Барон ВВВ. Небылицы, поведанные одним достойным человеком

Сергей Александрович Казакевич

Приехавшего в отпуск героя давно зовут бароном, ведь он, кажется, привирает. И вот новая встреча. Одного вечера на этот раз не хватает. Друзья, как заведённые, после трудовых будней целую неделю, позабыв про семьи и свои обязанности, несутся к барону. У них много придирок к другу. Был в Волшебной стране? Говорил с Золушкой? Покорил Марс? Ну-ну…Не верите? Старая добрая советская фантастика в новых реалиях – так можно кратко охарактеризовать книгу «Барон ВВВ» – убедит вас в правдивости героя.

Глава 1. Отпуск

— Здравствуйте, Алексей Васильевич! Можно?

Владимир в нерешительности остановился, открыв дверь президента футбольного клуба.

— А-а! Вовчик… Пардон, Владимир Валентинович! Добрый день, добрый день! Проходите, пожалуйста, садитесь.

Видя этого большого, во всех смыслах этого слова, человека со стороны, Вовчик всегда восхищенно думал: «Вот лось. Мощный мужик! Дай ему коня с плугом — легко вспашет поле. А здесь тоже на месте, такими делами ворочает. Таких бы людей в России побольше».

— Ну, садись, садись…

Алексей Васильевич, обычно суровый и требовательный, сейчас просто сиял. Он нажал кнопку на пульте.

— Вера Ивановна, будьте добры, два кофе.

Он сел в своё президентское кресло во главе длинного стола для совещаний, открыто разглядывая посетителя. Невысок, голова маленькая, худоват, но мышцы под рубашкой угадываются, да и шея крепкая. Под штрихами коротких волос серые востренькие, с лукавинкой, глаза, между усами и аккуратной бородкой с колышком прячется улыбка. Немудрено, что за спиной все называют его Вовчиком.

На столе появился горячий кофе. Алексей Васильевич прошёл через весь кабинет, достал бутылку из какого-то шкафчика и вернулся обратно. Налив до краёв рюмки, отставил их подальше.

— Удивлён? — спросил. — Пей кофе.

Владимир горячее не пил, но тут сделал вид, что отхлебнул.

— Вот смотри. — Президент подвинул к себе чашку. — Четыре года подряд мы берём Лигу Чемпионов. Ты хочешь водки?

Из всех крепких напитков Алексей Васильевич предпочитал водку. Пил редко, но, если уж приходилось, то кушал именно её.

Посетитель отрицательно замотал головой.

— Правильно. И я не хочу. Четыре — не пять… А?

— Пять — не шесть, — прищурившись, вставил осмелевший Владимир.

— Молодец! Вот через год выиграем в пятый раз — тогда и выпьем… Должен сказать, бюджеты у наших конкурентов в разы выше, чем у нас. С твоим появлением в клубе предварительные работы, связанные с организацией матчей на выезде, проходят без осечек. Работа с информацией и вынюхиванием, ха-ха, — как у лучших разведчиков. Выявлены попытки подкупа судей и наших игроков. Скандал замять не дали. Это твоя работа. Уж не знаю всего до конца, но результат налицо. Процентов пятьдесят — твоя заслуга.

— Ну, что я… — гость растерялся. И неожиданно для себя спросил: — Заплатите? Пятьдесят процентов-то.

Алексей Васильевич добродушно рассмеялся.

— Если заплатим — по миру пойдём. А вот добавить самое время… Тебя Натаныч не обижает?

Улыбка сошла с его лица.

— Главное — не обидеться, — увильнул от ответа Владимир.

— А со своими функциями он справляется? Извини, что задаю такие вопросы, но мне нужен взгляд со всех сторон, и снизу, и сверху. А ты с ним плотно работаешь.

Убеждения посетителя не допускали доносительства, тем более, что свои тёмные делишки непосредственный начальник проворачивал попутно, почти не нанося финансового ущерба клубу. К чему этот бабский трёп? Чтобы чувствовать себя потом мерзко, словно пойманный предатель? Хотя, если честно, Натаныч мог бы и больше внимания уделять служебным делам, не оставляя зачастую его один на один с проблемами.

Он пожал плечами, решив промолчать.

Теперь уже Алексей Васильевич прищурился.

— Давай так. Ты хочешь в отпуск, поэтому и пришёл.

— Сами понимаете, если не в июне, потом не дадите.

— Правильно понимаешь. Ребята будут отдыхать до августа. Но не мы. Нам надо работать. Но! Неделю ты заслужил. Может, ещё недельку отгуляешь в декабре.

— Бархатный сезон?

— Ну, а что делать? По рюмочке?

Вова мотнул головой.

— Нет. Десять лет не пью. Довелось тогда одной волшебной дряни попробовать на свадьбе. Разве откажешь?

— Да, с самопалом лучше не связываться… — Алексей Васильевич поднял глаза и спросил вдруг: — Мама как? Как здоровье?

Посетитель вздохнул.

— Врачей не любит. Ни в какую не ложится на обследование.

— Моя такая же была. За здоровье мамы!

Владимир машинально протянул руку к налитой до краёв рюмке.

— А говоришь, не пьёшь! — воскликнул президент.

— Я и не пью. Но если в первом акте на стене висит ружьё… Вы же не будете сливать всё обратно… Был фрезеровщиком — пил. Но это было… У-у…

— Постой, постой. Ты был фрезеровщиком?

— Фрезеровщиком, токарем. На заводе работал. Пил по-чёрному. Там быстро в коллектив вливаешься. Сейчас нет тяги.

— А тянешься.

— Вы же предложили. За маму. Десять лет уже не пью…

— За маму можно.

Алексей Васильевич, только что задиристо пристававший к коллеге, опрокинул в себя содержимое рюмки, Вова последовал его примеру.

— А допьём, Владимир Валентинович, когда выиграем в пятый раз подряд. Передавайте маме привет. И лечите её!

Вовчик сидел в кабине фуры рядом с Владом, другом детства. С первого класса вместе! Накануне, после разговора с президентом клуба, он позвонил другу. Влад часто ездил в Москву за грузом и в тот день находился в столице.

— Как здорово, — сказал ему Вовчик по телефону, — так не хочется на поезде.

Влад любил своих друзей.

— Так поехали, — сказал он просто. — Утром будем дома. Раньше поезда.

У Вовчика, как на экране, перед глазами нарисовалась картина крепко сбитого спокойного, добродушно улыбающегося друга.

…Мимо пролетали поля, городки, деревеньки… Десятки ветряков напомнили Голландию, невероятно сложный матч с «Аяксом» в полуфинале, открывший путь к главному поединку сезона.

Они долго болтали, в основном о футболе. Влад безразлично относился к спортивным трансляциям, но как не послушать из первых уст про интереснейшие подробности из жизни людей, имена которых всем известны. Он только задавал вопросы, а потом по полчаса внимал, поглядывая на рассказчика и иногда еле заметно ухмыляясь.

Ближе к Крестцам Вовчик всё больше стал зевать, фразы укоротились и оборвались вдруг, когда Влад ещё ждал продолжения. Вовчик сломался. Голова его упала вперёд, покачивалась то влево, то направо, чутко улавливая неровности трассы, как сейсмограф реагирует на малейшие столкновения земных платформ.

–…Синий мост! — крикнул Влад и толкнул Вовчика в плечо.

Тот откинул голову назад, нашел ей опору, приоткрыл один глаз. Несколько минут просыпался. Наконец открылся второй глаз.

— Всё-таки как красиво… — тихим сонным голосом произнёс он, глядя на буйную зелень Фёдоровского Ручья, уходящего в перспективе в мост через Волхов. — Останови здесь.

— Подышать? — улыбнулся Влад.

— Хочу прогуляться.

— Ну, как скажешь. А я собирался поближе к дому тебя подбросить. Так вечером-то, не забудешь? В пять часов договорились…

— У памятника коню, — подтвердил Вовчик, спрыгивая на тротуар.

— Ну, давай. До вечера!

Фура отошла. Через минуту она уже медленно поднималась по пустому мосту.

Половина пятого. Ещё двенадцать часов до встречи.

«Пройдусь пешком, верну любовь… Хм, хорошее начало для стихотворения. Не забыть… Может, напишу потом… Верну любовь городу, пусть он задохнётся от неё. Жадно рассмотрю всё то, что видел тысячи раз, не подозревая, что название этому… название этому… — обоюдная любовь…»

Записав случайно родившиеся слова на листке бумаги, обнаруженном в сумке, он пересёк улицу без всяких правил, игнорируя подземный переход, который много лет назад в шутку называли «метро», поскольку это был первый подземный переход в провинциальном городе.

О! Какая красивая теперь аллея, спускающаяся к реке. Ажурные скамейки, симпатичные фонари. Не так давно это место напоминало помойку. По обеим сторонам аллеи стояли жуткие железные ларьки с китайско-турецкой дребеденью, с горами картонных коробок позади и на крышах, с бедными женщинами, вынужденными торговать в морозы, зарабатывая себе не только на жизнь, но и на лечение от болезней, приобретённых здесь же.

Вовчик дошёл до Волхова и остановился.

«Кусты на той стороне вырублены. Зелёная подстриженная травка, кремль, открытый взглядам приезжих. Явно лучше стало. О чём раньше думали?»

Здесь была тень. Он поёжился, интенсивно потёр обеими руками плечи и, обдуваемый прохладным утренним ветерком с реки, направился в сторону пешеходного «горбатого» моста, стараясь не обращать внимания на двух выпивох, которых нелёгкая вынесла в столь ранний час на набережную.

«Жаль, — подумал Вовчик, — нехорошо».

Они перегородили ему дорогу. Тот, что в мятой клетчатой рубашке, отбросил жестяную банку. Второй чувствовал себя плохо, перекатывал что-то по пищеводу, угрожающе отводя в сторону пустую бутылку.

— Бабло, сумку, мобилу! — потребовал «клетчатый».

— Конечно, конечно. — Вовчик достал из кармана телефон.

Мужики расслабились: жертва, похоже, не пыталась сопротивляться. «Клетчатый» протянул руку, но незнакомец предупредил:

— Здесь тревожная кнопка. Нажимаю — появляется полиция. Так как?

Он вынужденно блефовал.

«Клетчатый», криво улыбаясь, сунул руку в карман брюк. Не поверил. Вовчик демонстративно нажал на кнопку и с удивлением увидел, как за спиной хулигана из переулка показалась машина с надписью «полиция». Он облегчённо вздохнул: автомобиль повернул в их сторону.

Вышедшие на скользкую дорожку правонарушений аборигены обернулись на шум мотора.

— Быстро собирать мусор и складывать в урны, — скомандовал Вовчик, — а то вам хана!

Пьяницы, оценив обстановку, послушно направились к скамейкам, газон вокруг которых «украшали» россыпи пустой тары.

Надо было пользоваться предоставленной возможностью, и Вовка зашагал дальше.

— Молодцы у вас жители, — крикнул он вышедшему из машины полицейскому, — не нравится, когда в любимом городе грязно!

— Да уж! — прозвучало в ответ. — Знаем мы этих субчиков. Постоим рядом с ними часок, чтобы не скучали.

Вот и чудненько. Он сбавил шаг и оглянулся. Мимолётные знакомые очистили участок возле первой урны и перешли к следующей. Похоже, занятие их увлекло.

При входе на мост он погладил «на счастье» грудь бронзовой девчонке, отдыхающей со снятыми туфельками после осмотра достопримечательностей города.

На самом верху моста облокотился на перила и закурил, наслаждаясь моментом, думая о предстоящем вечере с друзьями.

Солнышко уже начало нежно припекать.

Спокойная радость затомилась внутри, заполнив собой целиком физическую оболочку, стараясь прорваться наружу, поскольку в выделенном объёме ей становилось тесно. Вот оно, счастье? Отчего такое редкое?

Он смотрел и смотрел. Сначала на мутную воду, просто вниз. Затем на гребной канал, где вечером вдалеке появится точка, превратится в большой катер и уткнётся носом в берег под памятником. Они спрячутся в кустах на канале, будут перебивать друг друга, вспоминая одним им известные случаи. На столе каюты с трудом уместится Вовкина вкуснятина и зелень с Димкиного огорода, посреди гордо встанет бутылка… А может, судно, радостно подпрыгивая на волнах, унесётся вдаль, на милые сердцу луга, с которыми так много связано, или к быкам-опорам так и не построенной когда-то железки, что торчали из воды. Можно и на озеро махнуть, ведь впереди выходные.

Он перевёл взгляд на пляж.

«Как удачно у нас пляж вписался. Раньше как-то не задумывался. Загораешь, а за спиной сама история — кремль, башни… Лет десять нам было тогда?.. Бегали по парку. У каждого перочинный ножик в кармане. Вырезаешь трубку из высоченных белых цветов, во множестве росших в тени деревьев, горсть бузины в ладонь, — и давай пулять по неприятелю, по другу-однокласснику. Самому в щеку попадёт, неприятно, но в азарте не замечаешь. Бузиной стреляли, пока зелёная, твердая. Станет красная — в рот уже не возьмёшь. Такой кашей не постреляешь… Или ватагой в автобус, с удочками, детскими совками, баночками. Копали здесь же, в парке. Некоторые места до сих пор перерыты. Это уже новое поколение, да и взрослые любят порыбачить. Червячков в баночку, землицы им туда, потерявшие форму ржавые железки (наконечники копий? фрагменты доспехов?) — в сторону, как и изогнутые черепки, части кувшина или миски, изготовленные когда-то гончарных дел мастером. Из интереса протрёшь, под лаком вдоль обода — нанесённая вручную цветная линия. Мальчишки несутся к реке, хватаешь своё имущество — и за ними. Не до посылок из прошлого. Этот интерес чуть позже пришёл, когда узнал, что на раскопки приглашают на лето школьников. Вдруг берестяную грамоту найду?

А на велосипедах гоняли? Здесь и горки, и малолюдные боковые аллеи. Димка на своем «Харькове» как-то разогнался, решил свернуть с аллеи на тропинку, да не рассчитал. Поворот резкий, надо проехать на скорости в промежутке меж выросших плотной оградой стриженых кустов. Хорошо же тогда он воткнулся! Я за ним еду, притормаживаю. Как в замедленной съёмке летит Димыч через кусты, совершая обороты, почище фигуристов с их тройными тулупами. Где падает, не видно. Велосипед аккуратно припаркован передним колесом между многочисленных стволов куста. Велосипед стоит. А Димки не видно. Полная идиллия! Это — если бы я не видел, что произошло. Смех прёт, не могу остановиться. Бросаю велик на асфальт — и за кусты: «Дим, ты как?» «Чё ржёшь, — в ответ. — Сам так кувырнись, я посмотрю…»

Лет в четырнадцать милиционеры стали останавливать. «Нельзя, ребята, в парке на велосипедах. Больше чтоб не видел!» Да… Взрослеть начали. Как мы тогда относились к городу, к кремлю? Да как… Мы здесь родились, носились одинаково, что по двору, что по кремлёвскому парку. Вся эта территория была нашей… А сейчас… Приезжаю сюда как в какой-нибудь баварский городок на экскурсию. Нет, нет, конечно. Приезжаю домой, но смотрю другими глазами».

Пожалуй, именно так. Закинув руки за голову, потянув спину, он прошептал:

— Привет. Я дома.

Постоял так, будто ожидая ответа.

Тихо зазвучала флейта. Он повернул голову вправо и стал высматривать источник музыки.

Там, внизу, у выхода с моста, расположились молодые музыканты. Трое сидели на гранитном парапете. Одна девушка стояла, играя на флейте.

Это было очень красиво. В залах он никогда не слышал такой красивой музыки. Но однажды, и это крепко запало в память, ему довелось услышать звуки необычайной силы воздействия. Недалеко отсюда, в кремле, возле памятника «Тысячелетие России», много лет назад собралась толпа, из эпицентра которой доносилась божественная мелодия. Всё внимание было обращено на двух флейтисток. В чём заключалась магия звука? В том ли, что действие происходило внутри кремля, или же бесконечная зелень множества деревьев вокруг создавала мельчайшие эффекты эха и реверберации, придавая звуку особенный объём? Вовчик немного разбирался в способах записи звука, в акустике помещений и открытых пространств, но анализ был излишним, оставалось просто отдаться волшебству происходящего на его глазах таинства, растворившись в музыке…

Звучавшая сейчас флейта манила, ноги сами понесли Вовчика по мосту вниз.

Он дошёл до ребят, остановился у края перил, облокотился на них.

Те трое, что сидели, занимались своими инструментами. На мосту никого. От моста до входа в кремль — никого.

Одинокого путника в пустыне всегда заметят.

— Закурить? — спросил Вовчика паренёк с гитарой. Он сидел на гранитном парапете в одних шортах. Причёска его представляла собою объёмную «диаграмму» из острых пучков стриженых волос, расположенных в пересечениях параллелей и меридианов.

— Спасибо, я наверху только что курил.

Вовчик улыбнулся и махнул рукой назад, за себя, обозначая точку курения. Добавил:

— Мне понравилась флейта.

Девушка, игравшая на волшебном инструменте посреди асфальтированной площадки, предваряющей подъём на мост, озорно оглянулась и вернулась к своим друзьям.

— А Вы прикольный! — задорно бросила она реплику. — Вы играете?

— Не, я просто прикольный.

Вовчик улыбался и лукаво щурился, чем расположил к себе молодёжь.

— Так Вы играете? — настойчиво повторила барышня. Её огромные чёрные глаза и короткая туника на мгновение придушили разум, не оставив шансов сосредоточиться.

— Как Вам сказать… — он не продолжил свою фразу, и девушка этим воспользовалась.

— Саш, дай ему гитару.

— Нет, Санёк, — он подошёл к пареньку с меридианами на голове и присел рядом. — Можете сыграть одну вещь на слух?

— Можем, — удивился Саша, — пожалуй. А что Вы хотите?

Вовчик неспешно оглядел всех четверых.

— Извините. Вы же… репетируете, наверное?

Они согласно кивнули. Сашка добавил:

— Мы тут вечером выступаем. Аншлаги! — похвастался.

— Отлично! А можете сыграть?.. — Вовчик достал из кармана мобильник любопытного дизайна, что-то начал искать в списке. — Вот это.

После флейты телефон, показалось, просто запищал. Через пару секунд девушка со скрипкой воскликнула:

— Я уже пробовала играть этот трек!

Все повернулись в её сторону.

— Пробовала, мне нравится, но скрипки мало!

— Владимир! — Вовчик подал ей руку.

— Аня…

— Ты — Саша, — Вовчик пожал руку гитаристу.

— Ксюха! — смешно присела флейтистка, чуть не уронив инструмент.

— Андрей, — представился второй парень.

Вовчик повернулся опять к девушке со скрипкой.

— Так Вы…

— Давайте на «ты», — предложил Санёк. — Вы нам нравитесь.

— Так ты, говоришь, играла? — продолжил Вовчик начатую фразу.

— Играла. Не всё. Тут разные инструменты нужны…

Вовчик внимательно слушал.

— Вот вступление, например. Играет только бас. Ощущение, что назревает буря, или какой-то взрыв эмоций. И вот она, средняя, главная часть. После вступления сильная атака, попробуем сыграть в две гитары. Это насыщенный инструментальный отрывок. Играют все инструменты. Взрыв эмоций постепенно замещается спокойствием и удовлетворением, но главная тема продолжает довлеть. Третья часть — неожиданная, рок-н-ролльная, это красивая точка.

— Я тоже слышал, — сказал Санёк. — Не помню, где…

— Я вас всех сейчас удивлю, — захлопала в ладошки Ксюша, — но я слышала эту вещь на местной радиостанции.

— Точно! — Аня широко открыла глаза. — Я вспомнила! Давайте попробуем сыграть. Мне очень нравится! Андрей, ты на басах, с тебя начало.

— Я ни разу не слышал!

— Да у тебя самая простая партия. Эх, тут бы контрабас! Владимир, можно включить ещё раз?

— Не вопрос. — Вовчик положил защитного цвета телефон с небольшими конусами по бокам на парапет. Рядом, сняв с плеча, поставил кожаную сумку. — Вот, кнопка на экране «play-stop». Как везде, ничего трудного. Я пока прогуляюсь.

Он сделал несколько шагов к лестнице, ведущей на пляж, и, оглянувшись, серьёзно добавил:

— Телефон в руки не брать, опасно для жизни.

Молодёжь приветствовала шутку смехом.

Вниз вели всего несколько десятков ступенек. С последней он спрыгнул прямо на песок. Скинул туфли, снял носки. Какая холодная вода в Волхове! С купанием, как и с горячим чаем, у него были проблемы. Когда-то, классе в десятом, они поехали с Димкой и Владом за город, на Веряжу, небольшую речку. Влад ржал и пытался кинуть его в реку, плескал в лицо водой, веселился, словно щенок. У Вовчика же был какой-то непреодолимый барьер. Он боялся воды. Дело дошло до перебранки.

Он стоял на берегу после «купания» с Владом. Его трясло как тощую псину зимой, выбравшуюся из полыньи. Дима же спокойно взял его за руку и повёл в воду.

— Садись потихоньку, я тебя держу, — сказал, когда они дошли до места, где плавки могли намокнуть. Вовчик уже согрелся на солнышке, да и со спокойным Димкой было не страшно. Он, дрожа вовсе не от холода, присел и быстро встал.

— Давай, не бойся, — подбодрил друг.

Он садился тогда несколько раз, осмелел настолько, что только голова оставалась на поверхности. Плавать, правда, так и не научился.

На берегу Влад опять начал задирать:

— Ну, чё, пошли, скупнёмся?

— С Димкой пойду. С тобой — нет, — ответил Вовчик.

Сейчас он ходил по пляжу, едва заходя в воду, закатав до колен брюки, и прислушивался к тому, что происходило наверху, у входа на мост.

«Толковые ребята, — подумал, — ещё пару раз прорепетируют, и можно подниматься к ним».

Минут через двадцать, когда он уже сидел на пляжной скамейке и грелся на солнышке, услышал смешливое:

— Вовчик! Ой, извините! Владимир! Идите к нам!

«Странно, — подумал, — они намного моложе меня, а тоже тянет назвать Вовчиком. Видно, не отделаюсь от этой напасти никогда».

Они выстроились перед ним: две гитары, скрипка и флейта. Он успел только подумать, как здесь можно использовать флейту, и тут они начали играть.

Вступление. Басист старательно передавал томительное ожидание, нетерпение. Вовчик увидел летящую под колёса шершавую серую ленту.

«Дорога. Машина. Мелькают деревья, поля, дома. Пауза несколько тактов… Сейчас должен быть взрыв эмоций, вознаграждение слушателя. Да! Вторая гитара, скрипка, флейта соревнуются, но не мешают друг другу, рассказывая историю. Вот оно, ощущение того, что я дома. Вот Волхов, вот кремль, вот горбатый мост и эти милые юные существа, только вступающие в жизнь, но так сильно её чувствующие! Снижение накала. Это дом, мама. Школа рядом. Опять зелень улиц, бульваров, перезвон колоколов. Боже, у меня заложен перезвон, но как они его смогли передать этими инструментами? Рок-н-ролльная концовка. Пошли клипы: вид города с самолёта, церкви, кремлёвские башни…»

— Владимир. Всё нормально?

Он отлепил мокрые ладони от лица.

— Да, да…

Когда он закрыл глаза?

Вовчик присел на парапет. Оказывается, он не один слушал ребят. Человек десять хлопали музыкантам и, кажется, ждали продолжения.

Ксюша склонилась над ним.

— Что с Вами? Вам плохо?

— Спасибо, Ксюш, это я от счастья.

— Это Ваша музыка играет на радио?

— Моя, смышлёная ты моя.

Он сунул в карман телефон, собираясь прощаться. Понял, что не может здесь больше оставаться.

— Владимир! — эта молодая симпатяшка с флейтой, прижатой к груди, и не собиралась уступать ему дорогу. — Владимир, мне нужен номер Вашего телефона.

Аня копалась в своей сумочке, наконец, подала подруге блокнот и ручку.

— Вы напишите свой телефончик и ещё… Можно нам исполнять эту композицию?

Ещё не пришедший в себя Вовчик записал в блокнотик номер и имя. Его немного колотило.

— Можно? — снова спросила Ксюша. — Не бойтесь, мы будем объявлять автора.

— А, нет-нет, — он растерянно оглянулся на ребят и неожиданно расслабился, вновь заулыбался. — Играйте, конечно.

Дописав название, он вернул канцтовары владельцам.

— «Домой» называется. Играйте… И автора не надо…

Девчонки облегчённо вздохнули.

Вовчик коснулся ладонью Ксюшиного плеча и пошёл прочь.

— Спасибо Вам! — донеслось сзади.

— Спасибо вам! — оглянулся он и помахал им рукой.

— Я Вам позвоню! — крикнула Ксюша.

«Хорошая девочка. Сколько ей? Восемнадцать? А мне? Стыдно, Владимир Валентинович!»

Закусив от нахлынувшей злости губу до крови, он свернул налево и медленно зашагал вдоль кремлёвской стены. Он шёл, опустив голову и сунув руки в карманы, а в голове звучала только что слышанная им музыка. Когда-то он записал её на компьютере, затем знакомый поработал с композицией в студии. Получилось достаточно качественно, чтобы предложить местной радиостанции. Но от этого испытанное им потрясение было ещё больше. И ребята не сыгрались, и ошибки он кое-где улавливал, но звук… живой звук…

Пляж слева закончился.

А вот и «памятник коню». Так они в детстве называли памятное сооружение. Огромный железный конь с воином, вскинувшим меч, попирал своей массой искорёженную немецкую свастику.

На берегу внизу, прямо под памятником, они соберутся в пять вечера.

А через полчаса, пройдя парк, проехав несколько остановок, он увидит маму.