Тёмный легион

Сергей Александрович Арьков, 2019

Привычный мир рухнул навсегда. От человеческой цивилизации остались жалкие крохи. Немногие уцелевшие пытаются выжить среди орд зомби, ежедневно подвергаясь страшной опасности. Повсюду хаос и ужас, беззаконье и лютый дарвинизм. Как же это прекрасно! Но обязательно найдутся те, кто помешают наслаждаться временами абсолютной свободы. А с теми, кто портит ему удовольствие, у Цента разговор короткий, будь то возрождающая цивилизацию колония, живые мертвецы или немыслимые чудовища, повылезавшие из самых глубин преисподней.

Глава 3

Денек выдался морозным, солнечным и безветренным. Цент любил такую погоду. Вымерший поселок казался особенно живописным на фоне ослепительно-голубого неба, а гробовая тишина, повисшая над миром, приятно дополняла идиллическую картину.

Именно в такую прекрасную погоду Центу особенно нравилось заниматься мародерством.

В самом процессе присвоения чужой собственности, в силу великолепного стечения обстоятельств ставшей ничейной, Цент видел не только практическую пользу, но и глубокий философский смысл. Он мог зайти в любой дом, в любой магазин, влезть в любой погреб и взять все, что пожелает. Тем самым, весь мир как бы платил ему дань, притом не за что-то, а просто так, из одного только огромного уважения к самому факту существования Цента.

Впрочем, справедливости ради нужно отметить, что Цент частенько тосковал по лохам. Зайти, взять — оно, конечно, просто и легко, но что может сравниться с разводом какого-нибудь лоха на бабки и имущество? Запугать лоха, ввергнуть его в немыслимый ужас, лишить его тени надежды на благополучный исход, отнять у него все — как же это приятно! Всякий раз, ставя очередного клиента на счетчик, Цент чувствовал себя высшим существом, сверхчеловеком. Большую радость могло принести только насильственное пробуждение щедрости в жадных коммерсантах. Дорого бы он отдал за возможность попытать паяльником хозяина магазина или владельца сети пивных ларьков. На безрыбье сгодился бы и перекупщик, толкающий на базаре турецкие спортивные костюмы, сшитые таджиками в подвале соседнего дома.

Не то чтобы Цент был садистом, но он редко упускал возможность сделать людям мучительно больно. Особенно, если они того заслуживали. А они ведь непрерывно заслуживали. Иногда, правда, не удавалось распознать плохого человека с первого взгляда, но Цент все равно докапывался до истинной сути собеседника. Вот хотя бы взять последнюю встреченную ими группу. Эти трое вначале показались Центу хорошими ребятами, у них даже оказались сухие сливки и сигары. Но зло на то и зло, что всегда вылезет наружу. Вот и эти трое, начали за здравие, а потом как понесли немыслимую ересь. И про возрождение порядка, и про красоту стабильности, и про какую-то цивилизацию. Где тут было удержаться и не воздать по заслугам? Ну, Цент и воздал. Еще бы спасибо сказали, что легко отделались, потому что за такие разговоры легкая смерть — половина помилования. За такое надо язык с корнем выдергивать и в одной интересное место засовывать. Нет, вначале все-таки засовывать, а уж потом выдергивать, так лучше.

В общем, получили ироды по делам, но удовольствие от совершенного благодеяния традиционно испортил Владик, закативший истерику на ровном месте. Наверное, в тот момент у Цента и дозрело решение избавиться от программиста.

О, это решение зрело в нем давно. Оно зародилось в тот самый миг, когда он увидел Владика впервые, и с тех пор лишь крепло и усиливалось. Вначале, конечно, хотелось удалить Владика из своей жизни старым добрым способом, каковой был весьма в ходу в благословенные девяностые, но со временем Цент пересмотрел свою точку зрения на этот счет. Убить Владика просто так, после всего того, что он сделал (жил, дышал, был программистом и так далее), было бы непозволительным милосердием. Ну а ввергнуть его в пучину предсмертных мук он не мог, потому что Машка начала бы заступаться за убогого, и испортила бы все веселье. Так что Цент, пораскинув разумом, принял вполне компромиссное решение. Он замыслил избавиться от Владика, и одновременно помучить его, пусть и не своими руками. Изверг прекрасно знал, что в одиночку программист долго не протянет, а то краткое время, что он все же промучается, пока его не съедят зомби, будет наполнено ужасом и стараниями. Это было изящное решение, и убедить Машку оказалось несложно. Та вначале, как и ожидалось, была категорически против изгнания геймера из семьи, потому что материнский инстинкт не позволял ей бросить вечное дитятко, но коварный Цент знал, на что надавить.

Машка была молода, хороша собой и хотела того же, чего хотят все девушки ее возраста — успешно выйти замуж. Произошедший зомби-апокалипсис сделал эту задачу чрезвычайно трудной, поскольку почти всех щедрых и состоятельных господ за сорок либо съели, либо те сами стали живыми мертвецами, но Машка не теряла надежды на женское счастье. Вот в это-то больное место Цент и ударил. Стал он хитрейшим образом намекать девушке, что даже и встреть она суженого своего, не видать ей хэппи-энда как своих ушей, поскольку Владик всех женихов в момент распугает.

— Ты посмотри на него, — втолковывал Цент. — Это же ужас. А ведь по нему и о тебе судить будут, ведь мы же все, вроде как, в одной компании.

— Но вот так просто прогнать, это же жестоко, — вяло возражала Машка, хотя видно было, что в глубине души она уже согласна.

— Да в чем жестокость-то? — недоумевал Цент. — В чем она? Ведь он не какой-то неполноценный, не инвалид, не ребенок. Взрослый мужик. И вообще, где написано, что мы с ним нянчиться должны?

Поскольку такого нигде написано не было, Машка беспомощно пожала плечами.

— А жениха встретишь, — напирал Цент, — так что же, очкарика с собой в семью возьмешь? Он у вас вместо ребеночка будет?

— Нет, что ты, — смутилась Машка.

— А куда его девать? На меня оставишь? Ты ведь знаешь, что тогда будет.

Машка знала. Цент почти каждый день озвучивал свои кровожадные планы касательно Владика, а в последнее время зашел еще дальше. Завел блокнот, ручку, и на привалах постоянно что-то туда записывал, время от времени поглядывая на программиста. Поскольку Цент был не из тех, кто ведет дневники или строчит мемуары, Машка справедливо решила, что тот записывает все придуманные для программиста терзания, чтобы затем, в один прекрасный день, воплотить их в жизнь. Впрочем, одним прекрасным днем дело явно не собиралось ограничиваться, ведь Цент уже исписал весь блокнот и принялся за второй.

То есть, выбор перед Машкой встал вполне конкретный: либо оставить Владика в коллективе, пожертвовав ради него своим семейным счастьем, либо спасти его от немыслимых терзаний в будущем, изгнав прямо сейчас.

— Владик не такой беспомощный, каким кажется, — заметила она. — Я уверена, что он выживет в одиночку.

— Я в этом не сомневаюсь! — согласился Цент.

Решение было принято большинством голосов, и от соблюдения всех демократических норм на душе стало еще веселее.

Машка, правда, выдвинула одно условие, от которого твердо решила не оступаться. Бросив Владика, они должны были оставить ему одежду, оружие и запас провизии, да и вообще все необходимое для выживания. Цент, не колеблясь, согласился. Он даже до последнего момента верил, что так и поступит, но когда пробил час расставания, как будто опомнился. Делиться с Владиком чем-либо до такой степени не захотелось, что он в итоге оставил тому только его неподъемную булаву да теплый шарф. Притом о шарфе до сих пор сильно жалел.

Машка, разумеется, прознала о том, что он слегка нарушил условия изгнания Владика, но менять что-то было уже поздно. Дело было сделано. И, по прикидкам Цента, программиста уже давно должны были съесть мертвецы. Впрочем, не исключался и иной итог — Владик мог остаться на развалинах колхоза и тупо замерзнуть насмерть. В любом случае, это было приятно. Машка, правда, до сих пор на него дулась, но ее обида едва ли продлится долго. Было бы из-за кого горевать.

Поселок, через который они вдвоем брели уже десять минут, выглядел как-то странно. Странность, конечно, заключалась не в том, что здесь не было живых людей, и даже не в том, что количество мертвых оказалось поразительно невелико. Просто чем дольше Цент шарил по домам, тем больше убеждался, что он тут уже далеко не первый. И даже не второй. И, пожалуй, совсем не третий. Кто-то с поразительной методичностью обшарил все, что можно, и вынес все, что можно. Из еды не осталось даже чайной заварки. Все шкафы и тумбочки были нараспашку. Также безвестные мародеры не обошли своим вниманием одежду, инструменты, посуду и столовые приборы. Пропали все железные тарелки, чашки и кружки, все ложки, вилки и ножи. Из тряпок осталось лишь самое негодное, из чего и портянки-то не сделаешь. Кое-где пропала даже мебель, чего Цент уже совсем не мог понять. Ну, ладно тарелки, ладно одежда, но кому и на кой ляд теперь мог понадобиться диван? Даже если предположить, что какой-то чудак разъезжает на автобусе… ну, что же он, в автобус его поставил, что ли?

В общем, все это было как-то подозрительно. Кто-то обчистил поселок, основательно обчистил, потратив на это не один день. И у Цента непроизвольно рука тянулась к шашке, стоило ему только представить, сколько консервов и сухарей ушли мимо него по неизвестному адресу. Прощать такое, разумеется, было нельзя. Цент искренне считал, что мир отдан на разграбление ему, а всех, кто попытается заняться тем же, нужно давить на месте. Он и собирался это сделать. Не хватало еще терпеть каких-то конкурентов. Оставалось выследить наглецов и разобраться с ними по понятиям.

— Вот я их найду, вот я им боль-то причиню, — рычал он, вываливаясь из очередного дома, не принесшего ему ни сухарика, ни горсточки сахара, ни даже пачки сигарет.

Машка ждала его снаружи. Она тоже была недовольна, злилась из-за Владика и своего незамужнего положения, а потому вымещала зло на мертвецах. Тех было мало, будто кто-то уже основательно зачистил от них данную территорию.

Зомби, бывший при жизни мужиком лет сорока, смешно подволакивая ноги и сильно наклонив корпус, шел на Машку с кровожадными намерениями. Девушка дождалась, когда тот почти схватит ее, и резко рубанула мечом по правой ноге мертвеца. За минувшие месяцы сил и сноровки у Машки прибавилось, так что отрубленная по колено нога осталась на месте, а зомби, потеряв равновесие, смешно шлепнулся на землю. Девушка лишь чуть отступила, чтобы он не упал на нее, но добивать не стала. Вместо этого призадумалась, чего бы ему еще отрубить.

— Ну, наигралась? — спросил сердитый Цент. — Нечего тут делать, все без нас подмели. Узнать бы кто, уж я бы им….

— Я еще не закончила, — включила стерву Машка, продолжая прохаживаться рядом с копошащимся на снегу безногим мертвецом.

— Можешь его с собой взять, — разрешил Цент. — Будет новый домашний любимец, вместо старого.

— Знаешь что, — возмущенно заговорила девушка, явно решая продолжить уже имевший место вынос мозга, в ходе которого Цент два часа вынужден был выслушивать от нее всякие гадости вперемешку с моралью, — то, что ты сделал, это просто подло. Владик был живым человеком, а ты бросил его на верную смерть. Настоящий мужчина никогда бы так не поступил.

— Да что ты знаешь о настоящих мужчинах? — презрительно фыркнул Цент.

— Да уж кое-что знаю.

— Вот бы интересно было послушать.

— А вот и расскажу. Настоящий мужчина никогда не бросит никого в беде, особенно того, кто слаб. Настоящий мужчина привык заботиться о других, в первую очередь, конечно, о своей семье, о жене, детях. И не то чтобы его кто-то к этому принуждает, просто он сам чувствует, что надо. Настоящему мужчине не надо объяснять, что жене нужно купить новую шубу, а детям… ну, что там детям покупают. Он все сам знает. И все делает. Настоящий мужчина живет для своей жены….

— Что-что? — приподнял брови Цент.

— Для своей семьи, я хотела сказать, — поправилась Машка. — Он все делает, чтобы она была счастлива. Настоящий мужчина все несет в дом, обустраивает его, делает уютнее и комфортнее. Настоящий мужчина, он, в общем, хозяйственный….

— Да глупости ты говоришь, — перебил ее Цент.

— Почему это?

— Настоящий мужик, это мудрец, творец, воин и первопроходец, — растолковал Цент. — А хозяйственный мужик вообще не мужик, это анатомически дефективная баба.

— Что плохого, если мужчина хозяйственный? — недоумевала Машка. — Если он обустраивает жилище, тащит все в семью, заботится о детях, помогает жене с уборкой, стиркой и готовкой.

— Плохого в этом нет ничего, — вздохнул Цент, — только это уже не мужик.

— Ну, может быть в каменном веке мужчине и полагалось быть свирепым зверем, живущим только охотой, войной и рисованием картинок на стенах пещеры. А о женщине он вспоминал только тогда, когда ему хотелось секса. Но с тех пор многое изменилось.

— Да ничего не изменилось, — возразил Цент. — Настоящий мужчина всегда жил охотой, войной и рисованием картинок, а баба ему требовалась ровно на полчаса в сутки.

— Тогда что вообще хорошего в таком мужчине? — не поняла Машка.

— А кто тебе сказал, что в нем должно быть что-то для тебя хорошее? Но если уж ты спросила, то хорошее есть. Пока хозяйственный баба-мужик усердно таскал в свою приватизированную пещеру бивни мамонтов, туши бизонов, помогал жене следить за огнем и нянчился с детенышами, настоящий мужик шел вперед и осваивал новые цивилизационные пути. Все, что создано людьми, создано настоящими мужиками. Хозяйственный баба-мужик ничего не создал. Он, как и тысячи лет назад, тупо тащит в свою пещеру всякий хлам и пребывает под каблуком у самки. Он просто пользователь. Потребитель.

— Если все так, то настоящих, в твоем представлении, мужиков очень мало, — заметила Машка.

— А их никогда много и не было. Настоящий мужик нужен, чтобы что-то создать, придумать, разведать новый путь, а уж пользоваться готовым и идти по проторенной тропе может кто угодно. И настоящий мужик, не задумываясь, бросит кого и что угодно: жену, Владика, курить. Потому что настоящий мужик никому ничего не должен, ни другим, ни себе. Это ему все должны, и должники на счетчике, а он никому и ничего. И…. Хм…. Чем это пахнет?

Машка тоже принюхалась. Вначале ничего не замечала, а потом, как и Цент, учуяла нечто странное — запах дыма.

— Ах ты, батюшки, — засуетился Цент, перекидывая автомат со спины на грудь. — Уж не те ли нехристи, что поселок до меня обобрали, на костре мою тушенку готовят?

Машка убрала меч в ножны и взяла в руки до того прислоненную к забору винтовку.

— Давай только не будем сразу всех убивать, — шепотом попросила она Цента.

— Почему это? — удивился тот.

— Ну, мало ли. Хоть поглядим, кто там. Вдруг среди них есть красивый юноша? Я бы его себе вязла.

— Вот нам еще юношей не хватало. От одного только отделались.

— Я бы о нем заботилась, — начала самозабвенно фантазировать Машка. — Днем бы в багажнике связанным держала, а ночью….

— Тихо ты! Спугнешь ведь. Видишь, там гараж высокий?

— Ну.

— Лезь на него, займи позицию. Я низами подберусь. Постараюсь взять живыми, но если побегут, стреляй.

Машка, низко пригибаясь, беззвучно заскользила вдоль заборов, затем юркнула в калитку, и Цент потерял ее из виду. За девушку, впрочем, он не беспокоился. В отличие от Владика, та прекрасно освоилась в новом мире. На нее можно было положиться. Он не сомневался, что она и позицию правильную займет, и выстрелит, если потребуется. Но доводить до этого не хотелось. Цент жаждал заполучить расхитителей тушенки в свои руки живыми, и терзать их, терзать, терзать….

Сам он подбирался к источнику дыма садами да огородами. Впереди показался просвет — через поселок проходила трасса. Цент выглянул из своего укрытия, и увидел нечто такое, что его немного испугало. На дороге стояла целая колонна автотранспорта, в том числе обшитый листами металла автобус. Из его салона и шел дым, который они учуяли.

Понять, что эти машины появились здесь недавно, было несложно. Хотя бы по следам колес на снегу. Следовательно, на них сюда пожаловали живые люди. Вот только что случилось с ними дальше? Цент, чем дольше наблюдал, тем подмечал больше странных деталей. Например, то, что машины при остановке врезались одна в другую по системе «паровозик», а это означало, что остановка стала для них неожиданностью. Лобовое стекло головного внедорожника было явно продырявлено автоматной очередью, такие же пулевые отверстия имелись и на прочих автомобилях. Ну и дымящийся автобус тоже шел в общую копилку. Все эти приметы напоминали последствия засады. Но кто мог тормознуть целую колонну транспорта? Другая банда? Центу до сих пор не приходилось встречать таких крупных группировок, все больше одиночки да пары. Что ж, не было ничего удивительно в том, что люди стали сбиваться в стаи, это было нормальное инстинктивное поведение стадных существ. Но вот почему они тут разборки устраивают без его разрешения, следовало выяснить.

Цент осторожно вышел из укрытия и приблизился к автомобилям. Подозрения на тему засады тут же подтвердились. Дыры в стеклах автомобилей действительно были пулевыми отверстиями, а когда Цент заглянул в салон замыкающего внедорожника, то увидел на сиденье кровь. Ее было не слишком много. У Цента имелся большой опыт подобного рода (и сам попадал в засады, и сам их устраивал) так что он сразу понял, что здесь никого не убили. Скорее всего, целью нападавших было не порешить всех ворогов на месте, но взять их в плен. Дальнейший осмотр места происшествия лишь подтвердил эту догадку. Ни одного тела Цент так и не нашел. Двери автомобилей были распахнуты, кое-где остались пятна крови, но такое ее количество могло вытечь из царапины или разбитого носа, а вовсе не из насквозь прошитого автоматной очередью тела.

Имелись, однако же, и странности, которые Цент объяснить не смог. Например, оружие. Оно явно принадлежало хозяевам колонны, и нападавшие не проявили к нему никакого интереса. Мало того, они не забрали даже патроны. Автоматы, пистолеты, сумки с боеприпасами — все либо валялось снаружи, либо осталось в автомобилях. Конечно, после зомби-апокалипсиса стволов и патронов к ним осталось гораздо больше, чем тех, кто мог бы ими воспользоваться, но чтобы вот так бросить то, что само пришло в руки, нужно было проявить феноменальную беспечность. А беспечные люди, как показывала практика, в наступившие суровые времена долго не жили.

Но если отсутствие интереса у нападавших к патронам еще как-то, с большой натяжкой, можно было объяснить, то огромная куча консервов в салоне автобуса просто поставила Цента в тупик. Он еще допускал мысль, что устроившие засаду люди нашли где-то огромный армейский склад оружия, но как можно было бросить тушенку, кильку в масле и, самое главное, сухарики со вкусом холодца и хрена и баночное пиво? Люди, нормальные люди, не бросили бы пиво никогда. Даже если бы у них уже было свое пиво, они все равно бы его забрали, потому что это же пиво, а не абы что. Бросить пиво, это…. Цент не мог подобрать другого определения такому дикому поступку, кроме святотатства.

Напавшие на колонну анонимы не взяли ни оружия, ни еды, ни сами машины. Даже топливо из баков, и то не слили. Вставал закономерный вопрос: ради чего была организована засада? Ради пленных? Выходило, что так. Но кому и зачем понадобились пленные?

Все это, кончено, было интересно, но Цента куда больше волновал обнаруженный запас провизии, чем судьба его бывших владельцев. Кто бы ни устроил тут разборку, они оказали ему огромную услугу, оставив нетронутыми все трофеи. Цент потер руки в предвкушении поживы. Консервы, пиво, сухарики, патроны — зря он счел этот поселок бесперспективным. Наоборот, очень даже удачно они сюда заглянули.

Выйдя из автобуса, Цент увидел Машку. Та стояла на крыше гаража во весь рост и смотрела куда-то сквозь оптику винтовки. Затем быстро опустила оружие и замахала ему руками, о чем-то предупреждая.

— Что? — крикнул Цент.

Машка указала рукой направление, после чего стала крутить руками воображаемый руль. Цент понял ее — с той стороны к ним приближался автомобиль.

— Оставайся там, — гаркнул он. — Прикроешь.

Машка услышала его, кивнула и опять залегла в укрытие. Цент сбежал с дроги, перемахнул через забор и спрятался за ним. Между металлическими листами имелась достаточно широкая щель, чтобы вести наблюдение, ну или чтобы высунуть в нее ствол автомата и устроить небольшой сюрприз. Цент уже решил, что не уступит свою добычу каким-то левым людям. Он первый сюда пришел, первый обнаружил консервы и пиво, а это значит, что по закону зомби-апокалипсиса, все это принадлежит ему. Немногие готовы соблюдать закон, наглецов хватает, поэтому лучше мочить всех заранее, чем потом горько разочаровываться в людях.

Впрочем, через минуту, когда незваные гости пожаловали, решимость Цента пролить кровь, резко пошла на убыль. Тех оказалось целое войско, шесть машин, битком набитых вооруженными людьми. Рэкетир начал подозревать, что это вернулись организаторы засады. Вначале пленных куда-то свезли, а вот теперь явились за трофеями. Немного стыдясь своей трусости, Цент решил не нарываться. Силы были неравны. Бог с ними, пусть забирают пиво и тушенку. Это, конечно, не значило, что Цент простит им этот вероломный поступок. Уж этому-то точно не бывать. Он уже набросал кое-какой план действий. Тот был несложен: выследить, где находится логово банды, и заминировать ведущую к нему дорогу. Просто и изящно. Чтобы не думали, что можно вот так взять и забрать себе консервы.

Прибывшие люди остановились метрах в пятидесяти от колонны, и тут же полезли из своих автомобилей. Их оказалось так много, что Цент пожалел о выбранной позиции. Следовало спрятаться лучше. Наблюдать отсюда удобно, но ведь могут и обнаружить. И тогда боя не избежать. Машка, конечно, прикроет, но много ли они вдвоем навоюют против такой ватаги? Впрочем, менять что-то было уже поздно. Оставалось ждать и надеяться на лучшее.

Понаехавшая банда вела себя как-то странно. Часть бойцов заняли позиции и держали на прицеле окрестные дома, другая группа не без опаски приблизилась к разбитым автомобилям. Цент услышал голоса. Переговаривались нехристи негромко, но кое-что он все-таки разобрал. Похоже, он ошибся в своих выводах, и эти люди не были авторами засады. Судя по всему, они являлись приятелями тех, кто ехал в колонне.

Вскоре это предположение подтвердилось. Вначале незнакомцы провели внимательный осмотр места происшествия, затем, не найдя ни живых, ни мертвых, затеяли бурный мозговой штурм с элементами дедукции. Они тоже обратили внимание на странности, которые до них заметил Цент. Ребята явно были сбиты с толку, и не понимали, что произошло.

— Ну, пусть бандиты, предположим, — громко говорил высокий статный парень, — но зачем? Ведь ничего же не тронуто.

— Пытаются запугать? — предположил другой.

— Запугать?

— Ну, типа это послание.

— Да какое-то странное послание. Непонятно ведь ничего.

— А если они наших забрали, чтобы выкуп потребовать? — сказала подошедшая к ним невысокая женщина с короткими рыжими волосами.

— Выкуп? — удивился высокий парень. — Да что мы можем им дать помимо того, что есть тут? Оружие, еда — вот же все. А больше у нас ничего нет.

— Но зачем-то они наших забрали, — не унималась баба. — Притом живыми. Как-то это странно.

— Это еще не все, — подал голос мужик, который до этого осматривал пустые машины. — Боя не было.

— То есть?

— Стреляли только наши из машин, да и то немного. Вокруг посмотрите — нет следов сражения.

— Как же так, — мотнул головой парень, — целя группа, вооруженная до зубов, и даже толком не пыталась отбиться? Я просто ничего не понимаю.

— Может быть, нападавших было слишком много?

— Если так, то у нас большие проблемы. С такими крупными бандами мы еще не сталкивались. Нужно найти этих подонков, и скорее. Наши ребята у них, и они могут быть еще живы. Давайте все тут осмотрим, вдруг остались какие-нибудь следы.

После этого предложения надежда отсидеться в укрытии растаяла как дым. Начнут вокруг лазать, точно обнаружат. Цент решил не доводить до этого, потому что потом трудно будет убедить незнакомцев, что он не при делах, и ничего плохого не замышлял. Решил действовать на опережение, с предельной наглостью и цинизмом.

— Добрый день, — крикнул он, не высовываясь из укрытия, и правильно сделал, потому что в ответ на его вежливое поведение последовал хамский огонь из всех орудий. Верхнюю часть забора буквально сдуло свинцовым ураганом, на Цента посыпались искры и куски жести. Затем кто-то закричал:

— Прекратить огонь! Прекратить!

Успокоились герои не сразу, какой-то тормоз выпустил несколько пуль уже после того, как остальные перестали попусту переводить боеприпасы. Цент решил, что потом установит личность этого стрелка, и сделает ему чрезвычайно больно.

— Кто там? Выходи! — прозвучала команда с дороги.

— Стрелять не будете? — прикинулся напуганным Цент.

— Нет.

Доверия к этим типам не было никакого, но Цент решил рискнуть. Оставив автомат в укрытии, он медленно вышел из калитки с поднятыми руками. Десятки стволов смотрели прямо на него, рождая внизу живота неприятный и унизительный холодок. Цент скосил взгляд, пытаясь высмотреть Машку, но та слишком хорошо спряталась. Это в лучшем случае, а в худшем, могла бросить его и попросту сбежать.

— Ты кто такой? — спросил высокий парень, что был тут, похоже, за главного.

— Цент, — ответил Цент.

— Как?

— Цент. Зовут меня так.

— Ну, предположим. И где твои приятели?

Цент попытался припомнить, а где же, в самом деле, его приятели, и настроение совсем испортилось. Часть приятелей, самых лихих и бескомпромиссных, являвшихся украшением девяностых, уже давно лежала в могилах. Менее лютые чалились на нарах вплоть до зомби-апокалипсиса, а теперь уже тоже отмучились. Ну и было несколько таких, которые потеряли остатки стыда и приспособились к временам порядка и стабильности. О них Цент даже вспоминать не хотел. Этих недостойных людей он раз и навсегда вычеркнул и из своей памяти, и из своего сердца.

— Что молчишь? — спросил парень.

— А что тут скажешь? — вздохнул Цент. — Тошно на душе. Какая бригада была! Какие дела делали! Куда оно все ушло?

— Значит, это ваших рук дело? — уточнил собеседник, имея в виду расстрелянную колонну.

— Нет, не наших, — честно ответил Цент. — Я сюда пришел за десять минут до вас.

На слово ему не поверили.

— Да взять его, и допросить с пристрастием! — вякнул какой-то мужик, злобно глядя на Цента.

— Это ты, что ли, брать собрался? — криво усмехнулся Цент.

— У меня в этой группе брат был, — зарычал мужик, хватаясь за рукоять огромного ножа, что висел у него на поясе.

— Мне на твоего брата присесть и поднатужиться, — честно объяснил ему Цент. — Да и на тебя тоже, в общем-то.

Мужик побелел от гнева и сорвался. Отшвырнул автомат, выхватил свой тесак и прежде, чем его успели остановить свои же соратники, бросился на Цента, запуская вперед себя волну словестного порожняка. Грозился убить, порезать на ленточки, надругаться в извращенной форме и далее в таком же духе. Цент даже в лице не поменялся. Стоял себе спокойно и криво улыбался. Был, разумеется, риск, но он все же верил, что Машка не из тех, кто бросит и сбежит. Прежде за ней подобного не замечалось.

Хлопок выстрела прозвучал в тот момент, когда мужика с ножом и Цент разделало шага четыре. Слава богу, Машке хватило ума выбрать такой момент, когда Цент оказался не на траектории выстрела, потому что пуля, пробив мужику голову, полетела себе дальше и проделала дырку в заборе. Тело рухнуло на снег, огромный нож подкатился к ногам Цента.

— Довожу до вашего сведения, — быстро заговорил тот, пока публика не успела отойти от потрясения, — что у меня тут восемь снайперов вокруг. Белку в глаз бьют, енота, бурундука… всех, короче, бьют, очень они злые. А уж вас, индюков, им перещелкать, что в носу поковыряться. Так что быстро оружие на землю, а сами отошли и ручки к небу.

Народ перепугался, но все еще мешкал. Цент вздохнул и скучающим тоном произнес:

— Скольких из вас нужно убить, чтобы до остальных дошло?

После этого автоматы, пистолеты и винтовки стали аккуратно ложиться на асфальт. Похоже, олухи и впрямь решили, что вокруг сидят снайперы, которые и разобрались с их пропавшей группой.

— Отходим назад, отходим, — скомандовал обезоруженным людям Цент, с нежностью любуясь целым арсеналом. Жаль, вооружить им некого. Было бы под его началом с десяток конкретных пацанов, он бы уже миром правил. Но таковых, увы, похоже и на свете не осталось. Уцелели только вот такие лохи, что стояли трусливой толпой с поднятыми руками, и глядели на него как кролики на лиса. Вроде и оружия на себя нацепили, и оделись воинственно, и приехали большой толпой, а ничего-то им не помогло. Лох он и есть лох. Куда ему выстоять супротив крутого перца?

От осознания собственной крутости Цента отвлекло движение в одной из машин. Кто-то трусливо копошился в салоне, явно имея намерение тишком отсидеться там.

— Это кто там? — сердито спросил Цент, указывая пальцем направление. — Эй, ты, выходи живо! Считаю до…. Да вообще считать не буду. Сейчас гранату кину.

Дверь автомобиля открылась, и наружу выполз Владик. Цент от неожиданности шарахнулся назад, даже глаза на всякий случай потер — побоялся, что это галлюцинация или призрак. Но нет, очи ясные не обманывали его. Перед ним стоял программист собственной невыносимой персоной, живой, здоровый, только очень бледный и интенсивно безрадостный.

— Да есть ли на тебя управа? — простонал Цент, быстро оглядывая арсенал под ногами. Затем ладонь его легла на рукоять шашки, и клинок со звоном высочил из ножен.

— Подойди! — потребовал Цент.

Владик вдруг сорвался с места и быстро побежал по дороге прочь от своего мучителя. Цент свирепо глянул на своих пленников, указал шашкой на одного из них, потом на другого, и скомандовал:

— Догнать и воротить. Живо! Не вернетесь, ваши друзья умрут жуткой смертью. Вперед!

Парни тут же бросились в погоню, которая заведомо была обречена на успех, ибо программист, преодолев сотню метров, заметно сбавил ход и начал спотыкаться. Обернувшись, и увидев преследователей, он издал страшный крик, полный ужаса и обреченности.

— Зачем вы убили наших друзей? — спросила рыжеволосая женщина, которую Цент приметил еще из укрытия.

— Я их не убивал, — рассеяно ответил Цент, весь охваченный предвкушением скорой встречи с другом Владиком.

— Но это же вы напали на их колонну.

— Да не нападал я ни на кого. Отстань.

— А кто же это сделал?

— Я не знаю. Мне все равно.

— А что вам нужно от нас?

Центу надоел поток глупых вопросов.

— Ничего мне от вас не нужно, — проворчал он. — Что мне нужно, я сам возьму. Но если я узнаю, что вы Владика тушенкой кормили, или, не дай бог, сухарями, не ждите пощады.

В этот момент к нему подтащили вырывающегося из крепких рук Владика. Программист бился в истерике и кричал что-то про долину смертной тени.

— Здравствуй, Владик, — плотоядно улыбнулся Цент. — А я уж и не надеялся тебя встретить.

Программист вдруг обратился к пленникам, и завопил:

— Это монстр! Это чудовище! Спасайтесь! Он вас всех погубит. Он всех убивает. Он ужасен. Алиса, беги!

— Бредит, бедняжка, — виновато пожал плечами Цент. — А вы, ребята, молодцы, что его подобрали. У меня ведь вся душа изболелась за него, проказника.

— Вы знакомы? — спросила Алиса, удивленно поглядывая на бьющегося в конвульсиях Владика.

— Еще спрашиваешь! — фыркнул Цент. — Да я об этом глупыше уже полгода забочусь. Нашел его сразу после зомби-апокалипсиса. Он был чуть живой от истощения и усталости. Подобрал, обогрел, выходил. Да и мог ли бросить? Он ведь больной, один пропадет.

— Больной? — удивилась Алиса.

— Ну, на голову, — пояснил Цент. — Находит на него иногда, и тогда только связывать, иначе ноги в руки, и поминай, как звали. Вот в последний раз, когда у него приступ случился, я и не углядел. Убежал он куда-то, а я с ног сбился его искать. Думаю — ну, все, пропал Владик. Ночами спать не мог, кусок в горло не лез. Себя винил.

И Цент так талантливо всхлипнул, что поверили все, кроме Владика.

— Он все врет! — завопил программист. — Я здоров. Он меня мучил, морил голодом, заставлял зимой в кедах ходить. Сам тушенку поедом жрал, а меня луком пичкал. Я так страдал!

— Да нельзя ему тушенку, и вообще мясное, — воскликнул Цент. — И сухарики нельзя, особенно со вкусом холодца и хрена. Как поест чего-то такого, так все, сам не свой. Я ведь с врачом консультировался, он советовал его больше овощами кормить, в частности луком. А он вон как все это переврал, дескать, я его голодом морил. Ох, Владик, тяжело нынче быть добрым, и вдвойне горько получать за свои благодеяния черную неблагодарность. Но уж меня этим с праведного пути не собьешь, и если уж взялся я о ком заботиться, то буду делать это до конца.

— Нет! — завизжал Владик, который понял главное — Цент собирается и дальше над ним издеваться.

— Так вот в чем дело, — пробормотала Алиса. — А я все думала, что он какой-то странный. Одежды нормальной не было, только какие-то лохмотья, а из оружия булава богатырская, которую он и поднять-то толком не может. А когда он ел, то будто помешался: глаза стали дикие, рычал. Я еще тогда о чем-то таком подумала….

— Да ведь ночью в одном исподнем и убежал, — вздохнул Цент, с отеческой нежностью поглядывая на беспомощно рыдающего программиста. — А о булаве этой и вспоминать не хочется. Нашел в музее, вцепился, будто дите малое, а пытались отобрать — он в слезы. Говорил, что он потомок Добрыни Никитича по материнской линии. Или Ильи Муромца по отцовской — точно не помню. В общем, одна морока с ним. Но я не ропщу. Для меня, православного человека, добрые дела делать одно удовольствие. Для того и живу на свете.

Тут, словно только заметив, что собеседники стоят с поднятыми руками, Цент быстро сказал:

— Да опустите, опустите. Ну что мы, в самом деле, дикари какие-то? Я вижу, вы люди хорошие. Владика подобрали, не обидели убогонького. Времена сейчас такие, что живым с живыми по пустякам ссориться незачем. Тебя как звать?

— Алиса, — ответила та.

— Это ты, значит, Владика нашла?

— Я.

— Спасибо тебе, солнышко. Дай обниму.

И Цент заключил Алису в объятия, окончательно сняв висевшее в воздухе напряжение. Все уже забыли об одном из своих соратников, что валялся чуть в стороне с простреленной головой, и были буквально очарованы новым знакомым. Центу и раньше говорили, что в нем пропадает великий актер, на что он обычно скромно отвечал, что и сам всегда это знал, а на сцене не кривляется по той лишь причине, что братва не поймет.

— Я Андрей, — представился парень, которого Цент принял за командира. — Значит, ты не знаешь, кто напал на наших людей.

— Сказал же уже, что нет. Сам сюда только пришел. Вон, этого балбеса искал по всей округе, уже с ног сбился.

И Цент кивком головы указал на Владика. Программист не выдержал, и снова истошно закричал. Он не понимал, что происходит, и почему его новые друзья из Цитадели дружно лишились ума. Ведь у Цента на роже было написано все уголовное прошлое, разнообразное и кровавое. Но почему-то все дружно поверили этому извергу, а не ему. И хотя Владик догадывался, что своим истеричным поведением он лишь подтверждает слова терзателя, совладать с собой было выше его сил. Стоило только подумать о том, что Цент снова рядом, и хотелось визжать и выть, а еще лучше разбежаться, и убиться головой о стену. Что угодно, лишь бы прекратить весь этот ужас.

— Вы его тушенкой или сухарями кормили? — спросил Цент.

— Кормила, — вздохнув, призналась Алиса. — Да ведь я же не знала, что ему нельзя….

— Не кори себя, — попросил ее изверг. — Ты ни в чем не виновата. Но Владика нужно связать. В таком состоянии он опасен сам для себя.

Напрасно рыдающий программист убеждал окружающих, что не болен. Напрасно доказывал, что Цент отнюдь не такой добрый самаритянин, за которого себя выдает. Его уже никто не слушал. Для них он стал припадочным душевнобольным. И когда на него надели наручники, Владику не осталось ничего другого, кроме как смириться.

— Все будет хорошо, — пообещал ему Цент нежным голосом. — Теперь я о тебе позабочусь.

Сердце Владика вынесло эту жуткую угрозу, а вот его мочевой пузырь нет.

Упрятав оклеветанного программиста в машину, бойцы Цитадели, с разрешения Цента, разобрали свое оружие.

— Твои снайперы так здорово спрятались, — признался Андрей, оглядываясь по сторонам. — Ни одного не видно.

— Да какие снайперы, — усмехнулся Цент. — Это я вас на пушку брал. Мы вдвоем странствуем…. Ну, то есть втроем. Я, Владик и Машка.

— Машка? Это она стреляла?

— Да.

— А где она?

— Здесь, — ответила Машка, показываясь из-за автобуса. — Я там совсем замерзла лежать, — ответила она на немой упрек Цента, — да и это вовсе не злодеи.

Заметив, как Машка пожирает глазами Андрея, Цент лишь беспомощно вздохнул. В этого красавчика она вряд ли бы выстрелила, как в того мужика с ножиком.

— Очень приятно, Андрей, — представился парень.

Машка кокетливо захлопала смерзшимися ресницами и элегантно оперлась на винтовку.

Поняв, что иногда полезно прикинуться и хорошим, Цент принял самое активное участие в расследовании инцидента. Изо всех сил он изображал горячий интерес к чужим проблемам, искренне переживал за пропавших людей, и кончилось все тем, что его возлюбили все. Однако, ни его талантливая игра, ни коллективные усилия, не дали никаких конструктивных результатов. По-прежнему было непонятно, кто и с какими целями напал на поисковую группу, и почему эти злодеи не взяли ничего, кроме пленников.

— В принципе, у такой большой банды должно быть где-то логово, — рассуждал Цент вслух. Бойцы Цитадели столпились вокруг него и внимали в уважительном молчании. — Нужно пошарить по окрестностям. Вы эти места хорошо знаете?

— Да нет тут никакого логова, — пожала плечами Алиса. — Единственное место, которое мы обходим стороной, это райцентр в тридцати километрах отсюда. Но там полно зомби.

— Почему обходите? — удивился Цент.

— Потому что один раз сунулись, так за нами по следу такая толпа мертвяков к Цитадели пришла, что насилу отбились. Стены тогда еще не были достроены, да и оружия было мало.

— А что такое Цитадель?

Центу стали объяснять, и тот чем дольше слушал, тем четче понимал, что сбылась его заветная мечта — он наконец-то нашел себе лохов.

Этот план Цент вынашивал давно, с самого начала зомби-апокалипсиса. Вдохновляясь историческими примерами, он мечтал найти организованную группу людей с налаженным бытом и поставками продовольствия, после чего назначить себя их князем. Это не означало, что Цент мечтал быть дармоедом на полном обеспечении. Князь, это не халява, это работа, и довольно опасная. Князь с дружиной (Цент обычно говорил — пахан с братвой) защищают рубежи родины, жестоко разбираются с другими претендентами на престол и позволяют простому люду (Цент обычно говорил — лохам) трудиться в поте лица своего, обеспечивая всем необходимым и себя и свою крышу. Примерно так обстояло дело в стародавние времена, веке в десятом, так же все происходило и в благословенные девяностые. Наступившие времена вновь сделали старые порядки актуальными. И Цент тут же решил, что не упустит даденую богом возможность добиться успеха в жизни. Хватит уже мотаться по бескрайним просторам родины, разграбляя склады с консервами и отбиваясь от мертвецов. С его-то уровнем конкретности это просто несолидно, да и возраст уже не призывной. Пора подыскать себе более спокойное и подходящее занятие. Роль правителя Цента вполне устраивала. Дело оставалось за малым — взять власть. Для этого следовало всего-то попасть в Цитадель, втереться в доверие, обзавестись сторонниками и свергнуть существующий режим. А чтобы облегчить задачу, нужно въехать в крепость героем. К примеру, таким героем, который выследил напавших на поисковую группу злодеев, жестоко покарал их и вернул свободу похищенным ими людям.

— Ладно, после расскажешь, — перебил Цент Алису. — Сейчас не до этого. Наши братья и сестры томятся в лапах кровожадных негодяев. Спасти их — вот первоочередная задача, стоящая перед нами.

— Да мы с радостью, — подтвердила Алиса, и прочие бойцы, стоящие рядом, охотно закивали головами. — Только что же нам делать?

— Я скажу, что нам делать, — заявил Цент. — Мы поедем в райцентр. Чую, там злодеи и прячутся.

— Может быть, тогда вызвать из Цитадели подкрепление? — предложил Андрей.

— Не стоит, — возразил новый князь. — Поступим иначе. Отправимся на разведку небольшим отрядом, а остальные вернутся в крепость. Там соберете всех, кто может держать оружие, и будете на связи. Мы все выясним, и если окажется, что похитители прячутся в райцентре, вызовем вас по рации.

Всем очень понравился план Цента. Всем, кроме Владика. Но еще больше Владику не понравилась новость, что изверг собирается и его взять с собой в разведку.

Помимо Машки и Владика, Цент решил взять с собой Алису и Андрея. Кое-кто из бойцов Цитадели тоже хотел поехать, но Цент возразил, объяснив им, что для разведки много народу не нужно. На самом деле он просто не слишком доверял новым знакомым, и не хотел, чтобы численный перевес оказался на их стороне.

— Ты уверен, что Владику стоит ехать? — спросила Алиса, с тревогой поглядывая на программиста. Тому только что сообщили, что он зачислен в отряд героев, и реакция на новость оказалась бурной. Владик бился на заднем сиденье, кусал зубами ручку двери и кричал диким криком.

— Один раз потерял малыша, больше такому не бывать, — ответил ей Цент. — Под моим приглядом он в большей безопасности, чем с чужими людьми.

Ехать решили на двух автомобилях. Цент размесился в машине с Алисой и Владиком, Машка с Андреем отправились за их транспортным средством, припаркованным на другом краю поселка. Остальные бойцы занялись перегрузкой припасов из автобуса в свои автомобили. Цент наблюдал за их слаженными действиями, и в душе его поднималась волна ликования. Он и мечтать не мог обнаружить целую колонию уже организованных лохов. Не надо их дрессировать, запугивать, вычленять из коллектива диссидентский элемент, разруливать внутренние конфликты. Все это уже сделали за него. Конечно, без репрессий и показательных расправ не обойтись, иначе не будут уважать (то есть — бояться), но Цент готов был пойти на эти жертвы.

— Кто у вас главный? — спросил он Алису.

— Батя, — ответила та. — Он бывший военный, полковник. Это он организовал людей, когда все началось. И он придумал построить крепость.

— Военная диктатура, значит, — пробормотал Цент.

— Почему сразу диктатура? — обиделась собеседница. — Благодаря его решениям люди выжили.

— Это понятно. Но нужно смотреть в будущее. А оно за демократическими формами правления. Только свободные выборы делают нас людьми, тирания же загоняет в глубины плановой экономики и умственного коллапса. Нужно слушать народ. Каждый должен иметь возможность участия в формировании будущего мироустройства.

Просмотр многочисленных политических ток-шоу (перед зомби-апокалипсисом их стало удручающе много) не прошел даром. Цент мог часами выдавать словестный поток подобного рода, состоящий из заученных наизусть фраз, смысла которых он, в большинстве случаев, не понимал сам. Это, впрочем, не являлось большой проблемой, потому что другие тоже его не понимали.

— Ты прав, конечно, — неуверенно проговорила Алиса, — с людьми нужно советоваться касательно принимаемых решений, но просто сейчас такие времена….

— Вот только не надо все на времена списывать, — перебил ее Цент. — Времена такие, какими их делаем мы. Тоталитарная форма правления давно доказала свою экономическую несостоятельность. Отсутствие открытой конкурентной борьбы и неуважение к частной собственности, вот те геркулесовы столбы, об которые разбивается любая ладья благих намерений. Люди не подопытные звери, чтобы ставить на них социальные эксперименты. Всякая диктатура, в том числе и военная, занимается лишь тем, что лишает человека свободы. А все эти разговоры о тяжелых временах, о том, что кругом враги, просто предлог и не более. Вместо того чтобы задуматься над тем, почему все вокруг их не любят, люди начинают штамповать автоматы и водородные бомбы, надеясь вызвать любовь к себе угрозой термоядерной войны. Поверь, это не наш путь. Ваш Батя организовал людей на постройку крепости, и за это ему честь и хвала. Но каждому овощу свое время. Пора двигаться вперед. Нужны перемены. Нельзя вечно жить на военном положении.

— Так ведь война-то идет, — вздохнула Алиса.

— Война не на поле боя, война в умах человеческих, — изрек Цент с невыносимо умным видом. — Чтобы закончить войну, нужно победить идею войны.

— Да мы-то с радостью, но ведь зомби….

— Зомби не вражеская армия, — растолковал Цент. — Они просто внешний фактор. Пока вы их воспринимаете как натовских агрессоров, у вас в голове война. А раз в голове война, то и в жизни война.

— Да как же их не воспринимать как агрессоров, если они нас едят?

— А так, что какие-нибудь дикари в джунглях всю жизнь так живут. Там пантеры, тигры, змеи — все их съесть хотят. И ничего. Люди живут, любят, женятся, детей плодят. И не считают при этом, что у них война. Я думаю, что вам эту идею войны внушили.

— Кто? — испугалась Алиса.

— А кому война родная стихия? Военным. Если на белом свете мир, они сидят без работы. И никаких тебе премиальных, квартир и внеочередных воинских званий. Военные всегда хотят войны, а если говорят иначе, то врут. Поэтому военная диктатура самая опасная. Она разжигает войну в умах людей, и те уже не способны думать ни о чем другом. Пусть на улицах не рвутся бомбы, не звучат выстрелы, но это уже не важно, ведь в умах война идет полным ходом.

Цент замолчал, возмущенно покачал головой, и промолвил:

— Нет, так мы цивилизацию не возродим. Цивилизация основывается на мире. Свободный рынок, взаимовыгодная торговля, рост уровня жизни, сбор дани с жадных коммерсантов — вот что такое цивилизация. А война, это тупик. Это истощение ресурсов и физических сил, это оскудение умов. Это вещь пострашнее зомби-апокалипсиса. Мало выжить после конца света, нужно еще суметь остаться человеком. Я уже не говорю о спасении души, а это куда важнее простого выживания.

И Цент набожно перекрестился, пробормотав что-то вроде молитвы.

Алиса явно была под впечатлением от речей Цента и крепко над ними призадумалась. Сидящий на заднем сиденье Владик и рад бы был объяснить ей, что мнимый поборник либеральных идей на самом деле изверг и терзатель, который не любит тиранию только в том случае, если тиран не он, но открывать рот было и страшно, и бессмысленно. Стараниями златоуста Цента люди теперь считали его ненормальным, а ненормальных, как известно, не слушают. Ну и Цент тоже тут, а этот за попытку своего разоблачения может обрушить на борца за правду бесчисленные кары. Чего доброго, придумает новую оздоровительную диету, и заставит страдальца питаться не луком, а чем-нибудь похуже. Владик, правда, не представлял себе, что может быть хуже лука, но не сомневался — Цент обязательно что-нибудь придумает.

Вскоре подъехали Машка и Андрей. Девушка разрешила кавалеру занять водительское место, а сама сидела рядом и изо всех сил источала сексуальность. Владик все это видел, и тут бы ему пострадать от ревности, но он с удивлением понял, что не может. Все доступное для страданий место в его организме с горкой заполнил Цент. И все равно на душе сделалось погано. Он ведь до последнего верил, что сумеет покорить Машку, пусть не своей привлекательной внешностью, не выдающимся умом и не великими богатствами, ну так хотя бы измором и непрерывным давлением на жалость. Но видя, как возлюбленная, словно зомби, пожирает глазами местного мачо, Владик пал духом. Больше ему не на что было надеяться. Впереди его ожидал лишь кромешный мрак. Что с того, что он нашел последний оплот цивилизации? Цент тоже его нашел. А это значило, что недолго оплоту осталось стоять.

— Едем? — спросила Алиса.

— Да, погнали, — кивнул Цент. — Наши братья и сестры томятся в плену у злодеев, мы не имеем права мешкать ни секунды.

Девушка с восхищением посмотрела на Цента, Владик безнадежно уронил голову. Наивные люди! Как они не понимают, что это не настоящий Цент. Это троянский конь. Подлинный Цент затаился глубоко внутри, под фальшивой маской добродетели. Но когда он вылезет наружу, а он вылезет, в этом не приходилось сомневаться, живые позавидуют мертвым черной завистью.

Владик всхлипнул от осознания собственного бессилия. Он не мог спасти этих людей, потому что они не желали слушать правду. Им больше нравилась сладкая ложь Цента. Все, что оставалось несчастному программисту, это смириться с судьбой и наблюдать за развитием событий. И не просто наблюдать, а принимать в них, волей изверга, самое активное участие.