плэнер», на зарисовку своих «шизоидных», уродливых «сюриков».

Не поверите, ночью, на девятый день после пропажи Лины, Бу Ван едва не лишился рассудка. Он долго бродил, как неприкаянный, в синеве подлунной степи. Вернулся к брезентовому стойбищу «чёрных» археологов чёрный от горя, с выпученными глазами, безумным блуждающим взглядом, захрипел от волнения, рассказывая собравшимся у костра, что видел фантом девушки. Синеватый, полупрозрачный призрак выскользнул у него из-под ног и устремился к звёздам. Подсмеиваться над несчастным верзилой никто не решился. Мало того, Бу Ван нечленораздельно сипел что-то о буддийских божествах, путаясь в китайской, японской, индийской, древнегреческой мифологиях, упоминал всех подряд: Яму, Сансару, Танатоса… Затем, обезумевший Бу уставился на пламя костра, дико вскрикнул, увидел в огненных рукавах подобия кричащих от ужаса уродов Мунка¹⁶, зажал уши от визгов звуковых глюков и… завалился в глубокий обморок. Откачивали, отпаивали верзилу куриным бульоном дня два, накачивали спиртным столько же.

Несчастный Бу Ван дней через пять вполне очухался от мозговых затмений, вёл себя тихим шизофреником, сдержанно и нелюдимо.

С наступлением вечера его продолжали навещать видения жутких призраков: синеватые, ускользающие во вселенную, и огненные, пляшущие в сполохах костра. Тогда Бу уползал на четвереньках к себе в палатку, без сна отлёживался в спальнике до утра. Отсыпался днём. На раскопки его не звали. Незадачливому «китайцу» Бу Вану надо было срочно уносить ноги с этих мистических мест, чтобы окончательно не свихнуться, не лишиться рассудка.

Вольный отпуск кинооператора Буреева заканчивался. В начале сентября намечались киносъёмки в Одессе, куда, разбитый морально и физически, обескураженный Бу Ван, в полном отчаянии и горьком одиночестве, отправился паромом через древний город Пантикапей.

Разумеется, Бу не поверил ни в первую версию злобной Валерии о гибели Лины, ни во вторую, что девушка попросту сбежала.

В октябре выяснится, подлый греческий атлет, в отместку за свою отставку, всё же приложил руку к сокрытию и продлению тайны исчезновения Лины. Он перепрятал рюкзак, этюдник, краски и рисовальные планшеты бывшей любовницы, изобразил дело, как подсказала его новая пассия, что до восхода солнца, на следующее утро после исчезновения, Лина отплыла на пароме в Керчь по своему обычному, сумасбродному желанию творческого одиночества, на зарисовки своих «сюриков».

Дотошный следопыт, из местных участковых, лишь поздней осенью обнаружил в развалинах тракторной, ремонтной станции рюкзак девушки, заваленный обломками кирпичей, отписался по разным адресам. Никто не ответил на его воззвания. Ни греческий атлет, ни оператор Буреев, ни один из членов экспедиции «чёрных» копателей по адресу прописки не проживал. Дело по исчезновению гражданки Шеметовой Элины закрыли, вернее, отложили в «долгий» архивный ящик, поверх других безнадёжных уголовных дел: «висяков» и «глухарей».

К слову сказать, рюкзак и вещи Лина не прятала, сама перенесла в кирпичные развалины МТС (машинно-тракторной станции), когда решила уйти той же ночью от геолога и ночевать в палатке Бу Вана, угрюмого верзилы, молчаливого увальня, но весьма, как оказалось, доброго и терпеливого малого. Похоже, для безнадёжного романтика Лины этот тип мужчины показался более достойным кандидатом в законные мужья.

Ревнивый и подлый геолог ночью выследил беглянку, когда она перетаскивала в развалины рюкзак, этюдник и спальник. От бессильной мести к своей бывшей возлюбленной, он перепрятал и завалил обломками кирпичей её вещи так надёжно, что только осенью они были найдены местным участковым.

Реалити

В последующие годы, Буреев поневоле оказался втянут в долгие и безнадёжные поиски пропавшей девушки. Каждое лето он возвращался к Азову, перезнакомился с новоявленными контрабандистами, торговцами «живым товаром» Керчи, Судака, Феодосии, Одессы. Но следы милой дикарки Лины затерялись на долгое время, казалось, навсегда.

Как выяснилось через несколько лет, не самым должным образом повел себя Бу Ван, с младшей сестрой пропавшей Лины. Девушку, по его же просьбе, пригласили в Одессу на съёмки фильма, на небольшую роль, на эпизод.

Но об этом будет рассказано значительно позже, вероятно, в другом сборнике под общим названием «Лакримарий или Сосуд для слёз» или романе из двух частей — «Маскарон».

Необъяснимое и невероятное во всей этой истории с исчезновением Лины ещё и то, что перед самым отъездом с Азова местный учёный поведал несчастному Бу Вану философскую сущность древнего Лакримария. Казалось бы, в шуточной форме старик-профессор предложил верный способ и «ключ» по прекращению действия «мистических» сил, выпущенных из древнего Сосуда.

Лакримарий надо было сокрыть, зарыть в вечной мерзлоте. Сакральное действо временно приостановило бы месть людям «магического» артефакта и катаклизмы, которые с того времени неотступно преследовали Буреева и его бывших коллег — «чёрных» копателей.

Старый учёный то ли развлекал внимательного слушателя, то ли издевался над тихим шизофреником, позеленевшим от горя. Профессор местного ВУЗа утверждал, прежде необходимо было выполнить ещё одно, практически, невыполнимое условие: во спасение потревоживших дух плакальщиц, надо было вернуть Лакримарию магическую силу вечного покоя, наполнить слезами… потомков семи дочерей Евы.

Последнее, фантастическое уточнение учёного повергло несчастного Бу Вана, и без того подавленного бесследной пропажей Лины, в полное уныние. Сомнительно, что это было вообще возможно.

Через несколько лет Ване Бурееву не составило особого труда выяснить по интернету, что в 1994 году английский профессор Брайан Сайкс, признанный во всём мире специалист по ДНК и эволюции человека, выдвинул теорию, подтвердил её на практике, что все люди на Земле по генетическому коду являются потомками семи женщин. Семи дочерей Евы, как их условно назвал англичанин.

Закопать, спрятать «сосуд для слёз» на Севере не представляло для российского «китайца» Бу Вана особой проблемы. Он мог запросто купить билет в плацкартный вагон поезда «Москва — Нижне-Колымск», пересечь Северный полярный круг, где бродяга-оператор побывал не однажды на съёмках документальных фильмов о геологах и промысловиках. Далее, со знакомым охотником, якутом Гурьяном отправиться на вездеходе по руслам заполярных рек, на поиски бивней мамонта, на одной из стоянок сбросить лакримарий в глубокий шурф, что геологи-разведчики бурили по пути следования.

Найти мифических «дочерей Евы», да ещё заставить их наплакать в Сосуд — это было совершенно нереально. Ваня Буреев посчитал это больной фантазией старичка, провинциального учёного, родом из древней Горгиппии (нынешняя Анапа).

После исчезновения Лины, поиски потомков пресловутых «дочерей Евы» превратились для Бу Вана в навязчивую идею, в некий безумный смысл жизни, но остановить свои болезненные сновидения и сползания в чёрную яму забвения он не смог. В конце концов, некоторые его друзья, товарищи и знакомые, по жестокой справедливости судьбы, но не он сам, получили в награду верных и преданных подруг.

Трое из которых, по ДНК, оказались потомками «дочерей Евы» по Сайксу.

Хотите — верьте, хотите — проверьте.

Трагедия судьбы несчастной Лины раскрылась через несколько лет самым невероятным образом. Собачка одной дамы, отдыхающей на Азове в ближайшем посёлке, чёрно-бело-рыжий терьерчик по кличке Фока, притащил в пасти изумлённой хозяйке, когда они прогуливались по степи близ побережья, костяные останки человеческой руки с девичьими браслетиками на запястье, — «феничками», плетёными из цветной проволоки, с вкраплением кровавых слезинок бисера имени несчастной владелицы — Лина.

У дородной, волевой «бизнес-вумен» на мгновение помутилось сознание. Она рухнула задом на колкую щетину пыльной травы, отдышалась, с полчаса приходила в себя от жуткой находки. Живчик терьер, полагая, что найдённое понравилась хозяйке, уселся посреди пустынной выгоревшей приазовской степи, метрах в ста от края утеса, громким лаем указал место, где под плотным травяным покровом скрывалась горловина карстовой норы, куда провалилась бедная Лина.

«Моя боль», Е. Луганская

Оставим на время историю трагической гибели вольной художницы Элины Шеметовой. Вернёмся к моменту отъезда несчастного Бу Вана на пароме в Керчь.

Мост через пролив будет построен значительно позже, в следующем веке.

Поиски пропавшей девушки затянулись на долгие года. Между тем, тогда же произошло ещё одно незначительное событие, которое осталось бы незамеченным, если бы не буйная, неуёмная фантазия собирателя историй и тепловой удар для одного из копателей.

«Закрывая», зарывая шурф, чтобы вернуться на следующий сезон к незаконному отрытию исторических ценностей, «чёрные» археологи на прощание расположились на отвалах грунта, по старой традиции решили выпить «на посошок». Одному из копателей, назовем его, Артур, по его же выражению, «поплохело». Его мутило, речь стала вялой, невнятной, хотя выпиты были первые грамм сто «на брата» коньячного слива местного спиртзаводика. На побагровевшее лицо и на голову был явный тепловой удар.

До палаточного лагеря топать пешком было километра полтора вдоль берега Азова по высокому утёсу, близ которого пролегала грунтовая дорога. Артур мужественно отказался от провожатого, поплёлся в лагерь один. Копатели взялись крошить лопатами пересохшие кучи, забрасывая, скрывая шурф землей.

К ужину Артура в лагере не оказалось. Земной шар с трудом проворачивался другим боком к ослепительному светилу. Вязкий, пыльный, удушливый воздух помутнел нездоровой синевой. Северное полушарие укладывалось спать.

Несчастного Артура, с фонариками и факелами, обнаружили совсем рядом с закрытым шурфом, внизу под оползнями утёса. Он валялся без сознания, будто в могиле, внутри одной из семи ниш, вырытых в глиняном грунте.

Позже Артур рассказал, невыносимый жар в голове свалил его с ног, едва он выбрался на пыльную дорогу. По его словам, вязкое, мутное, душное пространство исказилось перед глазами, смялось в прозрачную, оранжевую медузу. Отвратительное существо расправило жгучие, ядовитые щупальца, опутала ноги и руки, перевилось бесконечными кольцами вокруг шеи. И задушило… Нет-нет, не полностью. Очнувшись, Артур отдышался, пополз по-пластунски к лагерю, выбрался к обрыву утёса, где внизу, у подножья увидел семь вырытых могил.

— Пришло врёмя перейти в иную реальность, — смиренно решил Артур. — Одна яма — для меня.

Он вспомнил рассуждения прокитайца Бу Вана о неизбежности смерти, о Яме, о прочих мистических существах древности, сполз, съехал на брюхе по круче глиняной осыпи, будто полудохлый ящер, как сам позже выразился, невольно пожирая в скольжении пыль, грязь, хрустел песком на зубах, обдирался телом о колючки кустарника. Под финал трудного спуска улёгся в прохладную глиняную нишу, нагрёб на себя пересохшее крошево известняка и глины, заживо похоронил сам себя, оставив на поверхности взлохмаченную, посыпанную пылью голову, и… окончательно расстался с осознанием реальности, пока его не нашли, не отпоили прохладной водичкой.

На другой день, перед отъездом несчастного Бу Вана, выяснилось, что выемки в грунте оставили местные гончары и ремесленники. Они добывали под утёсом цветную глину для изготовления посуды и сувениров для туристов.

В ту ночь, до самого рассвета «чёрные» копатели не сомкнули глаз, рассказывая друг другу на прощание невероятные легенды, байки о мистике и чудесах таинственной Тмутаракани.

Поведал свою фантастическую историю, навеянную солнечным ударом и Артур. Намного позже. В следующем тысячелетии.

«Сминая времени пространство» — назовём эту фантастическую повесть с претензией на философию реальности, сюрреализма, небытия, параллельных миров и вселенных. Казалось бы, нет ничего проще и сложнее силы притяжения между двумя незнакомыми людьми, которое превращается в необъяснимое, простое и великое чувство земной любви.

P.S. Автор первой иллюстрации в начале повести, сама не раз бывала в археологических экспедициях, делала зарисовки. Рисунок с девушкой, где героиня возносится в небо, а под её ногами, внизу-справа, явно выделяется чёрное пятно, будто клякса, ныне представляется мистическим совпадением, если ни провидением. Сама художница, на вопрос: что за пятно на рисунке?.. не смогла внятно ответить. Быть может, тень улетающей девушки, быть может, реально — клякса. Не помнит.

Картинка была нарисована за год до исчезновения Лины. Года через три, на посиделках в Москве, на квартире одного из археологов, художница узнала о гибели девушки, провалившейся в карстовую кишку.

Чёрное пятно на рисунке обрело жуткий смысл.

«Моя грусть», Е. Луганская (сюрики)

Примечания

9

Одна из самых успешных советских музыкальных групп. Выпуск студийного альбома «Мания величия» в 1985 году считается годом основания «Арии». Самиздат на магнитной кассете, традиционный «хэви металл» в духе зарубежных групп Iron Maiden и Black Sabbath.

10

Угубление в земле, чаще всего, прямоугольное или квадратное прорытое археологами на месте раскопок.

11

Творение человеческих рук: сооружение, орудие труда, произведение искусства, жилище, сосуд или иной объект.

12

Информация, слэнг.

13

Бездонная, одна из карстовых пещер, шахт, колодцев гряды Крымских гор — Чатырдаг, находится близ трассы Симферополь-Ялта-Алушта.

14

Сколопендра — ядовитая многоножка. В Приазовье кольчатая сколопендра достигает до 10 см в длину. В Южной Америке гигантская сколопендра достигает длины в 26 см.

15

Каменные бабы — каменные изваяния, идолы, изображающие воинов, иногда женщин, найденные в степях Алтая, Тывы, Казахстана, Монголии.

16

Норвежский художник-экспрессионист Эдвард Мунк, его известная серия картин «Крик» — созданная в 1893—1910 годах.