Очень короткие рассказы о главном

Сергей Андреев, 2022

В книге представлены короткие и очень короткие рассказы, в которых неожиданный сюжет заканчивается непредсказуемом финалом. Автор предлагает читателям позитивный взгляд на жизнь в любых обстоятельствах, даже в кризисной ситуации. После прочтения книги возникает вера в то, что ничего невозможного нет, и появляется надежда на лучшее: для себя и для всех. Женщина и мужчина, грани их отношений выявлены в рассказах столь точно, что никого не оставит без сопереживания. Литературные герои надолго останутся в памяти – это позволит читателям действовать так, как советует опыт героев из прочитанных рассказов. Книга рекомендована людям старше 18 лет.

Цикл «Такое разное счастье»

Консоме из свежих улиток с тмином

Вы спрашиваете, какие я сейчас испытываю чувства после случившегося только что триумфа, и хотите написать об этом в своей газете. Что ж, дорогая, включайте диктофон, я постараюсь объяснить это вашим читателям.

Когда мне было шесть лет, я сочинил моё первое блюдо: йогурт-кейк. Когда стал взрослым, освоил профессию повара и за двадцать пять лет работы придумал более тысячи рецептов. А после потерял зрение — что-то произошло с сетчаткой, и я практически ослеп. Поглядите на меня: импозантный высокий мужчина к пятидесяти, но при этом ничего не вижу, так что даже не могу, увы, оценить вашу молодую красоту… Вы ведь, по голосу, очень молоды… Но поверьте, я чувствую, как вы очаровательны, и в этом точно не ошибаюсь, хотя мир выглядит для меня светлым пятном, если глаза открыты, и погружается в полный мрак, когда я смыкаю веки. Вам это трудно представить — ну так зажмурьтесь покрепче и попробуйте встать и пройтись, сразу всё поймёте.

Остались помнившие работу руки и обоняние, которое, по мере того как угасали зрительные образы, стало заменять мне все прочие представления о мире. Как выяснилось, я мог воссоздать все элементы блюд, над которыми работал, и определить степень готовности с точностью до минуты, если делать блюдо на открытом огне.

Я — повар штучного разряда, таких, поверьте, в мире немного. Коллеги очень сожалели о том, что со мной случилось: я ведь создал целую поварскую школу, где обучал не только тонкостям приготовления пищи, но и творческому подходу к её ингредиентам, отдельным составляющим.

Моими блюдами искренне восхищались такие великие актёры, как Николас Кейдж, и многие выдающиеся политики. Но дело не в громких именах, а в качестве приготовления, которое ничуть не изменилось с тех пор, как я ослеп. По запаху я теперь гораздо точнее понимаю, когда и какие компоненты требуется добавлять в пищу, а когда блюдо сделано, аромат в целом подсказывает мне, удалось ли достичь желаемого.

Да, вы правы, я стал легендой ресторанного дела после того, как начал готовить вслепую. Это и вправду так. Но по-настоящему в это можно поверить только сейчас, когда для того, чтобы подтвердить своё высокое место среди профессионалов, я имел честь принять своих коллег — пятьдесят лучших поваров Америки, по одному от каждого штата. Чтобы не возникло мысли о каких-то подтасовках, я прилетел в Сан-Франциско и в присутствии высочайших и привередливейших знатоков сотворил то, что и должен был сотворить.

Я создал невероятное меню — пожалуй, самое дорогое за всю мою жизнь. Вы только не подумайте, что использование дорогих или изысканных продуктов обязательно даст на выходе какое-нибудь сверхблюдо! Хороший повар может приготовить классную еду из простых составляющих, лишь бы они были качественные и свежие. Но в этот раз мне доставили искомое из Франции — через океан. В меню вошли: консоме из свежих улиток с тмином, фуа-гра в сотерне с мини-артишоками и зелёной фасолью, тюрбо с эмульсией из лангустина, оленина со свежими трюфелями… Короче, свой бенефис я оформил так, как если бы композитор отыграл свой лучший симфонический концерт, что-то вроде.

Вы слышали, какие в мой адрес гремели аплодисменты. Вся моя жизнь вела к этому моменту, и вам остаётся лишь догадываться, что же я чувствовал в течение нескольких лет, когда тьма вокруг меня сгущалась, а я не знал, что делать, и разъезжал по разным клиникам в надежде остановить беду. Теперь я получаю глубокое удовольствие, если людям нравятся мои блюда, точнее — творения, ведь я знаю, что это по-настоящему качественные изделия: обоняние меня не подводит.

Я и людей различаю теперь по запаху: читаю их характеры, а иногда и помыслы. Можно лгать словами, но обоняние расскажет мне обо всём, что вы хотели бы скрыть. Например, я знаю, что вчера вы напились, а сегодня, как и всегда в последнее время, рассчитываете на близость с мужчиной… точнее, хотели бы близости. Не с кем-то конкретным, а вообще — с мужчиной, отсутствие которого в вашей жизни стало печальной правдой. Вы не понимаете почему? Всё дело в вашем внутреннем напряжении, неверии в будущее. Это скоро закончится, ведь вы слишком сильно хотите, чтобы кто-то появился в вашей жизни, а значит, всё произойдёт именно так, как вам мечтается. Не опускайте рук! До свидания.

…Мужчина поднялся, взял белую трость и двинулся прочь сквозь анфилады гостиничного пентхауза. Высокий и широкоплечий, в рубашке и лёгком свитере, он шёл, почти не сбиваясь с маршрута и не останавливаясь. Девушка щёлкнула кнопкой диктофона, открутила запись чуть назад и прослушала отрывок, чтобы убедиться в качестве воспроизведения. Удовлетворённо кивнув, она положила диктофон в сумку.

Появился служащий отеля — он помог девушке подняться и проводил к лифту. Она опиралась локтем на его согнутую руку и придумывала подзаголовок к завтрашнему интервью — на первой полосе местной газеты, что-то вроде: «Слепой берёт интервью у слепого», — или: «Им было о чем сказать друг другу и о чем помолчать». Свою белую трость девушка держала в той же руке, что и сумку, на глазах у неё были тёмные очки. «Вообще, — подумала она, на данную тему стоило бы написать большую статью — из разряда тех, где человек может всё, если захочет. По крайней мере, это могло бы стать комментарием, который сопроводит беседу».

Она чувствовала: интервью получится чрезвычайно удачным и заставит людей всерьёз задуматься. Мешало одно: она не знала, что такое консоме из улиток, и тем более никогда не пробовала такого блюда. Можно было, конечно, зайти в хороший ресторан и заказать консоме из свежих улиток с тмином, предварительно осведомившись о цене. А потом, в комментарии, вскользь упомянуть свои вкусовые ощущения, придав им необходимую пикантность, чтобы у читателя появилась слюна на языке.

Главным, однако, было передать слова мастера от первого лица: это казалось предпочтительнее любых экскурсов в поварское искусство — на чём и следовало остановиться.

Спустившись на лифте в сопровождении портье, девушка оказалась в просторном гостиничном холле, где её сразу окружил неявный шум шагов и голосов. Постукивая тростью, она безошибочно двинулась к выходу и оказалась на улице.

Ей вспомнился уверенный, спокойный и сильный голос мужчины, у которого она брала интервью. Привычная тоска последних месяцев внезапно отступила. Девушка стояла и прислушивалась к себе, вспоминая те слова, что проронил по поводу её судьбы слепой мастер.

Солнечные лучи согревали ей лицо и руки, и становилось очевидным (как это только что окончательно и бесспорно выяснилось), что ничего невозможного нет.

Девушка улыбнулась этому новому своему ощущению и отправилась в редакцию — набирать текст.

Грёзы юности

Он всегда был человеком творческим, хотя в свои сорок пять не особо себя реализовал: то ли писатель, то ли художник. Вот почему он сочинил для себя эту игру, будоражащую воображение и вызывающую выброс тестостерона. В интернете он выставил фотографию 16-летней девушки и стал от её имени искать себе подружек в социальной сети, чтобы не просто с ними общаться, а делиться главными новостями. Какими? Да о мальчишках же, конечно, о своих якобы с ними отношениях, которые этот писатель тут же придумывал, и о самых первых интимных переживаниях, вплоть до неловких попыток любви. Ему отвечали вполне откровенно, а он смаковал детали, вызнавая их у девчонок, и, подстраиваясь под примитивный молодёжный сленг, раскручивал собственные сериалы с продолжением, продолжая со сладострастием вникать в чужие истории. Иногда он давал подружкам вполне дельные советы, маскируя свой житейский опыт под обычный здравый смысл. Он призывал, например, к осторожности, когда у какой-нибудь девчонки всё шло с её женишком к кульминации, а когда на том конце интернета плакали по поводу расставания, он (то бишь девочка, за которую он себя выдавал) с горечью декламировал сентенции типа: «Я же тебя предупреждала». Он вёл себя так, словно сам был девушкой-тинейджером, и считал, будто этот опыт поможет ему когда-нибудь написать роман, подобный «Лолите». Но в глубине души в основе всего (в гораздо большей степени, чем творчество) лежала самая обычная похоть, поскольку в силу возраста он не мог в реальной жизни делать то, что диктовало пылкое воображение, а во время виртуальных сеансов связи это оказалось вполне доступным.

Он подсказывал девчонкам всевозможные вольности, якобы проделанные той, чьё фото он выставил в интернете, а потом получал от них ответы, как именно они воплотили его фантазии в своей девичьей жизни и что, например, получилось, когда за всем этим неожиданно застал папа. Он делился ощущениями, которых попросту не мог испытывать, и поэтому их придумывал — а девчонки, искренне поверив в его игру, делились собственными радостями, которые заставляли его помногу раз перечитывать их сообщения и воочию представлять происходившее.

Потом он начал присылать подружкам откровенные фото, скачанные с нескромных сайтов, и делиться впечатлениями от картинок. Некоторые девочки на это откликались, некоторые плевались с негодованием, но кое-кто рассказывал ему истории из собственной юной биографии, где уже встречались подобные сцены. Правда, описывались по большей части чувства, а не физиологические подробности, которые его больше всего волновали, но в конце концов всплывали именно подробности, в неуклюжем детском отображении представлявшие из себя наивную прелесть, столь любезную его опытному восприятию.

Помимо жены, у него была тридцатилетняя любовница, у которой он иногда бывал в гостях. Там тоже имелся компьютер, и, разжигая страсть, он иногда заходил с него на свою почту и вёл переписку с девчонками, подстёгивая их эмоции. Он взахлёб мог рассказывать подружкам о встрече со взрослым мужчиной и как это всё бывает интересно (до главного, конечно, не доходило, но сама ситуация…), а от них порой получал в ответ такие описания, что диву давался, как далеко продвинулась во многих вопросах молодёжь. В свои далёкие шестнадцать лет он таким, как они, конечно же, не был, а если бы знал тогда, как обо всём судят девчонки, шалостям его не было бы удержу.

Он и теперь, начитавшись их писем, шалил иногда со своей знакомой, представляя её юной школьницей, отчего всё получалось как-то по-молодому, во всяком случае — совсем не так, как складывалось с женой. Жена всегда была одинакова, но в этом тоже крылись свои преимущества, потому что можно было не задумываться, как себя вести. Каждый получал своё, и это устраивало обоих. А вот в интернете он разжигал у любой своей знакомой абсолютно иные эмоции и вместе с ней проходил особый путь первых ошибок, наказаний за которые молодые девчонки ещё не ведали.

Работа по обслуживанию телефонных сетей позволяла ему иметь много свободного времени, и он тратил его на переписку в интернете. Однажды он сидел за компьютером у своей любовницы и так увлёкся, что, когда женщина буквально силком затащила его в постель, так не вышел из почты. После любви он уснул, а ей зачем-то потребовался компьютер, и вся его игра оказалась перед её глазами.

Женщина читала его переписку с девчонками больше часа, и от подробностей ей становилось плохо. Потом она стёрла все письма без исключения — и его послания, и их ответы, — разбудила мужчину и, собрав его одежду в кучу, выбросила на лестницу, куда затем вытащила за руку и самого любовника, полусонного и ничего не понимающего.

Захлопнув за ним дверь со словами: «Убирайся к своим девкам!», женщина отправилась в спальню, сорвала с кровати постельное бельё, на котором он только что лежал, и отнесла его в стиральную машину. Больше всего её убивало то, что многие из описанных им от лица девочки-подростка ощущений она реально испытывала с этим мужчиной, а от его «упражнений с пальчиком», как он ласково называл такие вещи, она приходила в самое заветное своё состояние. Теперь выяснилось, что об этом её состоянии знал весь интернет, а то, что конкретного её имени не называлось, значения не имело.

Слово «подонок» было самым мягким из тех, которые произносились в адрес писателя, придумавшего себе безобидное, в общем-то, развлечение. Другие слова в его адрес, сорвавшиеся с языка любовницы, носили фольклорный оттенок и с трудом переводились на иные диалекты.

Когда он внезапно исчез из интернета, а фотография почти невинной шестнадцатилетней девушки, чьи подружки привыкли уже к её впечатляющим письмам, испарилась без следа, многие интернет-девчонки обиделись или недоумевали. Главной версией являлось то, что их подругу «засекли» родители, после чего ей стало невозможно пользоваться компьютером, а сама она, скорее всего, оказалась под плотным контролем. Больше всех переживала по этому поводу одна из самых активных подружек, она переписывалась со всеми участниками этой молодёжной тусовки, но больше всех общалась с «девочкой», фотографию которой писатель выставил в интернете. Однажды прислала им всем своё фото обнажённой, хотя и со спины. Общий комментарий к своей фотографии она дала следующий: якобы у неё имеется знакомый профессиональный фотограф, она к нему периодически ходит, пьёт кофе в его мастерской, фотографируется в разном виде, например с хризантемами, прижатыми к груди, но всегда почти без одежды («Смотрите, девчонки! Правда, классно?»). Потом в переписке с девочками она рассказала, как в фотостудии погас свет — видимо, выбило предохранитель, — а потом произошло такое… знаете, такое, когда всё воспринималось на ощупь… В самый интересный момент письмо прервалось, что сделало историю совсем интригующей.

Подружка эта, со всеми её портфолио, была точно такой же подставной фигурой, что и та, которую раньше придумал похотливый писатель. Интернет предполагал удовлетворение самых разных грёз и фантазий, и вот мужик под сорок, после развода решивший начать жизнь заново, размещал от имени молодой девчонки письма и получал ответы. Особенно его возбуждал обмен мнениями с той шебутной, изображаемой писателем девушкой, которую, по версии, потянуло на подвиги (сначала в интернете, а потом, похоже, и в жизни).

В итоге вся история сводилась к тому, что два взрослых мужика — писатель, ищущий остреньких ощущений, и разведённый фотограф — вели друг с другом переписку от имени двух весёлых девчат, и каждый из них не знал, какую игру с ним ведут. Зато для всех прочих участниц шоу это стало настоящей школой первого чувственного опыта: два десятка девочек попали в общий круг любительниц поделиться впечатлениями и понять, что же такое мужчина — на вкус, на цвет и на ощупь.

Самой старшей из них было семнадцать лет.

Старшая и оказалась той дурочкой, которую два взрослых дяди учили грамоте с первых взрослых шагов. Она делилась с ними своими охами и ахами, описывала впечатления от мальчиков, с которыми дружила раньше, и не знала, что делать потом. Если бы не эти уроки, девчонка, конечно, до многого не додумалась бы и не дочувствовалась за всю свою последующую взрослую жизнь.

Взрослая жизнь началась у неё сразу же, как только «подружка» предложила познакомить её (разумеется, случайно) со своим фотографом, который на самом деле сам всё это и организовал, а теперь сидел, изображая одиночество, в кафе. За соседний столик, как он и задумал, села девушка из сети, от «подружки» заранее знавшая, какое у него, фотографа, нежное сердце, отважный характер и светлый ум. Спустя короткий срок не было уже силы, которая могла разъединить восемнадцатилетнюю дурочку с опытным и даже можно сказать, мудрым, но таким несчастным в душе мужчиной, которого отчего-то хотелось пожалеть. Они встречались каждый день: кино, боулинг, дискотека и, трудно поверить, музей, так что девушка вскоре стала обмирать, глядя на телефон, где во время его звонка высвечивалось дорогое лицо улыбающегося мужчины.

Она писала сдержанные короткие письма на его почту, боясь сказать лишнее, и безудержные, взахлёб — своей интернет-подружке, то есть ему же, выстраивавшему всю игру. Он отвечал ей, и это были прекрасные письма на отвлечённые темы, а от лица подружки давал нужные советы, подталкивая к каждому следующему шагу, который она затем и делала — навстречу своим чувствам. Ну и, конечно, навстречу постели фотографа.

Вот тут и произошло самое интересное. Когда-то в юности фотограф мечтал о любви, в которой пропадёт с кем-то вместе и которую отождествлял со счастьем. Жизнь, естественно, внесла коррективы, от которых иногда хотелось удавиться. Позитивного финала в данном направлении явно не просматривалось, и к тёртым его сорока годам это стало очевидным, а вот теперь, словно мечта из юности, возникла эта девчонка, которую он словно бы создавал собственными руками, разбудив в ней то лучшее, что, казалось, навсегда заснуло в нём самом.

Девчонка стала нужна ему не меньше, чем он ей. Фотограф не успел даже заметить, как въехал вдруг в собственную юность и почувствовал себя влюблённым мальчишкой. Вообще-то, следовало над этим подумать, но думать уже не хотелось — хотелось летать.

Они с девочкой начали словно бы невзначай соприкасаться руками, а потом случился первый беглый поцелуй, которого ждали оба и после которого в её письмах к подружке появилось слово «люблю» с таким количеством восклицательных знаков, что они заполнили весь экран ноутбука. Она хотела… нет, она грезила, чтобы на первой чистой странице её судьбы оказалось написано именно это главное слово. Она хотела только так, а не иначе. Мужчина пригласил её в гости, потому что любовь, чтобы состояться, не нуждалась более в промедлениях.

…Она родила ему троих детей: мальчика и двух девочек. Муж её действительно оказался таким, каким она его и представляла из писем «подруги»: сильным, умным и нежным. Он помог ей окончить педагогический вуз и спустя время устроил в консультационную фирму, занимающуюся решением семейных конфликтов. Он попросту не мог не соответствовать высоким критериям, которые к нему предъявляла молодая жена, и, кстати, сам помолодел внешне. За то время, пока подрастали дети, он создал компьютерное направление по спецэффектам для фильмов и сильно продвинулся со своими технологиями, по праву став в этой сфере одним из ведущих специалистов. Друзьям он рассказывал, что причина его успехов — любовь, и был недалёк от истины.

Теперь, когда с обложек некоторых книг по семейной психологии на читателя смотрят глаза его жены — повзрослевшей, доброжелательной женщины, — можно с уверенностью сказать, что за каждым её словом кроется желание сделать нас счастливыми. В этих книгах до нас доводят простое правило: чтобы грёзы сбылись, нужно очень этого захотеть.

А прочее случится само.

Фирма «Next»

В полуподвальные окна кафе пробивался летний вечерний свет.

— Не бывает такого, перестань сочинять, — заявила рыжеволосая голубоглазая девушка, продолжая посасывать через трубочку свой коктейль. Губы у неё вытянулись и слегка напряглись: вряд ли она проделывала эти манипуляции умышленно, но на спортивного вида парня, сидевшего с ней лицом к лицу за столиком, это должно было произвести нужное впечатление. Тот был аккуратно пострижен, хорошо выбрит и одет в модный свитер, обтягивающий фигуру.

Воображения девушке явно недоставало, так что парень с некоторым сожалением окинул её взглядом. Они были хорошо знакомы, и, несмотря на её привлекательность, доброту и общительность, широкой фантазией девушка не отличалась.

Вечером здесь всегда бывало накурено, компании там и сям шумно беседовали, и парень мог говорить, не опасаясь, что его услышат.

— Не хочешь — не верь, — сказал он. — Только я с завтрашнего дня выхожу там работать, притом что буду самым молодым сотрудником. Моё имя даже в рекламе указано, на входе щит специальный поставят. Двадцать два года, высшее образование, рост, вес и всё остальное. Видишь, даже постригся.

— Реально… есть такой магазин?

— Говорят же тебе! Вход разрешён только женщинам. Они там появляются и начинают выбирать…

Девушка недоверчиво слушала с не донесённым до рта коктейлем. Пухлые, красивые её губы застыли, полуоткрытые.

–…выбирать себе мужа на месяц, — продолжил парень. — Знакомятся с его биографией, перечнем привычек: всё это в специальной рамке вывешено возле того места, где мой номер 148. Предполагает претендент разное счастье. Тот, к примеру, может сидеть на кресле, или работать в мастерской за верстаком. Интерьер подбирается для каждого индивидуально. Мне, к примеру, оформили место под спортзал, поставили пару тренажёров, гантели на стойке разместили… Стану качать периодически мускулы — на глазах у прекрасных дам. Они просмотрят информацию обо мне, а заодно и понаблюдают… в натуральном виде. Тех мужиков, которые постарше, сажают за письменный стол или, к примеру, на диван — с газетами. Они располагаются поудобнее, читают, а на них женщины смотрят.

Девушка так и продолжала сидеть, не только раскрыв теперь рот, но и распахнув голубые глаза, потом залпом допила коктейль и попросила ещё. Молодой человек поправил свитерочек, подозвал официантку и заказал: себе — кофе, ей — крепкий алкоголь и сок.

— Если выберут тебя, что нужно делать? — спросила девушка.

— Во-первых, подписывается контракт, и в течение месяца я обязан выполнять для покупательницы то, что называется супружескими обязанностями. О них составляется отдельная бумага, там расписано всё — от мытья посуды до походов в театр или загородных поездок.

— А про… это, — спросила девушка, сделав большой глоток и даже не запивая соком, — тоже контракт?

Рыжие волосы падали ей на лицо, она отводила их ладонью. Жесты не отличались чёткостью.

— Конечно, — удивился парень вопросу. — К примеру, нельзя пожилому человеку навязать какие-то запредельные вещи. Там всё указано. Я тебе говорю: каждый пункт пропечатывают, даже мытьё полов и пылесос для ковра в спальне, что за кем закреплено. Жильё, естественно, обеспечивает женщина, продукты и рестораны оплачивает тоже она.

— И?..

— Заключив контракт, дама идёт платить в кассу. С этого момента покупка считается состоявшейся, и она со своим избранником уходит. Месяц он живёт у неё, везде сопровождает и делает всё, о чём записано в контракте. По инструкции, он должен пытаться её в себя влюбить, любые конфликты исключаются. Конечно, перед тем как пойти с дамой, мужчина должен согласиться — нельзя же что-то через силу делать. Но потом всё у них должно быть тип-топ, идеальненько.

— Ну а если всё-таки выйдет ссора? — удивилась девушка и снова выпила, с сожалением поглядев на опустевший бокал. Парень заказал ей ещё порцию.

— Какая там ссора! — снисходительно улыбнулся он. — До этого нас два месяца тренировали на курсах нейролингвистического программирования, плюс учили актёрскому мастерству, с гороскопами заставили практикум пройти… Нужно так угождать клиентке, чтобы она снова в этот магазин прийти захотела. Но по правилам нельзя больше месяца находиться в контакте с одним мужчиной — это может войти в привычку, да и у мужчин появляется психологическая усталость… Возможны срывы. А магазину репутация важна.

Девушка нетрезвым жестом попросила взять ей ещё один коктейль: без этого осознать происходящее было трудно.

— Выходит, вы там все — идеальные мужья, только возраст у вас разный… Обученные. — Она думала вслух. — И не больше, чем на месяц. А потом вас… куда?

— Потом женщина должна вернуть в магазин товар, то есть своего мужчину, и обязательно написать отзыв обо всех его достоинствах и недостатках. Тогда с учётом характеристики ему выплачивается премия и он снова может выставляться в магазине. Ему на демонстрационное место прикрепляют табличку «Next», что означает «Следующий», то есть такого мужчину уже кто-то приобретал и с благодарностью вернул. Это почётно. А тех, кто не справился, увольняют.

— Но если женщина не захочет его возвращать? — возмутилась девушка. Она уже была настолько пьяна, что даже не старалась скрыть своего возмущения за весь женский пол. — А вдруг у неё возникло чувство?!

Молодой человек сделал глоточек кофе, потом участливо и даже с какой-то отстранённой жалостью глянул на спутницу:

— Если мужчина с ней останется, он потеряет свой огромный заработок, которого нигде и никогда больше не получит… Знаешь, сколько в этом магазине платят? — Он нагнулся к девушке и назвал цифру. — Представь, это не за год, а всего лишь за месяц, плюс ещё столько же премиальных. К тому же сама пойми, какой опыт появляется: живёшь-то с разными женщинами, интересными каждая по-своему, стараешься сделать их счастливыми… Получаешь удовольствие, да ещё и деньги платят. Почему, например, я сегодня только кофе пью? В контракте написано: за два дня до выхода на работу — ни капли алкоголя.

Девушка с горечью поглядела на спутника. Она уже не старалась убрать падающую на лицо рыжую прядь.

— Это не магазин, а пункт проката какой-то, — сообщила она с интонациями, близкими к истерике. — Я думала, у нас с тобой получится наконец-то хороший вечер… Почти три месяца знакомы, всё так замечательно было — а ты вон какие гадости мне рассказываешь! Честно сказать, я сегодня совсем другого свидания ожидала.

— Почему «гадости»? Вспомни: когда я за тобой ухаживать начал, ты мне сколько претензий выкатила? Всё во мне не так было: и неуживчивый, и профессию себе не выбрал, и денег не зарабатываю… А теперь погляди-ка: в фирму «Next» кого попало не возьмут!

Он белозубо расхохотался, глядя, как она на него смотрит, и продемонстрировал ей напряжённый бицепс.

— Представь, — сказал он, — когда я ещё практикантом в фирме был, видел такую сцену. К открытию магазина собралась перед дверями группа женщин, ровно в десять утра заходят внутрь и разбредаются по отделам — товар смотреть. Одна, лет двадцати пяти, вполне привлекательная, остановилась возле мэна среднего возраста, он ей улыбнулся, она ему тоже. Потом, видимо, решила, что посмотрит на других, сравнит, выберет… Никого себе подходящего не нашла, возвращается, чтобы забрать того мэна, а его уже другая дама, побойчее, увела, контракт подписала и в кассе на него чек пробивает! Та, молодая, в слёзы, кричит: я его первая заметила! А которая постарше в ответ: ты его заметила, а я его взяла!

Девушка чуть не плакала, пухлые губы её дрожали.

— Слушай, Павлик, — сказала она, — а почему бы нам… ну вот прямо сейчас… не поехать ко мне? Предки на даче, музыку послушаем, а до завтра ещё далеко. Может, ещё расхочешь в своей фирме работать, а? Если честно, я ведь нарочно тогда тебе всякую ерунду городила, ты мне с самого начала очень нравился — просто не знала, как под твоим натиском себя вести. Ты ведь не сердишься, а? Ну как?.. Тут две остановки всего, и мы дома.

Тот, кого она назвала Павликом, сделал вид, будто размышляет. Девушка положила на его руку свою ладонь, и он, словно бы окончательно решив для себя что-то, благожелательно кивнул:

— Поехали.

Она разве что в ладоши не захлопала. Молодой человек рассчитался, они встали и двинулись между столиков к выходу: рыжая девушка впереди, чуть покачиваясь на каблуках, он — сзади, энергичный и высокий. По дороге молодой человек мельком глянул в зеркало и помахал сам себе рукой — в знак того, что всё сложилось именно так, как и затевалось.

В фирму «Next» он, конечно же, завтра не поедет, потому что такой фирмы попросту не существует. Однако же до поры это следовало держать в строжайшем секрете.

Подруги

Мы знали его более-менее близко и ценили в нём бодрый дух и какую-то неуёмную энергию. Он никогда не унывал.

Это был крупный, увесистый мужчина, и даже когда он стал чиновником, то не утратил своей привычной жизнерадостности. Видимо, понимал, что через некоторое время уйдёт в бизнес, и поэтому работал так, чтобы не особо пачкать руки в коррупции.

Его постепенно продвигали по службе, пока не сделали вице-губернатором: идти выше ему самому было не нужно, да никто бы его и не пустил. На этом посту власть, деньги и умение ко всему легко относиться сослужили ему хорошую службу. Правда, времени на личную жизнь почти не оставалось, но это с лихвой компенсировалось теми возможностями, которые предоставляла должность.

Мы знали, что с женой он начал разводиться ещё четыре года назад, но там всё было сложно, потому что имелись дети и на жену оказалась записана довольно большая совместная собственность. К тому же, как и все женщины, она ждала, что всё может повернуться иначе, и всячески оттягивала развязку. В свою очередь, ему было некогда заниматься формальной стороной дела, а нанимать адвоката, чтобы тот рылся в семейном белье, не хотелось. Поэтому вялотекущий этот процесс завершился только в прошлом году, после чего они с бывшей женой выпили шампанского и разъехались в разные стороны: он — кататься в Альпах на горных лыжах во время короткого зимнего отпуска, она со вполне взрослыми уже детьми — в коттедж под Москвой, оставшийся за ней после развода.

Вернувшись, он всем объявил о своей помолвке. Оказалось, эти годы он жил с девушкой из танцевальной труппы, которая рядом с ним казалась ещё более хрупкой и миниатюрной, чем была в жизни. Блистать на сцене девочке полагалось до тех пор, пока ей не наденут кольцо на палец. Да она и сама была не против, поэтому ждала и ждала, когда ей сделают предложение. Он вернулся с горнолыжного курорта — загорелый, весёлый и, как всегда, словно переполненный электричеством; от него во все стороны летели искры, а смеялся он по-хозяйски громко и заразительно. Девушка купила подвенечное белое платье, и тогда он сделал ей действительно царский подарок: бриллиантовое колье, деньги на которое, как он туманно объяснил нам, интересовавшимся, остались ещё от прежней жизни. Темнил, конечно, но мы всё понимали.

Папарацци тиснули было в газетёнках фото, где он оказался заснят со своей танцовщицей на краю бассейна в Ницце, но скандала не вышло, поскольку ничего нового во всей истории уже не обнаружилось. Наоборот, легализация отношений только привлекла симпатии публики: он ведь и вправду собирался жениться — смотрите, какой честный!

Как раз в это время он и погиб. Глупая смерть случилась на дороге из города в город: водитель, зная характер шефа, который никуда не любил опаздывать, гнал по скользкой трассе и не рассчитал обгона, так что всё произошло мгновенно и страшно. Встречный крупнотоннажный грузовик не успел даже начать торможение, когда машина нашего чиновника оказалась прямо перед ним; после лобового удара что-то захрустело под бампером и колёсами грузовика, и всё кончилось.

Хоронили его всем городом. За не очень долгую свою жизнь он никому не причинил вреда, наоборот, как выяснилось, многим помог. Друзей он не предавал, детям сумел дать хорошее воспитание, а то, что у него не сложилось с первой семьёй, — с кем не бывает? По мере возможностей жил он честно, и это признавали все. Прошло почти полгода, и в прессе перестали упоминать его имя. Вот тогда-то вся история и случилась, ровно за неделю до того дня, в который родственники и бывшая жена готовились отметить траурную дату, как и положено по традиции.

Рассказывали, что в его квартире раздался телефонный звонок. Мать взяла трубку и долго вслушивалась в чужую речь. Потом тихо охнула, села на стул рядом с телефонным столиком и взялась рукой за сердце. Пришлось вызывать скорую — еле откачали.

Оказалось, что кроме той танцовщицы у нашего знакомого была за границей ещё одна семья — да такая, что только держись! Мулатка, фотомодель, красавица: видимо, у него было пристрастие к таким дамочкам. От пристрастия там появился на свет темнокожий ребёнок — не совсем, конечно, негритёнок, но уж точно не белый. Ребёнку исполнилось почти два года, так что не составляло труда подсчитать, что двойную жизнь (и даже тройную, если учитывать не разведённую тогда ещё жену) наш знакомый вёл аккурат четыре года подряд.

Зачем позвонила та, из-за границы? Несложно понять: хотела получить долю наследства. По закону, она имела право подать в суд, готова была на генетическую экспертизу и так далее. Весть разнеслась по всей округе со скоростью ветра: не успевал кто-то закрыть рот, как десять других эту тему вновь уже обсуждали.

Естественно, несостоявшаяся невеста чиновника всё узнала чуть ли не первой. Его бывшая жена, мягко говоря, танцовщицу не жаловала, справедливо считая разлучницей, а уж теперь и вовсе радовалась вперемешку со злостью, как если бы за неё, то есть за жену, отомстили тем же способом: увели мужика буквально из постели! Не нужно объяснять, что такое оскорблённое дамское самолюбие. Когда эта месть свершается, нет предела злорадству и торжеству! И впрямь унижение нашей танцовщицы в глазах всего города было полным и безоговорочным, но всех мучил вопрос: что же будет с наследством?

Танцовщица, понимая своё положение, решила хоть как-то отыграться: она подала заявление в адвокатскую службу, которая занималась посмертным разделом имущества, и встала в очередь потенциальных наследников, готовясь доказать, что имеет право на что-то претендовать.

Назревала драма. Многожёнство никогда до добра не доводит, а тут на части рвали уже не имущество, а имя покойного. Приехал зарубежный адвокат той фотомодели, и от её имени в последний день, положенный по закону, тоже подал претензию на часть наследства. В городе только и разговоров было, что об этой истории.

Три дамы друг с другом, естественно, не разговаривали — хотя, если разобраться, то им было бы чем поделиться. В конце концов, они любили одного и того же человека, а теперь выходило, что своим поведением, этой тяжбой, они втаптывали память о нём в грязь. Смерть должна примирять людей, а здесь — сплошные раздоры… Неправильно это было, да что поделать.

Прошло ещё полгода, пока адвокаты рассматривали все вопросы, но так ни к чему и не пришли, и отослали дело в суд. Стояла зима, подходила дата годовщины смерти нашего знакомого, и тогда весь город в очередной раз ахнул.

Поминальный стол накрыли в его просторной квартире, и там, в траурном убранстве, встретились все три его жены — одна бывшая, одна несостоявшаяся и одна заграничная, темнокожая, приехавшая к нам со своим маленьким кучерявым ребёнком. Его назвали по-русски Егоркой, и мулатка пояснила, что именно так хотел его отец.

Все три женщины вели себя словно хорошие подруги, не давая ни малейшего повода для сплетен. В конце концов на следующий день они составили совместную бумагу в суд, где приняли общее полюбовное решение. Кому и чего они там отписали — дело десятое, но сам по себе этот поступок в памяти у нас остался прочно.

Вот, собственно, и вся история, разве что остаётся добавить один нюанс.

Танцовщица из нашего города вскоре уехала — уж больно она здесь оказалась на виду. Говорят, будто та мулатка помогла ей устроиться в какой-то зарубежный коллектив, и теперь она колесит по всей Европе, выступает и, кажется, имеет успех. Ну и слава Богу!

Мои трусы на его балконе

Я, конечно, не шибко богатый, но на жизнь хватает. Работаю инженером в крупной фирме. Ну, из тех, что обосновались не только у нас, в российской глубинке, но и по всему миру: связь, ай-ти технологии. Возможно, с моими талантами стану менеджером отдела. У начальства я на хорошем счету, работу свою знаю неплохо. Расту.

Раз в году мы с женой уезжаем в отпуск за границу. На пару недель. Сына и дочку оставляем моим родителям. Стараемся побывать там, где ещё не случилось. Начали, как водится, с Турции и Египта. Потом, ради гонора, на Канары слетали, изображали состоятельных господ. А вот в Австралию или на Кубу попасть не удалось — билеты слишком дорогие.

В прошлом году мы оказались во Вьетнаме. И не пожалели! Во-первых, там очень доброжелательные люди, всё время улыбаются. И очень хорошее отношение к русским. Во-вторых, нам достался шикарный отель. Обслуживание по первому классу и любая кухня. Хочешь — европейская, хочешь — восточная. Когда мы ещё только выбирали этот отель в агентстве, нам рассказывали про это всё. Но мы думали, реклама. Оказалось, так и есть. Просторный номер, несколько ресторанов, спортзал, бассейн — хоть наружу не выходи! А если всё-таки выйдешь, вокруг пляж с чудесным золотым песочком. Жена у меня много работает, она бухгалтер, да ещё быт на себе тащит. Так что во время отдыха поваляться на пляже для неё — в самый раз.

Я мужчина крупный, высокий. В свои тридцать восемь выгляжу внушительно — в молодости штангой баловался. Вьетнамцы рядом со мной — как дети, даже неловко вначале было. Но я читал про их историю, как они обломали Америку. Твёрдости этим ребятам не занимать, в этом они похожи на нас, русских. Поэтому к вьетнамцам я отношусь с большим уважением. Малый их рост ни при чём.

В общем, мы приехали, расположились. Съездили с гидом на обзорную экскурсию. Вечером спустились с женой в ресторан. Зал уютный, народу немного, а русских и вовсе никого.

Я люблю наши компании за границей. Мы народ шумный, весёлый, вчера ещё знать друг друга не знали, а сегодня уже сидим за столом в обнимку. Песни, смех — одним словом, гуляем! Как-то раз прямо в одежде, с часами, в обуви ныряли в бассейн на Новый год. Конечно, бардак, зато весело. Я против того, чтобы заставлять, например, немцев где-нибудь в Хургаде 9 мая ходить с поднятыми руками и кричать: «Гитлер капут!» Наши иногда лишнее вытворяют. Но в пределах отчего бы не повеселиться? В крайнем случае скинемся, заплатим в отеле штраф — и всё, не доводить же до полиции. Мы не хулиганы какие, мы — русские! Отдыхаем от души и платим тоже от души. Так что никто на нас не в обиде. В общем, мы спустились с женой в ресторан. Там за столиком в углу сидела очень странная парочка. Старик — он был в цветастой рубашке с короткими рукавами. Кожа у него на лице и на руках казалась какой-то потрескавшейся и тёмной. Я сразу назвал его Ящерицей. С ним — красивая девушка, сама светловолосая и одетая во всё светлое. Очень элегантная. Сидели эти двое друг напротив друга и о чём-то разговаривали. Когда мы с женой оказались за столиком поодаль, мне был виден профиль Ящерицыной спутницы. Иногда длинные волосы падали ей на лицо, она их легонько поправляла.

Я посмотрел на неё, и всё во мне похолодело. Такое со мной уже случилось однажды, много лет назад, и теперь вспомнилось очень редко. Даже дыхание перехватило. Потом я взял себя в руки, будто ничего не происходит. Мы с супругой заказали ужин. Сначала мне принесли пиво и поджаренные хлебцы, а для жены — бокал красного вина. Я волей-неволей наблюдал за той парочкой. Получилось, что мы за своим столиком устроились так, что эти оба находились у меня перед глазами. Девушка вообще ни разу не повернула головы в сторону зала, смотрела только на старика. Они заканчивали ужин. Говорили тихо, наклоняясь друг к другу. Невозможно было даже расслышать, на каком они общаются языке.

Я люблю свою жену. Она моя ровесница, с виду широкая и основательная, мне под стать. Добрая, хозяйственная женщина и правильная мать. Сын и дочка наши её обожают! Она и приласкает, и проявит строгость. Дети такую справедливость понимают. А мне вообще лучшего пожелать нельзя. Постирает, погладит, приготовит и совет даст, если надо. Я за десять лет, пока женаты, умиротворился рядом с ней, а то раньше чего только не вытворял с женским полом… Не скрою.

Но вот увидел я ту девушку в ресторане за столиком со старой Ящерицей, и сердце, признаюсь, ёкнуло, как тыщу лет назад — давно забытое ощущение. Что-то было в ней притягательное. Ради такого «чего-то» мужики порой готовы рискнуть всем нажитым. Известное дело, счастье поманит — всё бросишь.

Это я так, вообще. Но сердце и вправду защемило.

Старый Ящерица, этот пожилой сукин сын, заострённым своим лицом и вправду похож был на рептилию. Он глядел на девушку пристально и почти не мигал. Рядом с ней он выглядел чуть ли не покойником. Даже представлять не хотелось, что их связывало. Они закончили ужин. Девушка положила Ящерице руку на ладонь. Она улыбнулась, что-то ему сказала (вроде как поблагодарила), и оба они поднялись. Я поймал себя на такой мысли, что… В общем, я хотел бы увидеть, как она, вот прямо здесь, в отеле, улыбается не ему, а мне. Те двое не торопясь двинулись к выходу. Старик шёл впереди, а она небрежно так переступала следом в своём белом. Её длинные ноги прошагали через весь зал, и я только после этого отвёл от девушки глаза. Якобы высматривал официанта, который нёс горячее.

Завтрак входил в стоимость номера. Каждое утро мы появлялись в ресторане, и я видел тех двоих: девушку и Ящерицу. При солнечном свете мужик казался мне ещё более старым. А девушка, наоборот, всё более привлекательной. Светлые волосы она иногда собирала сзади, так что лицо и шея оказывались открыты. Платья она носила чуть выше колен, отчего ноги вполне даже просматривались. Ни разу она не подняла глаза и не посмотрела ни на кого, кроме своего Ящерицы. И ни с кем не заговаривала, только с ним. Всегда очень тихо! Они замолкали, стоило кому-то приблизиться. Мне никак не удавалось понять, какой же они используют язык. Судя по манерам, Ящерица мог быть откуда угодно. А вот девушка — явно наша, русская, я это не то чтобы угадывал — буквально знал.

Всё-таки мне всё больше хотелось хоть раз поймать взгляд этой молоденькой. Ну хотя бы услышать звук её голоса. Я даже, когда брал на шведском столе блюдо, пристраивался на раздаче следом за ней. Но напрасно! Она пропускала меня вперёд или уходила к другой стойке. И не реагировала на всяческие мои «сорри». Жена всё время находилась рядом, и проявлять интерес на сторону казалось глупым. Да и чего ради? Чтобы узнать, на каком языке эти двое говорят?

Я постарался себя унять, и, похоже, мне это удалось.

Ни Ящерица, ни девушка так ни разу и не дали понять, что их связывает. Эдакие папа с дочкой или престарелый ловелас со взятой напрокат дамочкой. Может, шеф с секретаршей? Варианты напрашивались разные. Мы с женой после очередной экскурсии прогуливались вечером по горящему огнями городу, или катались для экзотики на велорикше, или забавлялись на аттракционах, а может, к примеру, перекусывали в кафе у моря. Если встречали тех двоих — они всегда чинно ходили под руку. Не позволяли себе ни вольностей, ни даже громкого смеха. В конце концов я решил, что мне плевать, кем они приходятся друг другу. Не затем же я приехал во Вьетнам, чтобы разгадывать глупые загадки! Какое мне дело кто, с кем и почему спит! У меня есть жена, дети и домашний очаг — что мне за интерес до чужих постелей?

На четвёртый день нашего пребывания случился тропический шквал. Внезапно налетел мощный ветер. Он тут же перерос в ураган, посрывал зонтики возле шезлонгов на пляже. Служащие выбежали из отеля, но, конечно, не всё успели убрать. Лёгкие кресла и столики ветер сорвал с мест, опрокинул, закувыркал и погнал вдоль побережья. Он сбрасывал всё это в воду или разбивал о пальмы. С балконов слетела одежда, которую там сушили отдыхающие. Шторм парусил её и нёс чуть ли не к горизонту.

Мы с женой, держась за руки, едва успели вбежать в отель и поднялись к себе на пятый этаж. С неба буквально рухнули потоки. Это было похоже на водопад, только опрокинутый набок. Я такого урагана отродясь не видел! Тугие струи дождя неслись параллельно земле. Мною овладел дикий восторг: я выскочил на балкон, как папуас! Под шквалами воды и ветра я размахивал руками и орал что-то несусветное. В мгновение ока я стал мокрым с ног до головы, как под брандспойтом. Но продолжал смеяться и танцевать! Небо оставалось тёмным от бешеного ливня, и это было здорово. Я даже подумал, что вот так на нас иногда, как буря, сваливается любовь. Тогда всё, что для других — дикая стихия, влюблённому человеку только в радость. И он, к примеру, пляшет под дождём.

…Жена втащила меня обратно в номер. Туда уже захлёстывали с балкона шквальные порывы, и она крепко задраила дверь. Я ещё задыхался и хохотал, когда она с улыбкой сняла с меня прилипшую к телу рубашку. А потом стащила штаны и отправила под горячий душ — отогреться.

Спустя пятнадцать минут ветер внезапно стих, облака разошлись, но дождь ещё продолжался. Отвесные струи переливались на солнце. Теперь они прибивали к земле то, что раньше унёс шквал. Потом, будто выключили, всё прекратилось. Я посмотрел вокруг с высоты пятого этажа, оценив последствия.

Материальные потери у нас имели место: с балкона унесло два полотенца, которые мы развесили на просушку, ну и мои, извиняюсь, домашние трусы. Жена их до того заботливо постирала. Оба полотенца намотались на ствол ближайшей пальмы: если взглянуть сверху, всё было видно. А вот трусы после дальнего перелёта оказались на перилах номера в соседнем флигеле, на первом этаже. Они белели там и привлекали всеобщее внимание.

Я переоделся в сухое и отправился вначале за полотенцами. Забрав их, я вновь поднялся к себе в номер и глянул в сторону соседнего флигеля. Трусов там уже не было. Я приблизительно вспомнил место, где их видел. И, под ироничным взглядом жены, отправился на поиски.

— Представляю, как ты там станешь объясняться! — заметила она.

Вычислив номер, на перилах которого могло находиться моё, с позволения сказать, бельё, я направился туда. С разговорным английским у меня проблема. Постучав в первые же примерно подходящие двери, я стал жестами объяснять появившейся старушке, что потерял трусы. Выглядело всё это комично и глупо. В конце концов она пустила меня к себе на балкон. Ничего там не обнаружив, под её подозрительным взглядом я прошествовал через номер обратно. Бормотал что-то вроде «экскьюз ми». Похоже, бабушка в лучшем случае приняла меня за служащего отеля. А в худшем — за потенциального вора. Она так и не поняла, зачем я всё-таки приходил.

Скорее всего, вещь могла находиться двумя номерами дальше по коридору. Подойдя к дверям, я собрался было постучать, когда услышал чистую русскую речь. И замер с поднятой рукой.

— Ты просто шлюха! — проскрипел мужской голос. — Тебя на десять минут нельзя оставить одну, чтобы не появился какой-нибудь мужик! А ведь договорились…

— Да не было здесь никого, — истерило в ответ молодое женское существо.

— А это что?! Похоже, он вообще голяком отсюда спрыгнул, даже трусы не надел! Хорошо, что первый этаж…

— Я не знаю, откуда это у нас! — выкрикнула женщина. — Ветром занесло: видел, какая буря была?!

— Тебе случайно ничего больше ветром не занесло? — язвительным голосом спросил мужчина. — Каждый раз какие-то отговорки. Слышать больше ничего не хочу! Собирай вещи и уезжай.

— Куда?

— Куда хочешь, — устало сказал мужчина. — Я так больше не могу. Мы два года вместе, и всегда одно и то же.

— И я так не могу, — откликнулся женский голос. — Ты патологически ревнив. Тебе даже поводов не нужно.

— А ты вроде как ни при чём?!

В этот момент я решил вмешаться и постучал в дверь. Открыл тот, кого я называл Ящерицей.

— Экскьюз ми, — сказал я. — К вам мои трусы совершенно случайно не попадали? Я, собственно, за ними пришёл.

За спиной у Ящерицы я увидел ту светловолосую девушку. Она посмотрела на меня, потом отшагнула назад, прислонилась к подоконнику и скрестила руки на груди.

— Здрасьте, — сказал я ей. Девушка даже не кивнула.

— Вон они, ваши трусы, — сообщил Ящерица, отодвигаясь в сторону. Вещдок лежал возле балкона на полу, мокрый и скомканный. Словно его туда только что с силой бросили.

— Спасибо, — сказал я, наклоняясь и забирая вещь. — Шторм, сами понимаете. До свиданья.

Я уже собирался выйти, когда увидел, как старик сел на край кровати, обхватил лицо руками и заплакал. Я промычал что-то типа: может быть, нужна помощь? И вообще что случилось?

— Не сейчас, так потом, какая разница, — откликнулся он и поднял ко мне мокрое, смуглое лицо с потрескавшейся кожей. — Скоро сам таким станешь, всё поймёшь.

Девушка стояла всё так же молча. Со скрещёнными руками она смотрела на происходящее. Я вышел, закрыв дверь. Пока я шёл по пустому коридору, казалось, было слышно, как старик плачет.

На следующий день, когда мы с женой вышли завтракать, тех двоих в зале не оказалось. Их привычное место в углу пустовало. Жена перехватила мой взгляд:

— Уехали, наверное, — сказала она. — Странная всё-таки была пара.

Через десять дней уехали из отеля и мы. Отдых получился чудесным, полным новых впечатлений. А спустя пару месяцев я включил телевизор. И неожиданно увидел в блоке новостей, что нашу страну на встрече с банкирами где-то в Африке представляет тот самый… Ящерица, и они там подписывают какие-то соглашения. Старик улыбался. Он был в официальном костюме и выглядел акулой бизнеса, а вовсе не тем жалким старикашкой, который плакал тогда в номере.

Я переключил программу на футбол. Наши играли с португальцами. Слава Богу, ни о чём, кроме этого, можно было не думать. Я взял из холодильника пиво и устроился на диване.

Жена готовила на кухне ужин, дети легли спать. Всё, что меня окружало, представляло надёжную гавань. В ней пришвартовался мой корабль. Всё складывалось нормально.

Если бы не одно обстоятельство. К сожалению.

Я очень хорошо знал ту девушку, с которой мы столкнулись в отеле. Раньше она работала секретаршей, ну, точнее, референткой в МИДе. Наша фирма налаживала там локальную компьютерную сеть. Я был вполне надёжно женат, а в столицу приехал впервые. Все мы очень хорошо тогда заработали. Наладка сети заняла несколько месяцев, и кстати, тот заказ нам помогла пробить именно она, секретарша, через своего шефа. Он сам оформил подряд, и вместе они получили положенные им 15 процентов. Девушке тогда исполнилось двадцать четыре, мы с ней вдвоём отметили день её рождения. А когда расстались, ей было уже двадцать пять. Весь тот год я провел в непонятной любви. Это похоже было на шторм, о котором я вспомнил под ливнем на балконе.

…Тогда, в Москве, она носила короткую стрижку и короткие платья. Чего ей хотелось? Бури для нас обоих? А может, денег, которые рекой текли из моего кошелька, стоило мне появиться в столице? Появлялся я, конечно же, гораздо чаще, чем нужно было по работе. Или она собиралась строить со мной жизнь и уводила из семьи?

Какая теперь разница, если я твёрдо решил остановиться?

Она меня тогда здорово тряхнула — так, что я почти потерялся. В конце концов мне хватило сил совладать с собой. Но заплатил я за это дорого. И в прямом смысле, и в переносном. С тех пор эта девушка ушла из моей судьбы, казалось бы — навсегда. Пока мы вдруг не столкнулись нос к носу во Вьетнаме.

Догадывалась ли в тот дикий год обо всём моя жена? Конечно. Женщины всё понимают без слов. Да тут трудно было, наверное, чего-то не понять. Но ни одного вопроса задано не было. И ни одного слова я сам не сказал. Подрастал сынишка, и мы с женой словно шли по минному полю. А когда решение оказалось мною принято, я целиком и сразу вернулся в семью. Из которой, слава Богу, не успел уйти. Тогда мы и завели второго ребёнка.

Но вчера та девушка позвонила снова, и от её голоса что-то во мне вздрогнуло, как раньше. Память — опасная штука! Оставляет только самое хорошее. Уж лучше бы я не ездил тогда во Вьетнам и не искал свои вещи на чужом балконе!

Приняв решение, мужик, если это мужик, должен как гвоздь в доску заколотить. Я — опора дому моему. И никаких других мотивов!

Выпита была уже вторая бутылка пива, а счёт в матче по-прежнему сохранялся ноль-ноль. Я поднялся и взял в руки мобильный телефон. Среди контактов я нашёл вчерашние позывные той девушки и стёр их начисто, а заодно ввёл функцию запрета на соединение с этим абонентом.

Матч подходил к концу, наши теперь выигрывали. Скоро можно было идти ужинать. Я подумал, что завтра выходной. Надо сходить с детьми в цирк. Приехала труппа из Питера — говорят, забавно.

Свою жизнь я выбрал для себя сам. И она мне, ей-Богу, нравилась.

Да.

Нравилась!

Секреты ремесла

В нашей творческой среде обычно все друг другу завидуют и стараются наделать пакостей. Но я с самого начала взяла себе за правило: публиковать в нашем журнале статьи только в благожелательном тоне. Поэтому художники потянулись к этому изданию, зная, что там про них гадостей не напишут. Став главным редактором, общую линию я выдерживала без искажений, и в тот именно период натолкнулась на удивительную женщину-фотографа с ирландским именем Айрис.

Женщина эта выглядела на свои пятьдесят, была сухощавой и загорелой и, хотя следила за собой и старалась придать себе бодрости, лицо всё же выдавало возраст. Бороться с морщинами она считала безнадёжным делом, но главным в её внешности были серые, умные, добрые и в то же время цепкие глаза профессионала, глядящего на мир сквозь глазок видеоискателя.

Каждый её фотопортрет оказывался маленькой сенсацией, а появление каталога и вовсе вызывало фурор. Дело заключалось не в том, что в её фотосборниках встречались лица уважаемых людей. Приводила в изумление своеобразная манера, особый дар, позволявший зафиксировать ничего не подозревавших персонажей в тот момент, когда сквозь их мимику и жесты становилась видна подноготная: характеры, судьбы — а в итоге те чувства, которые они испытывали к этому миру. Среди знатоков считалось престижным приобрести в свою коллекцию очередной фотоальбом — как правило, с роскошной тиснёной обложкой и безупречным качеством печати.

Один раз она поставила себе задачу — раскрыть дух самых разных российских городов: больших и малых, древних и относительно новых, и свести их в один фотоальбом, наподобие человеческих портретов. Образовался цикл, где Псков глядел из-под снега вечными глазами небольших старых домиков, а душа Санкт-Петербурга, которую ещё никто не видел (хотя многие уверяли, что вполне её ощущают), — его душа, глядевшая сквозь кружево оград, отражалась одновременно и в небе, и в воде. В прессе появились восторженные оценки в адрес альбома, всё это называлось новацией или (бери выше!) проникновением в святая святых. «Так, наверное, в старину писались иконы», — утверждал один критик под впечатлением от увиденного и, похоже, был во многом прав. Что-то в творчестве этой фотохудожницы действительно присутствовало от Бога.

В нашем журнале статья, касающаяся её городских фотопейзажей, называлась «Какими нас видят ангелы». По-другому, наверное, про такое творчество и не скажешь.

Женщину, повторю, звали странным для России именем — Айрис. В своё время отец её, североирландский дипломат, работал в Советском Союзе, а мать, русская, отвечала за поставку в консульство качественных продуктов. Путь к сердцу мужчины, естественно, лежал через желудок, и международные отношения здесь преградой явиться не могли, даже во времена СССР. Маленькая девочка Айрис узнала Европу раньше многих своих сверстниц, но, когда выросла, постоянно стала жить в Москве. Здесь она и открыла в себе Божий дар, который принёс ей профессиональное имя, славу и деньги.

Айрис умела с помощью фотографий раскрыть то, что никогда не увидишь невооружённым глазом. Она делала очевидным всё до поры тщательно скрываемое.

Таившийся, например, в степенном профессоре весёлый чёрт мог неожиданно для всех выскочить наружу и пойти куролесить во время самой, казалось бы, обычной лекции, которую профессор даже не прерывал, — просто он повернулся в три четверти (ни анфас, ни профиль), чуть наклонил голову и поглядел, словно бы сбоку, на аудиторию: вот и весь фокус. На снимке Айрис у профессора на голове разве что рожек не появилось, но в том, что перед слушателями именно чёрт, сомнений не вызывало.

Ещё один снимок, очень сильный, был сделан на одной из персональных выставок в Центральном зале. Известнейший во всём мире и один из самых талантливых российских художников, чьи работы в жанре крупного полотна здесь выставлялись, вынужден был стоять и выслушивать всё то, что ему вещал по поводу его творчества мэтр, бездарность со связями, академик живописи. Моцарту нужно было выслушать всё, что с пафосом нёс в его адрес Сальери. В тот момент их обоих и схватила вездесущая фотокамера Айрис.

Когда я много позже увидела этот снимок у Айрис в мастерской, то, ей-Богу, даже вздрогнула. В ту десятую долю секунды, когда художник отвёл взгляд от мэтра, продолжавшего ещё что-то говорить, он, видимо, всерьёз решал, не перерезать ли академику глотку. Я вполне могла его понять и вряд ли сама сдержалась бы от какой-нибудь жестокой выходки, окажись на его месте. Художник, видимо, слишком много претерпел от всех тех Сальери, которые судили его картины, и холодное бешенство светилось в его отведённом в сторону взгляде — если хотите, за секунду до убийства. Так всё выглядело на фотографии.

…Я пришла к Айрис, чтобы посоветоваться. Уже многажды самые разные люди получали у этой удивительной женщины рекомендации, как им жить дальше. Ей достаточно было взглянуть на чужой портрет, чтобы понять о человеке всё. Никакой детектор лжи подобного сделать не мог. До этого я отдала Айрис несколько снимков своего мужа, а теперь сидела и ждала её вердикта.

Айрис пустила меня в мансарду, где находилась её мастерская, и удалилась в смежное помещение. Я огляделась, и хотя была уже здесь раньше, снова преисполнилась профессиональным изумлением. Мне тридцать пять лет, я хорошо выгляжу и стильно, иногда даже вычурно одеваюсь. Ничего не попишешь: общение с богемой накладывает свой отпечаток. Я не маленькая девочка и нагляделась на всякое. Высшее образование, плюс второе замужество, которое длится сейчас, и двое детей (по числу браков) — всё это кого хочешь обучит жизни, тем более в Москве, где человека от зверя порою не отличишь. Казалось бы, я должна разбираться в людях, но то, что я лицезрела в мансарде у Айрис, навеяло мысль о скудости моих представлений. Она видела человека до самого дна и умела своё видение отобразить на снимках.

Медленно двигаясь вдоль стены, я переходила от одной работы, вставленной в рамку и висящей на крепёжных нитях, к другой. Всё это, видимо, готовилось для выставки либо же для продажи, но мне бы на месте Айрис стало жалко отдавать такие вот шедевры в чьи-то руки. Например, ту фотографию, где пожилая богатая женщина заливисто смеётся, запрокинув голову, а рядом стоит её муж в официальном костюме. Казалось бы, родные и сжившиеся вместе люди — ан нет: на снимке они оказались чужими до безразличия! Через секунды эта вот дама вынет свою руку из его ладони и, возможно, вежливо похлопает мужчину по плечу, а дальше с резиновой улыбкой пойдёт на свою половину уютного коттеджа, во дворике которого и оказалась запечатлена. Она уйдёт к себе, плеснёт в стакан чего-нибудь крепкого и выпьет прямо безо льда, а потом поймает себя на мысли, что это уже вошло в привычку. Так оно всё просматривалось на фотографии безмятежной (якобы) ирландской семьи. На десятую долю секунды люди становились настоящими, а не теми, кем хотели бы казаться, и как раз в это мгновение их и запечатлевал объектив Айрис.

На другом фото у девушки, которая шла куда-то под руку со своим мужчиной, были гноящиеся от похоти глаза — другого термина и не подобрать. Кавалер-то, наверное, думал, что прогуливается с подругой, но на самом деле его буквально волокли в постель, о чём, вполне возможно, этот тип даже не догадывался. Мужчины всегда пребывают в иллюзии, будто они управляют ситуацией. На самом деле это делают женщины, если, конечно, оказываются достаточно умны.

Двигаясь вдоль стены с фотографиями, я поймала себя на мысли, что во всех работах Айрис вижу лишь печальную сторону сюжетов. Наверное, на мне сказалась усталость последних месяцев, когда с мужем начало твориться что-то неладное. Вначале я списывала всё на нелады с работой: в связи с финансовым кризисом перегрузки там действительно случались серьёзные. Но к таким стрессам нашей семье было не привыкать, тем более что муж, являясь руководителем крупного подразделения в холдинге, ломал обстоятельства, словно ледокол. У него хватало энергии и навыков, чтобы в любой ситуации если уж не выиграть, то по крайней мере не проиграть.

Но недавно, когда он спал, а я встала, чтобы проверить детей, и зажгла ночник, мне довелось увидеть на его лице такое горькое выражение, что я поняла: дело, конечно, не в работе. Его тоска читалась даже сквозь сомкнутые веки, и я представила, что могла бы ощутить, открой он тогда глаза.

Я вдруг посмотрела на него не как любящая женщина, а сторонним взглядом. На его лице проступали черты, которые я наблюдала много раз у разных людей, так что прекрасно знала, что они означают.

Теперь у него были губы, а точнее — складки вокруг рта, как у человека, способного на неадекватный поступок.

Я тогда вздрогнула, а спустя секунду вновь уже смотрела на мужа глазами жены, приемлющей любые повороты его судьбы. Он даже не проснулся, когда я вновь легла рядом, выключила ночник и постаралась забыть своё впечатление — скорее всего, неправильное из-за тусклого освещения.

А вот теперь я пришла к Айрис и поневоле многое вспомнила.

Я вспомнила, что его ладонь пахла чем-то весьма необычным, когда он однажды вернулся заполночь вроде бы прямо со службы. Я так и не определила тогда, да и после не разобралась, чем же именно: то ли чужим парфюмом, то ли какими-то медикаментами.

Я поняла, почему однажды он быстро выключил компьютер, стоило мне появиться в его кабинете.

Ко всему прочему, на его столе как-то лежала бумага для записей, где крупными буквами обозначено было: «Сходить в нотариат и всё оформить!!!» Я никогда не позволяла себе заглядывать в его записи, и если бы не три огромных восклицательных знака, не заметила бы и эту.

Ко всему прочему (я не стала специально напоминать себе, но это само пришло на ум), мы теперь гораздо реже оказывались с ним близки как муж с женой. Поводов для этого находилось более чем достаточно, но с очевидностью причина была одна. Какая — догадаться становилось всё проще, и я подумала, что Айрис лишь подтвердит мою догадку. Шерше ля фам, сплошная пошлость. Интересны были только детали — кто, где, почему, но можно было считать вопрос решённым. Ждать оставалось недолго: послышались шаги, затем хлопнула дверь — и Айрис появилась, держа в руках фотографии моего мужа.

— Вот адрес, куда вам нужно обратиться, — сказала Айрис, протягивая мне какую-то бумажку. — Я только что созвонилась, вас там примут.

Я взяла листок, но продолжала с недоумением смотреть на Айрис. Выглядела та как обычно: небрежная короткая причёска, серые глаза, свитер и джинсы, как раз по осеннему времени: ещё не холодно, но к тому идёт.

— Постарайтесь не затягивать, — добавила она.

— Что это? — спросила я в недоумении.

— Разве вы не за этим пришли? — в свою очередь удивилась она. — Ах, Боже мой! Как я не догадалась… вы же, наверное, так ничего и не знаете.

Я почти упала на стул: ноги буквально подломились.

— Значит, он вам ничего не сказал, — утвердительно кивнула головой Айрис и снова забрала у меня из рук пачку фотографий мужа. Она пролистала несколько и достала ту, где он изображён был крупным планом у нас на даче. Я тогда из окна потихоньку щёлкнула его, убирающего листья, со своего мобильного телефона. Вид у мужа, как и всегда в последнее время, был грустный и какой-то отрешённый.

— Вы только успокойтесь. — Айрис сходила в ту часть мансарды, где находилось подобие кухни, и принесла мне воды. Я механически выпила полстакана. — Ваш муж чем-то тяжело болен, это вне всяких сомнений. Возможно, онкология. Он всё знает, и у него на этой почве депрессия. Когда такое случается, человек сам сдаёт позиции, и тогда заболевает ещё серьёзнее. Такой вот порочный круг… Человека нужно силой вытаскивать из подобного состояния… В этой клинике, — она показала на листочек в моей руке, — всё умеют делать, но главная работа ляжет на вас. Звоните туда, и — в путь.

Я всё ещё не могла заставить себя встать, поэтому мелкими глотками пила воду, пытаясь до конца осознать услышанное. Потом взяла себя в руки и поднялась. В этот момент до меня дошло: в той записке мужа с тремя восклицательными знаками, обращённой к нотариусу, речь шла о завещании, где мужем предполагалась его скорая смерть.

Айрис участливо поглядела на меня:

— С вами он выберется, — сообщила она без тени сомнений. — Вы и не такое сможете.

Я пошла к выходу, она сзади. На пороге, открыв дверь, я не удержалась и всё-таки спросила:

— Но… откуда вы всё это узнали?

Нужно было видеть, как по-доброму улыбнулась эта женщина и как морщинки разъехались от её глаз к вискам. Я ждала ответа, и тогда Айрис, чуть наклонившись ко мне, доверительно сообщила:

— Всё от профессии, дорогая… Секреты ремесла! Когда насмотришься на людей через объектив, так и без объектива многое становится заметным.

Я всё ещё стояла, осознавая произошедшее.

— С Богом, — благословила меня Айрис. — У вас всё обязательно получится, не сомневайтесь.

От неё исходило такое тепло, что я вдруг успокоилась и отчётливо поверила в благополучный исход дела. Видимо, способность утешить одним своим видом тоже входила в секреты ремесла, позволявшего Айрис видеть перспективу дальше сиюминутных обстоятельств. Я махнула ей рукой и стала спускаться по лестнице.

Впереди была осень — а значит, оставалось достаточно времени, чтобы подготовиться к зиме.

Не пропадём.