Крестоносцы

Сергей Викторович Пилипенко, 2016

Книга рассказывает о реальной, а не во многом приукрашенной жизни Христа и его матери и полностью раскрывает подлинные черты того времени. Она не противоречит уже всем известным событиям, но наиболее точно раскрывает смысл первопришествия и суть искаженного временем «предательства». Вторая часть показывает ход второго, мало запечатленного самой историей пришествия, состоявшегося в средние века, а третья – знакомит читателя с готовящейся третьей попыткой возникновения подобного явления на Земле.

Глава 2. Исповедь греха

«Указуй, но памятуй, что ниспослание верха — есть воля и пророждение нового в искренне восходящем свете», — гласит настоящая Библия о делах житейских.

Но, что лежит в основе этого, уже всенародного эпоса? Попробуйте, разберитесь.

Важен смысл не только как инаугурация восхождения, но и как не колеблющиеся во времени проросли вглубь уходящей правды.

Но продолжим наш рассказ и осветим путь от истока до пророка, несмотря ни на какие субординации права, и даже не взирая на усталь от своеобразия подобного словоизложения.

Мальчик рос, казалось, не по дням, а по часам.

Мать даже немного удивлялась этому. То ли это происходило от довольно частого кормления, то ли от того, что она очень часто молилась за его благополучие и здоровье в этом окружающем, почти мертвом мире, пугающим издали своей мертвецкой бледностью в опоясывающей зеленой примеси деревьев.

Тишина уже была условной необходимостью их близкого общения с природой и даже иногда пугала своей возрастающей глухотой.

Прошел месяц. Мальчик подрос и уже не казался таким слабым и беспомощным, как это было вначале.

Мать без устали приглядывала за ним и, почти не переставая, молилась богу за их спасение.

Наверное, за этот месяц она стала к нему на столько ближе, на сколько может человек, вообще, приблизиться к кому бы то ни было и даже сродниться.

И, может от того, что она поверила в свою правоту совершенного ею поступка или познала горечь судьбы многих таких до нее, женщина обрела настоящую веру в силу гораздо большую, нежели та, которой все боялись и почему-то мало преклонялись.

Изуверие стало беспричинной злобой дня. Везде измывались, глумились, убивали, раздевали догола и бросали на съедение живой твари, втыкали в одежду крохотные иглы и заставляли носить ее, дабы помнили о каком-нибудь добре, сделанном подателем настоящей власти.

И не было просить у кого помощи, окромя самого себя. И не было к кому обратить себя, дабы избежать какой злой участи.

Даже узы семьи того маленького племенного общества не давали общую степень благополучного исхода. Казалось, сама природа измывается над ними. Уничтожает их же руками.

Говорили, на Землю ниспослан какой-то злодей в человеческом обличье. Но теперь, обретая в себе уверенность, жизненную стойкость и небольшую капельку настоящей веры, Мария не верила им всем.

Не было никогда такого злодея и не будет впредь. Это люди породили его в своей собственной безнаказанности, изуверии и лжеоправдании своих поступков.

Это они создали настоящее злодейство и теперь бегут от него, как муравьи от жаркого костра в стороны.

«Нет, — думалось в ту пору молодой женщине, — не может быть такого, чтобы на Земле восторжествовал какой-то не мыслимый для таких, как она, злодей. Скорее, мы сами в себе злодеи, если допускаем это с собой. К чему винить кого-то, когда сам в чем-то кому-то уступаешь и прячешься, как побитый пес в кусты. Если нет до нас дела богам, то почему тогда мы так страдаем? Значит, бог есть, ибо не было бы его — не было бы и состязаний в любви к другому такому же, позади и рядом идущему».

Так заключала сама для себя молодая мать, делая что-то по дому или заботясь о ребенке.

Ей некогда было отдыхать и в те редкие выпадающие минуты свободного времени, она просто спала, так как сильно утомлялась за время постоянных забот и хлопот.

Прошел еще месяц.

Мальчик немного подрос, а мать начала подумывать о том, как бы ей подыскать другое жилье.

Вскоре должна была наступить зима, и хотя это не сильно холодное время, все же нужно было подумать о том, как дальше существовать и где доставать себе пищу. Ведь в округе уже почти ничего не осталось.

Она с грустью смотрела на последние крохи зерна, собранного только вчера на заброшенном участке, и даже тихонько всплакнула. Нужно было что-то предпринимать. Но что?

У нее никого нет. И никому она, кроме своего сына не нужна. Кто ее прокормит, кто пустит к себе?

А если даже и пустит, то кто поверит в ее судьбу, а тем более, ее рассказу о том, что она сама выжила в этих краях.

Местность здесь была не очень гористая, но и долиной ее не назовешь.

Повсюду росло пальмовое дерево, совсем незначительная часть фруктовых деревьев и небольшие кусты плодовитого растения, питаться плодами которого было очень плохо, так как они вызывали потом необычайную жажду и к тому же, придавали горечь ее молоку.

Сама земля, в основном, была песчаной с примесью довольно большого количества глины, а также красного пористого камня.

Часть земель, специально отобранных местным населением, была предназначена под посевы зерновых, но даже в течение многих лет ее постоянной обработки она скудно родила, не давая хорошего урожая тем племенам, что эту местность населяли.

Мария шла сюда вместе со своим племенем. Они хотели выйти к морскому побережью, дабы попробовать соленой воды и где-то рядом с ним обустроиться.

Главный говорил, что в тех краях должна быть хорошая земля, которая даст им прибыль и удвоит хозяйство. А, может, по дороге найдут и что-то более подходящее.

Женщина снова посмотрела вокруг, и ее сердце больно заныло. Нарастала внутренняя тревога за свою жизнь и сына.

«Что же делать? — напряженно думала она все это время, — Запас почти закончился, молоко на исходе и поблизости никого нет».

В отчаянье она даже заломила руки и бросилась на землю, моля о своей пощаде неизвестно кого. Ей были известны только имена богов и их общего хранителя, но кому конкретно она молилась, Мария не знала.

И тут ей в голову после небольшого рыдания пришла странная мысль.

«Надо идти на юг и спасаться. Там мое счастье».

Женщина подняла голову и посмотрела в ту сторону. Что-то опять, как и в прошлый раз, блеснуло впереди, и она почти побежала, оставив в хижине малыша.

Но по дороге, вспомнив о нем, решительно возвратилась и, подхватив на руки, бросилась обратно в сторону мерцающего в лучах солнца света предмета.

Добежав до места, она вначале не обнаружила ничего и с удивлением посмотрела по сторонам.

И лишь внимательно всмотревшись себе под ноги, женщина увидела блестящую серебряную монету. Это блестел настоящий динарий того государства, в котором они раньше жили.

«Значит, — решила она про себя, — племя ушло в эту сторону, то есть тоже на юг. Но, что мне это даст, если я последую за ним. Да и ушло ведь оно далеко от меня за это время».

И снова она посмотрела вперед по дороге, избитой то ли копытами лошадей, то ли огромной людской толпой, бежавшей от вшивой нечисти.

Где-то впереди что-то блеснуло, и Мария с сыном на руках пошла дальше. Дойдя до места, она нашла такую же монету.

— Что это? — тихо зашептала женщина, — какое-то чудо? Или это просто я сплю? — и она потерла одной рукой глаза.

Но чудо не исчезало, а, наоборот, всмотревшись дальше, Мария снова увидела блеск и опрометью бросилась туда.

Так повторилось семь раз.

Когда женщина подобрала седьмую монету, то посмотрела по сторонам. Где-то впереди было ясно видно невысокое гористое скопление в виде больших камней, и она, не раздумывая, пошла в ту сторону.

Дорога постепенно уходила вправо и заставила Марию на минуту задуматься.

Но, приняв окончательное решение, она решительно направилась в сторону возвышающихся камней, по дороге осматривая окружающую ее растительность.

Деревьев стало немного меньше и кустов тоже, но зато появились какие-то всходы с небольшими клубнями в завязи, уже изрядно проросшие и дающие надежду на хоть какую-то еду.

Но самое большое чудо, которое она могла еще где-либо повстречать, ждало ее впереди.

Уже совсем недалеко от расположившихся буераком громадных камней, она увидела мирно пасущуюся на свежей траве козу.

Мария снова потерла глаза.

Уж не сон ли это, или какое марево в глазах?

Но, нет, коза не исчезла и даже приветливо подала свой голос, увидев приближающуюся к ней женщину.

Мария подошла почти вплотную к животному и попробовала погладить ее по густой шерсти. Коза довольно отозвалась и даже потерлась о ее бок.

И снова мать порадовалась. Наверное, все же боги заботились о ней. Но, о ней ли?

И здесь впервые молодая женщина задумалась о младенце, неизвестно как появившегося у нее внутри.

«Вот оно, — подумала она, — это откровение. Значит, сын мой надлежит богам. Это они о нем заботятся и хотят, чтобы он выжил и дал людям что-то такое, что они хотели бы видеть на Земле».

Эта мысль придала невероятную силу хрупкой женщине, и она, как бы сразу, стала вдвое старше и мудрее.

Мария подошла поближе к камням и заглянула внутрь расщелины.

Было немного темновато, но и так стало ясно, что другого выхода здесь нет.

Значит, им с сыном там будет хорошо и уютно, если, конечно, она дооборудует это место под жилище.

И мать, недолго думая, положила на траву все еще спящего малыша, подстелив небольшую холщовую ткань на сухую охапку травы, и усердно взялась за работу, лишь изредка поглядывая за ребенком и козой.

Она снова наломала пальмовых листьев и переплела ими найденные сухие жерди. Потом насобирала сухой, не колючей травы и положила сверху. После чего, сняв с себя часть верхней одежды, постелила ее, образовав хорошую и мягкую постель, как для нее, так и для малыша.

Козу она решила держать рядом с собой, а точнее, обогревать ребенка с другой стороны, ибо, что ни говори, а ночью в этой небольшой, но удобной пещере холодно. Мать обшарила руками все углы и еще раз убедилась, что другого выхода нет.

Наверное, камни свалились очень давно, и другая сторона уже порядком обросла нанесенным песком и растительностью.

«Что ж, это хорошо, — думала молодая мать, — по крайней мере, будет теплее и не так сыро».

Здесь же, в пещере она решила обустроить себе место под разведение огня и выпечку лепешек.

Но для этого требовалось сходить обратно к старому месту и постепенно перенести все сюда.

Мария решила не оставлять сына и взять с собой, но подумав, что так она слишком долго будет перекочевывать с места на место, все же пришла к выводу, что нужно оставить его здесь вместе с козой, заведомо прикрыв вход в пещеру большим, но не сильно тяжелым камнем.

Покормив малыша и поиграв с ним до той поры, пока он снова уснет, мать уложила его возле обустроившейся рядом козы на свежеприготовленную постель и, загородив вход камнем, пошла к хижине на старое место.

Назад пришлось идти почему-то гораздо дольше, чем она предполагала, но все же Мария решила добиться своего и ускорила шаг почти до бега.

Вскоре показалось и их жилище. Она быстро вошла внутрь, раскурочила старое пепелище и, сложив камни в сделанную ранее купель, пошла обратно.

Отойдя шагов пять, Мария поставила свою ношу и вернулась, решив захватить с собой хотя бы одну из больших посудин под воду. Забрав то, что хотела, она взяла на руки свою ношу и побрела к пещере.

Тяжесть оказалась ей не под силу, и по дороге пришлось несколько камней оставить в стороне. Спустя полчаса она уже подходила к заветной пещере.

Там все было тихо. Мария заглянула внутрь. Коза мирно лежала, пережевывая траву, которую ей предварительно набросала хозяйка, а ребенок спокойно спал, даже не тревожась из-за отсутствия матери.

— Фу-у, — облегченно вздохнула женщина и вытерла пот, бежавший со лба ручьем, — слава богам, все в порядке, — и она принялась заносить свой скарб.

Немного отдохнув и набросав козе еще травы, Мария отправилась обратно.

Прошло два часа. Женщина, хоть и уставшая, но все же довольная своим трудом и новыми находками, сидела в пещере и кормила в очередной раз малыша.

«Все-таки сейчас будет немного легче, — думала она про себя, всматриваясь в черты своего маленького сына, — коза даст нам молоко, надо только ее раздоить, а из ее шерсти я сплету хорошее теплое покрывало. Глядишь, через время мы здесь хорошо обоснуемся. Главное, конечно, чтобы коза не пропала», — и мать твердо решила больше ее никуда не отпускать, а сплести из травы крепкую веревку и привязать животное.

На ночь же, да иногда и днем укладывать здесь подле них. И тепла больше, и как-то спокойнее. Все-таки живая тварь рядом. И снова Мария порадовалась.

«Как хорошо, что я пошла вслед за блеском монет и нашла это место. Спасибо богам, не дали пропасть с голоду», — и она мысленно помолилась в душе за себя и своего сына

На следующий день, обследуя более тщательно их небольшое убежище, Мария увидела вверху тоненький лучик света, падающий в один из близлежащих от нее углов пещеры.

Она взяла длинную палку и поковыряла заскорузлую землю. Щель немного расширилась, а на пол упало несколько кусочков слипшейся грязи.

«Вот хорошо? — обрадовалась женщина, — значит, здесь тоже есть глина и если проделать дыру, то можно потом вымазать хорошую печь до самого верха».

Эта мысль показалась Марии сейчас самой важной, и она решительно взялась за дело, отыскивая снаружи нужный материал и хорошую для лепки глину. Вечером их жилище уже имело совершенно иной вид.

К верху уходила каменная, слепленная глиной труба, упирающаяся прямо в потолок, а внутри была сооружена из того же материала большая печь, в которую женщина вмазала те части доспехов, на которых пекла лепешки, Теперь, у нее была хорошая домашняя помощница, которая и обогреет в случае каких холодов, а заодно и накормит горячей лепешкой или напоит горячим питьем.

Расширив немного по углам пещеру, Мария вымазала глиной все ее стены, при этом не забывая вкладывать внутрь пальмовый лист, чтобы лучше сохранялось тепло, а постель переместила поближе к печи.

Оставался пока нерешенным вопрос с входом, и женщина твердо решила сходить еще раз на прежнее место и забрать старую, сделанную ею самой дверь.

Через два дня на входе красовалась такая же, вымазанная глиной и под цвет самих камней загородка, даже вблизи которую вряд ли можно было бы принять за дверь.

Так женщина обезопасила себя от постороннего глаза, если вообще в этих краях кто объявится. Внутри же она соорудила хорошую дополнительную перегородку, отделявшую входную часть от непосредственного жилища, что давало больше тепла и в случае чего, дополнительную защиту от неожиданных гостей.

Там же Мария расположила и копья, подобранные на дороге, а еще через время она перетащила сюда большой щит и короткий меч, брошенные кем-то в густой траве неподалеку от пещеры.

Немного подумав, женщина соорудила себе еще и лук со стрелами, используя как нож острые края меча, а в качестве наконечников небольшие заостренные продолговатые камни.

Раздоившись, коза хорошо давала молоко, которым мать иногда кормила и сына. Тот немного кривился, но все же хоть часть отпивал из сделанной матерью глиняной чаши.

Снимая вылезающую шерсть с козы, Мария принялась за пряжу. Через месяц у нее накопилось довольно большое количество прядильных ниток, сделанных самым обычным способом, и она взялась за вязание.

Спустя еще полмесяца на их постели лежало хорошее пуховое покрывало, дающее возможность сохранять тепло даже в холодное время.

Но Мария на этом не останавливалась. Она пряла и вязала дальше как на подрастающего малыша, так и на саму себя. К этому времени ее одежда порядком износилась, и нужно было что-то изготовить, чтобы прикрыть оголившиеся места.

Но не это особо расстраивало молодую женщину. Нужно было думать о козе. Чем ее кормить в зимнее время, и о том, как она будет согреваться, если вдруг солнце долго не покажется на небе.

Для животного Мария решила заготовить сушеной на солнце травы. А для себя наготовить хорошую гору дров, наломав веток из растущих деревьев.

Спустя время, когда ребенку исполнилось четыре месяца, она вдруг обнаружила в той же пещере небольшое количество обуглившихся камней.

«Наверное, кто-то до меня здесь жил», — подумала Мария и хотела уже отбросить в сторону один из таких кусков, но, почему-то передумав, бросила его прямо в печь.

К ее великому удивлению, камень возгорел пламенем и дал невиданную ранее теплоту, образовав после себя небольшую кучку тлеющего огня.

Женщина, как завороженная, смотрела на это и не могла понять, что это за чудо.

Но тут ей пришло в голову старое упоминание ее отца о том, что когда-то боги топили печь большими камнями, изымая их из самой земли.

«Вот оно что, — подумала женщина, подкладывая в еще красноватые угли новый каменный кусок, который через время, так же, как и первый, воспылал пламенем, дав такую же теплоту, — это, наверное, и есть камни богов. Как же я сразу не догадалась».

В пещере стало еще теплее и даже немного жарковато. Камень через время перегорел, оставив после себя тлеющие части углей, которые довольно долго не затухали.

Мария примерно подсчитала время поддержания ими огня и радостно улыбнулась.

«Если зимой или в какое другое холодное время не будет солнца, то я буду поддерживать огонь этими камнями, пока хватит. Надо посмотреть в округе. Может, есть где-то еще», — и она решительно направилась на выход.

Немного побродив и оказавшись позади их убежища, Мария нашла похожие куски больших подобного цвета камней. Раскопав верхнюю их часть, женщина обнаружила, что там их превеликое множество. Надо только чем-то откалывать куски. И тут она вспомнила за свой короткий меч, который часто использовала вместо ножа.

— Вот, что поможет мне в этом, — тихо сказала Мария и пошла за нужным предметом в пещеру, прихватив с собой один кусок обнаруженного ею камня.

Возле входа она попыталась его разжечь обычным способом через прозрачный камень, но тот, к ее удивлению, возгораться не горел.

Тогда Мария разложила небольшой костер из сухой травы и тонких ветвей и уже затем бросила туда свою находку. С минуту полежав, камень загорелся.

— Ага, — поняла женщина, — значит, его надо разжигать только от большого огня. Тогда, все равно нужно и дерево, и эти камни.

Сделав достаточно большой запас необходимого ей топлива, Мария занялась обустройством своей небольшой пещеры.

Она налепила много разных изделий из глины, в большей части предназначенных для домашнего обихода, и обожгла их на костре, используя при этом короткую рукоять меча, дающую возможность не касаться самой поверхности обжига.

Но были в ее скромной утвари и небольшие вещи, предназначенные для ребенка.

Мать вылепила, как могла, фигурки лошадей, козы, коров и других животных, которых она когда-то видела сама. Сейчас, конечно, они были мало нужны, но все-таки мать решила сделать это на будущее, чтобы не отнимать время в более беспокойный период его возраста.

Судя по прошлой зиме, места здесь не особо отличались холодом, но нужно быть начеку всегда. Ведь никогда не знаешь наперед, что сотворят боги и с ними, и с окружающим.

Так и проходило время в беспокойных заботах о себе и сыне, отсчитывая день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем.

Мария уже устала и ждать, когда наступит похолодание и даже подсчитывала в уме какое сейчас время.

Но холода пока не наступали, и вокруг было еще довольно тепло.

К своему удивлению, незадолго до того, как сыну исполнилось полгода, она обнаружила неподалеку в земле какие-то плоды, с виду похожие на земляной горох, но немного побольше.

Взяв один из плодов, Мария попробовала на вкус, но сразу же выбросила. Он был несъедобным.

Случайно тот угодил в разведенный ею неподалеку костер и, полежав там немного, задымил.

Женщина вытащила его оттуда и бросила в сторону. Когда он остыл, она с жалости к животному дала попробовать и ему. Та быстро съела, не обращая внимания на его вкус.

Тогда Мария решила принести еще ей такое же. Спустя минуту, она протянула козе сырой свежевыкопанный плод. Но, к удивлению, коза не стала его есть. Немного озадаченная женщина бросила плод снова в костер,а через время, когда тот немного почернел, вытащила и положила остывать.

После этого, дождавшись охлаждения, Мария опять протянула животному плод, и та, как и в прошлый paз, обнюхав его со всех сторон, съела.

И вновь молодая мать ушла за тем же самым, а после проделала ту же операцию, что и ранее.

Но теперь, попробовала на вкус сама. Оказалось, что так плод гораздо вкуснее и к нему даже можно привыкнуть. Накопав довольно большое количество таких земляных плодов, Мария перенесла их внутрь, а часть поджарила на костре.

Попробовав снова, она убедилась в том, что их вполне можно употреблять в пищу, а значит, выживаемость увеличится в несколько раз.

Надо только сделать запасы побольше и можно быть спокойным за себя, сына и не расстающуюся с ними козу, которая несла на себе все их заботы, горести и радости, ибо спасала им жизнь.

Шло время. Мальчик подрастал и потихоньку начинал что-то говорить.

Мать посчитала время от его рождения. Получалось, что ему уже исполнилось восемь месяцев.

К этому времени трава совсем упала и козу приходилось кормить чем придется, даже порой от деревьев сухим завядшим листом.

Оставались еще плоды, накопанные ранее, но женщина их не трогала и берегла на более холодное время. Вместо них она приспособилась давать животному небольшую часть ранее натолченного ею зерна из прошлых посевов, да прибавлять к этому ее же собственное молоко.

Сама же обходилась одной дневной лепешкой, чашкой горячего козьего молока и частью напеченных в золе найденных плодов.

Сын подрастал, и ее молока уже ему не хватало. Потому, мать начала больше поить его козьим, немного урезав себе в дневной дозе.

Однажды, как-то раз выйдя из пещеры наружу, когда уж совсем похолодало и травы вовсе не осталось, женщина обнаружила еще небольшое количество плодов, прикрытых сухой травой.

Наверное, в более теплое время их просто скрывала высокая трава, и потому не было видно.

Раскопав, Мария увидела, что они еще мельче, чем те, что запасла ранее. Но все-таки и эта находка ее порадовала.

Это давало возможность хоть как-то дотянуть до весны, пока взойдет первая молодая трава, и их коза сможет добывать пищу сама.

Она переносила все найденное внутрь и сразу же дала довольно большое количество козе, дабы она немного прибавила в молоке.

Животное с удовольствием съело все и даже попросило добавки своим голосом, но Мария не стала давать больше. Надо было экономить.

Так вот, потихоньку и двигалось время вперед. Мария к зиме еще больше исхудала и, казалось, качни ее ветер, и она упадет.

Но так было только внешне. Внутри же, женщина была полна сил и надежд, что они с сыном добьются своего и выживут в этих условиях.

Пещера хорошо обогревала их самих, а долго не протухающие угли камней давали постоянно идущее тепло, так что бояться простуды не приходилось.

Мать всячески прятала сына в сотканные ею одежды, если выходила куда-то наружу по своим делам.

Прошло еще четыре месяца.

Холода немного спали, но трава пока не появлялась. Запасы еще оставались, но Мария волновалась за их будущее и постоянно искала какой-нибудь выход из положения.

Но, что она могла сделать, если его действительно не было. За все то время, которое провела в этих краях, она ни разу не слышана ни ржания лошадей, ни людского шума, ни даже рыка какого зверя.

Словно весь мир исчез из ее окружения, и они втроем находились наедине с природой.

Однажды ночью она проснулась и услышала, как немного дрожит земля, и даже испугалась этого.

Но вскоре все прошло и напоминало просто какой-то кошмарный сон. И только днем Мария обнаружила появившуюся в ее печи небольшую щель, дающую понять, что это было действительно, а не во сне.

Женщина даже испугалась: а вдруг, эта пещера рухнет на них, но тут же подумала:

«Нет, раз боги упрятали нас здесь — значит, они знают, что мы в безопасности. Вот только еда на исходе, а так все ничего».

И словно в ответ на ее такое беспокойство внутри головы что-то треснуло и заговорило:

— Живи здесь и не бойся. Так надо. А есть поищи под ногами.

И после этого все исчезло. Мария испугалась пуще прежнего. Неужто, боги заговорили с ней? Как же так? Этого не может быть! Или, может, это ей чудится так?

И тут голос зазвучал снова:

— Слушай и подчиняйся. Не думай о своем, думай о сыне. Он твоя вера и успокоение.

Мария пала на колени и начала молиться, но тот же голос приказал:

— Встань и иди поищи в земле то же, что и раньше, но ищи лучше. И не забудь весной окопать все и вкинуть семя, а также плод.

— Хорошо, хорошо, я исполню, — зашептала испуганная Мария, — только не гневайтесь.

Голос смолчал, и женщина, поднявшись, вышла наружу, прихватив с собой меч, чтобы раскапывать нужные места.

Она долго бродила по пустому полю, но ничего не нашла и, уже возвращаясь обратно, услышала:

— Ты плохо смотрела. Ищи там, где искала уголь.

— Какой уголь? — хотела крикнуть она, но тот же голос добавил:

— Тот камень, который горит.

И Мария послушно двинулась дальше, обходя свое убежище.

Теперь, когда чей-то глас руководил, ей было немного легче и спокойнее, чем прежде. Но тот же спокойный голос предупредил:

— Не жди, что будем увещать тебя так дальше. Пользуйся тем, что у тебя в голове дано самой природой твоего рождения. За сына не тревожься, но и не бросай его, где не следует. Пока прощай и надейся на хорошее.

Женщина мысленно попрощалась, и какой-то внутренний' треск прекратился.

Голова сразу заболела, и стало немного тошно. Она присела на землю, но тут же спохватилась. Надо беречься, не ровен час, заболеть. И, немного постояв, Мария двинулась дальше, внимательно рассматривая участки земли.

Наконец, она нашла то, что искала. Голос не обманул. Мария поковыряла мечом сбившуюся землю и опрокинула наружу сразу несколько плодов.

— О-о, да их тут много, — невольно вырвалось у нее вслух, и она дальше продолжала рыхлить грунт.

Спустя час, женщина накопала довольно много таких плодов и принялась понемногу переносить внутрь жилища.

Каким же было ее удивление, когда, войдя в пещеру, она увидела стоящего сына, пытающегося пройти вдоль стены.

То были первые шаги по земле Иисуса, и то было первое знамение ей о том, что она родила настоящего человека.

Мальчик не был похож на остальных, какими она помнила других детей. Он был более покладист, более доверчив, без надобности не капризничал и даже сам научился ходить.

«Возможно, его научили этому боги, — подумалось Марии, — но как, она ведь от него не отходила ни на шаг, разве что на чуть-чуть.»

Мать подошла к ребенку и, бросив свой найденный скарб в сторону, протянула руки. Он быстро пошел ей навстречу. И снова она удивилась.

«Нет, — подумала мать, — это не обычный человек. Наверное, он из самих богов».

Мальчик дошел до ее рук, держась за стену, а затем бросился в объятия.

Мария крепко прижала сына к себе и заплакала. Уже тогда она поняла, что он не будет принадлежать ей, а скорее всего, его заберут на небо.

— Вот только зачем я родила его на Земле? — думала она про себя, утирая слезу и все так же прижимая малыша к себе.

— Ладно, сынок, посиди здесь, — обратилась она к нему после непродолжительного молчания, — я пойду, занесу нашу еду.

Мальчик посмотрел ей прямо в глаза, немного кивнул и сел на пол. Она пересадила его на их общую постель и, обратившись совсем по-взрослому, сказала:

— Посиди здесь, я сейчас вернусь. Хорошо?! —

тот опять слегка кивнул и опустил глаза, подавая знак, что занят своим делом.

Мать дала в руки игрушку и добавила:

— Вот, поиграй с ней. Она хорошая. Это я ее сделала, — и уже после этого направилась к выходу.

Плодов было многовато, и за один раз унести не удалось. Потому, ей пришлось возвращаться сюда еще дважды. Но Марию это не смущало.

Привыкшая к тяжелому труду еще с детства, она подчинялась сухому закону природы. Выживает тот — кто сильный.

Занеся последнюю часть накопанных овощей, Мария плотно прикрыла дверь, чтобы не убегало драгоценное тепло и отправилась, помыв руки, к своему ребенку.

Тот игрался врученной ему игрушкой и как-то очень внимательно всматривался в ее очертания.

— Конь, — сказала мать, указывая пальцем на свое изделие и глядя сыну в глаза.

— Ко-о-нь, — тихо проговорил мальчик, немного протягивая буквы и чуть-чуть улыбаясь.

Мать снова повторила то же слово и опять показала на игрушку. Мальчик помотал головой в стороны и так же протяжно выговорил слово.

Мария обрадовалась. Значит, он уже понимал, что от него

хотят. И это усилило еще больше ее веру в то, что сын преуспевает гораздо быстрее, нежели другие младенцы.

На минуту она отвлеклась и занялась приготовлением пищи для себя и животного, а мальчик, продолжая рассматривать свою игрушку, лишь иногда посматривая на то, чем занимается его мать.

Мария понабросала плодов в уже потухший огонь и тщательно перемешала их в общем пепле. Затем прикрыла частью щита печной проем и снова подошла к сыну.

Ребенок посмотрел на нее и, болтая со стороны в сторону своей игрушкой, почти нараспев сказал:

— Ко-о-нь.

— Да, конь, — подтвердила молодая мать и поднесла к его глазам другую фигурку.

— А это, верблюд, — указала она пальцем на горбатую фигурку животного.

Мальчик вначале не понял, что от него хотят, но в ответ улыбнулся, отложил предыдущую игрушку и взял в руки новую.

Внимательно рассмотрев, он снова обратил взгляд к матери, словно спрашивая еще раз о чем-то.

— Верблюд, — почти, как он, протянула мать.

— Be-р-блюд, — сказал мальчик и улыбнулся, а затем повторил это слово еще несколько раз.

— Ну, хорошо, играйся, — ответила Мария и нежно погладила своего сына по щекам, — а я пойду, посмотрю, что там в печи.

Она отошла, а мальчик продолжил рассматривать свои игрушки. Мария достала свежеиспеченные плоды и разбросала их по полу, чтобы остыли. Затем подошла к сыну и села рядом.

Мальчик взял в руки обе игрушки сразу и, поднимая их поочередно, сказал:

— Конь, верблюд, — взглядом показывая на фигуры, соответствующие этим словам.

Мария довольно улыбнулась и погладила малыша по голове.

— Молодец, хорошо выучил. А теперь, давай я тебя буду учить другим словам.

И их учеба началась с обыкновенного «я» и «мы», а закончилась последним предметом в их жалкой хижине.

Мальчик без устали медленно повторял слова и пытался запомнить те предметы, которые им соответствовали.

Мария решила проверить его знания и, указав рукой на дверь, спросила:

— Что это, сынок?

Тот внимательно посмотрел вперед и, качнув сам себе головой, сказал:

— Дверь, ма-ма.

— Какой же ты молодец у меня, — обрадовалась мать и прижала малыша к своей груди.

А через время она уже кормила его и сквозь дремоту говорила:

— Боги всему тебя научили и меня также. Но, наверное, это самое маленькое, что ты можешь в жизни. Пусть, нам помогут и люди в этом. Думаю, мы скоро покинем это место и присоединимся к остальным.

Так говоря, Мария и не знала, что ей предстоит выдержать еще столько, сколько не выдержал бы любой взрослый мужчина из их роду и племени.

Но то было тогда, когда она еще не совсем понимала кого родила на свет, и что можно ожидать от такого выражения ее чистоты в порыве общей любви к другому.

Мальчик рос, взрослел и потихоньку креп на ногах.

Он знал уже достаточно много слов и свободно говорил на их родном языке. Но очень часто мать замечала, что между знакомых ей с детства слов проскакивают такие, которых она не знала.

Сначала она думала, что это просто детская игра, но услышав один раз какое-то слово, произнесенное очень ясно и отчетливо выговорено, мать спросила:

— Сынок, а что это за слово, которое ты произнес?

— Не знаю, мама, — отвечал мальчик, — оно само по себе ко мне пришло и родилось вот тут, — и он своей маленькой ладошкой похлопал себя по голове.

— Странно, — про себя подумала Мария, — как это может быть? — но сыну сказала. — А ты не знаешь, что оно может обозначать?

— Нет, почему же, знаю, — отвечал мальчик, — оно похоже на наше «добро», только как-то по-другому, я еще не совсем его понял.

Мария покачала головой и снова про себя подумала: «Откуда у него такое рассуждение. Его ведь никто этому не учил. Странно и даже немного необычно все это».

Но то были только первые пробы умственного шага ее малыша, и спустя год после очередной зимы, он уже говорил совсем по-другому.

— Мама, помнишь, ты меня спрашивала о тех словах, которых не знаешь?

— Да, сынок, помню, — немного взволнованно отвечала мать.

— Я понял, откуда они берутся.

— И откуда же? — удивилась Мария его новому рассуждению.

— Вон оттуда, — и мальчик указал рукой на небо.

— Как это? — не поняла его мать.

— Я стою и слушаю, а они говорят, говорят, а слова во мне. Потом, я говорю, говорю, — немного непонятно отвечал ей малыш.

— Кто говорит, сынок? — не поняла опять мать.

— Не знаю, — засмущался мальчик, — они и все. Я не могу тебе больше сказать или объяснить по-другому, — и он, немного постояв, удалился.

«Странно, — снова обеспокоилась Мария, — как все это объяснить другим. Хотя, чего мне беспокоиться. Все равно ведь никого нет. Да и вряд ли будет, пока хорошо не станем на ноги».

Так они и жили в своих собственных познаниях окружающего и своих же рассуждениях.

Прошло еще три зимы, и малышу исполнилось пять лет.

За это время он уже хорошо окреп и вовсю старался хоть чем-то помочь матери.

Коза по-прежнему жила с ними, и мать довольно часто молилась, чтобы она прожила еще дольше.

Сын, словно угадывая ее переживания и просьбы, говорил:

— Не переживай, мама. Я знаю, она проживет долго. Еще десять лет.

— Как десять? — удивлялась мать, — они ведь столько не живут?

— А эта проживет, — упорствовал мальчик и, поглаживая козу по ее шее, приговаривал, — я знаю, ты нас еще долго будешь кормить. Иди, поешь чего-нибудь. Я там тебе приготовил.

И коза, к удивлению Марии, его слушалась. Она шла к месту, где обычно ее кормили, и поедала все, что там было. Затем довольно подавала свой голос, словно благодарила, и, подойдя к ним обоим, терлась о бока.

Мария не понимала этого. А точнее, она не могла объяснить, как можно разговаривать с животным. Сколько сама не пробовала — не получалось.

— Мама, не думай об этом, — предупреждал сын, снова и снова угадывая ход ее мыслей, — я сам пока не знаю, как это. Но знаю, что они, — и он показывал рукой на небо, — нам помогают.

— Кто они? — допытывалась Мария и обеспокоенно смотрела вверх, словно желая распознать кого-то в небесах.

— Их не видно, мама, — продолжал мальчик, — но они есть. Это все, что я могу тебе сказать.

— Ты что-то от меня скрываешь, сын? — совсем по-взрослому спрашивала мать.

— Нет, не скрываю, — отвечал он, — просто я сам пока ничего не видел, а потому, и не могу рассказать, как это и кто они.

— А что ты чувствуешь? — опять спрашивала Мария.

— Почти, ничего, — свободно делился с ней своими маленькими тайнами мальчик, — только иногда как будто я поднимаюсь вверх. Вернее, чувствую, что поднимаюсь, — поправился он.

Мать непонимающе смотрела на него, но потом, призывая к себе, брала его в свои объятия, и они подолгу сидели, вот так друг к другу прижавшись.

Казалось, и не было для них более другого счастья, чем вот так просто жить и радоваться хоть и небольшому, но все-таки успеху своей выживаемости в огромной пустоте их пространственного измерения.

Только один раз, как-то в ночи, Мария слышала грохот телег и шум передвигающихся людей.

«Наверное, еще какое-то племя покинуло свои места», — думала она, но даже не пыталась пойти посмотреть, кто это. Жизнь вдали от людей наложила на нее свой отпечаток.

Теперь, она их просто боялась, ибо они могли принести ей вред и искалечить ее маленького сына.

Ее вполне устраивало то, что они здесь жили одни. За это, довольно длительное пребывание в чужих краях, она научилась многому и даже приумножила свои богатства, подобрав дней через пять после услышанного ею шума еще шесть таких же динариев.

Для нее это уже было богатство.

Конечно, здесь оно не нужно, но в городе или в поселении всегда пригодится.

Не знала, правда, Мария, когда покинет эти места, но в душе всячески оттягивала это время до более спокойных времен. Хотя, как она могла бы узнать спокойно оно или нет, ведь никакой связи с другими у нее не было.

Мария научилась сажать и даже частью обрабатывать те плоды, которые первоначально хотела выбросить.

Теперь, у нее был свой участок, очищенный от камней и лишней травы, дающий возможность насеять горох, вырастить те плоды и даже посеять немного овса, зерна которого она насобирала на давно заброшенных участках.

Деревья давали ей свои плоды, а растущие кустарники в этом помогали.

Казалось, что сама Земля заботится о ней с сыном, и последнее время они вообще не бедствовали, а жили вполне нормально.

Мария даже немного прибавила в весе и чуть-чуть посвежела на лице. Молока им вполне хватало на двоих, а остального — тем более, если учесть, что козе теперь они заготавливали гораздо больше, чем в первый год их изгнания.

Мария никогда не говорила мальчику, почему они здесь, но, казалось, его этот вопрос вообще не интересовал.

Лишь однажды он как-то спросил:

— Мама, а что, людей больше нет на Земле?

— Почему же, сынок, есть, — отвечала она, — но мы просто от них далеко.

— И что, нельзя дойти? — удивился мальчик. — Земля такая большая?

— Не знаю, сынок. Наверное, большая. Сколько мы здесь живем, я еще никого не видела. Но раньше, до того, как мы здесь оказались, нас было много, и прошли мы очень много. Шли день и ночь, и вот сколько, — и Мария показала на пальцах несколько раз количество месяцев пути, — один палец — один месяц, — продолжала объяснять она.

— Значит, вы шли девять месяцев? — уточнил мальчик, к этому времени обучившийся элементарному счету.

— Да, сынок, выходит девять, — с грустью отвечала она.

— А почему вы шли сюда? — спросил после небольшого молчания сын.

— Не знаю, — честно отвечала мать, — так говорил наш поводырь. Он говорил, что есть такая земля, где нет беды и где есть много соленой воды. Это море, — продолжала она объяснять.

— Мope, — повторил и о чем-то подумал мальчик.

— А почему мы остались здесь?

— Я заболела и отстала ото всех, — немного приукрасила Мария давно прошедшие времена.

— А что, никто не мог помочь? — снова спросил сын.

— Понимаешь…, — немного замялась мать, — у всех свои больные: и дети, и взрослые, а я ведь одна, у меня не было никого. Вот и отстала ото всех.

Мальчик долго смотрел на мать, явно не понимая такого ответа, но ничего не оказал, видимо удовлетворив свое детское любопытство.

По времени они больше к этому вопросу не возвращались. Прошло еще несколько лет.

И снова, как прежде, они жили одни в этой огромной полупустынной местности. Мальчик подрастал, и понемногу его детский ум преподносил матери сюрпризы. Когда ему исполнилось семь лет, он сказал:

— Мама, я знаю, почему мы здесь.

— Почему же, сынок? — все так же ласково, окружая заботой и вниманием, отвечала Мария.

— Потому, что другие не взлюбили тебя за то, что ты одна. Меня ведь не было, правда?

— Да, правда, сынок, — с горечью отвечала мать, прижимая сына к груди, — но ты не волнуйся. Подрастешь, мы вернемся к людям.

— Ты их боишься, мама, правда? — и сын смотрел ей прямо в глаза. — Они тебе сделали много плохого, и ты не хочешь их больше видеть? — продолжал спрашивать мальчик.

Мария смолчала, а слезы густо устлали ей глаза. Затем, немного успокоившись, она ответила:

— Не надо, сынок, об этом спрашивать. Время это прошлое и уже все забылось. Может, они сейчас уже другие. Жизнь учит всех, не только нас с тобой.

— Да, я знаю, мама, — отвечал совсем по-взрослому мальчик, — я не буду тебя больше об этом спрашивать. Прости меня, пожалуйста.

— За что, сынок, — сквозь слезы улыбнулась мать, — ты ведь просто хочешь знать правду. Это так?

— Да, мама, — утвердительно ответил мальчик и прижался к материнской груди, совсем как в детстве.

Потом Мария успокаивала уже сама себя, все же надеясь на то, что они действительно возвратятся к людям.

— Только к каким? — продолжала мыслить она вечерами. — Вряд ли ей удастся найти своих. Ведь прошло столько лет. Да и выжили ли они в этой общей беде? Скорее всего, они придут просто в какой-нибудь город или поселение и если их примут, то попробуют жить там.

— На всякий случай, далеко уходить от места не буду, — думала дальше женщина, — все-таки какой-никакой дом. Да и участок небольшой есть. Много ли нам с сыном надо.

— Но, что это? — встревожилась она про себя. — Что же я думаю только о себе. Сын ведь вырастет, и ему нужно будет обретать свою жизнь. Создать свою семью и действительно жить с людьми. Нельзя же вот так заколотить себя наглухо. Все-таки это тоже жизнь, но немного другая, более беспокойная, порой тревожная и не дающая того, что хотелось бы. Но, как не говори, а это тоже жизнь. И пусть, она чего-то там недодает — это не страшно. Важно, чтобы как-то изменялась вся наша жизнь. А вот так, в одиночестве, она вряд ли изменится. Что может один человек сделать, если вокруг такая грозная сила природы. Потому, он должен взрастать вместе с другими.

Вот здесь то и появилась мысль у Марии о том, что действительно нужно перебираться к другим и хотя бы отдать сына для получения каких знаний, а она сама будет помогать ему в этом своим трудом где-нибудь.

В этих горьких и злободневных рассуждениях прошло еще два с небольшим года.

Зима в этом году выдалась суровой и многие побеги погибли. Мальчику исполнилось десять лет, и Мария твердо решила покинуть это место.

Она хотела сказать об этом сыну, но тот, к удивлению, опять опередил:

— Я знаю, мама, что ты решила, — начал он, — но поверь, еще рано куда-то уходить. Это говорят они, — и он указал рукой вверх, — нас там никто не ждет, — мальчик показал в сторону дороги, идущей к югу, — я сам скажу тебе, когда будет нужно.

Мария ничего не ответила и молча, согласилась. В душе ей самой не хотелось этого именно сейчас.

Потому, услышав слова сына, она даже обрадовалась и, крепко его обняв, стояла долго и смотрела вслед утопающей среди деревьев дороге.

За последние пять лет сама местность немного преобразилась.

Деревья подросли, появилось больше кустарников.

Да и сами большие камни, среди которых они жили, обросли мхом и покрылись какой-то вьющейся растительностью.

Так что, теперь, с дороги вообще вряд ли кто смог бы распознать какое жилище, разве что по идущему вверх дыму от их печи.

С подрастанием сына Марии пришлось еще немного расширить пещеру и почти добраться до голых камней.

В связи с этим ей пришлось хорошо потрудиться, а заодно обучить своего сына кое-каким навыкам труда.

Они вместе вымазали глиной все стены, не забывая подложить пальмового листа внутрь и переложили печь, в которой за это время накопилось довольно много какой-то черной пыли, частички которой залезали в нос, рот, и они вместе постоянно чихали, пока все это не выветрилось наружу.

За это время в их домашнем обиходе появилась дополнительная посуда — большие чашки и маленькие, глиняные горшки и другое, помогающее сохранять пищу в теплом состоянии, а также прохладную воду для питья, которую брали в том же ручье, что и раньше, уходя вниз по его течению.

С годами он расширялся и понемногу становился небольшой речкой. Мать с сыном в одно лето разбросали устилавшие дно большие камни и немного углубили его.

Получилась небольшая по размеру пойма, в которую изредка заходила рыба, и мальчику удавалось ее ловить.

Вместе с этим их жизнь немного преобразилась, когда они обнаружили еще один съедобный плод.

Как он вырос в этой местности — непонятно. Никто его не сажал и не выращивал, как горох.

Попробовав на вкус, мать с сыном пришли к выводу, что его можно употреблять, как и все другое. Правда, этот плод долго не задерживался. Он быстро созревал, а затем лопался или просто опадал на землю, где и погибал.

Потому, они старались побыстрее сорвать и съесть. А зерна из тех, что уже опали, клали на солнце и сушили.

К этому времени в их местности появились птицы. Они небольшими стайками кружились над их обнаруженными плодами и даже создавали некоторую птичью перебранку за тот или иной переспелый плод.

Но, к удивлению, пока не было ни единого животного существа, кроме их козы, которая по ночам иногда поднимала голову и почему-то подавала голос.

Вовсю сновали только ящерицы, но и их было немного. Так что в общем разноголосье можно было даже сосчитать сколько их всего и в каких местах находятся.

Природа потихоньку оживала, и это немного увеселяло их души. Все-таки не одни в этой немоте окружающего. И, возможно, вскоре вовсе наступит какое изменение.

Время не заставило себя долго ждать.

И спустя два года, ровно в лето, в их местности появились первые животные.

То были какие-то громадные существа, издали напоминающие коров своими большими рогами, но что-то в них было не так. Они были более злобными и издавали какой-то общий рык.

Появились вместе с ними и хищники: очень худые и едва-едва стоящие на ногах. И если бы не обычная смерть поголовья, то вряд ли они вообще бы выжили.

Спустя два месяца хищники все же окрепли и стали представлять действительную угрозу этому виду животных.

Теперь, местность то и дело оглашалась какими-либо звуками, обозначающими дикую жизнь природы.

Мать даже с некоторой тревогой наблюдала за этим, опасаясь за своего двенадцатилетнего сына, к этому времени, уже чуть-чуть повзрослевшему и немного по-мужски окрепшему.

Но мальчик ее успокоил, сказав, что бояться нечего, так как они заняты сами собой и вряд ли обратят внимание на них. К осени это население приумножилось еще несколькими видами, а в зиму, когда мальчику исполнился очередной год, оно возросло еще больше,

Появились зайцы, какие-то перелетные птицы, шумевшие по ночам и мешающие иногда спать. Прибились и некоторые водоплавающие, подпускавшие к себе очень близко и даже иногда бравшие из рук зерна.

Мать многих зверей, птиц не знала, но научилась различать, и они условно называли их своими именами.

В этот год зима была особо теплой, и к весне деревья распустились раньше обычного.

Казалось, вместе с оживлением населения местности оживала и сама местность.

Деревья еще больше взросли, образовав густую сеть своих ветвей. Пальмовые стали гораздо выше, а трава поднялась почти до груди мальчика.

Так же, как и в прошлые годы, они вместе окопали свой огород небольшими копалками, сделанными из палок и найденных на дороге частей доспехов, которых со временем они обнаружили еще больше, чем было.

«Может, была какая битва здесь? — думала про себя Мария. — А может, раненые и больные просто бросали их по дороге, чтоб легче было идти?»

Но в любом случае, это оброняли люди, которых до сих пор в этой местности не было. Это даже иногда пугало женщину.

«Неужели, вовсе никого не осталось? — продолжала думать она. — А может, эта дорога забылась и теперь есть какая другая?! А шум, что она слышала? Это ведь были люди, и монеты ими оброненные».

И тут ей в голову пришла мысль. Она почти бегом бросилась с участка в пещеру и, достав все ранее найденные монеты, сравнила их между собой.

Оказалось, что все они разные, вернее семь одних, а шесть других.

«Значит, — решила Мария, — в государстве что-то изменилось. Наверное, у власти стал кто-то другой. Может, изменились и люди за это время? Может, стали добрее и изуверства исчезли? Ох, как хотелось бы в это верить».

Женщина, вздохнув, спрятала деньги обратно и пошла заниматься своими хозяйственными делами. Подошел сын и спросил:

— Мама, а почему я у тебя один? Нас ведь могло быть и больше?

— Да, сынок, но ты ведь видишь, что мы живем вдали от людей, и никого с нами больше нет.

— Да, конечно, вижу, — согласился мальчик, — мы живем вдали ото всех, но скоро уже покинем этот край и надо подумать куда пойдем, — совсем по-взрослому добавил он, оставив прежний свой вопрос неразрешенным.

— А, что говорят они? — спросила вдруг мать, указывая глазами на небо.

— Они пока молчат, — ответил мальчик и сам посмотрел на небо, — но я видел вчера знак. Это, наверное, мне. Я видел себя в обрамленном желтом сиянии вон там, возле деревьев, — и он указал рукой на место.

— И, что теперь? — снова спросила мать, тревожно вглядываясь туда.

— Не знаю, — спокойно ответил сын, — наверное, скоро мы узнаем всё, — и с этими словами он noбeжал к тому самому месту, куда показывал рукой.

Мать посмотрела ему вслед, немного всплакнула, а затем принялась за работу. Но мысли об услышанном ее не покидали.

«Чтобы это могло значить, — думала она, изредка поглядывая в ту сторону, где сын, — может, боги хотят его уже забрать к себе? А я ведь даже не говорила с ним об этом. Наверное, пора рассказать все, как есть».

На этом мысли Марии прервались, ибо, посмотрев в сторону сына, она вдруг ясно увидела над его головой белую дымку, уходящую вверх по какому-то огромному длинному туннелю.

Мальчик стоял, растопырив руки немного в стороны и, казалось, вот-вот взлетит в небо.

«О, боги, — взмолилась Мария в душе, — не забирайте пока моего сына к себе. Он еще очень молод».

И снова, как когда-то, ей послышался чей-то голос.

— Слушай Мария меня хорошо. Назавтра вы покинете свой дом и пойдете к людям. Ваш путь займет много времени, потому приготовьтесь хорошо и запаситесь едой. По дороге пойдешь до конца этой местности, а там будет пустыня. Обойдешь ее вправо и придешь к морю. Там и поговоришь с сыном.

— А, как я объясню ему наш уход? — хотелось крикнуть ей голосу, идущему откуда-то сверху.

— Не надо объяснять. Он уже знает и сейчас идет к тебе. До скорого свидания, Мария. Не забудь, обойди вправо.

— Не забуду, — испуганно зашептала она и словно очнулась.

Сын медленно шел к ней навстречу, все еще держа руки в стороны.

Подойдя ближе, он улыбнулся и сказал:

— Я разговаривал с Богом, мама. Он велел нам идти. Пошли, будем собираться в дорогу.

И мать, оставив все, как есть, пошла вслед за сыном. Их приготовления не заставили долго трудиться. Спустя час они уже собрали в дорогу все необходимое и впервые за последние годы у них появилось время свободно поговорить.

— Скажи, мама, — обратился к ней сын, — почему ты мне раньше не рассказывала обо всем этом?

— Я боялась, сынок, — честно призналась женщина, — не хотела, чтобы ты ушел от меня таким маленьким.

— Но ведь боги знают, что делают, — не согласился с ней мальчик.

— Конечно, — ответила мать, — но я хотела тебя уберечь от всякого любого зла, причиненного другими. К тому же, боги запретили мне говорить о чем-либо.

— Да, я знаю, — согласился на сей раз мальчик, — но мы можем сами поговорить обо всем без их участия.

— Как это? — удивилась мать, внимательно глядя сыну в глаза.

— Мы ведь люди, — отвечал он, — а они нет. Они знают больше и, возможно, наперед. Но мы сами имеем право на жизнь и выбираем себе ее сами. Я понял, что боги хотели бы меня видеть во славе людской и потому согласился на это далекое путешествие.

— Почему ты так говоришь? Откуда ты знаешь, сколько нам придется идти? — всполошилась мать.

— Я знаю, мама, чего от меня они хотят, — не ответил на ее вопрос сын, — они хотят, чтобы я занял их место в общей людской жизни. Тогда они смогли бы немного отдохнуть от содеянного ими ранее. Это ведь они сотворили Землю, мама. И я это знаю и чувствую, вот тут, — и он показал рукой на сердце и голову.

— Но, как ты можешь сделать это? — удивилась мать. — Ты ведь не ходишь по небесам и не летаешь, как птицы?

— Это не главное, мама. Важно, чтобы люди возжелали себе нового бога из своих людских племен, который укрепил бы их общую веру в небеса.

— И откуда ты все это знаешь? — удивилась мать, глядя пытливо сыну в глаза.

— Я знаю потому это все, — отвечал мальчик, — потому что, видел себя во сне таким же, как и они. И я летал, мама, как они и даже ходил по небу. Но это еще не все. Я видел самого главного бога. Он был такой же, как и я. И одет почти так же. Только я не понял, что у него в руках. Какая-то странная фигура в виде скрещенных палочек. Ну, вот такая, — и он нарисовал пальцем на полу фигуру, отображающую настоящий крест с двойным перекрестием.

— И что это обозначает? — спросила удивленная Мария.

— Пока не знаю, — ответил сын, — но думаю, это скоро придет мне в голову снова. Вот тогда и объясню, — и он стер с пола рисунок.

— А ты не боишься того, что говоришь так? — спросила мать. — Ведь боги нас слышат.

— Нет, мама, — возразил мальчик, — они слышат только тогда, когда хотят сами этого, и я это чувствую тут, — и он снова показал рукой на голову.

— Да, но как же они знают все о нас? Наверное, видят с небес, что мы делаем?

— Этого я не знаю, — прямо ответил сын, — может, и видят. Но зачем им все это? — теперь, задал вопрос и он сам, но так и не найдя на него ответа, сказал. — Нет. Я думаю, что они хотят видеть нас более лучшими, чем мы есть. Потому, и обращаются, когда это очень требуется.

— Не знаю, сынок, — ответила Мария, — может, все так и есть, как ты говоришь. Вот только, что скажут сами люди, узнав обо всем этом?

— Они скажут, что я и есть бог, — уверенно отвечал мальчик, — только до этого еще много.

И снова Мария подивилась его проницательности, и снова ей немного всплакнулось.

— Почему ты плачешь, мама? — спросил сын, подходя ближе к ней и ложа голову на колени.

— Сама не знаю, сынок. Вот почему-то плачется и все, — и она погладила сына по голове.

— Знаешь, сынок, — продолжила она после небольшого молчания, — мне кажется, что я еще вернусь сюда в эти места.

— Почему? — удивился сын. — Разве ты не хотела бы жить с людьми? Они также плохие?

— Не знаю, какие сейчас, — отвечала Мария, — но тогда, когда я ушла от них, они были злыми и жестокими.

— А мы сделаем их добрее, мама, — заверил ее сын, — вот затем мы и идем к ним. Мы принесем людям добро и свет в их темные холодные дома.

— А откуда ты знаешь, какие у них дома? — удивилась мать.

— Я их вижу, мама, — уверенно отвечал мальчик, — они у меня перед глазами.

— Но сколько продлится наш путь? — спросила снова Мария. — И сколько же надо добра?

— Долго, — так же уверенно ответил сын и посмотрел ей в глаза, — а еще я знаю, что добро будет сотворено и нам опосля всего этого.

— Как это опосля? — не поняла мать.

— Не знаю, — пожал плечами мальчик, — но мне кажется, что я уже вижу это время и с завтра мы начнем вместе его приближать.

— Ох, сынок, — снова всплакнула мать, — так не хочется мне покидать наше место.

— Знаю, мама. Но так велят боги и именно им мы обязаны своей жизнью. Потому, последуем их сказанию и велению. Тяжел и далек наш путь, но не труднее, чем то, что уже пережили. Я чувствую все это и уже горю желанием идти вперед…

Так они разговаривали до самого позднего вечера, и уснули только тогда, когда на небе взошла хорошо луна.

Наутро же, проснувшись и умывшись в последний раз в пойме реки, они наспех позавтракали и собрались в путь.

Дверь в пещеру надежно закрыли и загородили большими камнями, оставив внутри все так, как было за время их жизни.

Вскоре после их ухода, они так же обрастут мхом и покроются удивительно вьющейся растительностью, дающей свои горьковатые плоды, которые никак не годились в пищу.

Но это будет потом, спустя года, а пока мать и сын, молча, прощались с сохранившим им жизнь и давшим оплот жилищем, а также со всем тем, что его окружало.

Слезы ручьем устилали глаза Марии, а ноги отказывались повиноваться, но все же она пересилила себя и, развернувшись, сделала первые шаги навстречу идущей судьбе своего сына.

Мальчик также пошел следом, а вскоре и вовсе опередил мать, которая вела за собой их старую кормилицу — козу.

Животное, наверное, тоже чувствовало этот уход и жалобно подавало голос, озираясь по сторонам и порою не желая идти дальше.

Но сила верхнего повиновения все же заставила их идти, не смотря на всю боль обид и на неуверенность в завтрашнем дне.

Они шли по давно не топтаной дороге, и только пыль, поднимающаяся от их босых ног, говорила о том, что она до сих пор жива, и не совсем утратила свою способность к воспроизведению живости движения.

После, она медленно ложилась обратно, заполняя сделанные ногами людей и животного небольшие углубления, но все же не до конца.

Боль наполняла их сердца, а души немного тревожились. Но боги не переживали за них.

Они знали, что те, кто внизу, выдержат еще не одно испытание, которые только начинались, и которым не было истинного счета во всех последующих человеческих жизнях. Исповедь общего греха таила в себе несусветную загадочную силу, простирающуюся вглубь веков и вглубь человеческих усилий в опознании своего существования.

Человек только начинал свое первое восхождение, как действительно звучало бы это слово в его же устах. Вера спасала народы, но то была вера не в их бога, не в человеческого.

И наступило время показать им Его. Того, Кто не запятнал бы честь человеческую и, созревая любую силу вражды к себе людскую, уподобил бы ее просто добру.

Великая сила веры в богов, но она ничего бы не стояла, если бы не заслужила ее подтверждения на Земле в среде самих людей, а не небес.

«И будет восхваленной Его сила, и да изнеможет боль и голь, и пропадет всякая тварь с лица Земли, и нечисть сгинет подручная, и ниспадет на головы люду новая сила, облаченная в рясы веков и утолящая жажду повиновения и покорения силе всесветской и незлодышащей. Да, будет оно так».

Так говорила одна умная книга о жизни, и уже тогда начиналась писаться эта священная история.

«И святость ее из пророчеств языков состояла», — так скажут опосля. Но тогда этого не было и вовсе не думалось, что когда-либо так может случиться.

Время закрывало одну тайну и открывало другую.

Занавесь небес была чем-то сходной с занавеской человеческих душ, отемненной жаждой расправы и неблагонравия своих поступков.

Только настоящая былая сила, уподобающаяся новой, могла победить и убрать эту занавеску души любого. Вот тогда и пришло на помощь то, что и поныне называется верой.

И вера та распространялась, и слухом полнилась. И надо было действительно в этом участвовать, чтобы понять, как это происходило и почему.

Но посмотрим все же, как она творилась, исходя из того, что уже сами прошли.