Живешь только трижды

Сергей Донской

Кавторанг Малютин дезертировал с подводной лодки да еще прихватил с собой сверхсекретный прибор «Флексадром», чтобы продать его иностранной разведке. Изловить его поручили не кому-нибудь, а самому крутому спецу ФСБ капитану Бондарю, которого сослуживцы называют «наш Джеймс Бонд». Но как только он вышел на кавторанга, оказалось, что за ним стоит Служба безопасности Украины, которая тоже не прочь заполучить прибор в свои руки. А ей уже перешла дорогу преступная группировка, нанятая иностранной разведкой. Вот и попал Бондарь в заваруху: с одной стороны, сотрудники чужой спецслужбы, с другой – вооруженные до зубов бандиты…

Глава 4

На кладбище не все спокойненько

Их разбудил грохот над головами. Было такое впечатление, что по крыше бегает целое стадо слонов, радующихся наступлению нового утра. Впечатление оказалось обманчивым. Позвонив администратору, Бондарь выяснил, что это никакие не слоны, а строители, ремонтирующие кровлю и чердак.

— Тогда я спокоен, — заявил Костя, откинувшись на плоскую гостиничную подушку. — Согласись, это меняет дело. Когда тебе не дают спать слоны, это одно. А когда тебя будят самые обычные работяги, то это совсем другое.

Признав его правоту, Бондарь отправился в ванную, где принял душ, тщательно причесался и побрился, отполировав подбородок до такой степени, что шрам на нем заблестел, как новенький. Дождавшись, пока Костя тоже приведет себя в порядок, он снял трубку телефона и, не набирая номер, разыграл маленький спектакль, притворившись, что звонит в ресторан:

— Алло… Здравствуйте… Я хотел бы заказать завтрак в номер. — Бондарь украдкой заглянул в книгу напарника. — Итак, большой стакан апельсинового сока, яичницу с беконом из трех яиц, не слишком зажаренную, двойной кофе-эспрессо со сливками. Тосты. Джем. Все понятно?

— Я бы тоже пожрал, — напомнил о себе Костя.

— Минутку. — Прикрыв безмолвную трубку ладонью, Бондарь вопросительно взглянул на него: — Как насчет белужьей икры? В ресторане говорят, что новую партию доставили на прошлой неделе.

— А посвежей ничего нет? — спросил Костя.

— Почему же нет. Можно порекомендовать копченую семгу, которую без конца трескает герой твоего шпионского романа. — Кивнув на книгу в яркой обложке, Бондарь положил трубку и продолжал, уже не скрывая сарказма: — Слушай, а как насчет спаржи в беарнском соусе и ломтика ананаса? И не захочешь ли ты полакомиться мозговой костью после клубничного дессерта?

— Захочу, — нахально заявил Костя. — За твой счет.

В гостиничном буфете, куда они отправились вместе, охота шутить пропала у обоих. Напротив, холодные котлеты, поданные на завтрак, настроили Костю на философский лад.

— Конечно, — сказал он, — это плохо, что у них не работает печка. Но зато не вышел из строя холодильник, а это плюс. Мы не отравимся котлетами. И сможем посвятить день поискам, вместо того чтобы сидеть на унитазе.

В чем-то он был прав, а кое в чем ошибался. Далеко уходить от унитаза ему не пришлось, потому что Бондарь оставил его дежурить в номере. Косте было велено обзвонить все севастопольские больницы, морги и отделения милиции, представляясь родственником пропавшего без вести Малютина. Запросы по официальным каналам делались из Москвы, но существовала незначительная вероятность того, что в частном порядке удастся выяснить что-то новенькое.

Сам Бондарь решил обойти бары, кафе и рестораны, в которых мог засветиться Малютин. Учитывая его пристрастие к спиртному, это могло сработать. Рассовав по карманам денежные купюры различного достоинства и фотографии старпома, Бондарь отправился на поиски.

Они оказались утомительными и безрезультатными. Вернувшись в гостиницу под вечер, он разбудил задремавшего напарника и выяснил, что его телефонные разговоры тоже не принесли успеха.

— Что ж, — заключил Бондарь, — придется прощупать малютинскую подружку, Ариану.

— Прощупать? — Костя моментально сбросил сонную одурь, сделавшись необыкновенно деятельным и энергичным. — Что за птица? Хороша собой?

— Угомонись, Казанова. Девушка представляет для нас чисто профессиональный интерес.

— Профессиональный, — согласился Костя, разминаясь возле окна, — а какой же еще.

Он стоял к Бондарю спиной, но на его физиономии наверняка блуждала улыбка. Казалось, что она просвечивается сквозь Костин затылок. Поэтому Бондарь с особым удовольствием заверил напарника, что вступать в контакт с Арианой ему не придется.

— Почему? — спросил тот, прерывая зарядку.

— Твоя задача охранять меня, — сказал Бондарь. — Охмурение женщин в твои обязанности не входит.

— Жаль, — вздохнул Костя. — Я уже целый месяц обхожусь без баб, веришь?

— Верю. Именно поэтому тебя к ним нельзя подпускать на пушечный выстрел.

— Кстати, о пушечных выстрелах. Слыхал, как сегодня в полдень шандарахнуло? Целых три раза. Я уж решил, что русский десант высадился.

— Вынужден тебя разочаровать, — сказал Бондарь. — Это был салют на Константиновской батарее. Старинная флотская традиция, заведенная чуть ли не двести лет назад. Раньше по выстрелам сверяли часы все экипажи.

— Откуда такие познания? — удивился Костя.

— А я в двенадцать часов болтал с одной премиленькой барменшей из Инкермана. — Бондарю не стоило труда изобразить ленивый зевок. — Она-то мне про салют и рассказала. Симпатичная девушка. Приглашала меня заглянуть вечерком. Лучше с товарищем.

— И что ты ей ответил? — В Костиных глазах загорелись маниакальные огоньки.

— Я сказал, что у нас другая программа.

Огоньки погасли, устремленные на Бондаря глаза сделались тусклыми и скучными.

— Понятно, — буркнул Костя и опять рухнул на кровать.

Вид у него был такой, словно он готовится помереть от тоски. Полюбовавшись им, Бондарь закурил и как бы между прочим сказал:

— Не вешай нос. Если Малютин не успел сплавить прибор и если нам его удастся найти, то треть сэкономленных командировочных пустим на празднования по этому поводу.

— Ты не шутишь?

— В данном случае — нет.

— Мы его найдем, — пообещал Костя с угрозой. — Обязательно найдем. В самом скором будущем.

Бондарь промолчал. По всей видимости, эти слова были адресованы не столько ему, сколько севастопольским красавицам, до которых спецназовец мечтал добраться не меньше, чем до искомого Малютина.

Если это было действительно так, то Бондарю было искренне жаль ту бедняжку, которая первой попадет в медвежьи объятия Кости.

* * *

Телефонный звонок раздался около шести вечера, когда возня на крыше наконец закончилась, сменившись мешаниной будничных шумов провинциальной гостиницы: рокот унитазов, пьяный гогот за стеной, разноголосье включенных на полную громкость телевизоров.

— Контракт заключен, — бодро отрапортовал Дубинский. — Готов изложить подробности при встрече. Куда мне подъехать?

Бондарю внезапно вспомнился увиденный вчера крест на холме.

— У вас тут есть прелюбопытный храм в форме пирамиды, — сказал он.

— А, это наша достопримечательность, — хохотнул Дубинский. — Храм Святого Николая Чудотворца. Возведен на Братском кладбище участников первой обороны Севастополя.

— Встретимся там, — Бондарь бросил взгляд на часы, — ровно в восемь.

— До храма можно добраться за полчаса…

— Но вы доберетесь туда ровно в восемь, — отрезал Бондарь, после чего отключил телефон и взглянул на Костю. — Мы должны прибыть на место пораньше. Хочу лишний раз убедиться в том, что Юрий Михайлович не таскает за собой свору соглядатаев.

— Резонно, — согласился Костя. — Сверху будет удобно наблюдать за дорогой.

— И любоваться закатом. Собирайся. Через десять минут выходим.

Наспех ополоснувшись под душем, напарники оделись и покинули номер, оставив в «молниях» своих сумок по паре традиционных волосков, которые должны были оповестить их о негласном обыске, если таковой будет проведен.

Поймать такси оказалось проще простого, так что вскоре они катили в сторону Братского кладбища, расположенного на склоне холма, возвышающегося над северной частью города.

— Поидымо чэрэз Курыну балку, — авторитетно заявил водитель. — Так будэ блыжче.

Это был первый крымчанин, заговоривший с москвичами по-украински, и они прислушивались к его речи с настороженным любопытством. Создавалось впечатление, что таксист специально коверкает русский язык, чтобы подразнить приезжих своей «щирою украинською мовою».

Небрежно управляя «Волгой» одной рукой, он поведал Косте и Бондарю историю кладбища. Могилы, в которых покоились по сто и более убитых, рыли в основном солдаты и матросы арестантских рот. Иногда вместо деревянных крестов на могилах выкладывали крест из неприятельских бомб и ядер. Во время ветра пустые снаряды с отверстиями издавали несмолкаемый гул, напоминающий отпевание или жалобный плач по убитым.

— Як оти бабы, — высказался таксист. — Та тэпэр там никому галасуваты.

— Голосовать? — переспросил Костя. — Почему на кладбище?

— Тю, а дэ ж ще жинкам рыдаты як нэ на кладовыщи?

Оба уставились друг на друга с недоумением, а Бондарь внезапно припомнил эпизод из булгаковской «Белой гвардии» и решил проверить, насколько хорошо классик разбирался в психологии украинцев.

— Скажи-ка, — попросил он таксиста, — а как будет по-вашему кот?

— Кит, — ответил тот.

— Тогда как будет кит?

По Булгакову, таксисту следовало насупиться и прекратить с насмешником всякое общение. Вместо этого он пожал плечами и сказал:

— Тоже кит.

— Как же вы их различаете? — спросил Бондарь.

— Що, мы з глузду зъихалы зовсим? — удивился таксист. — Одын кит живэ у хати, другый — у мори. Хиба ж воны схожи одын на одного?

Бондарь прикусил язык. Против этой убийственной логики возразить было нечего. Костя, огорошенный не меньше, тоже помалкивал, бросая на водителя долгие задумчивые взгляды. Тот как ни в чем не бывало смотрел прямо перед собой. Его непоколебимой уверенности в собственной правоте оставалось только позавидовать.

* * *

Начавшийся подъем становился с каждой минутой все круче и круче. Таксисту пришлось переключиться с третьей скорости на вторую. Бондарь физически ощущал, с каким напряжением работает старенький двигатель. Его подмывало подталкивать «Волгу» мысленным усилием.

То и дело она сворачивала на горизонтально расположенные улочки, а потом дорога вновь убегала наверх. Пешеходные тротуары были выложены из плит, образующих ступени. Изредка на них попадались люди, устало бредущие в гору. На фоне оранжевого предзакатного неба, пышной зелени и морской синевы их фигуры выглядели особенно невзрачными.

Проехав еще немного по асфальтовой полосе, состоявшей из сплошных поворотов, «Волга» остановилась. Помянув бисового батька, таксист пояснил, что дальше дорога перекрыта. И действительно, впереди торчал полосатый барьер, за которым прохаживались двое служивых в касках и бронежилетах. Укороченные автоматы в их руках казались игрушечными.

Костя и Бондарь узнали от таксиста сразу три новости. Первое: такие неприятности часто случаются в Севастополе, который как-никак является военно-морской базой. Второе: объезд займет не менее получаса и обойдется пассажирам в лишних пятьдесят гривен. Третье: если они прибавят к плате за проезд пару червонцев, таксист покажет им кратчайший путь наверх, и уже через десять минут они будут любоваться тамошними достопримечательностями.

Пришлось платить. Не хотелось снова мотаться по городу в разболтанной «Волге», а кроме того, Бондарь и Костя ведь намеревались попасть на кладбище раньше Малютина. В хорошем смысле этого слова.

Таксист бережно вложил протянутые купюры в бумажник, подвел их к малоприметной бреши в кустах и, указав на тропу, сказал, что она ведет прямиком к пирамидальному храму Святого Николая. Посовещавшись, Бондарь с Костей попросили его ожидать их внизу.

— А гроши? — быстро спросил таксист, прищурив один глаз.

— Скилькы трэба? — спросил Бондарь почему-то тоже по-украински. Дурные привычки привязчивы.

— Сто грывень. — Это было произнесено без запинки. Щирому украинцю не терпелось обобрать двух москалей как липок.

— Восемьдесят, — твердо сказал Костя. — И деньги получишь наверху.

— Га? — изумился таксист. — Чому так?

— Потому что еще неизвестно, куда эта тропинка ведет, — поддержал напарника Бондарь. — Может, в пропасть. А может, в болото.

— Тю, та тут нэмае болот.

— Тогда не кочевряжься, а топай вперед, Сусанин, — проворчал Костя.

— Я нэ Сусанин, я Пылыпчук, — с достоинством заявил таксист, после чего неохотно подчинился.

Очень скоро выяснилось, что проводник был прихвачен не зря. Дважды шедший впереди Пилипчук вступал в кучи наложенного на тропинке дерьма и принимался ругаться на чем свет стоит, шаркая подошвами по камням. Других неожиданностей подъем не таил и оказался не таким уж сложным. Там, где тропа проходила мимо утопающих в ежевике заборов, она была посыпана щебнем, местами даже зацементирована. Петляя по ней, путники вскоре выбрались на вершину холма.

— Гроши, — пропыхтел таксист, протягивая заскорузлую ладонь, сложенную лодочкой.

— Не вздумай нас бросить, — предупредил Костя, расплачиваясь с ним. — Номер твоей колымаги я помню. Обманешь — найду и наизнанку выверну.

— Ну що за люди, що за люди, — запричитал таксист, укоризненно качая головой. — До ных с видвэртою душою, а воны… Э, да що там балакаты. — Он махнул рукой. — Россияне. Чого з вас визьмэш?

Взял он, однако, немало. И исчез с такой подозрительной поспешностью, что Бондарь пожалел о решении заплатить ему вперед. Чем-то Пилипчук напоминал отставного украинского президента Леонида Кучму. Такие же песочные волосики и такое же простодушное выражение лица, плохо вяжущееся с постоянно бегающими глазами.

Бондарь не стал делиться своими подозрениями с Костей, но мысленно попрощался и с пройдохой таксистом, и с казенными денежками.

* * *

Вблизи пирамида храма казалась почти величественной. Измерив шагами одну из ее сторон, Бондарь перемножил двадцать на двадцать и выяснил, что площадь основания составляет чуть больше четырехсот квадратных метров. Вся белая, если не считать фундамента из красного камня, она четко выделялась на фоне фиолетового неба. Когда включились прожектора подсветки, в центре гранитного креста проступило рельефное изображение лаврового венка. Оценив толщину каменных стен, Бондарь подумал, что храм запросто мог бы выдержать долговременную осаду, тем более что его вытянутые окна представляли собой почти классические бойницы. Остановившись перед порталом, можно полюбоваться мозаичным изображением Христа. В своей ярко-красной хламиде на не менее ярком фоне он так и просился в компанию битлов с обложки знаменитого альбома «Сержант Пеппер».

Невольная улыбка сползла с лица Бондаря, когда его глаза наткнулись на плиты из черного гранита с наименованиями воинских соединений, принимавших участие в обороне. Многие из ее участников пали смертью храбрых. Уцелевшие доживали свой век в нищете, болезнях и бесславии. Истерзанная, обобранная до нитки, одурманенная водкой и наркотиками, Родина-мать позабыла своих героев.

Бондарь повернулся в сторону кладбища, обнесенного каменной оградой с чугунными воротами. Где-то там караулил Костя, скрывшийся от посторонних взглядов. Возле входа на кладбище торчали два старинных орудия. Сквозь листву каштанов и акации проглядывало двенадцатиметровое изваяние Скорбящего матроса с опущенным знаменем.

Казалось бы, вся здешняя обстановка должна была внушать посетителям если не печаль, то хотя бы уважение, но те несколько человек, которые толклись на площадке перед храмом, вели себя так, словно находились на увеселительной прогулке. Трое мужчин подпирали ларек, угощаясь явно не прохладительными напитками и выясняя, кто кого уважает сильнее. Влюбленная парочка на парапете лизалась с таким самозабвением, будто ничего вкуснее чужой слюны на свете не пробовала. Стайка подростков с загадочным видом расхаживала вокруг пирамидального здания, и сдавалось Бондарю, что в карманах их широченных штанов хранились баллончики с краской. Значит, утром священнослужители обнаружат на стене храма очередной образец молодежного творчества под названием «граффити». Что-нибудь броское и крайне примитивное, в духе скудоумных собратьев по разуму из Гарлема.

В тот самый момент, когда Бондарь намеревался то ли поморщиться, то ли сплюнуть, на площадку выехал знакомый «БМВ», из которого выбрался Дубинский. В отличие от своих московских гостей, он заехал на холм с противоположной стороны, так что ему не пришлось подниматься пешком. Бондарь отстраненно пожалел об этом. Хотелось бы ему поглядеть, как будет пыхтеть и отдуваться этот приверженец здорового образа жизни, который и на кладбище явился в спортивном костюме. В его возрасте следовало бы одеваться менее броско.

Повернувшись к нему спиной, Бондарь стал любоваться видом, открывающимся сверху. Ночь еще не сгустилась до непроглядной темноты, но в Севастополе уже зажигались огни. Мерцая и переливаясь, они смотрелись заманчиво, как мириады бриллиантов, рассыпанных на черном бархате.

— Добрый вечер, — послышалось за плечом Бондаря.

Он медленно повернул голову:

— Вчера вы опоздали, а сегодня явились на семь минут раньше, Юрий Михайлович. Нарушена координация во времени?

— Вы тоже приехали раньше, — напомнил Дубинский, переминаясь с ноги на ногу. Белые кроссовки на его ногах казались непропорционально большими. В руке он держал крохотную бутылочку кока-колы.

— Работа у нас такая, — сказал Бондарь.

— У нас тоже.

— У вас?

— Я имею в виду, что работа у нас общая, — поспешно поправился Дубинский.

Где-то вдали послышалось сиплое завывание пожарной сирены. Ему вторили вопли то ли «Скорой помощи», то ли милицейской машины. Хотя это никак не касалось Бондаря, в его душу закралась смутная тревога.

Дубинский тоже прислушался к приглушенной какофонии, а когда она стихла, счел нужным продолжить свою мысль:

— Мы все делаем одно дело.

— Не все, Юрий Михайлович, — вздохнул Бондарь. — В том-то и беда, что каждый норовит действовать на свой страх и риск. Одни являются на встречу, когда им вздумается. Другие используют служебные катера в личных целях.

— Кстати, о Эльдаре Сейдуллине. — Выбулькав треть содержимого своей бутылочки, Дубинский вытер усы и продолжил: — Я навел справки. Оказывается, этот козел состоял в так называемой ОПГ, организованной преступной группировке. Их называют у нас балаклавскими, среди них полно крымских татар. Сейчас они как раз воюют с нахимовскими — это банда из другого района города, возглавляемая греком. За неделю погибло восемь человек с обеих сторон. Если предположить, что Эльдара грохнули нахимовские, то он девятый.

— Если предположить, — пробормотал Бондарь, не зная, как отнестись к услышанному.

* * *

Мог ли Сейдуллин пасть жертвой криминальных разборок?

В принципе бандитский беспредел процветал в Крыму с незапамятных времен, когда тут бесчинствовали всевозможные ханы, гетманы и воеводы. В годы Гражданской войны по здешним лесам и степям рыскали то банды, то карательные отряды, вырезая под корень жителей хуторов и деревень вместе со скотиной и дворовыми собаками. Потом была кровавая страда Великой Отечественной, потом массовые депортации целых народов, сотрудничавших с гитлеровцами. В горбачевскую эпоху они вернулись, но уже вместе с обидой и ожесточением, с уголовным прошлым и ненавистью к «захватчикам», обрекшим их на полувековые скитания на чужбине.

Все это привело к поголовной деградации и криминализации местного населения. В Крыму продолжался уголовный беспредел, давно прекратившийся в остальной Украине. Севастополь, в котором размещались российские и украинские военно-морские базы, превратился в вотчину братвы. Раздел Черноморского флота породил высвобождение из-под контроля огромного количества оружия и воинского имущества, попавшего в руки всякого сброда. А расформирование воинских частей привело к тому, что вокруг Севастополя образовались целые поселения, жители которых щеголяли армейской выправкой и придерживали на ходу подозрительно оттопыренные карманы.

Никто не знает, сколько бывших офицеров, прапорщиков и беглых солдат пополнило ряды местных преступных группировок, но их была тьма. Банды, диаспоры, кланы и псевдопартии постоянно кроили и перекраивали карту полуострова.

Мог ли Эльдар Сейдуллин пасть жертвой этой междоусобицы? Запросто. Татары прикончили парочку греков, те в отместку убили нескольких татар. Обычное дело. Волки грызутся между собой за лучшие куски.

— О чем вы думаете? — нарушил затянувшееся молчание Дубинский.

Бондарь смерил его тяжелым взглядом:

— Я думаю, вам следовало бы уделять побольше внимания главной задаче, вместо того чтобы заботиться о фигуре.

— Одно другому не мешает.

— Да? — Бондарь демонстративно поднял брови. — И это говорит мне человек, доверивший ответственнейшее поручение заурядному бандиту? Хорош бы я был, если бы воспользовался его услугами. Нужно тщательнее подбирать людей, Юрий Михайлович.

Дубинский откашлялся:

— Для этого требуется много времени и много денег.

— Тех денег, которые прокручиваются в вашем турагентстве, хватает с лихвой, — отрезал Бондарь. — Не станете же вы утверждать, что приобрели иномарку на собственные сбережения? Их хватило бы на эти замечательные кроссовки, в которых вы щеголяете, согласен. — Взгляд Бондаря скользнул вниз, многозначительно задержавшись там. — Может быть, даже на ваш не менее замечательный костюм, в котором вы, похоже, днюете и ночуете.

— Уж не собираетесь ли вы указывать мне, во что одеваться? — напыжился Дубинский.

— Разумеется, нет. — Тон Бондаря оставался умеренно неприязненным. — Но, согласитесь, глупо угодить в морг в таком виде. Если ваш труп не будет опознан, то вас так и похоронят — в спортивном костюме, а вы ведь не мальчик.

Бутылочка коки выпала из ослабевших пальцев Дубинского, ударилась о парапет и, кувыркаясь, полетела вниз, где разбилась при соприкосновении с ноздреватым валуном. Хлопок прозвучал резко, словно пистолетный выстрел. Заметив краешком глаза фигуру Кости, возникшего на площадке с проворством чертика, выскочившего из табакерки, Бондарь предостерегающе приподнял руку. Дубинский этого жеста не заметил. Все его внимание было приковано к глазам собеседника. Наверное, он пытался прочитать в них свой смертный приговор.

— На что… — Ему пришлось хорошенько прочистить горло, прежде чем его голос зазвучал более-менее отчетливо. — На что вы намекаете?

— Случайные половые связи опасны для здоровья в частности, — проникновенно произнес Бондарь. — Случайные деловые связи опасны для жизни вообще. Прошу усвоить это на будущее. Если оно вам дорого.

— Этот Сейдуллин, — Дубинский повертел шеей, словно высвобождаясь из невидимой петли, — он показался мне надежным человеком. Немногословный, исполнительный, с боевым опытом за плечами. Ему можно было поручить любое деликатное дельце.

— Да, по части деликатных делишек он был мастак, — хмыкнул Бондарь, вспомнив непристойную картину в каюте катера. — Кстати, личность его подруги установлена?

— Милиционеры предполагают, что труп принадлежит приезжей. Фамилию пока назвать не могут. Вы же знаете, сколько в Севастополе отдыхающих. — Дубинский ткнул пальцем в ночной город, раскинувшийся внизу. — Пока что заявлений о пропаже женщин не поступало. Будем ждать результатов следствия.

— Полагаете, я именно для этого и приехал?

— Я понятия не имею, зачем вы приехали. Не знаю и не хочу знать. Меня это не касается. Но я убежден, что смерть Сейдуллина не имеет к этому ни малейшего отношения. Нет никаких причин волноваться. На катер будет принят новый человек.

— На этот раз из нахимовской группировки? — саркастически спросил Бондарь.

— Я не из тех людей, которые дважды наступают на одни и те же грабли, — торжественно произнес Дубинский.

— Вы наступаете на разные грабли?

Не придумав ответа, он сделал вид, что подтягивает штаны, которые и без того сидели на нем высоковато, деля туловище примерно на две равные половины. Это придавало ему некоторое сходство с неваляшкой. Бондарю было нелегко удержаться от желания сбить его с ног и посмотреть, что из этого получится. Но вместо этого он перевел беседу в деловое русло:

— На катере должны были храниться кое-какие вещички. Их конфисковали при обыске?

— Вы имеете в виду оружие? — перешел на шепот Дубинский. — Оно в целости и сохранности. На «Афалине» имеется отличный тайник. Постороннему его ни за что не отыскать.

— И радиоаппаратура тоже на месте? — недоверчиво спросил Бондарь.

— Нет. И оружие, и аппаратура иссчезли.

— Куда же это все подевалось?

Дубинский захихикал:

— Вот видите, я тоже умею шутить.

— Мне не нравятся ваши шутки, — признался Бондарь.

— А мне — ваши.

— Хватит валять дурака. Где вещи?

— В багажнике моего автомобиля. — Дубинский не поленился повернуться всем корпусом назад, чтобы указать на «БМВ», сиротливо приткнувшийся подле храма. — Я решил, что арсенал вам может понадобиться. В свертке находятся…

— Мне отлично известно, что находится в свертке, — отчеканил Бондарь. — Вернее, что там должно находиться. И если выяснится, что в комплекте недостает хотя бы одного патрона, хотя бы одного микрофона, то…

— Ну вот, опять вы за свое, — перебил его Дубинский, глаза которого погрустнели, сделавшись похожими на пару маслин, вымоченных в масле. — Сколько можно, Евгений Николаевич? Мы ведь с вами играем в одной команде.

— Лично я не играю, а работаю. Тащите сюда пакет.

— Я вам не мальчик на побегушках. Пойдемте вместе, и забирайте свои вещи сами.

На протяжении нескольких долгих секунд они сверлили друг друга взглядами. Наконец Дубинский не выдержал и уже приготовился выполнить распоряжение Бондаря, когда тот примирительно похлопал его по плечу:

— Не обижайтесь, Юрий Михайлович.

— Вы обращаетесь со мной, как с предателем, — выпалил он. — Если подозреваете меня в чем-то, то так и скажите, а не ходите вокруг да около.

— Все в порядке, — сказал Бондарь. — Просто происшествие на катере выбило меня из колеи.

— Роковая случайность. — Дубинский пожал плечами.

— Допускаю, что это так. Лишь бы случайности подобного рода не сделались роковой закономерностью.

Произнеся эти слова, Бондарь снова хлопнул Дубинского по плечу, на этот раз сильнее, и они вместе зашагали к машине. Наверное, со стороны они выглядели, как добрые приятели, но обоим не терпелось поскорее распрощаться и потерять друг друга из виду. Во всяком случае подвезти Бондаря к гостинице Дубинский не вызвался. И его рука, которую пришлось пожать при расставании, оказалась на ощупь дряблой и влажной, как дохлая лягушка.

* * *

— Чисто, — доложил Костя, вышедший из укрытия, когда «БМВ» покинул площадку перед храмом. — За то время, пока вы общались, наверх не поднялась ни одна собака.

— У меня тоже хорошие новости. Целых две. — Бондарь растопырил соответствующее количество пальцев. — Во-первых, теперь мы полностью экипированы. Здесь, — он приподнял пакет, — находится все, что нам может понадобиться в работе. Во-вторых, наш спортсмен утверждает, что убийство Сейдуллина не имеет к нам никакого отношения. Криминальная разборка. Обычное дело.

— Хотелось бы верить, — буркнул Костя.

— А ничего другого нам не остается.

Закончив дискуссию на этой оптимистической ноте, Бондарь направился к тропинке, ведущей вниз. Площадка почти опустела, лишь влюбленная пара самозабвенно лизалась в тени деревьев. Продавец запирал свой ларек на ночь, громыхая стальными ставнями. За распахнутой дверью храма виднелась одинокая фигура священника, слоняющегося по залу в золотистом сиянии лампад и свечей. Было приятно думать, что он размышляет не о хлебе насущном, а о вечности, уготованной его душе, хотя, конечно же, это было не так.

Переглянувшись, Бондарь и Костя начали спускаться, не забывая посматривать под ноги, чтобы не свернуть шеи раньше, чем это попытаются сделать потенциальные враги. В большинстве домишек за оградами горел свет, отовсюду пахло жареной рыбой. Во дворах царил беспорядок. Охранявшие их псы отзывались на шаги тоскливым полаиванием.

— Я же предупреждал этого мудака, — выругался Костя, когда тропа выбежала на асфальтовую ленту шоссе. — Слинял, гад. Встречу — башку отвинчу, веришь?

— Верю, — буркнул Бондарь.

Таксиста действительно не было видно. На пустынной дороге находился только часовой, прохаживавшийся вдоль заграждения. Давая понять, что его лучше не беспокоить по пустякам, он передернул затвор своего автомата. Металлический щелчок прозвучал в ночной тишине очень отчетливо и внушительно.

— Пойдем пешком, — сказал Бондарь.

— Мудрое решение, — откликнулся Костя, пристраиваясь рядом. — А я опасался, что ты предложишь лететь по воздуху.

— Родина прикажет, полетишь как миленький.

— А что, запросто. — Костины губы растянулись в самодовольной ухмылке. — Сам знаешь, для бывалого спецназовца ничего невозможного нет.

Бондарь знал. Личное дело напарника было изучено им вдоль и поперек. Константин Кардаш принадлежал к числу вымирающего племени настоящих спецназовцев, присягавших на верность еще Союзу Советских Социалистических Республик. Служил он в элитной 22-й бригаде, бойцов которых называли «серыми волками» за шевроны со звериным оскалом и надписью «Побеждают сильнейшие». Три «волчьи» роты специализировались по акциям в так называемых театрах военных действий. Четвертая, Костина, рота предназначалась для выполнения особых заданий в тылу, и ее личный состав был представлен поголовно прапорщиками, успевшими нюхнуть пороха и знавшими почем фунт свинца.

Очень может быть, что их обучали и летать — достоверно это никому не известно. Но одно Бондарь знал точно: его напарник по всем параметрам превосходил и папашу Терминатора, и «матричного» Нео, и всех каскадеров, вместе взятых.

Специалисты относили его характер к «пассивно-агрессивному типу», который, между прочим, считается идеальным для бойца спецподразделения. Костин интеллект был лишь чуточку выше среднего, зато в его характеристике значилось, что он склонен к риску (но не без авантюризма); в своих неудачах винит обычно себя, а не «обстоятельства» или других людей; ценит мужскую дружбу; самостоятелен в своих оценках и решениях; умеет быстро перестраивать поведение в зависимости от ситуации.

Тем, кто думает, что эти и им подобные качества особого значения не имеют, следует напомнить, что бойцы спецназа действуют в отрыве от своих войск, на вражеской территории, причем не пару часов, а в течение нескольких дней или даже недель. При этом они постоянно играют в прятки с контрразведкой противника и лишены права на ошибку.

У Бондаря такого права тоже не было, поэтому, шагая по пустынному шоссе, он на ходу проверил, заряжены ли пистолеты.

— Дал бы мне пушку, — попросил Костя. — А то без оружия я чувствую себя каким-то неполноценным, веришь?

— Сперва доберемся до гостиницы, — ответил Бондарь, не сбрасывая со счетов возможность появления милицейского патруля. Избавиться от пакета было легче, чем от пистолетов, торчащих за поясом.

Как вскоре выяснилось, их ожидал совсем другой сюрприз, но тоже очень неприятный.

* * *

За очередным поворотом показались человеческие фигурки и автомобили, сгрудившиеся у обочины. Подойдя поближе, Бондарь разглядел очертания пожарной машины. Стояли на дороге также милицейский «уазик» и «газель» с красным крестом на боку.

Далеко внизу, на склоне холма, догорал обугленный остов легковой машины. По-видимому, пожарникам не удалось приблизиться к пламени вплотную, а водяные струи из брандспойтов не достигали своей цели. Тушение велось для проформы. Все, что могло сгореть, уже сгорело. Дотла.

— Это он, — угрюмо сказал Костя.

— Кто? — спросил Бондарь, заранее зная ответ.

— Наш хитровыделанный таксист.

— С чего ты взял?

— Нутром чую. Точнее, задницей.

— Тоже мне, экстрасенс выискался, — сказал Бондарь.

— Не знаю, как насчет этих… экстрасенсоров, а у нашего брата главный барометр в кормовой части расположен, — заявил Костя, похлопав себя по ягодице. — И этот барометр подсказывает мне, что дело пахнет керосином.

— Не нагнетай обстановку.

— А она и без того нагнетенная, дальше некуда.

Через пару минут они присоединились к зевакам, раздувшиеся ноздри которых жадно впитывали запах дыма и чужой беды. Никто не обращал на Костю и Бондаря внимания. Зато они не пропускали ни одной мелочи, приглядываясь и прислушиваясь к происходящему вокруг. К месту события сходились все новые любопытные. Те, кто успел сюда раньше, охотно делились с вновь прибывшими своими наблюдениями. Их голоса звучали возбужденно:

— Если бы не дерево, он бы до самого моря докувыркался…

— А то! Под сотню топил, не меньше…

— Не вписался в поворот…

— Так он, мудило, даже затормозить не попытался…

— Небось пытался, да только тормоза заклинило. Так бывает, когда на спуске сцепление выключают…

— Точно-точно! Таксисты вечно бензин экономят. За лишнюю каплю удавиться готовы…

Костя возбужденно прошептал:

— Слыхал? Это был таксист.

— Да знаю, знаю, — пробормотал Бондарь. — Вон он валяется, красавец. Собственной персоной.

Проследив за направлением жеста, Костя выругался. На дороге, освещенной десятками автомобильных фар, действительно лежал таксист, доставивший напарников к храму. Окровавленная простыня, которой он был укрыт, сползла, пока двое санитаров перекладывали его на носилки.

Н-да, не повезло бедолаге. Не успел даже истратить денежки, которые прикарманил. Проводил пассажиров наверх, вернулся в машину и недолго думая дал деру. Чем это закончилось, можно было судить по рассказам очевидцев:

— Гляжу, несется прямо на меня как угорелый…

— Мы стоим, а он мимо — ш-шух-х! Ну, думаю, этот скоро приедет…

— Не надо было ему на ходу выпрыгивать…

— Тогда сгорел бы заживо, на хер…

— Ну чистый каскадер…

— Ага, каскадер. Еще тот. Башка лопнула, как арбуз — хрясь. За версту было слышно…

— Он ка-ак сиганет…

— «Волжана» ка-ак долбанется…

— В жизни ничего подобного не видел…

— Эх, была бы у меня с собой видеокамера…

Костя посмотрел на Бондаря. Бондарь посмотрел на Костю.

Итак, у таксиста отказали тормоза. Учитывая то, что напарники собирались уехать с холма именно на его «Волге», им крупно повезло. Но радости не испытывал ни Бондарь, ни Костя. Потому что вчерашние трупы на катере и сегодняшняя авария представлялись им звеньями одной цепи. Той самой цепи, которая постепенно смыкалась вокруг их глоток.

— Думаешь, на нас охотятся? — спросил Костя, когда они покинули место происшествия.

— Не знаю. Вспомни поговорку про фраера, которого жадность сгубила, — сказал Бондарь, глядя под ноги. — Возможно, таксист слишком торопился смыться, вот и потерял голову. Не зря говорят: «Поспешишь, людей насмешишь».

— Насмешил! Мне почему-то не до веселья, веришь?

— Верю. Мне и самому все это активно не нравится.

— В распоряжении тех, кто вывел из строя тормоза, было минут пятнадцать, не больше, — задумчиво произнес Костя. — И действовать им приходилось на виду у часовых. Как же они ухитрились?

— Я тоже задаю себе этот вопрос. И напрашиваются определенные выводы.

— Какие?

— При самом скверном раскладе, — сказал Бондарь, — это дело рук украинских спецслужб, которые каким-то образом пронюхали о нашем прибытии.

— А что, есть еще и хороший расклад? — удивился Костя.

— Смотря для кого…

— Для нас, разумеется.

Сунув в рот сигарету, Бондарь щелкнул зажигалкой и сказал:

— Надеюсь, ему просто крупно не повезло. Тормоза могли отказать при спуске с выключенным сцеплением. А еще таксист мог идти на третьей скорости, придерживая ногой тормозную педаль. Многие лихачи так поступают, сам знаешь. — Сделав несколько затяжек, он заключил: — Будем считать, что тормоза перегрелись и отказали на повороте.

— Почему ты отбрасываешь вероятность покушения? — спросил Костя.

— Потому что в этом случае мы обязаны поставить в известность начальство и позаботиться о спасении своих шкур, — проворчал Бондарь.

— А тебе не хочется?

— А тебе?

Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом, не сговариваясь, перевели взгляды на дорогу, убегающую вперед. Сходить с нее не хотелось. Поворачивать вспять — тем более. Если уж дорога выбрана, то надо идти по ней до конца, не так ли?