Система «Морской лев»

Сергей Александрович Вербицкий

Этот роман об Американо-иракской войне 1990 года. Советские подводники отправляются на эту войну, чтобы защитить диктатора Саддама Хусейна.

Запись датирована 24 июня 1990 года

— Иван Алексеевич, Иван Алексеевич, вставайте, ну, вставайте же. Пора уже. Вот напасть-то, да что вы в самом деле, до утра что ли хотите проспать? — мясистой рукой качал его за плечо Канарейкин.

Захаров находился в глубине тумана, покрывавшего толстой коркой его сознание. Слух уже доносил слова полковника, пробивая его довольно толстый слой, вырваться из которого было нелегко. Его вязкая мякоть не спешила растворяться в новой реальности. Сделав очередную попытку, Захаров открыл глаза и увидел склонившуюся над ним громоздкую фигуру полковника, которая собой загородила свет включенной лампочки на потолке.

— Проснулся, ну наконец-то, ты что, на курорт что ли приехал? Спишь так, что пушкой не разбудишь. Не дело это, товарищ Захаров! Таким беззаботным сном можно весь порядок нарушить. Давай-ка вставай и пойдем поужинаем, — Канарейкин посмотрел на часы: — Я тебя уже пятнадцать минут бужу, хотел уж водой спрыснуть.

Захаров между тем, ничего не говоря, встал и подошел к умывальнику.

— Чего молчишь-то, обиделся что ли? — недоумевая, спросил Канарейкин.

— Просыпаюсь, — ответил Захаров сквозь хлюпанье воды.

— Ага, ну, давай просыпайся, потом через пару часиков наверстаешь упущенное.

— Когда меня экипажу представите?

— Завтра, все завтра: и форму новую получишь завтра, и лодку увидишь.

Когда Захаров был готов, они вновь проследовали бетонными тоннелями на камбуз, где Канарейкин представил Захарову новые деликатесы. После ужина они поднялись на второй уровень. Еще на подходе Захаров узнал по двустворчатой двери кабинет Канарейкина.

— Вот и моя берлога, — с некоторым наслаждением произнес Канарейкин.

Помещение, в котором располагался кабинет, было довольно просторное: у дальней стены стоял письменный стол, заваленный бумагами и картонными папками, у изголовья висел портрет Ю. Андропова, а вдоль стен находились стеллажи, заполненные книгами и журналами различной документации. Большие окна на противоположной стене от двери были занавешены плотными шторами.

— Просторный у вас кабинет, мне б такой, — сказал Захаров, оглядывая помещение.

Канарейкин, поняв намек, застенчиво улыбнулся.

— Да сразу-то я как-то и не сообразил, куда тебя определить, делов-то вон сколько, — и он указал на лежащий ворох бумаг на столе, — поэтому и сунул тебя куда попало. А вообще, на первом уровне у нас жилье для прикомандированных рабочих. Ну, сегодня еще как-нибудь переночуешь, а завтра мы тебе что-нибудь более существенное подыщем. Хорошо?

— Хорошо. Может, откроем шторы, что у вас там за окном? — предложил Захаров.

— Не надо открывать, — остановил его движение Канарейкин.

— Почему? — удивился Захаров, заметив некоторую суету полковника.

— Там сюрприз для вас, — несколько застенчиво сказал Канарейкин.

— Какой сюрприз?

— Из окон виден «Морской лев». Я бы хотел, чтобы он вас сейчас не отвлекал. Вы его завтра увидите.

— Ну, завтра так завтра, — отходя от окна, сказал Захаров. — Что же Горбачева не повесили? Храните верность Андропову? — подходя к письменному столу и показывая на портрет, спросил Захаров.

— А благодаря кому эта база была построена и сформировано это управление, в котором вам удостоилась честь служить?.. Знай Горбачев про нее с его идеями о разоружении — неизвестно, что с ней сделать могут.

— Так, выходит, мы с вами тут на полулегальном положении?

— Ни на каком не на полулегальном положении. Успокойтесь, есть силы, — Канарейкин поднял указательный палец, — там, наверху, которые способны позаботиться о безопасности страны. Просто не всем все знать, даже если ты и Генеральный секретарь. Он уже со своей перестройкой у всех вот где, — и Канарейкин провел внутренним ребром ладони по горлу.

Захаров был шокирован таким высказыванием: он никогда не подвергал сомнению действия партийной элиты.

— Вы же коммунист. Как вы можете такое говорить? — пробовал возразить он.

— Вот потому что коммунист, я и говорю. До чего страну довел: все теперь по талонам, скоро в сортир сходить, нужду справить, тоже будет по талонам. Еще год — другой такой дребедени — и страна не выдержит…

— А на вашей базе что-то незаметно, что в стране кризис.

— Потому что дело умелыми руками организовано, поэтому и незаметно. Все, кончили байки разводить, давай делом заниматься.

Канарейкин уселся за стол, надел очки и принял деловой вид, а у Захарова впервые за время их знакомства зародились первые ростки недоверия к «хозяину» базы.

Мексиканское плоскогорье возвышается над безупречно гладкой поверхностью воды на две с половиной тысячи метров. Там, в полюбившей солнечный закат, отчего та и окрасилась в его цвета, пустыне Жоранда-дель Муэрто, меж двух камней ветер бросил семечко кактуса. Упав в их тень и смочившись утренней росой, из раковины, в которой заключалась колючая жизнь, высунулся маленький хвостик нейтрального цвета. Он смело вгрызся в каменистый песок, собирая все остатки влаги в округе. Спустя уже месяц из-за каменных охранников к солнечному свету вылезла ярко-зеленая змейка, покрытая еще едва заметными листиками, которые в защите от алчущего солнца свернулись, превратясь в колючки.

Бумаги, которые должен был заполнить, а затем и подписать, оказалось такое множество, что у Захарова буквально дрябла рука. Ему никогда прежде не приходилось столько работать шариковой ручкой, и тогда он предложил Канарейкину сделать перерыв. Тот с безразличным видом открыл ящик и достал из него черную телефонную трубку без провода. Выдвинув из нее антенну и нажав несколько кнопок, Канарейкин распорядился принести к нему в кабинет две чашки кофе со сливками.

— Просто удивительно, — недоумевая, сказал Захаров, — я когда принимал лодку на флоте, — и то столько бумаг не заполнял, а здесь ужас какой-то: за каждую безделушку нужно свою роспись поставить.

— А вы как хотели, Иван Алексеевич? Чтоб мы вам технику на шесть миллиардов гринов доверили и взяли только две ваши закорючки? Нет уж, мы с вас за это спросим по всей форме.

Раздался глухой звонок. Полковник нажал на кнопку где-то внизу стола, дверь открылась, и в кабинет вошел человек, который принес заказанный Канарейкиным кофе.

— Каких гринов? — почти шепотом спросил Захаров, когда кухонный работник скрылся за дверями кабинета.

— Долларов, долларов, — не отрывая взгляда от какой-то бумаги, ответил Канарейкин.

— Долларов? Она что, из золота сделана что ли?

— Не из золота, но если на ней стоит самое новейшее оборудование и в это оборудование впаяны технологии будущего, то за это, как вы думаете, нужно платить или нет.

— Интересно было бы посмотреть на нее, действительно ли она стоит таких денег. Может, мне приоткрыть шторку и оценить хотя бы поверхностно? Так сказать, прикинуть по корпусу.

— Ты что, купец что ли? Да был бы ты хоть и купец, у тебя таких денег-то сроду родов не было и не будет, — рассмеялся Канарейкин. — Вы мне поверьте, Иван Алексеевич, она стоит этих денег. Она, может, даже больше стоит. Я вот хоть и не специалист в этой области, но когда я один раз все-таки залез в нее — так у меня все представление о подводных лодках переменилось. Это не подводная лодка, а какой-то космический корабль из фантастических рассказов.

— А вы когда-нибудь прежде бывали на подводных лодках?

— Нет, не бывал, но так, по рассказам, да по телевизору видел. Ну, это что-то среднее между котельной, тепловозом, плацкартным вагоном и атомной электростанцией.

— Ничего себе представление, — удивленно произнес Захаров.

— Так вот, у меня все перевернулось: никаких труб я там не увидел, теснота практически не ощущается, там даже библиотека есть, правда, виртуальная.

— Какая?

— Виртуальная, вам потом компьютерщик Сергей объяснит.

— Так там еще и компьютеры есть?

— Да их там видимо-невидимо. Она вся ими напичкана, куда ни плюнь — везде компьютер, — снова рассмеялся Канарейкин.

— Ну, Леонид Сергеевич, вы меня, честно сказать, заинтриговали. Мне так и хочется на нее посмотреть.

— Увидишь, увидишь, поговей пока до утра. А пока что давай, ставь свои закорючки и не спрашивай, почему так много.

И Захаров снова принялся за работу, а Канарейкин продолжал разбирать лежащие на столе бумаги, подсовывая между тем Захарову новые бланки для заполнения. Наконец, спустя два часа Захаров закончил довольно утомительный для него труд.

— Ну, вот и все, — складывая подписанные Захаровым бумаги, сказал Канарейкин, — теперь я могу тебя поздравить. Ты теперь официально числишься командиром подводной лодки.

— А кому я непосредственно буду подчиняться? — спросил Захаров.

— Ты здесь птица вольная. Все указания командования управления будешь получать лично через меня, а ежели что серьезное возникнет, то генерал сам приедет и лично с тобой встретится.

— Извините за любопытство…

— Леонид Сергеевич, — напомнил Канарейкин свое имя и отчество.

— Да, конечно, Леонид Сергеевич, я совсем забыл с этим перелетом. А вы тогда чем здесь занимаетесь?

— Я? — переспросив, улыбнулся Канарейкин. — Я здесь организовываю жизнеобеспечение всей базы (и твоего экипажа, между прочим). Вот чем я здесь занимаюсь.

— Вроде каптерщика или завхоза что ли? — с улыбкой произнес Захаров.

— А думаешь, легко пятьдесят человек одеть, обуть, накормить, создать условия (да плюс твоих шестьдесят ртов). А? — обидчиво произнес Канарейкин.

— Да нет, конечно, — уже без улыбки сказал Захаров.

— С кого три шкуры сдерут, коснись чего, не дай бог, случится с базой или лодкой, пока она здесь на приколе стоит?.. С тебя что ли?

— А почему бы и нет?

— Полно, ты здесь человек новый, с тебя и спрос с ноготок. Вот уж в море выйдешь — тогда рапортуй, а здесь спрос с меня. А что это значит?

Захаров пожал плечами, наблюдая за Канарейкиным.

— Это значит, я должен здесь все так приладить, чтоб работало как часы. Вот так, а ты говоришь: завхоз! — обиженно сказал Канарейкин.

— Леонид Сергеевич, Леонид Сергеевич, да вы не обижайтесь, я просто так сказал, — пробовал примириться Захаров.

— Ладно, чего там, захотелось нос задрать — так и скажи, — махнув рукой, показывая свое безразличие к ранее сказанному, сказал Канарейкин. — Еще кофе будешь или, может, еще коньячку махнем с лимончиком, а?

— Давайте, если вы не против, — Захаров был согласен на все что угодно, только бы тот не обижался на него.

Канарейкин снова достал волшебную трубку, и через несколько минут две рюмки коричневого напитка стояли на столе. Опрокинув разом содержимое рюмки, Канарейкин стал подобрее, но, взглянув на часы, расстроенно произнес:

— Вот это да-а, на ужин-то опоздали. Давай, давай быстрей, вставай уже. Пошли. Ох, непорядок…

И Канарейкин тут же засуетился, складывая в одну кучу кое-как разложенные на столе документы. Захаров, удивленный взрывной спешностью полковника, также засобирался. Только получалось это у него как-то нерасторопно, и, когда выходили из кабинета, Канарейкин чуть не прихлопнул его дверью.

— Да куда мы так торопимся, Леонид Сергеевич? На поезд что ли опаздываем?

— В том-то и дело, что на поезд.

— Как?

— Так. Во всем должен быть порядок, в том числе и в потреблении пищи. Что же это получается? — уже на ходу, почти бегом отрывисто бросал Канарейкин. — Сегодня я на час на ужин опоздаю, завтра на службу опоздаю на час, а послезавтра я так обленюсь и все мне будет тогда до лампочки… И что это будет, я вас спрашиваю?.. Бардак — вот что это будет. Нет, Иван Алексеевич, во всем должен быть порядок. Раз ужин в семь — значит, будь любезен, будь за столом в семь, если на работу к десяти — значит, в десять ты на своем месте.

Канарейкин несся по коридорам как паровоз, надувая щеки и охая от собственной неудовлетворенности. Влетев в столовую, он заорал во все горло:

— Кузнецов, черт тебя раздери, где ты там? — из-за двери показалось напуганное лицо повара. — Почему не напомнил, что ужинать пора?

— Да я и не знал…

— Не знал, не знал — надо знать. Ладно, давай, голубчик, поторопись, поторопись… неси быстрей, наверное, уже остыло. Эх, теперь все холодное есть будем. Кузнецов…

— Я-а, — донеслось издалека.

— Не забудь пару булочек и пирожное принести.

От нетерпения Канарейкин барабанил бревенчатыми пальцами по дубовому столу.

— Эх, не люблю я ждать, — сказал в отчаянии Канарейкин.

Посидев еще немного, он встал и пошел за ложками и салфеточным стаканчиком.

— А вы говорите: куда торопимся? Стоит немного опоздать, и все здесь идет наперекосяк. Видите, все приходится делать самому. Скоро дело дойдет до того, что сам буду стоять у плиты и готовить себе жратву. Кузнецов, ну где ты там, пропал что ли? — вновь бросил клич Канарейкин.

Спустя короткое время повар на дрожащих ногах принес ужин. Завидев тарелки, полковник начал успокаиваться, пыл его недовольства мало-помалу стал стихать, а, поужинав, он и вовсе вернул себе доброе расположение духа. И, когда он уже вставал из-за стола, ничто не говорило в Канарейкине о его недавнем расстройстве по поводу опоздания на ужин. Выходя из столовой, он даже любезно распрощался с Кузнецовым, похвалив того за вкусный ужин:

— Вот ведь, стервец, умеет готовить: не повар, а прямо Моцарт.

Захаров только диву давался, наблюдая за эксцентричным поведением Канарейкина, но, ничего по этому поводу не сказав, они молча дошли вновь до дверей его комнаты, где и распрощались на пороге.

Войдя в тусклое помещение, Захаров медленно разделся и, оглядев попутно в очередной раз снежные стены, лег в кровать. Но заснуть сразу не удалось: ледяной иней, исходивший неведомо откуда, обжигал все тело, его тонкие иглы вонзались повсеместно, заставляя Захарова ворочаться в кровати. Он чувствовал себя земляным червяком, замурованным в бетон. Находиться в замкнутом помещении, лишенном солнечного света, для него было привычное дело, но вот странность: лежа в постели, он чувствовал столько неудобств, а главное — холод, сковывавший все тело. Казалось бы, примерно такое же замкнутое помещение, только не под водой, а под землей. Но нет — разница для Захарова была очевидна: на подводной лодке он чувствовал ее живой организм, и отсюда приходили уют и тепло, а здесь, в ледяной постели, мертвые стены излучали только холод, превращая его в покойника, заключенного в каменный склеп. Мурашки забегали по всему телу, и Захаров еще два часа проворочался, прежде чем естественная потребность сна не перевела его мозг в режим ожидания.

Запись датирована 25 июня 1990 года

Захаров проснулся в полутемной комнате, настольная лампа горела всю ночь. Он нарочно ее не погасил, когда ложился спать, чтобы, открыв глаза, не оказаться в кромешной темноте. Единственный компас времени в комнатушке, лишенной солнечного света, был на его руке. Взглянув на него, Захаров увидел, что проснулся почти вовремя, но еще не успел встать, как в дверь кто-то постучал.

— Входите, — пригласил Захаров.

Открывшаяся дверь продемонстрировала стоящего на пороге бодрого и румяного Канарейкина.

— Проснулся уже? Хорошо, сейчас пойдем знакомиться с экипажем, а потом, после завтрака, увидишь чудо техники, которым, между прочим, тебе придется командовать, — Глаза у Канарейкина горели в предвкушении какого-то чуда.

Захаров еще не проснулся, начав не торопясь собираться.

— Ты чего как сонная тетеря — или плохо спалось? — заметив его нерасторопность, спросил Канарейкин.

— А разве в такой душегубке можно хорошо выспаться? Да и холодно у вас тут по ночам.

Канарейкин посмотрел по сторонам и, поводив носом, словно пес, принюхался.

— С непривычки холодно, со временем привыкнешь. А вот что до духоты — это точно, кондиционер что ли не работает, — задумался Канарейкин и тут же с улыбкой спросил: — А может, это ты здесь за ночь напустил, а?

— Да, я всю ночь не спал, только этим и занимался, — язвительно ответил Захаров.

— Ладно, ладно, я так сказал, а ты уже в бутылку лезешь. Сегодня выделю тебе другую комнату, посветлей, да и попросторней, со всеми удобствами. Соответственно занимаемой тобой должности. Чтобы все было по ранжиру… Да.

Закончив утренний туалет, Захаров быстро накинул на себя китель, и они вышли из затхлой комнаты, направившись в левое крыло базы. Проходя безлюдными коридорами, освещенными галогенными лампами, Захаров обдумывал свой будущий разговор с экипажем «Морского льва». Увлеченный своими мыслями, он не заметил, как Канарейкин ввел его в пещеру огромных размеров, залитую ярким светом излучавшими мощными различными по конфигурации прожекторами. Посередине этого подземелья располагалась большая акватория, а у импровизированного пирса, подобно мирно спящему киту, стояла подводная лодка. Плотный сгусток искусственных лучей света оторвал Захарова от его мыслей, и, когда он поднял глаза, то увидел ее.

Златовласая русалка сидела по пояс в серебряной воде, любуясь хрустальными гребешками набегающих волн. Солнечные лучи растущего на глазах светила радугой окаймляли ее голову, превращаясь в небесную корону.

Молодой человек, стоявший на берегу невдалеке от нее, замер, любуясь божественной красотой женщины моря. Ее плавное дыхание поднимающейся и опускающейся груди русалки отдавалось тяжестью сладкого томления в его душе. Он пришел к ней на свидание, чтобы вновь и вновь, как и когда-то прежде, насладиться свободным полетом в морских просторах любви.

— Как ты прекрасна… — сказал он, когда она заметила его.

— Прекрасна? А что, в твоем краю, где ты вырос, русалки не такие красавицы, как я? — удивленно играючи, спросила она.

— Нет, они красивы, но их красота где-то внутри, а ты уже палишь издалека, — смущенно сказал молодой человек.

— О, ты еще не знаешь, какая я изнутри, — загадочно произнесла русалка, сверкнув полным жизненной благодати взглядом.

— Я готов отдать всего себя, чтобы познать тебя всю, — сказал в восторге он.

— Что же тогда ты стоишь и ждешь? Иди скорей в мой мир и испытай себя, — позвала она его.

Он был всего в двадцати шагах от нее, внутри него что-то заклокотало, и ему захотелось рвануться и побежать к ней, но в эту же минуту его романтический порыв прервал чей-то голос.

— Равняйсь. Смирно. Товарищ начбазы, экипаж подводной лодки «Морской лев» построен. Старший помощник капитана Березин.

— Вольно, — сказал Канарейкин. — Вот, знакомьтесь, Григорий Олегович, ваш командир, капитан первого ранга Иван Алексеевич Захаров, теперь ему рапортуйте. Иван Алексеевич, — Канарейкин обратился к Захарову, — это ваш старпом, капитан второго ранга Березин Григорий Олегович.

Перед Захаровым стоял невысокого роста, довольно крепко сложенный молодой человек в синем комбинезоне, на вид ему было не больше тридцати. Захаров первый протянул руку для приветствия, произнеся:

— Надеюсь, сработаемся.

— Так точно, — ответил Березин.

Захаров взглянул ему за спину и, обнаружив построенный личный состав слишком малочисленным, спросил:

— Экипаж еще не весь набрали?

— Никак нет, экипаж укомплектован полностью, товарищ командир, — вновь отрапортовал Березин.

— Как же полностью, если здесь как минимум человек тридцати не хватает? — удивленно произнес Захаров

— Иван Алексеевич, здесь находится полностью укомплектованный экипаж: если и не хватало кого-то до сегодняшнего дня, так это только вас. Правда, Григорий Олегович? — вмешался в разговор Канарейкин.

— Так точно, товарищ начбазы.

— Тогда за счет чего произошло сокращение численности экипажа?

— За счет централизованной универсальной бортовой компьютерной системы, — ответил Березин.

— Интересно… гм, — озадаченно произнес Захаров.

— Ну, наконец-то выяснили, — облегченно вздохнул Канарейкин. — Так, теперь пойдем дальше по списку. Кто у нас следующий? Ага, вот… капитан второго ранга Фирсов Михаил Петрович.

Из отдельно стоящей от общего строя группы отошел мужчина лет сорока, чуть повыше Березина, с роскошными усами. Он тут же направился к Захарову, и его приветливо — хитрая улыбка уже осветила всех присутствующих.

— Это я главный инженер, — дополнил представление Канарейкина Фирсов.

— Да, главный инженер… А вот это ваш командир, капитан первого ранга Иван Алексеевич Захаров, — сказал Канарейкин.

— Что ж, надеюсь, сработаемся, — протягивая руку для приветствия, сказал Захаров.

— Сработаемся, а как же иначе, для чего же мы здесь, не в шашки же играть нас сюда собрали.

— Так… так… штурман, капитан третьего ранга Алексей Николаевич Алферов.

К Захарову подошел человек, которому было уже около пятидесяти. Иван Алексеевич также подал ему руку для ритуального приветствия, проговорив заклинание: «Надеюсь, сработаемся». Та же самая процедура повторилась еще два раза, когда Канарейкин представил молодого программиста Карташова и замкомандира по обороне и нападению Заленского, почти ровесника Захарову. После этого процедура знакомства с высшим офицерским составом была закончена, и Канарейкин предложил Захарову сказать несколько слов остальному экипажу. Захаров не стал противиться и, подойдя ближе к строю, в окружении старших офицеров начал свою нехитрую речь.

— Товарищи матросы, старшины, мичманы и офицеры. В это непростое для страны время нам, и мне в частности, выпала честь служить на этой, как меня здесь заверили, уникальной подводной лодке, — он посмотрел на Канарейкина, тот сделал отстраненный вид. — Скажу сразу: командовать подводной лодкой — дело ответственное, а командовать секретной и к тому же современной подводной лодкой, которая не имеет аналогов в мире, — Захаров снова оглянулся на Канарейкина, — дело вдвойне ответственное. Поэтому спрашивать буду с каждого по всей строгости устава Вооруженных Сил Советского Союза. Теперь о себе. Родился я на Ярославщине, в городе Рыбинске…

— Сейчас Андропов, — вставил Канарейкин.

–…Да, его переименовали в Андропов, но, когда я родился, он назывался Рыбинском. Учился я в Ленинграде, в высшем военно-морском училище, по его окончании проходил службу на Северном флоте. Командовал подводными лодками проекта номер семьсот пять, по натовской классификации «Альфа». Женат, есть сын пяти лет… — возникла пауза. Захаров больше не знал, что сказать, и уже в третий раз посмотрел на Канарейкина — тот, очевидно, расшифровав его мысленный посыл, пришел к нему на помощь.

— Так, товарищи, вопросы к капитану первого ранга будут?

Строй ответил тишиной.

— Так, у матросов нет вопросов, — прокомментировал Канарейкин. — Тогда, наверное, все, Иван Алексеевич. (Захаров многозначительно кивнул). Тогда все, Григорий Олегович, командуйте.

— Экипа-аж, разой-дись, — зычно и членораздельно рявкнул Березин.

Постепенно строй стал редеть, люди расходились в разные стороны: кто-то возвращался на подводную лодку, кто-то во внутренние помещения базы.

— Леонид Сергеевич, а где же замполит? — опомнившись, спросил Захаров.

— А зачем вам замполит? Я так понимаю: если что случится там, под водой, сидя в этой трубе, напичканной электроникой, быстрей вспомнишь о священнике, — рассмеялся Канарейкин.

— Всю политработу на лодке выполняю я, — вкрадчиво сказал Березин.

— Вы?! — удивленно произнес Захаров.

— Так… — глядя на часы, сказал Канарейкин, — я, значит, сейчас по делам, а вы идите завтракать, а после этого, Григорий Олегович, введите Ивана Алексеевича в курс дела.

— Есть ввести капитана первого ранга в курс дела, — козырнул Березин.

— Ну и хорошо. Все, я пошел, а с вами, Иван Алексеевич, я думаю, мы встретимся вечерком.

Распрощавшись со всеми, Канарейкин скрылся за раздвижными дверями лифта, а группа офицеров вместе с Захаровым пошла в противоположную сторону.

— Разве мы не в офицерскую столовую пойдем? — спросил Захаров, видя, что они направились не за Канарейкиным, туда, где, по его мнению, располагалась столовая, а в противоположную сторону.

— В офицерскую, только в свою, — разъяснил Фирсов.

Захаров ничего не понял, но больше не задавал вопросов, всецело доверившись главному инженеру.

Столовая для офицеров-подводников оказалась более уютной: в каждом углу стояла финиковая пальма, а чуть выше среднего роста слева от двери в стену был вмонтирован телевизор, настроенный на Первый канал. К удивлению Захарова, никто из офицеров не проронил ни слова, все тихо и молча сидели в ожидании, когда кухонные работники накроют на стол.

После завтрака также в обстановке всеобщего молчания Захаров вместе с представленными ему офицерами вернулся вновь на пирс, к подводной лодке. Только на этот раз он больше не увидел русалку, сидящую на берегу: очевидно, она растворилась где-то в глубине его души.

— Ну, как, определимся? — прервав долгое молчание, задал всем вопрос Фирсов и тут же сам ответил: — Я думаю так: ты, Григорий, проведи командира от носа до центрального поста и расскажи ему обо всем, чего спросит Иван Алексеевич, а на центральном тебя подменят Серега с Павлом и Алексеем Николаевичем. Они расскажут, что к чему там, ну, а потом я проведу экскурсию по своему хозяйству. Годится?

Все молча согласились, и Захаров вместе с Березиным направились к носу «Морского льва». Пройдя по трапу, соединяющему пирс с палубой, Захаров с первым прикосновением своего ботинка ощутил вместо твердой металлической мягкую, словно гудрон, поверхность палубы. Он даже приподнял ногу, чтобы посмотреть, не прилипло ли чего к подошве его обуви.

— Что это? — спросил Захаров, присев на корточки, ощупывая рукой поверхность палубы.

— Противогидроакустическое водоотталкивающее покрытие, — не останавливаясь, ответил Березин.

«Интересно», — подумал Захаров. Приподнимаясь с колен, он пошел вслед за старпомом. По пути его удивила еще одна странность: он не замечал ни сварных швов, ни заклепок, у Захарова возникло впечатление, что корпус субмарины был целиковым. Подойдя к торпедному люку, который был уже открыт, Березин по-мальчишески юркнул в него, а вот Захарову пришлось вставать на четвереньки. Просовывая в отверстие левую ногу, он тут же обнаружил вместо круглой железяки перекладины довольно удобную ступеньку. Оказавшись внутри торпедного отсека, выкрашенного краской молочного цвета, Захаров увидел уже привычные его глазу торчащие трубы торпедных аппаратов и лежащие на стеллажах запасные торпеды. Но было в отсеке и нечто необычное: отсутствовали различные трубопроводы и всевозможные вентили перекрытия и приборная доска, а стоящий в углу небольших размеров дисплей и вовсе поставил Захарова в тупик.

— А зачем сюда телевизор поставили? — спросил Захаров.

— Это не телевизор, это дисплей компьютера на котором отображается все необходимые показатели, а также с его помощью идет управление торпедной стрельбой, — ответил Березин. Отодвинув стенку рядом с собой, он достал еще один дисплей, только вдвое меньше. — А это для видеосвязи с центральным постом, — пояснил Березин.

Захаров зашел с другой стороны, чтобы посмотреть на экран.

— А он сейчас что-нибудь может показать? — указывая на большой дисплей, спросил Захаров.

— Да особенно ничего, сейчас посмотрим, — включая дисплей, ответил Березин. Когда изображение появилось, то вместе с ним высветились и некоторые цифры. — Вот, пожалуйста: давление воды в каждом торпедном аппарате, давление воздуха в баллоне высокого давления…

Обведя еще раз глазами отсек, Захаров отправился вслед за Березиным, который уже шел дальше. По соседству с торпедным отсеком находились кубрики экипажа, за ними, как в железнодорожном вагоне, размещались каюты офицеров. Пройдя мимо них, Захаров спросил:

— А где каюта капитана?

— Там, — ответил Березин, показывая на лестницу, ведущую вверх.

Они поднялись по ней, и перед глазами Захарова вновь предстала череда дверей, только расстояние между ними было значительно больше. Дойдя примерно до середины коридора, Захаров увидел табличку с надписью «Командир». Открыв дверь, он увидел довольно просторную комнату со шкафчиком для личных вещей, столом, похожим на письменный, и койку купейного типа. И хотя каюта ничем не отличалась от той, которая у него была на «Альфе», все же его внимание привлекли лежащий на столе пластмассовый угловатый чемоданчик и такой же, как в торпедном отсеке, дисплей.

— А это что за чемоданчик? — спросил Захаров.

— Это ноутбук, ваш личный компьютер, — пояснил Березин.

— Неплохо, — сказал Захаров, хотя сам понятия не имел, как им пользоваться и вообще зачем он ему нужен. — А теперь куда? — снова спросил Захаров.

— Дальше пройдете по коридору, спуститесь вниз, завернете направо и окажетесь перед центральным постом, — холодно ответил старпом.

— А вы разве со мной не пойдете? — растерянно спросил Захаров.

— Если вы прикажете…

— Нет, ну, может, у вас есть еще какие-то дела — тогда я, конечно, сам найду дорогу, — Захарову было еще неудобно приказывать. Комплекс новичка на базе еще не давал ему почувствовать себя в роли командира подводной лодки.

— Да, мне еще нужно проверить обеспечение лодки продовольствием.

— А разве мы скоро выходим в море?

— Нет, просто должен существовать на подводной лодке неприкосновенный запас провизии на случай ее экстренного выхода на задание.

— А его разве до сих пор нет? — удивленно спросил Захаров.

— Консервы только этой ночью привезли.

Захарову больше нечего было сказать, и он любезно распрощался со старпомом. Пройдя указанным маршрутом, встречая на пути людей из экипажа «Морского льва», он оказался на пороге центрального поста. Еще издали он разглядел множество экранов разных размеров, а, подойдя ближе, он и вовсе был удивлен увиденным.

Центральный пост был несколько больших размеров, чем привык видеть Захаров на других лодках. Все места в отсеке располагались полуовалом и были огорожены оргстеклом. Таким образом, можно было выделить семь отдельно изолированных боевых постов. В глубине центрального поста посередине находился большой экран — полтора метра по диагонали, а напротив него ближе ко входу стояли два кресла, окруженные с трех сторон плоскими дисплеями и клавиатурами. В одном из них сидел Заленский. С правой стороны от него среди компьютерных терминалов сидели Карташов, штурман Алферов и какой-то младший офицер.

— Я же тебе говорю: нужно срубать операционку. Видишь, глючит, — настаивал Карташов.

— А может, еще попробуем, — в надежде предложил младший офицер.

— Да ничего не получится, видишь, кто-то ее файлы переместил, — сказал Карташов.

— Это я вчера нечаянно, — признался Алферов

— Отлично!!! — воскликнул Карташов.

Захаров подошел поближе к собравшимся офицерам.

— Какие-то проблемы? — спросил он.

Все оторвались от компьютера и посмотрели на Захарова.

— Да нет, Иван Алексеевич. Просто Алексей Николаевич по неопытности зачем-то файлы операционной системы перебросил в другую папку, — ответил Карташов.

Тут подошел Заленский.

— Иван Алексеевич, оставьте их, они сами тут разберутся. Пойдемте лучше со мной, я вам расскажу, как устроен центральный пост, — пригласил Заленский.

— И что теперь будете делать с операционной системой? — спросил Захаров, уходя вслед за Заленским

— Сейчас ее срубим и попросим «папочку» установить новую. Правда, придется еще обновить базы данных, ну, в общем, работы на полдня хватит, — ответил Карташов.

Захаров, ничего не понимая, подошел к стоящим в центре двум креслам, каждое из которых окружало три дисплея. Указав на правое, Заленский предложил Захарову сесть, заодно сообщив ему, что это место командира подводной лодки.

— А слева чье? — спросил Захаров.

— Вахтенного офицера, — ответил Заленский и сам сел в него.

Захаров покорно сел в удобное, мягкое кресло и стал ожидать начала экскурсии по центральному посту. Время тянулось медленно, а голоса Заленского не было слышно, тогда Захаров приподнялся и выглянул из-за мониторов. Увидев, что Заленский что-то набирает на клавиатуре, он хотел вновь опуститься в кресло и покорно ждать. Но Заленский обернулся и увидел его любопытное выражение лица.

— Иван Алексеевич, включайте все мониторы, — сказал Заленский.

— Ага, — ответил Захаров и нажал на кнопки в нижнем правом углу на каждом мониторе. На центральном экране, который был больше двух боковых по размерам, появилось лицо Заленского. На его голове красовались миниатюрные наушники. Из правого уха отходил до половины щеки едва заметный проводок, на конце которого был маленький микрофон. Заленский показал ему жестом на это приспособление, и Захаров догадался, что ему следует сделать. Искать пришлось недолго, так как наушники лежали прямо перед ним на клавиатуре. Странные наушники (с одним правым ухом, на втором же была простая петля для того, чтобы одно ухо оставалось свободным для восприятия информации извне) удивили Захарова, и он, чувствуя себя немного смущенным, надел их. И тут он вдруг обнаружил, что провода, идущие из наушников, уходят в маленькую пластмассовую, черного цвета коробочку. Видимо, ее также нужно было куда-то поместить. Захаров заколебался и, поискав место, куда бы можно было ее приладить, и, не найдя такового, просто положил ее в нагрудный карман рубашки. Вскоре из наушника донеслось:

— Иван Алексеевич, вам хорошо слышно меня?

— Да.

— Тогда давайте начнем ваше знакомство с подводной лодкой.

— Давайте.

— Естественно, все сразу я вам рассказать не смогу просто потому, что всего не расскажешь, да и у вас в голове каша будет. Ограничимся пока, я думаю, объяснением того, что из себя представляет центральный пост, и затронем кое-какие новшества.

Захаров про себя подумал: «А то я не знаю, что из себя представляет центральный пост», — но не стал спорить и молча согласился.

— Итак, весь центральный пост, как вы, наверное, заметили, поделен на семь независимых друг от друга контуров…

— Чего, чего?

— Контуров, — сказал Заленский.

— Странно, но у нас, если я правильно догадываюсь, это называется боевой пост, или боевая часть.

— Вы абсолютно правильно догадываетесь, но здесь это называется контуром, который включает в себя несколько боевых постов. Продолжим: само название контура определяет, какие функции и какие боевые задачи он способен решать. Первый контур — контур приема и обработки информации тактической обстановки по воздушным, надводным и подводным целям. Он объединяет гидролокационный комплекс со всевозможными автоматизированными системами боевого управления и радиолокационный комплекс. Плюс ко всему этому за всей работой следит суперкомпьютер совершенно нового поколения, имеющий кроме простой многопроцессорной системы аналитическую систему с чипом принятия решений. То есть на борту нашей подводной лодки установлен не простой компьютер с сумасшедшей скоростью выполнения операций в секунду, но тупой, а первое поколение мыслящих компьютеров.

— Что, мыслит как человек? — спросил Захаров

— Ну, не совсем.

— Ну, я представляю, он тут намыслит… выдаст вместо катера эсминец только потому, что в лодке влажность выше нормы.

— Нет, не беспокойтесь: мыслящие функции применяются в других областях. В таких, например, как поиск и устранение неисправностей в программном обеспечении, а также в ее адаптации к конкретным условиям.

— Ну, хорошо.

— Итак, благодаря такой мощной аппаратуре мы можем одновременно отслеживать триста пятьдесят движущихся воздушных, надводных, подводных объектов. Теперь второй контур: это контур противовоздушной обороны, там сосредоточено только управление зенитно-ракетным комплексом…

— Откуда на подводной лодке зенитно-ракетный комплекс? — спросил Захаров, не сдержав своего удивления.

— Как откуда? — переспросил Заленский. — Наша подводная лодка имеет на вооружении сто сорок четыре ракеты различных классов, в том числе шестнадцать крылатых с ядерными боеголовками и тридцать две противокорабельные.

— Сколько, сколько ракет, вы сказали? — с еще большим удивлением спросил Захаров и пристальней посмотрел на экран, где отображалось лицо Заленского.

— Сто сорок четыре, — спокойно ответил Заленский.

— Не может быть: где вы их разместили?

— Минуточку, Иван Алексеевич, я сейчас вам на экран выведу поперечный разрез подводной лодки, и тогда, я думаю, вам все станет ясно, — поняв, что пришла пора наглядно показать Захарову, где и как размещаются ракеты, Заленский забарабанил по клавиатуре.

Прошло немного времени, и вместо головы Заленского, которая успела перескочить на правый монитор, на центральном экране появился масштабный план «Морского льва». Иван откинулся на спинку кресла и стал молча изучать его, всматриваясь в мельчайшие подробности.

По внешнему виду субмарина отдаленно напоминала проектируемую американцами многоцелевую атомную подводную лодку «Морской волк». Захаров сразу вспомнил, как незадолго до роковых учений в штабе флота у командующего дивизионом ПЛА он увидел ее примерный чертеж и тактико-технические характеристики. Тогда она ему очень понравилась, и он с сожалением подумал о том, что ему никогда не придется командовать такой красавицей. Теперь же перед его глазами была субмарина, которая по своим характеристикам была на голову выше его мечты.

Все отсеки (за исключением первого — торпедного) располагались на трех уровнях. Это было Захарову не ново. И, не заостряя своего внимания на том, как размещались спальные места для рядового состава, кают-компания, камбуз, библиотека и другие жизненно необходимые помещения, он стал рассматривать ракетный отсек, находившийся сразу за боевой рубкой субмарины. Но его картинка оказалась настолько мала, что было невозможно рассмотреть все подробно, и Захаров попросил Заленского увеличить план ракетного отсека. Когда чертеж занял весь экран, то увиденное им слегка его ошеломило. «Морской лев» был сделан по типу подводного ракетоносца, только вместо баллистических ракет позади боевой рубки установлены ракеты значительно меньших размеров, и не в два ряда, а в восемь. Сам же отсек поделен на два уровня: в верхнем были пусковые шахты, а в нижнем находились запасные ракеты.

— Перезарядка требует всплытия на поверхность? — спросил Захаров, когда разобрался с устройством ракетного отсека.

— Нет, не требует.

— Тогда это очень удачная находка. Хорошо, с этим на первый момент разобрались, теперь ответьте мне на следующий вопрос: как вы собираетесь применять зенитно-ракетный комплекс? Ведь для того, чтобы обнаружить самолет или вертолет подводной лодке, нужно хотя бы как минимум всплыть под перископ, а это очень опасно, если за вами идет охота. Неужели вы нашли решение этой серьезной проблемы?

— Мы частично ее решили.

— То есть как частично?

— Лодка снабжена плавучими буйками с радиусом обнаружения до тридцати миль. Посредством нейронной связи полученная информация передается на центральный пост.

— А какова дальность действия нейронной связи и каковы размеры буйка? Его же можно обнаружить, и тогда эффект от ваших буйков будет равен нулю.

— Дальность не превышает трехсот миль, а размеры буйка настолько малы, что его практически невозможно обнаружить с помощью гидролокатора, разве что специализированным локатором направленного действия. Уловить излучения также невозможно, так как буек работает в двадцати независимых режимах, сменяющих друг друга в течение трех минут. А вот что касается визуального обнаружения, то это тоже чрезвычайно затруднительная задача. Он возвышается над уровнем моря всего на двадцать пять — сорок сантиметров в зависимости от погодных условий. Существенным недостатком буйков является невозможность их использования при волнении моря свыше семи баллов.

— А с какого количества буйков мы можем одновременно считывать информацию?

— С двадцати.

— Продолжительность работы?

— Двенадцать часов.

— Когда время заканчивается, какова их дальнейшая судьба?

— Если до лодки расстояние не более пятидесяти миль, их можно вернуть назад для зарядки аккумуляторов и повторного использования, а если возвратить не удается, то можно произвести его подрыв либо затопление.

— И какой запас этих чудо-буйков?

— Пятьсот единиц.

— Неплохо.

— Иван Алексеевич, с контуром ПВО мы теперь разобрались?

— Несомненно.

— Тогда перейдем к следующему — к контуру борьбы с надводными кораблями и наземными объектами. В его задачи входят предстартовая подготовка противокорабельных и крылатых ракет с ядерными и обычными боеголовками, закладка целеуказания и, конечно же, сам пуск ракет и дальнейшее их наведение на объект вплоть до его поражения.

— Какими системами наведения оснащены ракеты?

— Активной радиолокационной, лазерным радаром, телевизионной, где корректировка полета производится с помощью оператора. Кстати, в этой работе участвуют буйки для передачи видеокартинки на монитор, ну и, конечно, на ракетах используется инфракрасная система поиска цели, а также спутниковое наведение.

— Шикарно, ничего не скажешь, — почесав затылок, сказал Захаров.

— По этому контуру вопросов больше нет?

— Пока нет.

— Тогда следующий контур — контур противолодочной обороны. Функции примерно идентичны с предыдущим, только борьба ведется с подводными лодками. Поэтому я на нем не буду останавливаться и перейду к пятому контуру — управления подводной лодкой. Этот контур оснащен навигационным комплексом, который имеет в своем составе: корабельные инерциальные навигационные системы, составляющие основу комплекса; радиопеленгаторы, приемоиндикаторы разностно-дальномерных систем, астронавигационные системы, радиосекстанты, гирокомпасы, гироазимуты, лаги, эхолоты, указатели полыньи, станции обнаружения айсбергов, бортовые системы для использования данных спутниковых систем.

— Это я все знаю, а вот как происходит само управление подводной лодкой?

— Контроль горизонтальными и вертикальными рулями совмещен, ими управляет один человек. Компьютер выдает картинку, которая полностью эквивалентна реальному положению лодки в трехмерном пространстве. Шестой контур, — не делая паузы, продолжал Заленский, — контур поиска и локализации неисправностей во всех контурах и системах. Эта работа возложена на бортовой суперкомпьютер, помните, я о нем еще вначале рассказывал?

— Да, да, помню.

— Так вот, он еще следит за ядерной энергетической установкой и всеми вспомогательными механизмами и, кроме того, осуществляет контроль за радиационным фоном, температурой, влажностью, уровнем углекислого газа. Ну а теперь о последнем, самом важном, седьмом контуре — оценки тактической информации и принятия решений. Он включает в себя место командира и вахтенного офицера.

При этих словах Захаров заерзал в кресле и вспомнил об одном важном вопросе, который возник у него, когда он только зашел на центральный пост.

— А где перископ? — спросил пронзительным голосом Захаров.

— Конструкторы решили отказаться от традиционного окулярного, проникающего в прочный корпус перископа. Вместо него на нашей лодке был установлен оптико-электронный. Телескопическая мачта с гидравлическим приводом установлена в ограждении рубки и возвышается над ней на двенадцать метров. В ее верхней части размещен контейнер, в котором находится видеокамера, по оптико-волоконным проводам изображение передается на два больших экрана, расположенных на одной ширме по обеим ее сторонам. Они стоят вон там, — и Заленский показал в глубь центрального поста.

Захаров привстал и увидел большой экран, между тем Заленский продолжал:

— Это изображение также передается на наши с вами экраны, кроме этого, на наши с вами экраны может быть выведена любая информация с любого боевого поста. Ну, вот и все пока, что сегодня я вам хотел рассказать, — неожиданно завершил экскурсию Заленский.

— Можно вас попросить показать мне полную тактико-техническую характеристику «Морского льва».

— Да, сейчас я это сделаю.

На экране появились столбцы с наименованиями и цифрами, с попутным сопроводительным текстом. Из него Захаров, узнал, что длина лодки — сто двадцать пять метров. Из всех ныне действующих многоцелевых подводных лодок этого класса она была самая длинная. Ее ширина составляла тринадцать метров, и здесь субмарина обошла всех своих сестер не только по своему классу, но и по классу ПЛАРБ. Лишь американская подводная лодка типа «Огайо», на борту которой двадцать четыре баллистических ракеты, да советский подводный ракетоносец «Тайфун» опережали ее по этому показателю. Захаров взглянул еще раз на размеры и прочитал последний: осадка одиннадцать метров. «Однако здорова малышка», — подумал он и стал читать дальше. Скоростные параметры оказались также солидными: в подводном положении она достигала тридцати пяти узлов, а в надводном до тридцати, глубина погружения и вовсе была рекордной — две с половиной тысячи метров. Изучение технической характеристики принесло ему немало удивлений

— Это все? — спросил Захаров.

— Все, если не хотите посмотреть мультиплексы, где демонстрируются боевые возможности «Морского льва».

— Это что еще такое? Хотя неважно, давайте посмотрим, — Захаров уже порядком устал во все вникать, решив все непонятности выяснить в другой раз.

Заленский исчез с правого экрана и через секунду стоял рядом с Захаровым, умело оперируя беспроводной мышью. Спустя некоторое время на дисплее появилось красочное изображение, которое с первых минут увлекло Захарова. Компьютерные мультики продемонстрировали ему всевозможные варианты нападения «Морского льва» и отражения им атак противника. Также Захаров попутно ознакомился, на какую дальность стреляют ракеты и торпеды, с какой скоростью и по какой траектории они движутся, что наблюдает оператор, производя окончательную корректировку на цель, и как происходит поражение намеченного объекта. В добавление к этому высвечивались цифровые показатели, а голос в динамике наушника давал необходимые комментарии. Когда компьютерное шоу закончилось, Захаров не сразу проявил признаки жизни — еще с минуту он сидел завороженный, а потом, словно опомнившись, спросил:

— Обедать еще не пора?

— Пора. Пойдемте, Иван Алексеевич.

Оба встали и пошли на выход из подводной лодки в уже знакомую столовую. За обедом Захаров окончательно уверился в преимуществе столовой Канарейкина по разнообразию предлагаемого ассортимента блюд.

Время после обеда, если в бессолнечном пространстве искусственного света можно назвать второй половиной дня, было посвящено Захаровым на осмотр остальных отсеков, которые располагались позади центрального поста. Второй раз Захаров покинул лодку около шести вечера, а на пирсе его уже поджидал Канарейкин. Прогуливаясь взад и вперед, он периодически посматривал на часы, а, увидев Захарова, поспешил к нему.

— А я уж думал, что мне придется лезть в эту скорлупу: вы что, там решили поселиться?

— Да здесь так много новой техники, что можно вообще никогда не выйти. Вы не поверите, Леонид Сергеевич: чувствую себя настоящим неандертальцем.

В трехстах милях от берегов северо-западной Африки в жарком субтропическом климате лежит остров Тенерифе, входящий в Канарскую гряду островов. На этой земле, вынырнувшей из-под воды, находилась экспериментальная станция человекообразных обезьян. В этот уголок человеческого любопытства для изучения поведения приматов был помещен недавно пойманный в лохматых вечнозеленых джунглях Танзании дикий пятилетний шимпанзе по кличке Захар.

Захара посадили в просторную вольеру с естественным интерьером. После узкой переносной клетки, где ему было почти не повернуться, новое место жительства показалось Захару очень просторным, и он проскакал, опираясь на мощные руки, по всему периметру вольеры. Взглянув на солнце сквозь железные решетки и не обнаружив вокруг себя своих собратьев, он сел на свою покатую попку и, вытянув губы в трубку, тихо заскулил, издавая едва слышные «хуу», «хуу». Адаптация в новых условиях проходила непросто: каждый день Захар передвигался по месту своего заточения в поисках сородичей, издавая жалобный клич. Но время делает свое дело, и спустя месяц он окончательно избавился от родовой хандры и освоился в вольере.

В один прекрасный день на игровой площадке, где висели качели, веревки и различные перекладины, появились незнакомые ему предметы — пластмассовые кубики разных цветов. Захар медленно, бочком подошел к ним и кончиком пальца дотронулся до зеленого кубика и в ту же секунду с гиканьем отскочил от него, словно ошпаренный кипятком. Потом прошел по кругу, опираясь на свои длинные руки, и, резко подскочив, цепкими пальцами ухватил зеленый кубик. Шерсть на загривке у Захара вздыбилась; открыв рот и оскалив зубы, он с гиканьем помчался прочь от остальных кубиков. Пробежав несколько метров, он зашвырнул кубик в траву. Через некоторое время Захар вернулся обратно и, так же, как и в прошлый раз, подскочил уже к желтому кубику, подбросил его вверх, издавая громкий лай — «ваа», «ваа». К синему кубику он отнесся несколько благожелательней: не взяв его в руки, а наклонился к нему, начал его лизать. Красный он и вовсе закопал. Навеселившись, к вечеру он собрал все кубики и, выстроив из них стенку, обозначил ими границу своего жилья.