Герои твоих рассказов

Сергей Блинов

Центральная фигура, присутствующая явно или неявно в каждой истории, пьесе или воспоминании – рассказчик. Он, как фотограф, фиксируя то, что происходит вокруг, незаметно оставляет след в виде ракурса, фокуса и выбранного момента – тем самым рассказывая о себе. Прочтение книги не просто создает образ определенного времени – в жизни страны, в жизни человека – но и знакомит с рассказчиком, да так, что начинаешь подозревать, что взрослел вместе с ним.

А у нас на лавочке…

Посвящается Лилиан

Длинная старая скамейка, покрашенная неделю назад, встречала всех жителей парадной, в течение дня выходивших из дома. Пожилые люди часто присаживались на нее, о чем—то беседовали, наблюдали за прохожими или просто отдыхали, особенно когда наконец—то выглядывало из-за облаков солнце и погода становилась почти что весенне-летней. Это была простая скамейка, на которой вечерами собиралась молодежь, но, вопреки всему, не шумела под окнами первого этажа, а из уважения к старикам, жившим в этом доме много лет, тихонько распивала напитки и грызла семечки. Порой поздно возвращающийся домой Иван-цыган, живущий на шестом этаже, распугивал парней и девчонок своим громогласным приветствием и сам падал на скамейку, где мог провести остаток ночи.

Каждое утро, около одиннадцати часов, на прогулку выходила Лидия Ивановна, пенсионерка, всю свою жизнь посвятившая преподаванию английского языка в школе. Она присаживалась на лавочку и ждала. Несмотря на то что в школе она не работала уже много лет, Лидия Ивановна продолжала читать большое количество иностранной литературы, причем в первоисточнике, а также не переставала следить за современными веяниями. Например, сейчас она решила написать пьесу, которую, в чем пенсионерка была уверена, когда-нибудь поставит на сцене ее внук, являющийся режиссером школьного театра. Название родилось само собой — «А у нас на лавочке…», героями должны были стать соседи, которые, как была уверена Лидия Ивановна, будут невероятно харизматичными прообразами для будущих ролей.

Дверь парадной открылась, и из нее вышел Степан Григорьевич, отставной капитан первого ранга, инвалид, ветеран войны. Он взглянул на небо, вздохнул и неторопливо подошел к скамейке. Сел. Дверь снова открылась — из парадной стремительно вылетела молодая женщина, которую тянула за собой огромная черная собака. Поздоровавшись на ходу, женщина с собакой скрылась из вида. Степан Григорьевич проводил их взглядом и не заметил, как рядом, предварительно расстелив большой целлофановый пакет, присела Лидия Ивановна. Они коротко поприветствовали друг друга, и Лидия Ивановна погрузилась в кроссворд, а Степан Григорьевич — в воспоминания.

Снова распахнулась дверь — и снова появилась женщина с собакой, только и женщина, и животное на этот раз другие. Моложе.

— Здравствуй, лапушка, здравствуй, наш красавец ненаглядный! — обрадовалась Лидия Ивановна. — Привет, Мариночка!

— Здрасьте! Давайте лучше все разговоры на обратном пути, а то как бы чего не вышло…

Лидия Ивановна понимающе подмигнула, и женщина с собакой убежали. Оба пенсионера проводили их взглядом и вздохнули.

— Привет военно-морскому флоту! — неожиданно раздалось со стороны дома.

Валентин Николаевич, военный пенсионер, незаметно подкрался со стороны соседней парадной. Сколько ни говорили ему не ходить под окнами, он не слушал и все утверждал, что это самый короткий путь, и враг его не достанет.

— Здравствуйте. — махнул рукой Степан Григорьевич.

— Стойте! — учительским тоном произнесла Лидия Ивановна. — Как называется двойная палуба?

— Твиндек.

— Спасибо.

— Ну давайте, спросите еще что-нибудь. — Валентин Николаевич игриво улыбнулся пенсионерке и резво подбежал к лавочке.

— Ишь какой хитрый! А мне что останется?

— Вон три клеточки пустуют — это что?

— Рыбный суп.

Из двери появилась Людмила Григорьевна, бывшая кладовщица на военном заводе, очень толстая пенсионерка, любимое занятие которой — гладить себя по животу и повторять: «Уха, уха, люблю уху».

— Рында! — воскликнула Лидия Ивановна, глядя на соседку.

— Лидия, ты че ругаешься с утра?

— Ничего не ругаюсь — это колокол на корабле, призывает на обед!

— Обед — это хорошо. И слово «рында» мне нравится. Я, кстати, на обед буду готовить уху.

Людмила Григорьевна подула на лавочку и легким движением широкого бедра элегантно подвинула соседей, после чего подоткнула под себя вчерашнюю газету. Мимо лавочки с радостным «Привет мальчишкам и девчонкам!» прошествовала Екатерина Федоровна, пенсионерка, в прошлом текстильщица, а в настоящем — уже много лет поющая в хоре женщина. Людмила Григорьевна спросила:

— Ну как ваше выступление, хорошо вчера прошло?

— Очень хорошо! Пенсионеров набралось — человек сто, они долго нам хлопали, а мы им.

— Там от вашего длинного хорового пения никто не умер?

— Главное, бабульки, сердцем не стареть, песню, что надумали, до конца допеть!

Продолжая напевать, Екатерина Федоровна прошествовала мимо сидящих на лавочке и скрылась за раскидистыми деревьями, растущими вдоль дороги.

Неумолимо приближалось обеденное время, и старики постепенно стали расходиться по домам. На какое-то время Лидия Ивановна осталась одна. В книжке, которую она взяла на улицу, был еще один кроссворд. Она собиралась разгадать его, а затем сходить в магазин и вернуться домой на обед. Но тут снова вышла Людмила Григорьевна, торжественно сообщившая, что суп еще не готов и она может посидеть еще минут десять, а следом за ней вернулась Екатерина Федоровна, мурлыча под нос какую—то советскую песню. Шла она не одна, а с Ниной Михайловной, пенсионеркой, рабочей мебельного комбината. Нина Михайловна жила в соседней парадной, но все время приходила на лавочку к своим подружкам по соседству:

— Девочки, какой рецепт мне дали! Как капусту квасить по—новому.

— Какая капуста — май месяц на дворе! — удивилась Лидия Ивановна.

— Все равно! У тебя всегда есть бумага и ручка — дай на минутку! В трехлитровую банку три ложки соли, три столовые ложки уксуса, три чайные ложки сахарного песку…

— И все это шуровать целый час? — не выдержала Людмила Григорьевна.

— С ума сошла! Ненормальная! Ты же только что из больницы! Какой уксус?!

— Не дам тебе никакой бумаги! — улыбнулась бывшая учительница. — Чтоб ты от моей бумаги потом померла?

— Ты чего, бумаги жалко?

— Ты посмотри на себя в зеркало — какой тебе уксус!

— А я очень капусту люблю, — встряла Людмила Григорьевна, — особенно свежий салат, а уж голубцы—то!..

— Тьфу на вас! — Нина Михайловна как будто обиделась и пошла к себе.

Неловкую паузу решила заполнить Екатерина Федоровна и вылепила:

— Лучше с голоду помирать, чем от цирроза печени. Вон — Владимир Иваныч то умер!

— Так Владимир Иванычу то 86 лет было, а мне 62! — крикнула Нина Михайловна, махая рукой вслед.

— Сколько? Сколько? Это ж во сколько ты Петьку родила, если ему в День Победы 45 стукнуло?

— Так то Петька! А то я!

— Что-то именинницы не видать… — заметила Людмила Григорьевна и, не дождавшись ни от кого реакции, пошла доваривать уху.

Наступил обед.

Полуденное солнце непривычно ярко осветило город и нагрело любимое место пенсионеров, недавно покрашенную скамейку около первой парадной девятиэтажного дома. Сразу после обеда на лавочке снова начала закипать жизнь.

— Слушай, Катя, — сказала Лидия Ивановна, отложив в сторону новую книжку с кроссвордами, — расскажи, как погуляли вчера? Ты же у сестры была.

— Ой, бабоньки, это ж с ума сойти можно! Они же надумали занавески новые повесить, перед гостями-то пофарсить надо! Так Серафима то с подругой три часа эти занавески вешали. Так ведь обе-то — во! Одна ка-а-ак встала на скамейку, так ножки—то и подломились! Верка ее поймала — чуть плечо не вывихнула!

— А что, стремянки у них нет?

— Есть стремянка, да что толку — разве она их выдержит! Пока сражались с занавесками, чуть пирог не подгорел!

— Как же они в такой духоте занавески вешали, если духовка была зажжена? — спросила Людмила Григорьевна.

— А они «Фанту» пили. Зацепят одно колечко — выпьют стакан, еще колечко — еще стакан!

— И как они за три часа не лопнули…

— Туалет—то рядом с кухней — долго ли умеючи!

— Да, это дело быстрое, это не занавески вешать! — усмехнулась Людмила Григорьевна, и все дружно рассмеялись.

Екатерина Федоровна первой заметила приближение еще одной знакомой — Натальи Николаевны, в прошлом работавшей продавщицей. Работавшей продавщицей и в настоящем.

— Гляньте, девоньки, идет Наташка в тюрбане!

— Наталья, ты уж не в мусульманки ли подалась? — удивилась Лидия Ивановна. — Даже внешне стала на Зарину похожа.

— Какая еще Зарина? — возмутилась Наталья Николаевна, поправляя яркий тюрбан на голове.

— Ну которая во втором ларьке на фруктах сидит!

— Да ты что — Зарина вон какая красавица! — встряла Людмила Григорьевна. — Мой Вовка на нее уж так заглядывался, пока я ему не показала ее мужа.

— Глупости, девочки… Как вам моя новая юбка?

— Салям! — дружно отреагировали все на вопрос подруги и рассмеялись.

— Какая новая? — не успокаивалась Людмила Григорьевна. — Ты же ее на 8 Марта надевала.

— Ходила тут перед нами, пальто распахнувши, и хвасталась новой юбкой, — подтвердила Екатерина Федоровна.

— Да нет — я же ее выстирала, выгладила. Вон — кармашек пришила. А оттуда платочек выглядывает. Синенький скромный платочек вбок из кармашка торчит.

— Погоди песни-пляски устраивать. — продолжала Людмила Григорьевна. — Что за чалма на голове?

— Это военный камуфляж. Я иду на именины, накрутила бигуди, чтобы красивше была. Эх, выпьем, друзья, мы по чарочке.

— Господи, Наташка, ты же вчера на День рождения ходила! Смотри, девка, сопьешься.

— Я играю на гармошке у прохожих на виду, хорошо, что День рожденья много раз в году! — пустилась в пляс Наталья Николаевна.

— Ладно, давай, пляши. А я с той недели пойду по квартирам собирать тебе деньги на лечение от алкоголизма. На, держи рубль — пусть первый взнос будет, — фыркнула Людмила Григорьевна.

Наталья Николаевна рассмеялась и в неловком поклоне приняла рубль. Остальные пенсионеры тоже стали старательно искать мелочь по карманам и сумкам. Поиски сопровождались ехидными репликами, на которые продавщица в прошлом и настоящем реагировала одинаково, не обижаясь ни на кого.

— Ладно, — подвела итог Екатерина Федоровна, — когда сопьешься, соберем. Мы уж тебе, народной певунье, не дадим пропасть.

Наталья Николаевна кивнула, помахала всем рукой и пошла в магазин, о чем и сообщила собравшимся.

— Господи, мне же тоже в магазин надо, хлеб свежий да лимон к чаю забыла, — спохватилась Людмила Григорьевна.

— А что, твой Витька разве чай тоже пьет? — удивилась Екатерина Ивановна.

— Он все пьет, что течет.

— Ну уж и все…

— Я тоже с тобой пойду, — согласилась Нина Михайловна, все предыдущее время предпочитавшая не вступать в перепалку с Натальей Николаевной.

Конец ознакомительного фрагмента.