Superстар

Сергей Skolorussov, 2022

Убийца-садовник. Убийца-садовник. Убийца-садовник. Убийца-садовник. Убийца-садовник. Убийца-садовник. Убийца-садовник. Убийца-садовник. Или всё-таки не он?

Глава пятая

28 августа, суббота

Александр Яковлевич пил кофе, когда в проёме кухни показался сонный Виталька. Он был в трусах и босиком. Потянувшись, кряхтя произнёс:

— Доброе, дед.

— Доброе, доброе. Что так рано? Совесть спать не даёт?

Внучок присел на стул рядом с дедом:

— У меня есть железобетонное оправдание.

— Так-с, даже интересно. Какое?

— Я думал, ты в Ригу умотал.

Смильтон улыбнулся:

— Мотив понятен. А чего тебе дома не сиделось?

— В Иркутске жара страшенная, друзья куда-то все рассосались, а дома родичи и комп. Скукотища…

— А здесь весело.

— Угу, — Виталик залез в холодильник в поисках съедобного.

— Зря время не терял.

— Угу, — он вытащил колбасу, сыр и кетчуп.

— Кого это ты привёл?

— Дед, посуди сам. Мы только что поступили. Поверхностно на экзаменах познакомились. Сейчас учёба начнётся, а мы друг друга не знаем. Надо же было влиться в коллектив. Сплочённый коллектив — гарантия активной учёбы. Вот мы и устроили вписку.

— Куда устроили?

— Ни «куда», а «что». Вписка — от слова «вписаться».

— Так-так-так-с, понятно. Так они и жили: губы красили, а задницу не мыли.

— Дед, твои прибаутки меня развратят.

— «Развратят». А не боишься, что твоё «сплочение коллектива» меня быстрее развратит. Видел я ваше сплочение. Некоторые так сплотились, что боюсь, вскоре могут стать родителями.

— Не преувеличивай.

— Ладно, это я просто подтруниваю над вами.

— Можно подумать, что вы были не такими.

— Не знаю. Не помню.

— Врёшь ты всё. У тебя отличная память. Всем на зависть. Сам, кстати, чего в Ригу не поехал?

— Дела здесь появились.

Когда правнук узнал, что дед ведёт расследование, он взмолился:

— Возьми меня с собой. Ну чего ты? Хочешь, чтобы я здесь болтался, как бычок в унитазе? Пропаду. Морально разлажусь. Я же на юрфак поступил. Почему бы мне сразу с практики не начать? Ты бы так не хотел?

Дед задумался, но затем махнул рукой:

— Ладно! Но при одном условии. Ты везде будешь сидеть и молчать. И главное — не встревать!

— Издевательство форменное. Разве это педагогично? Я же не надувная кукла, чтобы тупо сидеть и ничего не делать.

— Такс-такс-такс… Хорошо, ты не будешь сидеть и ничего не делать. У меня к тебе будет небольшое, но ответственное поручение.

Виталий недоверчиво фыркнул:

— Какое, интересно?

— Будешь составлять досье.

— «Досье»? На кого?

— На всех. На всех фигурантов этого дела.

— Понятно. А что в нём должно быть?

— Ну-у-у… вспомни старые фильмы.

— Понял! Характер нордический, примерный семьянин, порочащих связей не имел…

— Э-э-э, ну практически так…

…Стоило Вагину зайти в кабинет Николь, как он тут же набросился на старика:

— Ты чего себе позволяешь? Твоя напарница доложила, что ты вчера вытворял. Это хорошо, что Тумашова жалобу не накатала.

— Юрий Аркадьевич, мне приходится прибегать к нетрадиционным методам, так как ваша контора своими непрофессиональными действиями завела следствие в тупик.

— Какими?

— Такими. Куда ни ткнись сплошные недоработки. Сплошные затыки.

— Ты о чём?

— О том. Вот ты прискакал и сразу давай орать. А должен извиняться. Ай, ай, ай! Важная персона напишет телегу. А то, что вы орудие преступления профукали — это как?

— Это ты про камень? Смешно! Видел в мусоре какой-то таджик камешек. И что? А, может, и не видел вовсе. Если бы он до этого ещё больше пыхнул какого-нибудь зелья, то ему и пулемёт мог померещиться. Где камень?

— Это я тебя должен спрашивать — где.

— Самоубийство это…

— «Самоубийство»?

— Тьфу-ты — несчастный случай.

— Так-то оно так. В мёртвом лесу и дятел соловей.

— Ты это к чему, дед? — нахмурил брови полковник.

— Чего тебе ещё остаётся? Несчастный случай — и точка. Так проще. Выдвинули одну версию и держитесь её. Красота! Другие же разрабатывать надо. А это хлопотно. Думать надо, бегать, работать. Убийство это. И я буду продолжать расследование. Хочешь запретить? Запрещай. Но учти, я доведу дело до конца с вашей помощью или без. Запрещай! Но как бы потом тебе бледно не выглядеть. В твоих, Жора, интересах мне помогать. Я частное лицо. Меня здесь нет, не было и не может быть. Мне награды не положены. У меня уже давно грудь впалая, чтобы на неё ордена вешать. Все заслуги на твоё имя запишутся. Должен понимать, если не дурак. Это как в футболе: позорная вымученная игра забудется, а победный счёт останется. Думай, когда принимаешь решения, — старик с улыбкой на губах панибратски похлопал по богатырской груди Вагина.

Конец ознакомительного фрагмента.