Равки

Сергей Валерьевич Мельников, 2023

В сентябре 1969 года из военного посёлка Кесаево в Мурманской области ушли в тундру три офицера-подводника, а в положенное время не вернулись – заблудились. Они долго бродили и вышли к дому местных жителей, лопарей Михаила и Натальи. Моряков хозяева приняли гостеприимно, накормили, напоили и даже предложили на лодке отвезти к ближайшему посёлку, но утром – сильно руки устали у Михаила. Наталья постелила гостям в веже и ушла, только больно горячие взгляды бросала она на молодого лейтенанта. Беспокойная ночка выдалась…

По тундре шагают три чужака, брусника кровавит соком их резиновые подошвы, ломаются под широкими плечами хрупкие берёзовые веточки. Где прошли — следы заливает прозрачная вода, распрямляется ягель. Минута — и нет их, будто и не было тут никого сотни лет.

Чужаки эти: капитан третьего ранга Игорь Валентинович Волков, командир дивизиона выживания, Шумилов Виктор Юрьевич, командир группы гидроакустиков и Саня Виноградов, лейтенант, отчество ещё не выслужил. Куда идут, уже не знают. Вот знакомая сопка, а взобрался на неё, и будто калейдоскоп кто потряс: стекляшки те же, а порядок другой. Волков за пятнадцать лет службы в тридцать четвёртой дивизии атомных подводных лодок облазил окрестности Кесаево на три дня пути в глубину, тундру знал до камушка, до самого мелкого ручейка. Камушки были, ручейки были, но не там и не те. Весь день протопали, темнеть начинает, вокруг, насколько зрения хватает — ни огонька.

* * *

— Всё, привал! — объявил Волков. — обмозгуем, что дальше делать, котелок уже не варит.

Саня скинул рюкзак, бросил сверху ружьё и сразу растянулся на примятом папоротнике. Волков полез в свою поклажу, а Шумилов подошёл к молодому и пнул его в подошву сапога

— Едрён-матрён, лейтенант Виноградов, совсем берега потерял? Кто мне обещал, что будет"всё-всё-всё делать, только возьмите"?

Саня подскочил, улыбаясь во весь рот и отмахнул твёрдой ладонью от лба:

— Тащ капитан-лейтенант, разрешите приступить к исполнению?

— Не препятствую!

Саня достал примус и заправил его из маленькой канистры. Вскрыл брикетик индийского чая, раскидал по кружкам рафинад. Пока чайник закипал, Волков жестом подозвал Шумилова.

— Разбалуешь молодого до потери субординации, — тихо сказал он.

— Не, Валентиныч, не переживай. Саня — парень правильный. В первый день уработать незнакомого старшего по званию, может даже своего будущего командира — дорогого стоит. До сих пор челюсть болит. — Он потёр скулу. — Нас с училища помнишь? Ходили перед старшими офицерами, как две Магдалины перед апостолами.

— Ну смотри сам.

— Смотрю, Игорёх, смотрю в оба, и вижу, что хороший офицер вырастет, и надёжный товарищ.

И только он это сказал, появился Саня в своём обычном состоянии"рот до ушей", с двумя дымящими кружками в руках:

— Товарищи офицеры, чай. Осторожно, горячо.

Они приняли кружки, а молодой застыл, повернув голову в сторону чащи.

— Ты чего, Сань? — спросил Волков.

— Дым, вроде…

— Точно не от горелки?

— Не, дерево горит.

Охотники встали, повели носами.

— Вроде да, — сказал неуверенно Шумилов. — Оттуда тянет.

— Где дым — там люди. — Волков натянул на плечи рюкзак и подхватил ружьё. — Пошли, узнаем, где очутились. Сань, у тебя нос как у собаки, иди вперёд.

Виноградов без промедления нырнул в лес.

* * *

Шумилов знал молодого всего ничего. Три дня назад, утром, Виктор спустился в подвал ДОФа поколотить грушу. В эти часы тут обычно никого не было, но сейчас в открытую дверь падал свет.

Возле груши боксировал белобрысый парень с широкой рязанской физиономией. Он не сразу заметил в проёме недовольного крепыша с тонкой полоской чёрных усов, а, как увидел, придержал раскачивающуюся грушу и сказал, извиняясь:

— Доброе утро! Зашёл вот размяться, ничего? — и поспешно добавил: — Если я вам мешаю, могу уйти.

— Оставайся, зал общий, — без удовольствия разрешил Шумилов и снял с крючка скакалку.

Парень продолжил истязать грушу, настороженно поглядывая на Виктора, но тот упёрся отрешённым взглядом в лампу под крашенной решёткой. Шумилов любил эти ранние утренние тренировки в пустом зале, считал его своим, и понимал, что не прав, но ничего не мог поделать. Он злился на парня и злился на себя за свою злость.

Хорошо разогревшись, Шумилов бросил ревнивый взгляд на занятую грушу и нырнул под канаты. Виктор боксировал с тенью, как с непрошенным гостем и не смотрел в его сторону, но слышал, что удары стали слабее и реже, потом вовсе затихли. Он отвлёкся от невидимого противника и заметил, что парень стоит за ограждением и внимательно следит за его движениями. Когда их взгляды пересеклись, молодой спросил:

— Не хотите спарринг?

На ринге чинов нет, но многие ли свежескроенные летёхи примут сразу эту истину? В том, что пацан только из училища, сомнений не было: его выдавали глаза. Через несколько лет службы на подплаве наивный блеск в очах потускнеет, и они примут вид привычно-удивлённый от бесконечной мудрости командования. В этих — наивных, серых — все ещё сияет жаркое небо Севастополя.

— Галоша? — ответил вопросом на вопрос Шумилов.

— Так точно! — с той же смущённой улыбкой ответил парень. — Лейтенант Виноградов. Направлен для прохождения службы в бэ-че-пять а-пэ-эл ка-двадцать тридцать четвёртой ди-пэ-эл¹.

— Ну-ну, вольно, не на мостике. Как зовут тебя, лейтенант Виноградов? — а сам с облегчением подумал:"Хорошо, не ко мне."

— Александр.

— А я Виктор. Залезай, вызов принят.

Они сошлись, коснулись перчатками. Его противник покачался на носочках, привыкая к покрытию и сразу хуком проверил оборону. Виктор закрылся, ответил тем же. Парень стремительно увернулся и ушёл влево. Единственная горящая в зале лампа оказалась за его спиной. Шумилов оценил, он с первых секунд понял, что просто не будет.

Парень улыбался так, будто танцевал с красивой девушкой, а не дрался с незнакомым офицером. Двигался он легко и точно, телом владел абсолютно, боксировал азартно и напористо, но каждый раз, пытаясь достать увлёкшегося лейтенанта, Шумилов натыкался на жёсткую защиту, которая сменялась новой атакой. Виктор сам был таким, но с годами набрал мощь и растерял лёгкость. Такого сильного противника у него ещё не было: у парня оба достоинства были на высоте. Шумилов улучил момент, когда парень в пылу атаки приоткрылся. Его прямой в голову был стремительным, но апперкот Виноградова был чуточку быстрее.

Через минуту лейтенант виновато заглядывал ему в глаза и протягивал граненый стакан с водой, а Виктор проверял языком зубы. Челюсть саднила: бились они без шлемов, но его это не беспокоило. Проигранный Виноградову поединок сулил новые бои: азартные, сложные, нескучные, — и Виктор был счастлив. Наверное, под влиянием этого радостного ожидания он и предложил лейтенанту пойти с ними на охоту. Валентиныч не одобрил, но отзывать приглашение офицеры не стали: недостойно как-то.

* * *

Лес поредел. Папоротник сменился белесым ягелем с кровавыми каплями брусники. Саня стоял на краю каменной скалы и тяжело дышал. Виктор остановился рядом, он удивлённо покосился на молодого и понял, что задыхается тот от восторга.

Молодой прибыл сюда сразу после севастопольского училища. Салага, думал, едет на советский север, а попал на другую планету. Из города раскалённых белых камней, пропитанных бензином и йодом, многолюдного, узкого, суетливого — в бескрайний простор тундры и холодного моря, где тот же йод, но приглушённый, смешанный с грибами, мокрым мхом, и ваксой с собственных ботинок. Он стоял на краю скалы, вдыхал отравленный севером воздух и гнал напитанную им кровь по венам в мышцы, пропитывался, врастал. Этот воздух только раз пусти в лёгкие — не забудешь никогда. Спроси кто у лейтенанта Виноградова, был он в жизни счастливее, — ответит:"Пока нет".

Сопка, на вершину которой они забрались, оказалась кратером, заполненным прозрачной водой. Дальний край озера терялся в дымке, а слева от них выдавался каменистый мыс. Волков склонился к уху Шумилова и еле слышно прошептал:

— Провала нет.

— Какого провала? — так же тихо переспросил Виктор.

— Мы на Двуглавой, посередине должен быть провал. Мы его снизу видели. Где он? И откуда вообще вот это всё? Сопка не была такой большой, когда мы на неё поднимались.

Шумилов не ответил, и Волков задумчиво потёр переносицу.

— Ладно, чего гадать? — сказал он. — Дымом с этой стороны тянуло. Сань, дымы оттуда?

Саня кивнул и первым поскакал по валунам.

— Эй, архар², помедленнее! — зычно крикнул Шумилов. — Камни скользкие. Улетишь — тащи тебя потом на горбу!

Только сказал, как Саня покачнулся, взмахнул руками, хватаясь за воздух. Волков закатил глаза, Шумилов зло сплюнул. Лейтенант сверкнул крепкими зубами."Всё штатно, товарищи офицеры!", — махнул он рукой и спрыгнул на следующий камень.

Запах горящего дерева усилился. Волков переломил ружьё и загнал в ствол недостающий патрон.

— Бережёного Бог бережёт, — сухо ответил он на удивлённый взгляд лейтенанта.

Шумилов потянул носом.

— Рыбу коптят, — сказал он.

У молодого громко заурчало в животе.

За краем скалы висела растянутая на кольях сеть с красными деревянными поплавками. Дальше, на сосновом пне в человеческий рост, торчал небольшой сруб с двускатной крышей.

— Это что за избушка на курьей ножке? — Саня в изумлении уставился на опытных товарищей.

— Лопарский лабаз³, — разрушил сказку Волков и убрал ружьё за спину. — На свае, чтобы не отсыревало, и медведи не растащили. Идём, лопари⁴ народ мирный.

За амбаром на широком уступе под самой скалой стояла добротная бревенчатая изба, крытая дёрном. Таким же дёрном зеленела крыша низкого домика со скошенными стенами на берегу. Посреди каменистой площадки горел костёр, а из маленького сарая за ним исходил восхитительный пряный запах копчёной рыбы.

— Ни собак, ни оленей, — задумчиво сказал Волков.

— А что, если лопарь, так обязательно олени должны быть? — спросил Саня.

— Те, кто оленей не разводит, Сань, давно в города перебрались. В Ловозере их много. Те, что остались в тундре — кочуют между пастбищами и зимовками, олени для них — вопрос выживания.

— А собаки тут — средство раннего оповещения о приближении противника в лице медведя, — добавил Шумилов. — Ладно, чего гадать? Нас уже заметили. Кто-то из окна выглянул.

И правда — скрипнула дверь и за порог шагнула женщина неопределённого возраста, так бывает с теми, кто живёт на природе. Ей могло быть и сорок, и шестьдесят. Огрубевшую сухую кожу покрывал сероватый загар. Ярко-голубые глаза смотрели на вооружённых чужаков без страха.

— Бог в помощь! — поприветствовал её Волков. — Мы охотники, заплутали, не знаем, как к посёлку выйти. Не подскажете?

— К посёлку? К какому посёлку? — улыбнулась она и стала ещё старше.

— Кесаево.

— Далеко посёлок, очень далеко. Муж раз в месяц туда ездит: ягоды отвозит, рыбу копчёную. День едет туда, там ночует, день едет обратно.

Она говорила протяжно, с незнакомым запинающимся акцентом.

— Кесаево?

— Не знаю. Может и Кесаево. Посёлок.

— А где муж ваш?

–Рыбу ловит. Кумжа на нерест пошла. Зима скоро, запасы делать надо.

— Браконьерит, значит, муж ваш?

— А тебе какая забота, капитан? Ты не из рыбнадзора.

Женщина смотрела на него смеющимися глазами, слишком яркими на потемневшем лице. Ветер трепал меховую опушку на сине-красной шапке лопарки.

"Шамшура⁵, — вспомнил Волков. — А ей лет сорок, не больше. Старит жизнь на природе".

— А почему капитан?

— Из лейтенантов вырос, до адмирала не дорос, кто ж ещё? Лейтенант из вас один вон. Молодой, голодный, отсюда слышу, как в животе бурчит.

Лейтенантский желудок выдал особенно звонкую трель, и лопарка рассмеялась, обнажив крепкие желтоватые зубы.

— Садитесь к костру, покормлю вас.

Она скрылась в доме и через несколько минут вернулась с тремя грубыми глиняными мисками.

— Соль кончилась, без соли ешьте, как предки наши ели. А муж мой не браконьер. Мы — коренной народ, это вы пришлые. Мы можем и рыбу ловить, и зверя бить, сколько надо. Это и в Москве понимают.

— Ну не сердись, хозяйка. Глупость сказал, — Волков принял из её рук плошку с копчёной рыбой, пересыпанной морошкой. Задрался обшитый красной каймой рукав лопарки и показалось плотное борцовское запястье, Кожа, более светлая, чем на узкой кисти, туго обтягивала небольшие крепкие мышцы.

"Красивая молодая была, — подумал Волков"

На тонкой талии её синюю рубаху стягивал витой красный шнур, а выше плоского живота, неясно, но упруго, торчали холмики грудей. Над расшитым воротом грубоватая кожа ныряла в ложбинку, и рот Волкова вдруг наполнился слюной. Ветер сменился и бросил ему в лицо запах чужой женщины, её дублёной кожи, пропитанной горькой полынью, мхом, сырным ароматом грибов и росистой брусники. Он почти увидел под толстым сукном длинное крепкое тело. Представил, как она лежит на медвежьей шкуре возле каменного очага в жарко натопленной избе. Там пахнет, как в бане, и немного как в псарне, и почему-то от этих запахов он твердеет и плывёт, как в голодных снах курсантской юности. Лопарка смеётся, тускло загораются отражённым огнём и гаснут влажные зубы. Она смотрит на него снизу-вверх, восхищённо и снисходительно, как только женщины умеют смотреть на своих любимых.

Волков наткнулся на лукаво сощуренные глаза лопарки, смутился, и уставился в плошку с едой.

"Нет, лет шестьдесят, не меньше, — подумал он, стараясь отогнать наваждение".

Лопарка вложила вторую миску в протянутые руки Шумилова, последнюю протянула Виноградову. Молодой сразу набил полный рот рыбой с ягодами. От натуги на глаза выступили слёзы.

— Совсем мальчик. Большой, крепкий, красивый мальчик, — сказала она ласково и провела рукой по жёсткому ёжику светлых волос. — Зачем такому мальчику воевать? Ему надо отрастить волосы, любить женщин, рожать красивых детей.

— Мы ни с кем не воюем, — подал голос Шумилов, а Волков, не чувствуя вкуса, механически пережёвывал еду и видел только руку лопарки на голове лейтенанта.

Виноградов ел, жмурясь от удовольствия, а лопарка стояла, касаясь его головы и задумчиво смотрела за его спину. Волков обернулся. К берегу озера причалила лодчонка с гордо задранным вверх носом. На берег выпрыгнул высокий худой мужчина и ловко притянул лодку концом к чахлой берёзке. Поднял туго забитый мешок со дна и без напряжения закинул его на плечо, в правой руке блеснула острога.

— Муж? — спросил Волков.

Лопарка кивнула.

— А как зовут вас, хозяйка?

— Наталья.

— А мужа как зовут?

— Михаил, — услышал сзади Волков.

Лопарь сильно припадал на левую ногу. Он шёл свободно, с прямой спиной, будто сочащийся озёрной водой мешок ничего не весил.

— Игорь. — Волков принял острогу и протянул руку. Михаил опёрся и легко запрыгнул на каменистую площадку. Левая рука, изуродованная артритными буграми, крепко сжимала горловину мешка. Лицо слева бороздили рваные шрамы. Они пересекали впалую глазницу и тянулись по морщинистой щеке до обвисшего угла рта.

— Медведь? — Волков без стеснения, как опытный охотник, рассматривал изувеченное лицо.

Михаил кивнул:

— Хозяин⁶. По весне голодный был.

— Серьёзно. Как спасся-то?

— Спасся? — ухмыльнулся Михаил правой стороной рта. Слева лицо так и осталось безжизненной маской. — Не спасся он. В тупе⁷ шкура лежит, у очага.

— Миша кровью чуть не истёк, но приволок… — Наталья уже выходила из дома с новой плошкой. — Волокуши собрал и приволок. Долго потом откармливать пришлось, всё лето не вставал.

Михаил принял еду из рук жены и сел на камень. Он жадно ел, засовывая ложку с правой стороны. Скаля зубы, тянул уголком рта воздух. Недожёванная рыба вываливалась слева через безжизненно обвисшую губу. Волков, поморщившись, отвернулся.

Наталья разложила мешок на большом плоском камне. Тяжёлым тесаком она пластала на ровные полоски мяса серебристые тушки кумжи. Сбрасывала в деревянную лохань икру. Мелкие красные точки усеяли её лицо, и с каждым удараом, когда отрубленная голова летела на землю, их становилось больше. Саня встал, потянулся, улыбаясь сквозь зевоту, и Волков заметил, каким долгим и жадным взглядом исподлобья впилась лопарка в его ладное тело.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

БЧ-5 — дивизион движения. Далее: атомная подводная лодка К-20 34-й дивизии подводных лодок

2

Горный баран, в Заполярье не водится

3

Бревенчатое строение на сваях для хранения продуктов

4

Устаревшее русское название саамов, отсюда и Лапландия

5

Саамская шапка, украшенная вышивкой и бисером

6

Саамы зовут медведя Хозяином

7

Саамская изба