Хозяин острова Эйлин-Мор

Сергей Валерьевич Мельников (2024)

1900-й год, крошечный островок у берегов Шотландии. Загадочным образом исчезает смена смотрителей маяка, среди них и Дональд МакАртур. Что с ним произошло? Я расскажу вам историю бывшего капитана торгового флота так откровенно и подробно, как рассказал её он сам. Вы спросите: «Он что, не умер?», а я отвечу: «Поверьте, смерть — не самое страшное».

Глава 4

Декабрь, 1900 год.

Однажды утром я проснулся и обнаружил, что постель Дуката тщательно застелена. Я взял полотенце, мыло и вышел из спальни.

— МакАртур! — крикнул сверху Дукат. — Я слышу, что вы уже встали. Идите сюда!

Протирая заспанные глаза, я поднялся в фонарь. Дукат стоял перед восточным окном.

— Смотрите!

Дрожащий палец уткнулся в стекло. Я повернулся и увидел, что небо на востоке заполнило красное зарево. Его огненное полотно от края до края пересекала черная полоса.

— Вы моряк, МакАртур. Мне надо объяснять вам, что это значит?

Дукат повернулся ко мне, и я увидел, как сильно он постарел. Лоб покрыли морщины, под глазами в сетке красных прожилок набрякли мешки. Подбородок, обычно тщательно выбритый, топорщился щетиной.

— Понимаю, сэр, — ответил я. — Поможете затащить лодку внутрь?

Уже к полудню грозовой фронт подобрался вплотную к острову. Густые тучи заволокли небо, потемнело почти как ночью. Из низких серых клубов в такое же серое море столбами били ослепительно-белые молнии. Налетел шквал, и я услышал, как зазвенели стекла в окнах маяка. Я только разложил еду, как вдруг Дукат схватил меня за шкирку и потащил наверх.

— Быстрее, Дональд, быстрее! — кричал он, впервые назвав меня по имени, и я, в потрясении от такой неожиданности, карабкался следом. — Там, где яркий свет, мы в безопасности!

Только я взлетел за ним на самый верхний этаж, Дукат захлопнул крышку люка.

— Помогите мне, МакАртур, не стойте столбом!

Он пытался сдвинуть с места огромный рундук, забитый запасными линзами Френеля. Я уперся рядом, и совместными усилиями мы кое-как затащили его на люк.

— Дукат, черт возьми! — закричал я, забыв про субординацию. — Что происходит?

Он посмотрел на меня безумными глазами и сказал:

— Надеюсь, это их задержит.

— Кого их?

Не отвечая, он сел на пол, прислонившись спиной к основанию ацетиленовой горелки, и достал револьвер. Прокрутил барабан и прицелился в сторону люка. Удовлетворенно кивнув, высыпал из кармана горсть патронов и выставил их в ряд между широко расставленных ног.

— Мистер Дукат, с вами все в порядке? — спросил я, с беспокойством заглядывая ему в глаза.

— Зажигайте чертов фонарь, МакАртур. Никто вас от служебных обязанностей не освобождал! — рявкнул он и продолжил расставлять перед собой золотистые патроны.

Все мои попытки выяснить хоть что-то не увенчались успехом. Дукат выглядел совершенным безумцем. Вопросы он пропускал мимо ушей и упрямо избегал смотреть мне в глаза.

Буря снаружи разыгралась не на шутку. Порывы ветра бросали потоки воды в окна, и толстое стекло тряслось и звенело под их ударами. От линз за моей спиной шел нестерпимый жар. Я чувствовал, как закипают мозги. Какое-то время я пробовал сидеть, как Дукат, прислонившись к основанию ацетиленовой горелки, но прохладней там не было. Поэтому я слонялся вокруг, избегая концентрированного луча, плотного настолько, что я мог бы потрогать его руками.

Дукат, казалось, ничего этого не замечал. Он сидел на полу перед выставленными в два ряда патронами. Револьвер со взведенным курком лежал под его правой ладонью, стволом к забаррикадированному люку. Сфокусированный линзой Френеля луч отбрасывал непроницаемо черные тени. Дукат молчал, и мне было видно только его ноги в потрепанных башмаках.

Опасаясь, что очередной шквал разобьет стекло и обрушит на меня поток осколков, я перебрался к западной стороне и выглянул в окно. Контраст между светом и тьмой был таким резким, что я почти ослеп. Прикрыв по бокам лицо ладонями, я застыл, прижавшись к холодному стеклу. Постепенно глаза начали привыкать. Тьма снаружи запестрела светлыми и темными пятнами, и я понял, где заканчивается земля и начинается море.

Буйство стихий осталось за спиной. Здесь же буря огибала крутые берега нашей скалы, создавая относительно спокойный карман как раз со стороны рыбачьей бухточки. Я вглядывался в расселину, спускающуюся к ней, и думал, как хорошо, что мы успели затащить лодку в сарай. Я вспоминал наши рыбалки с Томом, разговоры, его теплую мальчишескую улыбку, а потом ровный и безжизненный голос в бухте высадки, и ужас брал меня за горло.

Наверное, слишком сильно разыгралась моя фантазия: мне показалось, что из расселины выползла тень, и, стелясь по земле, как огромная ящерица, шустро перебежала к маяку. Я зажмурился до плавающих пятен и снова приник к стеклу, всматриваясь в темноту. Теперь я знал, что это не было обманом зрения. Еще одна тень выбралась из расселины и кинулась к стене. Когда над краем скалы поднялась третья голова, я крикнул:

— Дукат! Там из бухты вылезают какие-то люди и бегут к маяку.

И услышал его спокойный голос:

— Это не люди, МакАртур, неужели вы еще этого не поняли? Это ваш Маршалл и его новые друзья!

— Бросьте, Дукат, Маршалл не причинит нам вреда!

— Вы так уверены? — усмехнулся Дукат. — Представьте, что вы солдат. Вы можете быть прекрасным человеком, но если дали присягу, — когда будет надо, вам придется, черт подери, убивать, потому что это и есть ваша работа. Вам ясно?

— И что делать? — растерялся я.

— Вам — ничего! У вас даже пистолета нет. Забейтесь в какой-нибудь угол и молитесь, чтобы мы смогли пережить эту ночь… — Он взглянул на часы и горько усмехнулся. — Которая еще даже не началась. Все, уйдите, МакАртур, не перекрывайте мне линию стрельбы.

Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться на свой наблюдательный пункт. Я вглядывался в темноту за окном, но никаких движущихся пятен больше не было. Ветер, казалось, немного стих, зато усилился ливень. За потоками воды, льющимися за стеклом, разглядеть что-то было уже невозможно. Пришлось расписаться в собственной бесполезности.

Я опустился на пол спиной к линзам и склонил голову. Попытался вспомнить молитвы, но кроме «Отец наш небесный» в голову ничего не лезло, а он, со слов Тома, спасти от этих тварей не мог.

Шло время, но ничего не происходило. Буря достигла плато и не усиливалась, но и не ослабевала. От жара, бьющего в спину, меня разморило, и я, кажется, задремал. Когда снизу раздался грохот, я подскочил от неожиданности и чуть не растянулся на полу. Голова трещала, как с перепоя. Воздух в фонаре разогрелся, а свет, бьющий сквозь линзы, выжег всю влагу. Я на четвереньках переполз к Дукату с обратной стороны, памятуя его слова про линию стрельбы, и опустился на пол рядом.

— В горле совсем пересохло, — просипел я. — Вы воды, случайно, не взяли?

— Нет, — ответил он, протягивая мне фляжку. — Только бурбон. Будете?

Я сделал осторожный глоток, огненная жидкость добавила жара, но после нее стало легче.

— Спасибо, — сказал я, возвращая виски. — Так может, объясните уже, от кого мы тут прячемся?

— Понятия не имею, — пожал он плечами.

— Интересный поворот. А выглядели вы как человек, который знает, что делает.

— МакАртур. — Он поморщился с досадой. — Я в состоянии сложить два плюс два. В лодку я бы еще мог поверить, но в то, что вы станете нырять в холодное море за веслами, да еще найдете их, это уж совсем невероятно? Ну, согласитесь, несложно понять, что мы столкнулись с тем, что выходит за рамки обыденного. Будет правильнее принять все сказанное вами на веру. — Он поболтал в воздухе флягой, пытаясь определить, сколько в ней осталось, и со вздохом сунул ее во внутренний карман. — Знаете, Дональд, у меня старая привычка: в любой переделке я готовлюсь к наихудшему. После вашего запоздалого признания я взвесил все за и против и решил: то, что вы рассказали — и есть худшее, что может случиться, как бы странно оно ни звучало.

— Удивительная у вас логика.

— Моя логика много раз спасала мне жизнь. Будем надеяться, что спасет и сегодня.

— Ну хорошо! — Я заметил провал в его рассуждениях. — А свет? Почему вы сказали, что там, где свет, мы в безопасности?

— МакАртур! Вы меня разочаровываете. А кто мне рассказал о том, что Маршалл, вылезший из ледяной воды в первозданной наготе, просил вас выключить фонарь? Холод ему нипочем, а от чахлой керосинки — непереносимые страдания?

— Ясно, — поник я. — А можете дать еще глоточек? С виски как-то легче переживать эту ночь. Хоть это и бурбон.

Дукат глянул на меня косо, но достал флягу.

— Глотните, но немного. Ночь долгая.

Жара продолжала давить на мозги. Мы сидели с Дукатом бок о бок, говорить было особо не о чем, молиться некому. Снизу раздавался какой-то неясный шум, источник его определить было невозможно. За стеклом завывал ветер.

— Долго до рассвета? — спросил я. Мои часы остались на тумбочке в спальне, где бродили сейчас эти жуткие создания.

— Больше пяти часов, — ответил Дукат, щелкнув крышкой старомодной луковицы.

Я обреченно выдохнул. Внизу заскрипели ступени. Дукат насторожился. Он выставил локоть в сторону люка и уложил револьвер на сгиб. Мы замерли. Дукат казался невозмутимым, но я видел, как подрагивает ствол. Шаги приближались. Кто-то поднимался по винтовой лестнице к люку. Он остановился, стало тихо, потом скрипнули петли, но крышка не подалась. Раздался удар, и рундук глухо подпрыгнул.

— Дьявол, сильная тварь! — сказал Дукат. — Полезайте наверх.

Собрав волю в кулак, я вскарабкался на нашу импровизированную баррикаду. Дукат встал рядом, широко расставив ноги. Ствол пистолета он направил на край крышки, торчащий из-под рундука. Снизу стукнули еще раз, и по тому, как подпрыгнул неподъемный ящик под моими ногами, я понял, что такой удар пробьет мне грудь насквозь. Я встал на колени и обеими руками вцепился в крышку.

После следующего удара затрещало дерево. Еще один — и кусок доски просвистел в дюйме от носа Дуката. В образовавшуюся дыру просунулась рука и зашарила по полу. Дукат дважды выстрелил в кисть. Рука исчезла, с лестницы раздался истошный крик, совершенно человеческий. Дукат упал на колени перед дырой в люке и выстрелил еще дважды. Вопль оборвался, тело влажно врезалось в пол далеко внизу.

— Их можно убить, хорошая новость. — Дукат ухмыльнулся и подхватил четыре патрона с пола. Быстро загнав их в барабан, он встал на изготовку. Внизу было тихо, по лестнице больше никто не поднимался. — МакАртур, — сказал он шепотом, — ветер стихает. Посмотрите в окно: новые твари не лезут?

Я прокрался к своему старому наблюдательному пункту и уставился в темноту. Сначала ничего не происходило, потом я увидел, как от стены маяка внизу отделились две тени. Они тащили за собой третью. Поднесли ее к обрыву и, раскачав, зашвырнули в океан, потом бегом вернулись к входу в маяк. Внизу послышалась возня, металлический скрежет. Луч начал угасать, в фонаре наступила темнота.

— Они перекрыли трубу? — изумленно спросил я.

— То, что они разумны, я понял по вашему рассказу, а Маршалл прекрасно знает, как тут все устроено, — ответил Дукат.

— И что мы будем делать?

— Ждать. — Он спокойно достал из кармана флягу, отхлебнул сам и протянул мне.

Внизу движение продолжалось. Звенел металл, потом что-то разлилось, забурлило. Я напряженно прислушивался.

— Кажется, мы остались без топлива, — сказал я.

— Паршиво, — без выражения ответил Дукат, вынимая из кармана новые патроны.

Буря за окном постепенно затихала, ветер разогнал тучи. Показалась полная луна, а на востоке небо посерело, даря надежду. Возня внизу продолжалась, но там было темно, а стрелять наугад Дукат не хотел. Потом наступила тишина, перемежаемая тихими щелчками, едва различимыми среди бульканья карбида. И когда мы думали, что твари ушли, совсем близко раздался ровный голос:

— Мы дарим вам еще один день.

Дукат выпустил в люк всю обойму, но снизу раздался смех, такой же ровный и невеселый, как и голос перед этим. Пока мой начальник с дымящимся пистолетом, тяжело дыша, смотрел на поврежденный люк, я кинулся к западному окну.

От маяка, пригнувшись к земле, бежали два человека. Их движения были невероятно быстрыми и резкими, как у тараканов или ящериц. Один скользнул в расселину, а второй задержался на краю. В слабом свечении зарождающегося утра я, готов поклясться, увидел: приложив руку по военно-морскому, козырьком, он отдал честь и нырнул следом.

Когда солнце показалось над горизонтом, мы сдвинули рундук и открыли люк. Пол внизу был залит водой, емкости с карбидом пусты. Едкий запах ацетилена говорил, что все наше топливо без всякой пользы ушло в воздух. Хоть вслух я ничего не сказал, Дукат ухмыльнулся:

— Не все. Идемте.

В спальне он полез под четвертую, пустующую койку и выволок за ручку нетронутую емкость.

— Наши безголовые матросы очень торопились и расставили их как попало. Одну деть было некуда, я сказал запихать под кровать.

Мы внимательно осмотрели все части нашей ацетиленовой горелки. Емкости были вскрыты и опрокинуты, но трубы остались целыми.

— Ремонта на несколько часов, к темноте можно попробовать закончить, — заключил Дукат. — А что с лодкой?

Мы заглянули в пристройку. Лодка лежала нетронутой, весла тоже.

— Ну, что будем делать? Скажу сразу: у нас мало шансов пережить следующую ночь.

— И что вы предлагаете, сэр?

— Я постараюсь восстановить работу маяка, а вы можете попробовать на лодке добраться до берега. После такой ночки эти твари, думаю, отсыпаются. По крайней мере, у кого-то будет возможность выжить.

— И вы хотите, чтобы я на веслах проплыл два десятка морских миль?

— Да, — спокойно сказал Дукат. — А я попробую отбиться от этих тварей. Готовы? Или предпочтете сдохнуть со мной, даже не попытавшись?

Дождавшись моего согласия, он ушел в спальню и вернулся через несколько минут с исписанным листком.

— Доберетесь в Сторновей, отдайте это письмо комиссару, он меня знает. Будет расспрашивать — отвечайте все как есть. Поняли? МакАртур, что за смертная бледность на вашей шотландской физиономии? Возьмите себя в руки! — Он достал фляжку и почти насильно влил в меня остатки бурбона. — Полегчало? Потащили.

Мы отволокли лодку в бухту и спустили на воду.

— Давайте, МакАртур, обойдемся без долгих прощаний. Удачи вам! — сказал он и начал раскуривать трубку.

— Вам тоже! — ответил я, прыгая в шлюпку.

Я плыл уже очень долго. Солнце поднялось в зенит, но прогреть холодный воздух не могло. Так они и существовали: светило отдельно, мороз отдельно. Чтобы не задубеть, я упрямо продолжал грести. От усталости шумело в ушах, горели перегруженные мышцы, волдыри на ладонях полопались и пачкали кровью весла: неокрашенное и второе, зеленое, со следами зубов. Я продолжал двигаться, но земля все не появлялась. Солнце клонилось к закату, над морем белесыми струйками начал подниматься туман, но я упрямо греб вперед.

От усталости я не заметил, как накренилась лодка, а когда об ее дно за моей спиной забарабанили капли, не смог даже пошевелиться. Мокрая рука, заросшая черными волосами, обхватила меня за грудь, стальным обручем вжимая мои руки в бока. Влажная ладонь легла на макушку, неодолимо клоня голову к плечу. Железистый запах рыбьей крови ударил в нос. Удивительно, но панический ужас сменился облегчением. Все кончено. Мне больше не надо бороться за свою жизнь, не надо грести, превозмогая боль в мышцах и натертых до кровавых мозолей ладонях.

— Я сделал все, что мог, — услышал я голос Томми. Длинный раздвоенный язык коснулся моей шеи, и от его движения кожа онемела. Когда ее прокусили острые клыки, я ничего не почувствовал. Я совсем забыл, что мне сказал Томми в ночной бухте Эйлин-Мора: «Смерть — не самое страшное».

* * *

Я очнулся в мерцающей синеве на белой равнине, волнами уходящей вдаль, и не сразу понял, где я, а, когда понял, в панике закрыл рот рукой. Между пальцами натянулись бледные перепонки, легкие заполнились водой. Вода окружала меня, была во мне, нежно струилась по коже, как тончайший песок под спиной, не теплая и не холодная, — она стала моим воздухом.

Ухватившись за камень, обросший кораллом с розовыми рожками, похожими на мертвые пальцы, я поднялся. Коралл под рукой рассыпался в труху. Я понимал, что произошло, но еще надеялся, что все это — бред умирающего разума. Оттолкнувшись от дна, я легко взлетел к смутной фигуре надо мной. Мой молодой друг Том неподвижно висел в толще воды и улыбался пастью, полной острых акульих клыков.

— Простите, мистер МакАртур, — виновато сказал он, — но у меня не было выбора. Скоро вы поймете, что здесь ни у кого нет выбора, и простите меня.

Я коснулся языком зубов, и что-то длинное и тонкое, похожее на раздвоенный змеиный язык, мелькнуло перед глазами.

— Господь всемогущий! — выдохнул я.

— Его здесь нет, — виновато сказал Том и повел меня к Хозяину.

Морской бог не был похож на Нептуна, каким его изображают на картинах. Он был обычным человеком: плотным, грузным дикарем с длинными волосами. Все тело его покрывали причудливые голубые узоры. Глазами, мутными и безразличными, он посмотрел на меня и молча ушел в свою пещеру. Единственное, что отличало его от нас, — рост. В высоту великан был не менее тридцати футов^[2].

Хозяин был голоден и зол. Он потерял одного из охотников, старшего сына Нэрна. Не застрели Дукат прошлой ночью этого парня, я бы держал ответ перед Отцом Небесным, а не стал вечным рабом Хозяина Морского. Пропавший старый Нэрн тоже был здесь: крепкий, быстрый и сильно помолодевший.

Том быстро объяснил, почему приказы Хозяина надо выполнять. Он привел меня к огромной яме, заполненной шевелящимися огрызками таких, как я и Том, но без рук и ног. Беспомощные, они не могут выбраться из этой ямы и живут в ней веками, питаясь отбросами и с завистью глядя на проплывающих над ними безмозглых рыб. Урок я усвоил. А еще понял, чем рисковал Томми, пытаясь меня спасти.

Этой же ночью мы выбрались на берег и выломали кое-как прилаженную дверь маяка. Нэрн первый сунулся по лестнице наверх и скатился с простреленной ногой. Тогда я взял одну из пустых емкостей, и, прикрываясь ей как щитом, подобрался к люку вплотную. Дукат стрелял, пока не закончились патроны, а потом полез в жилетный кармашек за последним, для себя. Я не мог позволить ему такую роскошь: Хозяина лучше не злить.

Одним ударом я вышиб крышку люка. Рундук отъехал в сторону. Я запрыгнул внутрь, в темный фонарь: Дукат так и не смог починить горелку. Обеими руками я стиснул его плечи, он зашипел от боли и ужаса, когда увидел мое лицо и узнал меня. Патрон выпал из его пальцев и укатился в темноту.

Я виновато сказал ему: «Прости», — и передал из рук в руки Тому. Мне было жаль Дуката, но я раб Хозяина, его солдат, и должен выполнять приказы. Кто забывает об этом — ложится в верхний слой ямы и завидует рыбам, а те, кто лежит ниже — ему. Так началась моя новая жизнь.

Я часто вспоминаю родных. Особенно сильно тоскую по внуку Шону. Ему уже десять, и я часто вижу, как он играет на берегу в Мангерсте. Там, на мелководье, из воды торчат камни. Мои мокрые волосы одного с ними цвета. Я подплываю поближе, прячусь в глубокую тень и слежу за своей семьей. Со стороны — просто еще один небольшой валун.

Шон возится в песке у кромки воды, а Шинейд сидит в плетеном кресле с навесом и читает книгу. Иногда появляется моя жена Грейс, но я совсем по ней не скучаю. А один раз они привезли в коляске Лорну, пьяную и веселую, я был очень рад ее видеть. Как бы я хотел посидеть с ней со стаканчиком доброго виски у пылающего камина, как прежде.

Из Лорны вышел бы хороший охотник. Мне хочется забрать их к себе в океан, но сделай я это — обреку на вечное рабство. Выйти к ним я не могу: если солнце меня не сожжет, убьют люди. Остается с тоской смотреть из тени, не пытаясь пересекать границу между нашими мирами.

Я знаю, что и Том часто приплывает в Каслбей и смотрит, как его жена гуляет по набережной с коляской, и я знаю, что его посещают такие же мысли. У Тома уже нет левой ноги. Он разозлил Хозяина, и тот ее съел, медленно и жадно чавкая, под вопли бедняги Маршалла. Свой первый шаг к яме он уже сделал. Плавает Том теперь намного медленней, а значит, у него больше шансов вызвать недовольство. Хочет ли он такой же участи жене и ребенку? Вряд ли. И я не хочу. Но вдруг однажды моя любовь окажется сильнее осторожности?

Примечания

2

30 футов = 9 метров 14 сантиметров.