Не будите спящего героя

Сергей Алферов, 2023

Богатыри из далекой приграничной деревни являются в княжескую столицу зарабатывать славу. Но подвиг – дело коллективное и хлопотное. Злокозненный колдун-разбойник, которого они пленили, сбегает и задумывает лютую месть.Обложка создана с помощью нейросети Dream by Wombo.

Глава четвертая

Милена шла впереди, прощупывая длинной жердью дорогу. Обойти стороной Рямы, болото, кляксой лежащее в самой середине леса, не получалось. Горчаку дорога через топи была не по душе, но он понимал, что окружной путь совсем не легче и не безопаснее, и потому пришлось ему, скрепя сердце, довериться охотниковой дочке. Сам наёмник двигался последним, посматривая по сторонам, в тыл, и на маячившие впереди одинаково унылые спины парней.

Неприятная встреча с лесными жителями на первой же ночёвке пригасила богатырский пыл троицы, и Горчак этому только порадовался. Разговоров о том, кому вести их дальше, уже не заводили. Указания Милены парни выслушали почтительно, без пренебрежительных ухмылок. Словно извиняясь за ночное происшествие, они старались все исполнять споро и без лишней болтовни. Проваливаясь порой по колено в грязную жижу, протирая лицо от налипающей паутины или сбрасывая с одежды мясистого болотного клопа, они, если и роптали, то вполголоса, и послушно притихали, когда Милена, оборачиваясь, шикала на них.

На небе с утра не было ни единого облачка, но тут, в Рямах, висел вечный туман, сизый с зеленцой. Пахло гнилью и зябкой сыростью, как в весеннем погребе. На смену пышным, хотя и тронутым осенними красками, лесным деревьям, пришли голые корявые стволы, изуродованные смрадным болотным дыханием.

— Далеко ещё? — донёсся до Горчака жалобный возглас Корса.

Милена что-то ответила, грубо и коротко, что именно — наёмник не расслышал. Голоса пробивались сквозь пелену тумана неохотно. К обычному лесному шуму тут добавились совсем уж необъяснимые звуки. Несколько раз Горчак останавливался, прислушиваясь: ему чудились то шум битвы, то колокольный звон, то голоса, зовущие и отзывающиеся. Мерещился далёкий смех, тоскливое пение, утиное кряканье и коровье мычание. Раз или два сквозь прорехи в тумане на миг проглядывали странные пугающие картины. Гнилое дерево превращалось в скользкий чешуйчатый хвост, кочка — в застывшего с раскрытой пастью водовика, куст — в растопырившую когтистые лапы кикимору.

— Эй, куда? — заорал Молнезар.

Дубыню, провалившегося в мутную воду по пояс, ухватили под руки оба его сотоварища.

— Ты куда это сиганул? — спросил Корс.

— Там девка была. Вроде как тонула, — смущённо протянул Дубыня.

Милена повернулась к ним, бледная и суровая.

— Нечего по сторонам глазеть. Меньше про девок думайте. Смотрите прямо — целее будете.

— Но там же…

— Морок. Или болотница.

— Болотница? — переспросил Корс, озираясь.

— Русалка болотная, — пояснила девушка. — Скучно им тут, вот они и выглядывают. Чай, не каждый день по Рямам люди ходят. Напасть они не нападут, но в трясину заманить могут.

— Тут, окромя этих болотниц, много кто обитает, да?

— А как же! Шуликуны крюкорукие живут, оржавиники, кикиморы, вировники, багники, ну и болотники обычные. Но вам про них знать не надо. Днём они спят, а к ночи мы уже из болота выберемся. Если же не выберемся…

Милена замолчала, пристально посмотрела на парней, и вдруг захохотала.

— Ох, видели б вы себя со стороны! Что, в штаны наложили? Ну, удальцы! Смельчаки-хваты, косая сажень! Шучу я. Нет тут никого, выдумала я всё. Мерещится вам со страху что ни попадя.

Парни неуверенно заулыбались, а Милена, бросив взгляд на Горчака, перехватила поудобнее шест и пошла вперёд.

Наёмник не спешил идти за остальными. В грязи, совсем рядом с тропой, он разглядел свежий крупный трёхпалый след. У красавиц болотниц есть только один недостаток — их ступни, похожие на гусиные лапы. Осторожно ступая на кочки, он отошёл в сторону, стараясь заглянуть за туман, где Дубыне почудилась девка. Трясина волновалась и булькала, шевелились уродливые мясистые стебли хвоща, но ничего похожего на бледную болотницу высмотреть не удалось. Горчак, само собой, не сильно на это надеялся. Нутром он чуял на себе внимательные взгляды местных обитателей. Пока они осторожничали, выжидали.

Милена уверяла, что знает короткую и безопасную дорогу, и в Рямах они надолго не задержатся, но, по прикидкам Горчака, солнце уже перевалило за полдень, а конца-края хлюпающей сырости видно не было. Наоборот, туман всё уплотнялся, словно они попали в большущее тухлое облако, и казалось, что скоро придётся прорубать в нём дорогу топором.

О Рямах ходило много разных слухов. Все, как на подбор, были жутенькие. Говаривали, что появилось это болото на месте древнего могильника давно сгинувшего народа змеелюдов, которые жили долго, умирали редко, но тела их, разложившись, источали яд, превращающий в гиблые топи любое место. Где-то в глубине болота, кишащей чудищами и опасным зверьём, по словам тех же сплетников, сохранились гробницы с диковинными вещами, напитанными змеелюдским волшебством. Смельчаки порой совались туда, и некоторым даже посчастливилось вернуться обратно. Горчак знавал одного такого, уверявшего, что нашёл в каменной треугольной башне посреди Рям янтарный змеиный глаз, дарующий неуязвимость в бою. Куда делся талисман, когда его хозяина потоптала на Чёрной Речке немецкая конница, наёмник не ведал.

Вопль из туманной гущи донёсся как раз когда Горчак шагнул мимо кочки и по колено провалился в чёрную жижу, щедро хлебнув её сапогом. Идущий перед ним Молнезар замер на месте, и, когда наёмник выбрался и поспешил на крик, пришлось отпихивать ковалёва сына с пути. Даже несмотря на то, что болото коверкало звуки почти до неузнаваемости, Горчак разобрал голосину Дубыни.

— Вот же, глядите! — кричал здоровяк, шаря по спутникам дикими глазами. — Болотник! В тине весь, с бородищей!

Они с Корсом прижались друг к дружке — Дубыня горланил, тыча пальцем в заросли корявого болотного кустарника, а Попович, наоборот, занемел со страху и стоял, выпучив зенки и вцепившись трясущимися руками в копьё. Милена с Горчаком подоспели одновременно. Девушка отбросила жердь и выхватила лук.

— Ты ж говорила: нету тут никого! — стуча зубами, пискнул Корс.

— Да замолкни ты! — сердито обронила Милена, накладывая стрелу на тетиву, и сказала в туман: — Покажись, кто там есть?

— Не стреляй! — ответили ей. Кусты зашевелились, высунулась черная бородатая морда. — Не болотник я!

Милена опустила лук.

Чумазый, с ног до головы покрытый тиной человек неуклюже выдрался из кустарника, пошлёпал по грязи. Одежда его, казалось, пошита была из мха, ряски и кусков грязи.

— Не болотник, ясное дело, — сказал Горчак. — А кто тогда?

— Симеоном меня звать, — ответил человек, опасливо поглядывая на Милену. — Убрала б ты стрелу, девица. Чай, вы не разбойники, на путника-то нападать?

— Мы-то — нет. А ты?

Симеон переступил босыми ногами, почесал бороду.

— Какой из меня разбойник? Отшельник я, хижина моя тут рядом.

Оживший Корс хмыкнул.

— В болоте живешь?

— Живу, — горестно произнёс заморыш, дважды кивнув.

— А прячешься зачем? Следишь из кустов?

— Дык боязно! Идёте, с оружьем… кто ж знает, что у вас на уме?

— Так почему не сбежал, раз тебе боязно? — вмешался Горчак.

Отшельник вздохнул тяжко, выжимая подол рубахи.

— Людей не видел давно. Почитай, два десятка лет. Тут же не ходит никто.

— Как не ходят? Разве это не тропа?

Симеон хихикнул.

— Какая ещё тропа? Тропа там, на закат, а вы в самую топь бредёте. Тут, кроме меня да нечисти всякой, никого и не бывает.

Зардевшаяся девушка шагнула вперёд.

— Врёшь, старый пень! Я ходила тут с отцом!

— Запамятовала, значит, — нисколько не обидевшись, ответил отшельник. — В таком туманище не грех заблудиться. Я это болото знаю, истоптал его вдоль и поперёк. Хотите, правильную дорогу покажу, выведу вас к тропе?

Милена фыркнула и отвернулась.

— Ну, покажи, сделай доброе дело, — сказал Горчак.

— Я вам помогу, а вы мне, — разулыбавшись, проговорил Симеон.

— Это чем же?

— Давно человеческой речи не слышал, а самому с собой разговаривать надоело до смерти. Я вас до тропы доведу, а вы расскажите мне, что в мире творится.

Горчак кивнул Корсу: давай, болтай, — а сам пошёл на привычное место, в хвост.

Они двинулись дальше, сразу сильно забрав влево. Туман скоро рассеялся, и стало понятно, что по болотам они блуждали дольше, чем думали. Дело уже шло к вечеру.

Похоже, старик не врал насчёт тропы. И хотя Горчак не привык доверять людям, прячущимся и подглядывающим из кустов, на этот раз пришлось смириться. Ночевать среди болота ему хотелось не больше, чем остальным.

Отшельник и впрямь отвык разговаривать с людьми — Корсу он не давал и слова вставить, болтал сам без умолку.

— Нас было семь братьев, — доносилось до Горчака. — Матушка с батюшкой были люди простые, и, чтоб не путаться, называли нас всех одинаково, Симеонами. Жили мы, семеро, как один — всё вместе. Озорство какое затеваем — вместе, дело делаем — тоже вместе. А как война началась, так нам, всем семерым, дорога одна была — в княжеское войско. Воевать мы не хотели, ноги в руки — и бежать. Добежали аж до Истопки. А там колдун нам повстречался заморский, из самого Регистана, ну и напросились мы к нему в науку. Ох, за те десять годков, что были в услужении, натерпелись мы лиха, насмотрелись всякого, но колдун, хоть и злодей, а науку преподавал по-честному. Старшего брата научил ковать столб железный, двадцати саженей в высоту. Второго — этот столб поставить в землю торчком. Третьего — залезать на тот столб и смотреть, что вокруг творится. А четвёртый — это я, Симеон Средний. Меня он научил строить летучий корабль.

— Летучий корабль?! — ахнул Корс. — И что, построил ты его?

— А как же, — сказал Симеон, вздыхая. — Построил. На нём я и сбежал от колдуна и родных братьев. Если б не наука эта, не хоронился бы я тут, в болоте. Но нет, через этот летучий корабль всё и получилось, будь он неладен. Жестокий человек был тот колдун, неспроста он нас научил своим наукам. Это на первый взгляд думается: что за бессмыслица, железный столб какой-то ставить торчком, но регистанец наш был не дурак. Задумал он стать самым сильным на свете колдуном, с нашей помощью.

— А чему остальные-то выучились?

— Шестой — с кораблем в воду нырять и плыть невредимым, а седьмой — хватать, что колдуну надобно и тащить на корабль.

— А пятый?

— Пятый… Пятый слово знал, чтоб корабль летал.

— А ты сам не знал, что ли? Как же ты смог сбежать?

Отшельник ответил не сразу, долго они хлюпали по грязи в полном молчании.

— Погубил брата колдун, только и успел тот поднять корабль над землёй. Уж как летел я — со страху и не упомню, занесло меня в эти болота, тут и плюхнулся корабль в трясину. Брата схоронил, и живу теперь здесь. Из болот не выхожу: знаю, что колдун меня ищет. Не сам, конечно, а свора его чародейская. Что с остальными братьями сталось — не ведаю. Поначалу ждал, что отыщут они меня, да, видимо, не до того им.

— Что ж брат тебя слову не научил летательному?

— Скажешь тоже… Он сам десять лет учил, как слово это узнавать. Оно каждый раз — новое, наперёд надо волшебную книгу прочитать от корки до корки, ни строчки не пропуская, и только тогда на последней странице слово то будет написано.

— Ну и прочитал бы, пока в болоте сидишь.

— Не умею я. Написано там не по-нашенски. А я и по-нашенски еле-еле слова складываю…

Одним ухом прислушиваясь к болтовне Симеона, Горчак не забывал держать другое ухо востро. Парни забыли про осторожность и сбились в кучу возле отшельника, даже Милена придержала шаг, чтобы слышать, о чём они толкуют.

Болото давно осталось позади. Искорёженные отравленным воздухом деревца и кусты больше не уродовали лес, под ногами появилась хорошая утоптанная тропа. Но, чем дальше они шли, тем больше Горчак чувствовал тревогу, и тем сильнее злила его беспечность деревенских.

Конечно, никто из них, увлечённых рассказом Симеона, не расслышал тихого лязга. Наёмник мигом вытащил меч, но оклик его заглушил лихой протяжный свист. На парней упала широкая сеть, накрыв всех разом. Затрещали дубовые ветки, когда с них, будто огромные жёлуди, свалились лохматые фигуры. Горчак сразу понял, что их будет шестеро, и как их всех зовут.

Четверо разбойников навалились на бестолково копошащихся парней, Милена шипела и извивалась в лапах пятого. Самый толстый и бородатый Симеон, по всему видать — старший брат, повернулся к наёмнику, ощерив редкие зубы. В одной руке он держал увесистый кузнечный молот, в другой раскручивал кистень. Были они в ученье у колдуна или не были — оставалось тайной, но в том, что надорожное дело они знали — сомневаться не приходилось.

— Подойдёшь с мечом — зарежу девку! — сказал подлый грязнуля-отшельник, вынимая из-за пазухи кривой ножик.

Горчак не остановился и меч не убрал.

— Режь, мне-то что? — проговорил он. — Я за этих лопухов вступаться не собираюсь. Пойду своей дорогой, а вам советую cхорониться получше. Человек я искренний и болтливый, буду про вас сказывать всем, кого встречу. Так что скоро сюда пожалуют посадские дружинники и деревенские мужики. Вот тот белобрысый, как раз, — затонского старосты сын.

Рот старшего Симеона растянулся ещё шире. Горчак подумал: есть люди, которым улыбаться совсем не следует.

— Ты, болтливый, просишь живым тебя не выпускать, так? — просипел атаман.

— Ого! Толстобрюхий прямо жути на меня нагнал! — отозвался наёмник. Помахивая клинком, он приближался к разбойнику. — Только котелок у тебя не варит совсем, я погляжу. Не на того вы бредень набросили, душегубцы.

Теперь все семеро смотрели на него — даром, что копошащиеся парни запутались уже в сети намертво.

— Сидите вы тут, в чаще, караулите путников, обираете их, кого и под нож пускаете… и не думали — не гадали, поди, что забредёт к вам сам Тарас Злохотник. Ну, сознавайтесь! Не думали?

Симеоны разинули рты. Милена перестала трепыхаться.

— Это ты — Злохотник? — недоверчиво спросил атаман. — Что-то молодой ты больно.

— То с лица, а сам окреплый. Жинка много эликсиров наготовила, прежде чем попы её спалили, я и пью их помаленьку. Не веришь? Вон, посмотри, я девке нож свой подарил намедни, там — клеймо на рукоятке. Моё клеймо, семь стрел на луке. Ножик этот мне от самого Богдана из Бразды достался, как раз перед тем, как его Худой Ян изловил.

Разбойник, что держал Милену, рассмотрел кинжал и кивнул атаману. Старший Симеон перестал крутить кистень, почесал затылок молотом.

— Злохотника мы уважаем, — пробормотал он. — А ну, как брешешь ты?

— А проверь, душегубец. Вот этим мечом я немтырей положил — на хороший погост хватит. И перед вами не сильно трепещу отчего-то. Ну, проверять будешь?

— Немцев «немтырями» назвал — точно с Полесья! — бормотал атаман. — И клеймо Тарасово, и Богдана знаешь… А как жинку твою звали, Злохотник?

Горчак покачал головой укоризненно: «вот, мол, невера», а про себя — выругался. Хитрый разбойник переплутовал-таки его.

— Белославой её звали! — злобно выкрикнула Милена. Лютыми глазищами она сверлила Горчака. — Все уши прожужжал он мне своей Белославой, будь она неладна!

— Сходится, — сказал разбойник. — А ты не серчай, Тарас. Кто ж знал? Слыхал я, что ты поблизости ошиваешься. Ну, так то — слухи…

— Ошиваетесь тут вы, братцы-душегубы. А я живу теперь безмятежно, в деревне. Охотой промышляю. Да развязывайте-то соколиков, а то ведь зверя бить — доблести мало, вот и хочется порой, по старинке, мечом кого-нибудь пощекотать.

Старший Симеон заулыбался, теперь — вполне по-доброму, и Горчак осклабился в ответ.

Пока распутывали парней, Милена подошла к наёмнику и прошипела на ухо:

— Как ты смеешь… скоморох безмозглый… Злыдень проклятый… отца с матерью срамить. Не позволю…

Наёмник поглядел на неё искоса и ответил так же тихо:

— Не позволяй, конечно. Только начни потом, когда от разбойников отделаемся. А сейчас — язык прикуси и подыгрывай.