Шептуны. Мистическая повесть

Семен Александрович Майоров

Эта повесть подойдет любителям природы и хорошей мистики. И посвящена она памяти замечательного детского писателя Юрия Коваля.

Глава 1

Темнота. Темнота беспросветная. Ни лучика света, не единого звука, ничего. Из кромешной тьмы возникает белая точка, размером с молекулу, и прорастая как зерно сквозь рыхлую почву перед нами появляется комната с одной дверью и одним окном, с холодильником и компьютером, и небольшим красным диваном по правую руку.

Кругом разбросаны книги, вперемешку с распечатанными ксерокопиями и обрезками от цветных карандашей. У батареи стоит стол, слегка прогнувшийся под ношей, крепко сцепив руки за которым, спит молодой человек с длинными, кудрявыми волосами и невинной пока ещё детской улыбкой на лице.

Серый, вязаный свитер и гавайские шорты на его тощем теле, прекрасно дополняют окружающую композицию из хаоса и неразберихи. Ручка, что лежит на столе, замерла на слове «Парадигм».

Блестящие кожаные наушники, болтаются в воздухе между столом и паркетом. Звучит музыка, но её уже давно никто не слушает.

Телефон внезапно задрожал, и человек снял трубку.

— Алё. Егор. Это я.

— Кто я?

— Да проснись же ты наконец. Да Шура это, кто ж ещё. Короче, тут такое дело, Арсений Михайлович ждёт тебя к трём, так что сдавать будешь последним. И не забудь в парк, после сдачи. Увидимся.

Через пару часов, я явился в совершенно пустую аудиторию, где и проходил экзамен по социологии. Седой профессор Арсений Михайлович Блюмштейн, листал толстый журнал, время от времени прерываясь на чашечку кофе.

— Нус молодой человек, — хриплым голосом сказал он, — проходите, тяните билет.

Ну я и вытянул, и экзамен прошёл на удивление успешно, ведь мне попались как раз те вопросы, которые я повторял накануне. С другой стороны, если бы нашёлся билет «Основные научные парадигмы в классической социологии», я б точно сразу пошёл на пересдачу.