Прометей. Возвращение

Сергей Skolorussov, 2022

Новый ледниковый период наступит. Хотим мы этого или нет – он обязательно наступит. Таков закон. Закон развития и гибели любых звёздных систем. Вопрос лишь в том: сможет ли человечество приспособиться? Сможет ли выжить? Сможет! Но лишь в том случае, если люди перестанут попусту тратить силы и энергию на борьбу друг с другом.

Глава пятьдесят восьмая

19 апреля

Хутор Смородинский

Инопланетянин — американец — уйрус

Шелихов последний раз ласково протёр тряпкой агрегат и потянул за шнур стартера. Двигатель мотоблока взревел с пол оборота. Ремонтник с удовольствием вытер этой же тряпкой руки. Приятно, когда тебя техника слушается. Как говорил Вит: технику надо любить, как свою девушку. Да, девушку… Ну, где она? Где прячется? И где Бузмаков? Дозвониться до них не получилось. «Абонент не в сети» — противный женский голос, вымотавший все нервы. Ничего-ничего, скоро узнаем.

На шум двигателя в гараж заглянула Настя:

— Завёл-таки.

— Вся ваша техника, хозяйка, в рабочем состоянии, — Ярослав указал в сторону стеллажа, на котором были разложены различные электроинструменты. — Так что, при наличии электричества, всем этим можно пользоваться без всяких предисловий. Машину и мотоцикл я тоже заводил — работают, как новые. Но, к сожалению, бензина в настоящий момент хватит только на несколько дней работы вот этого зверя, — при этих словах он нажал тумблер остановки двигателя и мотоблок заглох. — Скоро за мной прилетят, в крайнем случае — приедут. Поэтому весь небольшой запас бензина, а это литров 25, я оставляю здесь. Вам он нужней.

— Дозвонился?

— Связь жуткая, но бабушка меня услышала.

— «Бабушка»?

— Да, у меня замечательная бабушка. Она всех на уши поставит. Тем более, меня, наверное, уже обыскались.

— Вас? — немного удивилась женщина.

Ярослав не успел объясниться. В гараж буквально ввалился Пашка, пощупал мотоблок и с удовольствием констатировал:

— Ух ты! Тёплый. Значит, в этом году я все три наших теплицы вспашу.

— Сможешь? — поинтересовался довольный проделанной работой Ярослав.

— А то? И ты бы на моём месте смог, когда мамку без лопаты уже представить трудно, — и тут же следом, без остановки: — Инопланетянин проснулся. По-русски, гад, лопочет…

…Инопланетянин сидел на кровати в одних трусах. Он с усилием потёр-помял своё лицо и сосредоточенно уставился на «аборигенов». Поняв, что в комнату вошли не враги, слегка обмяк.

— Мне надо срочно позвонить, — вместо привета прохрипел он.

Пашка и Ярослав не успели сделать и шага от дверей, как Настя подскочила к инопланетянину, пощупала его лоб, резко отдёрнула руку и попыталась уложить гостя на кровать. Тот с силой оттолкнул её и задал резонный вопрос:

— Где я?

Словоохотливый Пашка подсуетился:

— На планете Земля солнечной системы нашей галактики.

Сказанное им не сразу дошло до гостя:

— Где?

— В России, родной, в России, — женщина всё же уложила инопланетянина на постель. — Лежи, у тебя температура под сорок.

Он опять попытался встать:

— Мне нельзя лежать. Мне надо позвонить.

— Лежать, я сказала! — прикрикнула на него Анастасия. Прикрикнула так властно, что пациент всё же повиновался. Уже более миролюбиво добавила: — Не будешь меня слушаться, сгоришь за два дня. Давай, для начала я тебе укол поставлю и лекарства дам. Пашка, поставь чайник, завари малину и травы, которыми я тебя зимой отпаивала. Но сначала принеси аптечку.

— Какой укол?

Голос у пришельца был слабым и хриплым. Говорил он тяжело, с придыханием. Его явно мучила сильная простуда.

— «Какой укол»? Какой надо укол. Температурку сбивать будем, — пояснила голосом заботливой сестры милосердия Настя. — Ну-ка, покажи язык. Не так, горло хочу посмотреть, — она ложечкой прижала язык и заглянула в глотку гостя: — У-у-у, да тут империя вирусов. Плохо всё. Давай-ка снимем с тебя одеяло. Незачем температуру нагонять.

Она стянула с него одеяло, оставив в одних трусах — жалким и дрожащим.

— У, как трясёшься! Это тебя от жары колбасит. Ничего-ничего, вылечим. Пашка, ты где застрял?

Из глубины дома донёсся голос:

— Сейчас! Погоди!

Женщина успокаивающе похлопала инопланетянина по руке:

— Не бойся, я всех лечу.

Пашка уже стоял рядом с матерью, передавая ей всё, что она заказывала. Но, услышав последние слова матери, добавил голосом наполненным гуманизмом:

— На Земле медицина хорошая. Мамка у нас всех лечит: меня, Дашку, Бурёму — это псина наша. Даже кур лечит — водкой и аспирином. И тебя вылечит. Вы почти такие же, как мы: две руки, две ноги. И болеете, как мы.

Дрожащим от озноба голосом, инопланетянин пробормотал:

— Почему ты, парень, всё время про «Землю» говоришь? Это у тебя тема для шуток такая? Или я что-то упустил, пока спал?

— Ты разве не инопланетянин?

— С чего ты взял? Я человек. Разве не видно?

— Нет.

Гость выдал дробь зубами и мотнул головой:

— Ну, ты даёшь!

— Так ты не инопланетянин?

— Нет.

— Странно… А как ты к инопланетянам попал?

— К «инопланетянам»? — гость поймал направление Пашкиного взгляда, упирающегося в снятую с него форму: — Так ты про форму… Она американская.

— А что тебя, американец, к нам занесло? — не унимался донимать гостя пацан. — У нас морозы. Здесь сгинуть легко.

«Инопланетный американец» выдал очередную дробь зубами:

— Чем болтать ерунду, лучше дай мне телефон. Он там в куртке.

Пашка исполнил просьбу, передав вытащенный из кармана курки голофон:

— Только зря, дяденька, всё это. Здесь связи нет.

— Совсем «нет»? — переспросил больной.

— Есть на горе, но туда целый час идти, даже больше.

Американец попытался соскочить, но Настя уже набрала шприц и сильной рукой повалила его на кровать:

— Никто никуда не пойдёт, пока не вылечится. Поворачивайся, американец, булками вверх.

— Да не «американец» я.

— Сейчас узнаем, кто ты. Если ойкнешь — значит, «американец».

Он не ойкнул. Настя отложила шприц и перевела взгляд на Павла:

— Ты зачем мне сухие травы принёс?

— Сама сказала.

— «Сама сказала». Думать надо прежде, чем делать. Он же не корова, чтобы сухую траву жевать.

Пацан тут же исчез. Мать крикнула вдогонку:

— Заваривай, как Даше! Да принеси воды таблетки запить, — не останавливаясь, переключилась на пациента: — И кто ты по национальности?

— Уйрус.

— Кто?

— Уйрус. Отец у меня уйгур, а мама русская, — он постарался улыбнуться, но на его мужественном лице улыбка получилась не очень располагающей: — А вообще, я русский. Был бы рад быть и уйгуром, но отца своего не помню, а о родственниках с его стороны даже не слышал.

Настя продолжала выспрашивать:

— И как тебя зовут?

— Влад. Влад Ахтаров. Как мне позвонить отсюда?

— Пока никак. На террикон надо взбираться, а у тебя страшная простуда. Дай бог, не воспаление лёгких. Какие могут быть терриконы в таком состоянии? Да где он там с водой?

Она вышла. Уйрус обратился к Ярославу:

— Проведёшь?

— Провести-то проведу, но стоит ли оно того, чтобы больным к чёрту на рога переться?

— Стоит, — пациент сел на кровати. — Будь добр, дай мне костюм.

— Не надо тебе этого…

— Дай, говорю, — с нажимом повторил Влад.

Ярослав пожал плечами, недовольно повёл головой, но костюм всё же передал. Уйрус вытащил из специального отсека капсулу, пробормотал:

— Жаль последняя…

Но Ярослав схватил его за руку:

— Погоди! Я в два часа собирался идти звонить. Так время назначил. Сейчас одиннадцать. Пойдём в час, тогда и используешь свой допинг. А пока пройди полный комплекс Настиных процедур. Я за тобой зайду.

И Ярослав вышел из комнаты в небольшой холл. Он хотел уже толкать входную дверь, но непроизвольно прислушался к разговору сына с матерью:

— Мам, как тебе этот американец?

— Никак. Почему спрашиваешь?

— У Ярослава невеста есть.

— Господи, да ты никак сводничеством занялся?

— Надо кого-нибудь из них оставить. Я бы Ярослава оставил, но у него есть женщина.

— «Оставить» — скажешь тоже. Это тебе не велосипед и не игрушка.

— Нам мужик нужен.

— Хватит болтать ерунду. Отец вернётся, как ты после таких слов в глаза ему смотреть будешь?

— Не вернётся. И мы скоро умрём. Ещё одно лето пройдёт, а потом только зима наступит. Все люди замёрзнут.

— Откуда ты этого набрался? Телевизора нет, связи нет.

— Терёха сказал.

— Слушай его больше.

— Терёха никогда не врёт. На земле будут жить только ледяные зомби.

После небольшой паузы донеслись нежные слова женщины:

— Эх, Пашка, Пашка… Мужичок ты мой единственный…