Юные дарования. Скептик

Сергей Александрович Варлашин, 2017

Лучемир, будучи ремесленником и плотником, заканчивает последний крупный заказ в своей мастерской и отправляется в деревню по приглашению к тёте на долгожданный отпуск. Отвлечься от забот, забыть прошлый опыт несчастной любви, дошедшей до обручения и просто отдохнуть. Приезжая в деревню на мотоцикле, он попадает в страшную грозу. Попутно вспоминает о своей давней подруге детства, которую уже не видел полжизни. К счастью для себя Лучемир обнаруживает, что она не замужем и их дружба незаметно перерастает в настоящий роман. По мере общения с ней он всё больше сталкивается с необъяснимыми явлениями, связанными с местными легендами. Его отпуск рушится на глазах, а вместе с ним, личный мир тщательно построенного скептицизма.

Глава 5. Ярмарка

Лес закончился и за свежевспаханным полем, обнажилась крупная деревня. Гораздо больше Чертякино. Как минимум вдвое. Насладиться видами я не успел. Михаил быстро проехал по пустым улицам в центр, на главную площадь, где и проходило общественно-культурное мероприятие — ярмарка. Машину пришлось оставить метров за сто до самого события. Деревня была в сборе, играла не навящевая народная музыка для разогрева толпы. Было много приезжих, особенно со стороны нашей деревни. Только в пути мы никого не застали. Вероятно, они все ехали по второй дороге. Нормальной. Для городских машин, а не вездеходов.

На деревянной открытой во все стороны сцене, ожидали своего часа скоморохи. Внизу вокруг толпились девушки, разодетые в традиционные белые длинные платья с широкими рукавами, красными узорами на воротниках, концах рукавов и подбое. Парни с широких белых штанах, заправленных в сапоги и таких же народных белых рубахах с яркой красной вышивкой славянскими символами и свастикой, громко смеялись в стороне. Их выход обещал быть позднее.

Микрофон зашумел и ведущий в смешной фуражке, красной рубашке и серой жилетке — в припляску прошёлся по сцене и поприветствовал всех собравшихся. Ему в ответ зашумели. Тогда он пустил в ход начищенные до слепящего блеска кирзовые сапоги в неуёмном танце. На каждом движении они поскрипывали, а ведущий задорно отплясывал, периодически прыгая в воздух метра на два и расставляя ноги в шпагате, на радость публике. За ним стали выводить заводные хороводы девушки, пока хор других пел русские народные песни. К ним присоединились задорные парни и я понял, что краше и радостнее представления никогда в своей жизни не видел.

Когда выступление подошло к концу, Михаил потянул меня за рукав. Оля увидела своих подруг и пошла к ним, сказав мне напоследок чтобы я как следует здесь развлёкся. Он подвел меня к огромной деревянной бочке.

— Лимонад, медовая вода, квас?

— Лимонад.

— Два лимонада хорошая, — обратился он к продавщице и она вручила мне огромную, стеклянную кружку, чуть не чёрного пенящегося кваса.

Деньги за него она не взяла, это было частью бесплатного угощения, устроенного местными затейниками в купе с администрацией. Затем, когда мы допили и вернули кружки, он повёл меня в сторону рядов, с великим количеством торжищ широкого значения. Народные и промышленные товары на любой вкус и выбор ломились через край. Здесь можно было с лёгкостью всё купить или продать, в этот особенный день по крайне приятной цене. Была и широкая возможность для простого и естественного обмена. На таких лавках специально висели соответствующие вывески «обмен». Я купил сувенир тёте Оле, Яре и Михаилу. Несмотря на обилие товаров, себе пока я ничего не мог выбрать, мотивируя это самодостаточностью.

— Знаю, за этот мой короткий отпуск, я не смогу найти для тебя, что нибудь экстра класса, но такого у тебя в коллекции точно нет, — я вручил ему длинную игральную дудочку из корня яблони. — Отдам тебе сразу, держи на радость.

Он внимательно её осмотрел и изучил. Коряга с идеально вышлифованной поверхностью и причудливой формой, с загубником на одном конце и массивной выходной частью на другом, не пришлась ему по вкусу. Скорее, она привела его в неописуемый восторг. Загубник был покрыт берестой, для удобства удержания. Он держался за него и на удивление хорошо заиграл какую-то простую знакомую мелодию из фольклора.

— Лучемир. Такого шедевра у меня ещё никогда не было, — наконец оторвался он от неё. — Как мне тебя отблагодарить дружище? Я хоть не музыкант, как ты и слух у меня не такой, но толк в искусстве знаю, — он даже часто заморгал, словно что-то вспоминая.

— Ты уже отблагодарил, дважды. Взяв меня сюда и подарив фонарик. А если хочешь действительно меня отблагодарить, обещай, что не будешь злоупотреблять этим крайне вредным для здоровья занятием. Я имею ввиду твою трубку. Вот тебе новое увлечение, когда захочешь напустить дыму.

— Ах ты сорванец, — засмеялся он. — Так и быть, сокращу до одного раза за сезон. Но за это я отплачу тебе той же монетой. Пошли за мной.

Мы обогнули змейкой пару рядов. Подошли к лавке с искусно сделанным холодным оружием. Михаил пожал лапищу хозяину и познакомил нас.

— Выбирай.

— Да ну зачем мне?

Продавец переглянулся с Михаилом, как будто я сморозил, что-то совсем нелепое. Продавец, с волосатыми и огромными, как у медведя руками вращал небольшой кортик между пальцев и на ладони, словно он был привязан к ней на невидимой леске или резинке. Он не падал и после хитрых вращений, всегда возвращался к нему в руку, пока он не положил его обратно в ножны на поясе. Приготовившись показывать нам свой отличный товар. Товар с виду был и впрямь безупречный.

— Просто выбирай что нравится, — смягчился Михаил.

Я внимательно осмотрел ножи.

— Мне нравится всё. Но особенно приглянулась примерно одна седьмая.

— Уже лучше, — смягчился и продавец. — Для каких целей?

— Паша, ему надо универсальный в доску, — пришёл ко мне на помощь Михаил. — К тому же ещё у него золотые руки. Оля, она же его тётя, рассказывала, какие штуки он вытворяет из сухого дерева. Если бы он тоже самое вытворял из стали, ты бы легко остался без работы или обзавёлся самым страшным конкурентом в стране, — загнул Михаил не шелохнув и не дернув ни одним усом.

— Уже теплее, — довольно произнёс Паша потирая руки и выставил на стеклянный столик перед собой с десяток ножей. — Подойдёт клинок длинной не более четырнадцати сантиметров, гардой средней величины и довольно удобной рукоятью. Что из этого нравится.

— Вот этот, — легко выбрал я, приглянувшийся нож и взял в руки.

— Любовь с первого взгляда, — заключил Михаил.

— Так и должно быть, — подтвердил Паша.

Чёрная рукоятка с формой серебристой головы лисы, вместо навершия и таким же блестящим хвостом гардой, приятно села в ладонь и мне больше не захотелось расставаться с ножом. Клинок я потрогал только сверху, заточку проверять не стал, чтобы не пораниться ненароком и не опозориться перед мужчинами.

— Рукоятка цейлонский эбен.

— Не чайное дерево часом? — спросил Михаил.

— Часом нет. Цейлонское или чёрное эбеновое дерево, самого лучшего качества среди аналогов. Твердей раза в два, чем наш дуб. Отлично полируется, что видно по ножу. Почти без пор, устойчива к термитам и воде. Раньше в шестнадцатом и семнадцатом веках, пока ещё до конца не раскрыли всех его прекрасных свойств, делали именно из этого сорта, лучшую мебель в мире. Ударная головка и гарда из серебра, девять сот двадцать пятой пробы. Нож называется «Лис».

— А сталь? — спросил я.

— Клинок выполнен мною. На нём ты видишь моё клеймо. Сталь Р18. Восемнадцать процентов вольфрам. Имеет повышенную износостойкость, Не перегреется, хоть шашлык, прям на клинке — жарь. Но делать этого не нужно, естественно без нужды. Лучше взять шампур или веточку.

— Не лопнет на морозе? — спросил Михаил нахмурившись. — Быстрорез же.

— Довольно вязкая. Не лопнет. Гарантия пожизненная. Если рельсы, им рубить не будешь.

— Думаю не придётся, — ответил я.

— Ржаветь вообще не будет. Протравлен азотной кислотой до матового серого цвета. Узор ковки на клинке говорит сам за себя.

— Ладно, хватит лирических отступлений, — остановил его Михаил. — Покажи его в действии.

Павел мастерски нарубил им лихую кучу канатов, интенсивно порубал иссушенное березовое полено и попортил пару гвоздей стопятидесятки. В последнем эксперименте я увидел варварство, по отношению к своему будущему ножу. Затем, как ни в чём не бывало, он сделал из листа газеты на весу, отличную бахрому и полоски.

— Да пусть сам попробует, — он опять дал нож мне.

Я взял нож, постругал замученное полено, газету и пришёл в полный восторг. Мои немецкие резцы по ощущениям не обладали таким прекрасным качеством реза.

— Беру.

— Кстати холодное оружие по факту, но по документам будет хозбыт. У тебя ведь нет документа.

— Нет. Получается криминальный элемент?

— В лесу, какая разница? — риторически и протяжно спросил Михаил. — Мужчины без ножей в нашем краю не ходят. ХО не ХО. Здесь тебя никто не спросит. Мы же тебе не берём траншейный нож или кинжал длиннющий. Чай не на войну. С виду он и выглядит как хозбыт. Да и по документам всё в порядке. Это же инструмент в первую очередь. Домашний, поделочный, кухонный, полевой. А потом уже оружие.

— Не согласен, — ухмыльнулся Паша. — В первую очередь это произведение искусства.

— Согласен, — кивнул я. — Так сколько он стоит?

— Ну учитывая что мы с Михаилом друзья, отдам без накрутки и со скидкой, — он озвучил вполне приемлемую цену и убрал со стенда ценник, который был выше по стоимости на одну четрвёртую.

— Посмотришь? — спросил я Михаила.

— Нет, это теперь твой нож, — убрал он руки на пояс и постучал по нему сквозь куртку. — У меня есть свой.

Мы стали отходить от лавки.

— Постой, а ножны?

Мы вернулись. Паша быстро подобрал к «лисику» магнитные ножны из чёрной кожи без застежки, для быстрого доставания, одним усилием руки. Повесил их себе на пояс, тоже под куртку. Либо сами ножны были магнитные, либо там были вшиты неодимовые магниты. Это я прослушал, когда любовался ножом в ножнах и его примагничивающемся эффекте доставания и укладывания назад.

— Коли, режь, стругай на радость, — улыбнулся продавец на прощание, продолжая ловко орудовать в руке кортиком, как будто это обычная мягкая фенечка, что дарят друг другу дети, или чётки.

Вообще не такая уж плохая затея, между прочим. Иметь здесь при себе нож. На худой конец, если на меня нападёт волк, перед верной смертью я может быть успею выколоть ему на память один глаз. Чтобы неповадно было. Да и со скуки, которой у меня здесь врядли найдётся место и время, смогу вырезать, что-нибудь красивое. Если она всё же меня настигнет. Скука эта. Чтобы руки не чесались, а то привык ими творить без остановки.

Мы отыскали Олю с полными сумками и пакетами товаров и всеразличных изделий. Она затащила нас в избу на курьих ножках с деревянной черепицей на крыше и торчащей из неё трубой из цельных крупных камней. Труба чадила. Внутри была организована кухня и обеденная со столами. Всё из дерева. Пища готовилась в настоящей русской печке, обмазанной глиной и выбеленной. Запах стоял неподражаемый и пробудил во мне чудовищный аппетит, который я пытался унять целых сорок пять минут, поглощая всё, что нам принесут по моему выбору, из богатого меню традиционной кухни русского народа.

Иван-чай нам подали с перечной мятой, вместе с моим потрясающим насыщением она давала не слабый успокаивающий эффект. Я и так был не шибко сильно возбуждён, но он мне пришёлся по вкусу. В отличии от меня, тётя Оля активно делилась с нами впечатлениями. Говорила, именно этого ей так не хватало в городской жизни. Праздников, единения, ярмарок. По её мнению в этом как раз и заключалась душа нашего народа. Вся наша природа. И без подобных мероприятий она чувствовала себя в каменной пустыне не живой. Напрямую она не уговаривала меня здесь остаться, в смысле в Чертякино, но расхваливала жизнь здесь, точно это рай на земле. Наверно через её призму это действительно был рай. Что касается моей точки зрения, так наверно я его ещё не рассмотрел или не могу охватить всего масштаба. Мне здесь конечно интересно и душа моя поёт, но насчёт райских кущ, я бы не стал так открыто распространяться.

На обратном пути, мы поехали второй дорогой. Михаил никуда не торопился особо и вёл свой универсальный и весьма новенький, но забрызганный по самую крышу внедорожник сдержано, умеренно давя на газ и плавно вращая рулём. Мой скептический взгляд на выбор средства передвижения он игнорировал. Посему было видно, что какой бы джип я ему не назвал, он всё равно сможет доверять в полной мере только этому вездеходу. На этот раз я сел сзади, чтобы можно было немного развалиться и отдохнуть. Оля и Михаил ровесники, им было о чём поговорить и без моего активного вмешательства.

Я смотрел в окно. Бесконечный лес по обе стороны дороги, зеленел на глазах. Свежая зелень самая сочная, самая яркая и самая красивая, отчётливо пестрела среди стволов бесчисленных деревьев. Мы спугнули одинокую лису, после зимы она скорее песочного, чем ярко рыжего цвета, но мне очень понравилась. Она выпрыгнула из куста и остановилась в десяти метрах от дороги, наблюдая за нами. Кажется, её заметил только я. Миновав её, я обнаружил, что стал теребить сквозь одежду подаренный Ярой кулон. Снял его и стал рассматривать внимательно. Обычно я всегда уделяю время мелочам. Но здесь я вижу столько нового, что они теряются в общем размахе новизны.

Кулон был неправильной формы эллипсоида, из полудрагоценного камня волосатика. К слову волосатик — это красивый прозрачный кварц, имеющий включения тончайших игольчатых кристалликов актинолита, турмалина, гетита, рутила. Благодаря им он похож на иглы-волоски разных цветов. В моём были вкрапления красных, оранжевых и золотых волос, мудрено переплетённых между собой. Угловатые формы волос Венеры, целиком захватили моё внимание. Посажен за верхнюю часть идеально выполированного камня в оправу из золота. Весьма ценный подарок. На золотой же цепочке, неизвестного вида плетения, а точнее вязания. Такие цепочки точно делали в старину, потому что на современных прилавках ювелирных магазинов, подобного я никогда не видел.

Надоест когда-нибудь работать с деревом, что врядли, стану делать украшения из благородных металлов и оправлять ими драгоценные и полудрагоценные камни. На радость себе, окружающим и ближним.

Кулон своей глубиной и игрой света окончательно меня успокоил и я задремал. Очнулся только на подъезде к Чертякино, когда мы выехали на тот редкий в деревне асфальт. Смена тряски на ровную езду и была пробуждающим фактором. Михаил обсуждал с Олей то, какому баловству он научит в первую очередь сына, когда тому исполнится хотя бы шесть лет, а тётя заходилась в безудержном смехе, попутно вытирая слёзы.

— Я что-нибудь пропустил? — спросил я, отирая глаза и поднимаясь.

— Хорошо, что ты всё это пропустил. Дурной пример не должен выходить за рамки одного семейства.

— Не волнуйся Оль. Я Лучемиру потом всё в деталях и красках расскажу, а если надо дам под запись.

— Боюсь, что он всё это знает не хуже тебя, — достала она платочек и стала приводить лицо в порядок перед маленьким зеркалом.

Михаил довёз нас до порога. На часах семь, а за окном вечереет. Весь вечер, мы провели дома и никуда не выходили. Оля разложила по полу несусветное количество диковинных покупок. Там были глиняные копилки и тарелки, деревянные половники и ложки, лыковые лапти, шерстяные носки и тёплые платки, разноцветные ткани и шали. Конца им не было. Она определила, что уйдёт на подарки и что я должен буду взять с собой домой, когда поеду обратно. Я всерьёз запереживал, о вместительности моих кофр. То есть о вместительности то я как раз не переживал. Но если всё, что она отложила для меня и моих родственников, упаковать в небьющиеся безопасные коробочки, навесные сумки могут и треснуть, а мою спину нагрузит гигантский неудобный рюкзак. Чего делать никак нельзя.

Для этого есть специальный рюкзак, обтекаемой формы, а в нём я храню только самые важные и лёгкие вещи и подобным сувенирам и подаркам там не место. Просто из соображений безопасности. В процессе скоростной и не только езды, приходится маневрировать, используя вес собственного веса, а лишний груз за спиной элементарно мешает. Можно приспособиться как и со вторым номером, проще говоря и используя сленг моих друзей — «нажопником». Тем не менее, зачем это делать? Езда на потенциально опасном транспорте должна быть комфортной. Совсем забыл о мотоцикле здесь. А зря. Завтра его обязательно обкатаю, ни к чему железному коню застаиваться.