Обуревают чувства – одуревают мысли. Эмоциональный монолог

Сева Смеходув, 2014

Творец разрешился от бремени мыслей. В юношеские лета лишь хватался за голову: «Стоп, стоп, стоп…» – Мысли его шустро разбегались и прятались, какая куда. Не догонял. Годы берут своё. Юноша бледный со взором горящим стал мужиком, перегаром смердящим. Заматерел. Помудрел. Поднаторел. Ползучие выражения скользкими писклявыми выводками выпускает из детородного подсознания. Они оперяются и громкогласно гомонящей стаей от творца – на волю, в народ. Крылатые слова. Автор назойливо убеждает, прочих читать – попусту напрягать зрение. Бледная копия слепящего оригинала. Содержит нецензурную брань.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Обуревают чувства – одуревают мысли. Эмоциональный монолог предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Зонка-выпивонка

Фантасмагория

для балаганных кукол

в трёх глюках

Злодействующие лица

Блатной Пегас. Битый досиня, несудимый с осени. Завсегдатай зон да тюрем — то в ШИЗО, то в БУРе, то на нарах, то на шконке, то в КПЗ, то в осуждёнке… Мотать срок задолбался — и в бега подался.

Генерал Наднамный. Важняк-милиционер, начальник контрразведки Системы спецмедвытрезвителей МВД СССР. В гастроном направлен — по заданию вышестоящего по званию. Цель задания проста: проникнуть в злачные места, среди народа покрутиться, по-свойски в очередь внедриться, купить бутылку водки и обстановку отразить в оперативной сводке.

Капитан Нержавейка. Генеральский адъютант — служака, карьерист, педант.

Рыжий Опер. Сыскарь — супер. Под бандюгана шифруется, на погоняло «Ржавый» отзывается.

Продавщица Клавка. По блату водку продаёт из-под прилавка.

Васька Подтёркин. Он легче Родину предаст, чем взаймы копейку даст. Филки в свинью-копилку заначивает, капиталец сколачивает; приторговывает чем придётся. В миллиардеры рвётся.

Илюха Неврубон. Кряжистый, будто из дуба топорами тёсаный — детина, ломом подпоясанный. Пролежал пластом он тридцать лет на печке — самогонку пил, при свечке. Послан деревенской сходкой ходоком в Москву за водкой; паспорт, кошелёк по пьянке потерял; угораздило — застрял. Не врубится — как извернуться, чтоб в деревеньку возвернуться.

Старец Калькутта. Марьинорощинской заточки старичок! Греет зоны: за колючку уркаганам наличман шлёт с воли — на чифир, водяру, табачок… В фуре, на «Камазе», мешки с баблом по кичманам развозит. Первым жиганами был на Соловках коронован! Для тех, кто с понятием, — навроде священной калькуттской коровы: за то, что впрягся сидельцев кормить и поить, не моги его ни резать, ни доить.

Зомбуша. Кто он — и сам не знает, дурик: живоглот или жмурик.

Банда Белых фильтров:

пахан Ворохан. Карак казанский. Смотрящим за Москвой ордынцами поставлен, братвой татарской. Козырный, с весом! Под гжель расписан.

Брательники Боковички. Засовывают фраерам в носы бычки; изредка, из уважухи, — сигареты целые, фильтры — белые; не всем подряд, а кто в дымину пьян — свалился, где отруб застал — до хаты не дотопал. Плачь по мужу, Пенелопа!.. Хохмачи. Ещё и не такое горазды отмочить.

Качок. Старший Боковичок.

Сморчок. Младший Боковичок.

Мальчик Филипок. Этот маленький шалун опасен, как медведь-шатун. Всюду шатается с косяком — папиросина в зубах, с прикушенным мундштуком. Что мены, что урки — ему до фени по обкурке: кому бы ни забил он стрелку, разборка кончается перестрелкой.

Девочка Роза. Из «Кама-сутры» знает позы. За грины она путанит, на шару трахаться не станет; её дрючат интуристы — герр, месье и даже мистер.

Растерзайка. Шмара из кошмара.

Старушка Пердушкина. Спекулирует водкой и тем, на что был спрос, когда была молодкой.

Полемист Демагогиевич Балаболкин. Эталон горячечного демократа: краснобай, обожатель дебатов; доводят словопрения до умоисступления — предпочтёт под пытками загнуться, нежели заткнуться.

Шурка Местнота. Шуропан, домушник; на сотни краж одна отсидка, прушник.

Ванька-остаканька. Шахтёр, бугор; глазомер — барменам пример. Под видом ремонта теплотрассы, подкоп мастырит под сберкассу.

Шахтёры. Бригада горняков, пятеро сутулых мужиков.

Товарищ Синюгин. Председатель колхоза имени «70-летия Летящего в коммуну паровоза».

Колхозники-продотрядовцы. В Москве крестьянский продотряд сметает с полок всё подряд: спиртное, съестное, штучное, развесное… Штурмуют кассы под транспарантом красным: «ДаёшЪ колбАсы в массы!»

Кулак Шматок. При Ленине раскулачен, подался контрик в лес. Про Перестройку от геологов прослышал. Вышел. Злобствует! Под полой — обрез. Поквитаться с коммуняками грозится, за коллективизацию. В очередях ведёт махровую антисоветскую агитацию.

Зубилыч. Стахановец, фронтовик — сталинской закалки большевик.

Сявка Бескликушный. Бормоглот — ещё тот! Пьёт — что течёт: любая влага — на спирту — ему во благо, слабоумный доходяга.

Хаим Фрайерман. Ни в мать еврейку, ни в еврея, своего отца, в кошаре иудейской паршивая овца — запойный пьяница.

Доктор Айбодун. Экстрасенс, шаман, колдун. Эскулап из греков… не голова — аптека! Рукоприкладством лечит, бубном, палочкой с огнём бенгальским, волшебными финиками, себя — в поликлинике. Пациенты, кто не протянул ноги, чудом повыздоравливали — правда, немногие.

Кроме говорливых артистов, задействованы горластая массовка и бессловесные статисты: крики, цивилизованные и дикие, дворник, чистоты поборник, снующие прохожие, на нас с вами похожие, горцы в кепках-аэродромах, пара, с носилками четверо санитаров, в рыцарских доспехах металлист, балалаечник-плясун, колченогий солист, торгаш с детской коляской, в белом халате, столпотворение покупателей, милицейский патруль — ретивая тройка, на Блатного Пегаса облава, полувзвод, двое дружинников и демонстранты — орава.

Помимо персонажей, очеловечиванием титулованных, шелупонь задействована, дрессированная: Тузик, рыбка, мухи, кошки, чёртики, воробушки и мандавошки.

Время. Соответствует галлюцинируемой теме. Междусобойчик кремлёвских важняков правит толпенью крезанутых глупняков. По всей стране проходят митинги и шествия, налицо симптомы массового сумасшествия.

Глюк первый

Штрафной изолятор. Меблирован казённо. На цементных подмостках шалый архаровец в зебристой робе. Сиделец окрылён Блатной Музой. Бенефис.

Блатной Пегас декламирует от решётки вертухайскому глазку:

— Из тюрьмы

спецом для вас

стишок прочтёт

Блатной Пегас.

Забубённого, меня

повязала ментовня.

Налетели кодлой —

и запинали, падлы.

Повод веский, а выпить не с кем. Крытка! Лафе кранты — отсидка… Скоротаю-ка облом воспоминанкой о былом.

У зэка в думках что? Свобода!.. За себя базарить буду… Что пятерик на зоне, что десятка: откинешься, воля — в непонятках.

Помню, ходу дал я в мае. Чуть не сошёл тогда с ума я!.. Государила в те годы партячейка — Политбюро ЦК КПСС, четырнадцать кремлёвских важняков, семейка. Союзом коноводить Горбачёва выбрали они — послушный, приглянулся он. Снизошёл на Мишаню закидон; по центру постоял на мавзолее — и закосил под Моисея: колоннами, походным строем, народ советский выводить стал из запоя; без карты вёл, без компаса — в коммунизм, по наводке Ленина-Маркса: «Ищи у-у-устье, где исто-о-оки, а запад — где-то на востоке».

Чтоб до вас домчало — не с конца начну, с начала.

По утряне — с бодуна — просыпается страна. У народа — отходняк. Поправится? Верняк! Кто чем — пивком или поллитровичем; сгонял — и нормалёк… Теперь прикиньте-ка: толпень подваливает за бухлом, а там — голяк, отовариться — непрохонже. Перестройка! Забодяжена уже.

Кирнуть, при горбачёвской власти, — не то что зэку, вольняшкам было за счастье. Прессовал — внаглянку, подлянка за подлянкой! — бормотушку упразднил, прикрыл шалманы… вилы! в магазинах что было: за водярой, за винищем — очередищи; после обеда стали продаваться — прививали нам отвычку по утряне похмеляться. Чем попало дерзали мы взбодриться! — аптечная микстура, парфюм, денатура… не залеживались на прилавках; тоже самое в продуктовых с шамовкой: враз сметалось — всё, что выставлялось!.. И от Бреста до Курил самосад народ курил — неделями в продаже нет ни папирос, ни сигарет… Зато повсюду — уйма лозунгов призывных; с плакатов — кумачовые понты: «Вперёд к победе коммунизма!»… Загнали если б нас туда — кранты… Э? Ништяк житуха! — ни в стельку, ни под мухой — сбылась ленинская заморочка, коммунизм — настал, народ дошёл до точки: ни в бу-у-удни не бухает он, ни в пра-а-аздники — подшился, заделался в отказники. Э?

Повеселиться хочется, да что-то не хохочется. Ей-ей! Такое может — лишь приглючиться.

Заветы Ленина не в силках был народу навязать Горбач, с коммунизмом пролетел Ильич: кое-что недотумкал, воплощёнка не срослась с задумкой. Мы, бывшие совки, откипешили послабуху — право быть, когда угодно, пьяными. Важняки в Кремле прогнулись перед нами, россиянами! Продажа — круглосуточно. Чего только нет в вино-водочных! От трёхлитровой — до чекушки, от вискаря — до бормотушки. Ну такая красотища! Чем в Америке почище…

Заглянем-ка в прошедший век, где жи-и-ил советский человек… Короче, так: сачки вам в руки — и ловите глюки. Баю-баю, свет я вырубаю.

Эх, было времечко! Пять копеек стакан семечек…

Москва. Май, 1991 год. Малый Идейный тупик. Эпизод.

Тьма ночная. Ущербный месяц кажет из-за обрюзгшей тучи малокровное личико, покрытое космическими лишаями. Креп небес в мерцающей звездной оспе. Над Москвой рубиновый маяк кремлёвской звезды. Окрест простираются необозримые столичные потёмки. Веерное отключение. Экономят электричество, из-за малого его количества. В полумраке размытый силуэт, Блатной Пегас — крадётся, таясь.

Блатной Пегас. (озираясь, настороженно, как урке беглому и положено). Улица. Безлюдье. Ночь… Грабить будут — некому помочь… Фраер вдалеке орёт… (Надрывается: «Мили-и-иция!.. Помоги-и-ите!.. А-а-а!..») Бомжей парочка бредёт: пигалица — мозгляк и, не чета ему, здоровяк — кряжистый, будто из дуба топорами тёсаный — детина, ломом подпоясанный…

Череда безликих фонарей. Шаровидные плафоны возжигаются. Мертвящий голубоватый неон залил тупик светоносной хмурью.

По тротуару, вдоль фасада смурого домины, ползёт громадная вертикальная черепаха в замурзанных сине-белополосых штанах и в котурнах — электромонтёрских ботах на каучуковой платформе. Панцирем двуногой рептилии служит заурядная помывочная ванна; из-под укрывалища зримы ручищи, удерживающие чугун и, закатанные до локтей, рукава землистой рубахи в лущёный горошек.

Носитель чугуна обряжен, точно игрушками новогодняя ёлка, коробками и тряпичными узлами; за ручку приторочен обтёрханной вервью ёмкий фибровый чемодан. Под задним ободом ванны болтается цепочный хвостик с резиновой затычкой.

В полутора метрах от затычки плетётся двугорбый оборвашка, схожий одновременно и с долговязой Дюймовочкой на сносях, и с замухрышистым Квазимодо; эластичная водолазка, заправленная в рейтузы, сформировала отвислый бурдючок; в заплечном рюкзачке-кенгуру громоздится свинья-копилка в ажурном чепчике.

Двугорбый грызёт морковь, высвечивая фонариком тротуар.

Подобрав лежалый обкурок, побирушка пополняет им стеклянную поллитровую банку, обвязанную бечёвкой за горловину, болтающуюся на боку, и наклоняется вновь.

Добычей побирушки стал оладышек, глазированный грязью, и скомканная обёрточная фольга с ковыряльной лопаточкой.

По-быстренькому обсосав пломбирную лопаточку, двугорбый разворачивает обёртку и слизывает каплющее, выказывая лакомую негу на плутовской моське.

Илюха Неврубон (гулко грезит баском из-под акустической толщи). Эх, щас бы щей похлебать — и на боковую, щёки мять. Печка, Машка, взбитая перина… Э-хе-хе…

Передний закраешек укрывалища приподнимается. Из-под чугуна выглядывает добродушная щетинистая ряшка — кудлатая головушка, носяра картошкой.

Васи…

Васька Подтёркин (отдёрнувшись от недолизанного, распекает). Чем в облаках витать — под ноги внимательнее смотри, дубина! (Попрекает, крохоборно потрясая оладышком.) Растоптал горбушку в лепёшку… от эскимо пропустил бумажку… (Артистично всхлипывая, симулирует переутомление.) Уй, уй, ломит как поясницу!.. наклоняйся, подбирай еду — корми его, иждивенца. Уй, уй, уй…

Илюха Неврубон (сетует кротко). С чево вдруг взвился-то, Васёк, в натуре? При деле ить и я, не дармоед! Пудов, поди, с десяток барахлишка своего велел сам на горбину мне взвалить… Уф!.. Еле волоку… Понагибайся-ка, попробывай, даже при моей мускулатуре… (Испрашивает, раболепствуя.) Передохнуть бы малость, слышь?.. Жду, жду, когды велишь… а ты, зараза, не велишь… А, Василёк? Привал когды? Километров, небось, хрен знает скоко отмахали — притомились оба…

Васька Подтёркин (брюзжит). «Оба, оба…» Сравнил!.. Желудочек со жменю у меня, а у тебя, бугай, утроба. (Размахивая эскимо, плаксиво.) Ну сколько обжирать меня можно!

Илюха Неврубон. Ты намекаешь на бамажку от мороженого?

Васька Подтёркин (эгоистично пыхтя). А на что же!

Илюха Неврубон. (умиляется, сострадая). Василёчек, успокойся — вылизывай, не бойся.

Васька Подтёркин. Всю?

Илюха Неврубон. Всю.

Васька Подтёркин. Всю-всю?

Илюха Неврубон. Всю, всю… И, ежели на то пошло, из общака варенье с крышек банок — тоже ешь; давай-давай — не робей, сладкоежка эдакий, — вылизывай, вылизывай…

Долизав недолизанное, Дюймовочка оттягивает нейлоновый ошейник водолазки и, порывшись в бурдюче, разрешается серым свёртком из паковочной бумаги.

Васька Подтёркин (шуруя языком по закаточным жестянкам, признательно). Ты настоящий корефан!.. С меня семечек стакан… когда стану магнатом…

Илюха Неврубон (бережно сгружает чугун наземь). Кем-кем?

Васька Подтёркин. Богатым-пребогатым!.. Если б жил не в СССР, был бы я миллиардер… Подожди, уеду в Штаты — грести деньгу буду лопатой.

Илюха Неврубон (одобрительно). Не сумневаюсь! Шустрый ты малец, выйдет из тебя купец… (Заискивает.) Да, Вась, не варит башка — надоумь? — может, и мне увлечься торговлишкой? Чево купить, чево продать — с выгодой чтоб торговать?

Васька Подтёркин (наварениваясь, благодушествует). Хоть чего! Будь пофигистом — купи за сто, продай за триста — станешь богаче Монте-Кристо.

Илюха Неврубон. Где ж, Васёк, мне стольник взять? Разве ж у тебя занять?.. Займёшь?

Васька Подтёркин. Так ты ж его, алкаш, пропьёшь! Держись меня, не пропадёшь. Чуть-чуть ещё поэксплуатирую — и расплачусь, отъезд в деревню финансирую… ты не беспокойся.

Илюха Неврубон (прямодушно, явственно обеспокоенный). Главное — не смойся… (Грезит.) Эх, щас в конюшню б, где кормят лошадей — овса пожевать иль отрубей… Э-хе-хе… Вся надёжа на тебя — богатей-ка побыстрей… (Хлобыщет ладонищей по лбу себя, встряской мозгов возвращая запамятованное.) Да, Вась, башка дырявая — спросить забываю: корыто-то чугунное, какого лешего по всей Москве я, не врублюсь, таскаю? Ей-бо, лень волочь эту хренотень.

Васька Подтёркин (зафитилив прочь вылизанную жесть, преображается в деспота). Имущество, гой, тебе доверено? Доверено! До упора нести велено? Велено!

Илюха Неврубон (взворачивая корыто, сетует). Э-хе-хе… Велено-то велено, дык пудов — немерено… (Кручинится.) Эх, кабала-неволя! Видать, такая моя доля — цельный день ни пить, ни лопать — топать-топать, топать-топать, то…

Двугорбый, тайно изыскав в бурдючке морковь, звучно вгрызается.

(Высунувши из-под укрывалища голову.) Ты чем там хрумкнул?.. Я подумывал уже, что чудиться мне с голодухи: как ни обернусь, он — раз! — и успевает быренько за пазуху чево-то спрятать. Всю дорогу, шельма, начеку!.. Чево за пазуху-то спрятал?.. Васька! Сознавайся-ка!.. Оглох?

Васька Подтёркин. Кто, я?

Илюха Неврубон (запинаясь, досадует). Н-н-ну не я же!

Васька Подтёркин. Я морковочку.

Илюха Неврубон. Морковочку?

Васька Подтёркин (выявив из-за пазухи недогрызанное). Морковочку.

Илюха Неврубон (грезяще уминая обкусок, укорачивающийся в хрумкалке). Вкусно, Василёчек? А?.. Небось, грызнешь когды, — во рте, зараза, так и тает…

Васька Подтёркин (выявив дряблый каротель, не таясь хрупает). Не-а… Хрум-хрум-хрум… Хрумкости не хватает. Хрум-хрум-хрум…

Илюха Неврубон. Дашь попробывать? Небось, не голодней чем я.

Придерживая корыто, оголодавший благоговейно, по-отцовски касается свободной ручищей дюймовочкиного бурдючка, на ощупь ревизуя запазушную кладовку.

Васька Подтёркин (пересчитывающе ощупывая бурдючок). Я бы, Илюша, угостил, да у меня у самого — всего… всего… всего — пред… пред… пред… пред… последняя. Хрум-хрум-хрум…

Илюха Неврубон (огорошен, возроптал). Н-н-ну ни хренашеньки залепуху выдал: «Пред, пред, пред!..» Ты кем себя при нашем общаке, Подтёркин, возомнил, бля? Кладовщик?! Товаровед?!. Уговор какой был промеж нами? Жратву, какую мы отыщем, всю — в общак, а опосля — на пайки делим, в пополаме… (Обозлился.) Сам в торбу из помоек мне велел гнильё накладывать, тухлятину да требуху… а чем подкрепиться не брезгает — отымает, гнида, — и за пазуху. (Взбеленился.) Завладел, по существу, всем съестным нашим имуществом! Дошло уже и пайку мою, бля, законную зажал — не выдаёт… Гони морковку! Васька, ж-ж-жмот…

Васька Подтёркин. Фиг! Не обязан делиться — частная собственность, для продажи пригодится. Хрум-хрум-хрум… Да! И нечего на меня пялиться… Я из-за этой морковки жизнью рисковал в зоопарке. В клетке, из конуры когда, — рассвирепевшие, вылезли, — кролики кого чуть у кормушки не загрызли? Тебя?.. Меня!.. По кому дробинками промазал сторож из берданки? По тебе?.. По мне!.. А где был ты?.. В загоне с пони дрых в копне. Вот… Хрум-хрум-хрум…

Илюха Неврубон (разобиженный, ропщет). Ж-ж-жмот… Всё — себе! Не много ль чести? Вместе бедствуем мы? Вместе!.. Разве ж токмо я должон переть с дуру на рожон?.. Припомни! топали мы сквером, кто сцепился с буль… зверюга, как его, терьером? Гонялся кто за псом, в пасти с мослом?.. Опосля не ты ль варёной подкреплялся бультерьятинкой? Причмокивал, нахваливал, заморыш, — сравнивал с телятинкой… Поровну пса поделили? Поровну поделили!

Васька Подтёркин. Сравнил!.. Ты в зоопарке дрых, а я был в скверике при деле. Хрум-хрум-хрум…

Илюха Неврубон. Ага, при деле! Чем помог? Повис на ветке, вскарабкался на тополёк! А слез когды, мотня обоссана, — припомнить чево с перепугу соврал? Брехун…

Васька Подтёркин. И ничего я не соврал! Я, если честно, яйца птичьи в гнёздышках искал. Хрум-хрум-хрум…

Илюха Неврубон (взъярился). Да за кого ты меня держишь, бля?! Какие яйца в середине февраля!.. (Могутно топает ботой, силясь припугнуть.) Гони морковку, по-хорошему!.. Осерчаю — на хрен скарб твой сброшу. Навьючил пожитки на меня — узлы, коробки, чумодан… в довесок и корыто я, — не знамо лешего какого! — аж за тридевять земель, чугунное, тащи… а он плетётся позади — да знай себе хрумкает втихую, гнида, овощи… (Сокрушается горемычно.) Э-хе-хе… Ну что за жизть, ядрёна корень! Ни кормлен цельный день, ни поен… (Выклянчивает у хрупающего.) Совесть поимей, хозяин? На тебя ж я задарма, считай, батрачу — за корма… Всю, что ль, проглот, сожрать её собрался?

Васька Подтёркин. А тебе завидно? Хрум-хрум-хрум… Развыступался! — из-за малюсенькой морковочки…

Перед Подтёркиным возникает безбрежно разлившаяся лужа.

Уй, лужа здоровенная какая, бли-и-ин… а у меня дырявые ботиночки. (Плаксиво, рисуясь, представляется маменькиным дитятей.) Илюшечка, роднусечка, возьми меня на ручки? Хрум-хрум-хрум…

Илюха Неврубон (форсируя мелководье, из-под корыта бухтит разобиженно). Ага, на ручки! Раскатал губищу… Топай-топай… Уж больно ты, Подтёркин, хитрожопый.

Васька Подтёркин (разрешившись из бурдючка гниловатым бананом, утыкает плод в водолазочную грудь, недоумевая натурально). Я — хитрожопый?!

Илюха Неврубон. Н-н-ну не я же!

Васька Подтёркин. Ну ты, Илюха, и свинья же… (зафитилив кожуру, насыщаясь беззвучной мякотью) в таком случае.

Илюха Неврубон. Гнида!.. Полгода на него батрачу — стараюсь, лезу вон из кожи… а до делёжки как доходит, так всегда одно и то же: себе — барыш, мне — с маком шиш… Уже и куркулятором обзавёлся… куркулёныш!.. Заграбастал всю жратву, что повкусней… Ты чево, Подтёркин, возомнил себя всех-всех умней?

Васька Подтёркин. А что — нет?

Илюха Неврубон. А что — да?!

Показушно буяня, Неврубон низвергает с хребтины треклятое корыто, гулко громыхнувшееся оземь, и оседлывает чугун, бойкотируя веленное.

Васька Подтёркин (огибая хлябь по бордюрной кромке, наставнически вразумляет саботажника). Я, запомни, выкручусь всегда. А вот тебе, Неврубон, кроме кладбища, — деваться некуда. С голоду опухнешь — и под забором сдохнешь. Вот… (Распекает, наседая.) Кто из нас, когда мы встретились, просил — чтоб побыстрее я деньжат поднакопил? Ты?.. Ты!.. На коленях ползал, гой, — канючил до хрипоты: «Деревенька, деревенька!.. Вызволяй! Деньжат маленько…» (Уступчиво.) Чтоб смог тебе я денег дать, чуть-чуть придётся подождать.

Илюха Неврубон (горемычно, с бурлацким надрывом в голосовых связках). Да скоко ж можно дожидаться! Невмоготу в Москве мне оставаться! Восвояси б из неё убраться!.. Кто б помог, куды податься?.. В ментовку, что ль, на милость сдаться?

Васька Подтёркин. Без паспорта?.. Без денег?.. (Аплодирует поощрительно.) Давай-давай, иди-иди! Дубинками отмудохают менты — и в обезьянник. К мартышкам посадят в клетку, и будешь там прыгать с ветки не ветку… пока не спустят шкуру! (Кошмарит, нагоняя жути.) Натравят Генпрокуратуру, заведут «Дело», и дело кончится — расстрелом. (Взявшись за воображаемое цевьё, прижимает к плечу предполагаемый приклад, целится в приговорённого.) Прицелятся — и из винтовки… (Правдоподобно отдёрнувшись, имитирует отдачу от выстрела.) Ба-бах!.. И кремируют — в печке, там же, в ментовке… (Кулачком бестрепетно колошматя Неврубона по воловьей лбине.) Полгода ведь втемяшиваю это в твою бестолковку!.. (Напирает безбоязненно.) Неужели не доходит?.. Вот бестолочь… Запомни: имущество моё дальше не потащишь, самому же хуже будет. Кроме меня — не на кого надеяться тебе, чтоб ты знал… (С деланным безразличием.) Ну что, сдаваться в ментовку пойдешь?

Илюха Неврубон (пригорюнился, зарекается опасливо). Не-е-е… Без паспорта суваться туды боязно. Уж лучше окочурюсь под забором — чем в обезьянник, к живодёрам… (Кручинится.) Эх, возвернуться б в деревеньку — на балалаечке потренькать… (Горемычно.) Ежели забогатеешь, наш уговор не позабудешь? Когды деньжищ нагребёшь, мне маленько отщипнёшь?.. Мне много-то не надо. За труды, в награду, билет на поезд, Василёк, купи — плацкарту, — хлебушка, картошки, ну и, ежели уважишь, поллитровку на дорожку. (Разуверившийся до безнадёги.) Купишь? А, Василёчек? Не обманешь?

Васька Подтёркин (покладисто). Как только накоплю, так сразу куплю… (Отчихвостивает, дожимая бесстрашно.) Я носильщиком для чего тебя нанимал? Чтобы помогал сколачивать первоначальный капитал… А ты ко мне со своей деревенькой пристал!.. Каждый день, с утра до ночи: «Плацкарта, поллитровка, плацкарта, поллитровка…» — канючит и канючит, канючит и канючит… Хоть раз ещё о деревеньке заикнешься, фиг вообще туда вернёшься. Пендаль, вместо плацкарты, схлопочешь — и катись, куда хочешь. Прогоню! Усёк?

Илюха Неврубон (тушуется, оробел). Ты это… не тово, Васёк… (Вскочив с корыта, заполошно охлопывает карманы, роется в торбе, выискивая.) Вчерась, копаясь в свалочке, я петушка нашёл на палочке — аппетитнейший, зараза, леденец. Приберечь хотел гостинец — к дню рождения тебе — чаял, попозже подарю. Да не на шутку осерчал, видать, ты на меня, неугомонного, — дай, думаю, задобрю… (Развернув затрапезную тряпицу, подобострастно подносит работодателю сахаристую сосульку, ублаговоляя.) Угощайся, плиз.

Васька Подтёркин (обомлел). Пе-ту-шок… Вот это да-а-а… Вот это кукарекнул для меня сюрпри-и-из… (Приняв подношение, укоризненно журит.) Что ж ты раньше-то молчал?.. Илюха! Человечище моё родное! Дурья ты башка!.. Да я… да мне… да для тебя — за петушка… (Мусля сладость, корит приторно.) Какая поллитра! Какая плацкарта! О чём между нами, кентами, базар-то?.. (Импровизирует вдохновенно.) Раскручусь как только, стану побогаче, — выставлю: рюкзак поддачи… закусона — гору! — пачку стольничков потрачу… выкуплю купе — четыре места, — лично! до перрона провожу — с цветком и духовым оркестром. Ка-а-ак грянут трубы — и приступишь к пьянке, под «Прощание славянки»!

Илюха Неврубон (осчастливленный посулами). Во уважишь! Не, взаправду, Василёчек, — под музычку?!

Васька Подтёркин (рассеянно, всецело поглощённый вылизыванием). Под музычку, под музычку.

Работодатель, потерявший всяческий интерес к теме дорогостоящего отъезда батрака в деревню, плетётся к урне на углу домины.

Стимулированный посулами, батрак осчастливленно взваливает чугун на горбину и тяжелоатлетической трусцой нагоняет расщедрившегося.

Илюха Неврубон (грезит, смакуя посулы). Ух, аж мурашки по хребту! Бля, под музычку… (Спохватывается, упомнив.) Да, Вась, чуть было бы не позабыл… ишо б мне табачку, уважишь ежели, и свечки. (Угодничает.) На тебя вся у меня надёжа. Ты не робей, будь со мной построже: ежели тяжёлое чего-нибудь найдёшь, вели — расстараюсь, подыму с земли.

Осветив фонариком урну, Подтёркин заглядывает любознательно в бетонное жерло и, звучно дробя зубками сахаристого петушка, сбрасывает в прииск деревянную косточку.

Васька Подтёркин (подняв у урны кирпич, покрывавший салфетки). Посмотри-ка — что там, под бумажкой? Пирожок?.. или какашка?

Илюха Неврубон (поддев ботой лепёшку). Кажись, какашка.

Васька Подтёркин (брюзжит, распекая нерадивого). «Кажись, кажись…» Баран, блин, твердолобый… (Повелевает.) Подбери, на вкус попробуй!

Неврубон, потакая деспоту, тотчас сгружает корыто, надкусывает лепёшку и вдумчиво дегустирует её, от жевка к жевку всё более и более омрачаясь.

(Гадливо, кривясь.) Ну как?.. Какашка?

Илюха Неврубон (сплюнув кашицу, брезгает). Тьфу!.. Все ж таки, кажись, какашка. Тьфу, тьфу…

Васька Подтёркин. «Кажись, кажись…» На всякий случай — в торбу положи, до кучи. На чердак к котлу вернёмся, разогреем — разберёмся.

Илюха Неврубон (грезит, пополнив лепёшкой торбу). Эх, возвернуться б в деревеньку — на балалаечке потренькать… (Упомнив, спохватывается.) Не, то успеется. Первым делом — к Машке клеиться… (Упомнив, спохватывается вновь.) Не, и Машка опосля — свербит об выпивке мысля. Щас бы первача бидон да посытнее закусон…

Близится бархатный рокот мотора. Из-за пологого поворота, извозюкав неоновый тупик конусным пуком перспективно лучащихся фар, величаво выруливает чиновничья «Волга», кичась официальной надкрышной мигалкою.

Васька Подтёркин. Тише!.. Машина… Слышал?

Илюха Неврубон. Слышал.

Васька Подтёркин (заглядывает за угол). Гой какой-то из «Волжаны» вышел.

Пассажир покинул салон. Ахнула дверца кабины, захлопнутая принудительно.

Фыркнувшая «Волга» отъезжает. Презрительный шелест шин отторгает пешехода. Фары меркнут.

Илюха Неврубон (заполошно охлопывая себя). Где?

Васька Подтёркин. За углом… (Распоряжается.) Неврубон, распутывай лом.

Илюха Неврубон. На хрена?

Васька Подтёркин. Сзади подойдём, ломом припугнём — и кошелёк отберём… (Бездействующему, подстрекая.) Распутывай, Илюха! Ну что стоит тебе? Давай с ломиком к нему? — для смеха.

Илюха Неврубон (взбунтовался, добряк). Сдурел, гадёныш?! Корчишь из себя артиста, комика! Неповинного человека, смеха ради, ломиком…

Васька Подтёркин. Тише!..

Двугорбый, придерживая бережно банку, прилёг на бурдючок, по-шпионски заглядывает в амбразуру, образованную углом и урной.

Тупиковый пейзаж полон обновленческими признаками дорожных работ: зашкурен от асфальтовой коросты, перекрыт гладильным катком и щебёночными барханами.

Подъехавший пешим порядком огибает барханы, скоро доходит до близкого здания наискосок от угла и останавливается под светодиодной вывеской «ВИНО-ВОДОЧНЫЙ БАКАЛЕЯ».

Витрина разнесена вдрызг, пробоина наглухо заколочена фанерными щитами.

Ночной прохожий, застыв в позе изваяния, обозревает подтечную надпись: «ЗАКРЫТО РЕМОНТ», намалёванную масляной кистью на щитах размашистым молярным почерком.

Подтёркин навострил лопушистые уши.

От витрины долетают ругательские словосочетания «ч-ч-чёрт» и «пр-р-роклятье», преисполненные прочувствованной досады.

К нам идёт… Заметит — драпанёт… (Простудно шмыгая заложенной носопыркой.) Одет, обут — во всём приличном… и пахнет чем-то заграничным…

Из-за угла браво вышагивает породистый, пухлощёкий толстяк с патрицианским, не лишённым благородной римской привлекательности, профилем.

Экипирован новоприбывший в подветренно распахнутый плащ болонья шоколадной палитры, безупречно отутюженный габардиновый костюм, неброскую шляпу фасона бридэ с слегка загнутыми полями, обшитую по кайме шелковичной лентой, и в камбаловатый галстук.

Горделивая надкресельная осанка и презентабельного лоска бюрократический портфель выдают в субъекте тёртого калача кабинетной закваски.

(Лёжа, внезапно.) Эй, мужик! Который час, подскажи?

На фоне надрывных воплей окрест: «Мили-и-иция!.. Помоги-и-ите!.. Гра-а-абят!.. А-а-а!..» поведенческая реакция субъекта адекватна. При виде коварно подкарауливающего Атланта, который, удобя ванну, вздымает чугун, вот-вот готовый обрушиться ему на шляпу, ошарашенно вскрикивает, пятится и, споткнувшись о тротуарный бордюр, бацается навзничь на газон.

Шляпа, покинувшая владельца, шустренько откатывается.

(Восторженно, в синхронной последовательности откомментировавший инцидент.) Ой, Неврубон, перепугался как он!.. Пятится!.. Спотыкается!.. Падает… встаёт… ползти пытается!.. Физзарядкой занимается?

Нахлобучив поверх макушечной вязаной ермолки провальную фетровую шляпу, двугорбый, с кирпичом наотмашь, бравируя преступностью умысла, — вприпрыжку к гою за кошельком.

Субъект некомфортно возлежит на животе, судорожно возится с портфельными застёжками, катает колёсики кодовых замочков; распечатав сейфоватое кожаное хранилище, извлекает громоздкую бакелитовую кобуру-приклад, из неё, воплощённого в изделие, воронёного однофамильца Стечкина.

Генерал Наднамный (грозно, целясь в комментатора). Руки вверх! Стоять, не шевелиться!.. Буду стрелять! Милиция!

Васька Подтёркин (яичной наседкой присев на выроненный кирпич). Ой, Илюша, кому это? Касается тебя, по-моему? Слышал?

Илюха Неврубон. Кажись, Василий, велено обоим…

Васька Подтёркин (ёрзая на кирпиче с капитуляцки воздетыми загребушками). А я-то, не пойму, к чему ему?.. Товарищ, правильно мной понято распоряжение? Я продолжать могу дальнейшее передвижение?

Генерал Наднамный (взвинчено пресекает). Не сметь!.. Прыжок, шажок, малейшее телодвижение — и открываю я огонь… на поражение.

Васька Подтёркин. На поражение?!. В каком же мы, по-твоему, замешаны составе преступления? Мы просто подошли, а ты…

Генерал Наднамный. Не «по-до-шли», а совершили нападение! — на пешехода, с целью ограбления… (Восставая с газона.) О-бна-глели! Нападать — из-за угла — на генерала, сотрудника милиции…

Васька Подтёркин. Генерала?!

Илюха Неврубон. Милиции…

Васька Подтёркин (дерзит, напирая отважно). Не ври! Где форма, где амуниция?

Генерал Наднамный. Мал-чать! Не сметь со мной, мерзавец, фамильярничать!.. (Официально строго.) Чего шляетесь, куда и зачем направляетесь?

Васька Подтёркин (присмиревший). В Мытищи…

Илюха Неврубон. …подножную кормёжку ищем… А ты?

Васька Подтёркин. В чём, явленья нам, причина — высокого такого чина?

Генерал Наднамный. Мал-чать!.. Я — задавать, вы — отвечать. (Нерубону, неприязненно.) Вещи чьи, краденые?

Илюха Неврубон. Его.

Васька Подтёркин. Мои… Не краденые, на свалке загородной найденные.

Генерал Наднамный (крайне неприязненно). Ванну с какой целью на себя взвалил?

Илюха Неврубон (вздурчиво ярится, удерживая корыто над тугодумкой). А я откуда знаю, Подтёркин велел!

Генерал Наднамный (работодателю). Твоя?

Васька Подтёркин. Моя… Сам не могу же её я… а Неврубону ничего не стоит… Мало ли, вдруг погромщики? Накроет… (Всхлипывая и шмыгая, артистично бьёт на жалость, шельма.) По-другому — как? Деваться бедному биробиджанцу куда?.. Некуда!.. Нет у меня, товарищ генерал, другого выхода… В стране когда — пропали выпивка, еда… из кранов выпита вода… кто виноват во всём всегда? Или они — американцы, или мы — биробиджанцы. (Потупя пронырливые гляделки, предрекает прозорливо.) Гои наверняка учинят погром…

Генерал Наднамный (поражён несказанно). В Советском Союзе?! — погром??!

Неврубон, уразумев из интонации сведущего, что мыкался с повымочным корытом понапрасну, изрыгает: «Бля!» — и, в приступе гневливого силачества, шваркает постылый чугун оземь.

Монолит с погребальным грохотом раскалывается на крупногабаритные скорлупки.

Илюха Неврубон. Дур-дом!..

Генерал Наднамный. Ч-ч-чёрт… (Подтёркину.) Паспорт!

Васька Подтёркин (отлип от кирпича, копошится в бурдючке; разрешившись близняшками в идентичных гербастых обложках). Загран?.. или общегражданский?

Генерал Наднамный. Оба! (Сорвав с комментатора шляпу, изымает паспорта.) Прописка столичная?

Васька Подтёркин. Ага, биробиджанская.

Генерал Наднамный (бегло просматривая странички). Цель приезда?

Васька Подтёркин. Проездом… (Мямлит верноподданнически.) Благодаря о нас, биробиджанцах, партии коммунистической… заботе… и советского правительства…

Генерал Наднамный. (раздражён). Суть!

Васька Подтёркин. Слинять в Израиль хочу, на постоянное местожительство.

Генерал Наднамный (реквизируя паспорта в пиджак, Неврубону). Твой?

Илюха Неврубон (горемычно сокрушается). Потерял… Хоть волком вой!.. Оставаться-то в Москве мне не с руки — заждались, небось, в колхозе мужики: послан деревенской сходкой ходоком в Москву за водкой. В беду в столице, бля, попал — паспорт, кошелёк по пьянке потерял… Вот такие пироги, товарищ генерал. Э-хе-хе…

Генерал Наднамный. Ч-ч-чёрт, ш-ш-шантрапа!.. Веди теперь, сдавай их в отделение… А-ну, подальше отошли! (Веерно обмахиваясь шляпой.) Ой, не могу — стошнит… Допрашивай их, нюхай мочевыделения… Грязнющие, всклокоченные, потные!.. Не люди, а какие-то… какие-то… ж-ж-животные…

Безрадостно переглянувшись, зловонные дистанцируются от запашистого на карантинный рубеж, подобающий незавидному статусу отверженных.

Илюха Неврубон (удручён). За что же меня в каталажку? За какую-то бамажку? Кажись, ни грабил никого, ни крал. Ты, бля, товарищ генерал…

Генерал Наднамный (вспылил, задетый амикошонством). Па-пра-шу не тыкать и не блякать!

Илюха Неврубон (разведя немощно ручищами). Как же мне тогды калякать?

Генерал Наднамный (поражён скудоумием, послабляет). Ну надо ж быть таким балдой… Тыкай, блякай — ч-ч-чёрт с тобой!.. (Официальным тоном осведомляется.) Что делаешь в столице, где, по закону, — права не имеешь находиться? Суть!

Илюха Неврубон. Чево?

Генерал Наднамный (заткнув «стечкина» за пояс). Как, спрашиваю, встал ты на преступный путь! (Обнародует из пиджака авторучку и блокнот.)

Илюха Неврубон (уразумел, смышлёно кивает тугодумкой). А-а-а, про это… В ту пору не зима была, а лето. Испил я ребятёнком ковшик браги — и отнялись у меня ноги. Фельдшера — болячку, от которой занедужил я, — нашли: не в то горло градусы пошли. Пролежал пластом я тридцать лет на печке — самогонку пил, при свечке. Лежу — не тужу, в потолок себе гляжу: под головой фуфаечка, в руках балалаечка…

Генерал Наднамный (внеся некую конспективную пометку в блокнот). Меня не интересует, какие ты, разнообразя свой досуг, использовал музыкальные инструменты. Лаконичней отвечай!

Илюха Неврубон. Чево?

Генерал Наднамный. Кратко!

Васька Подтёркин (дублирует подхалимским эхом, счищая зубной щёткой газонное сено с плаща гоя). Кр-р-ратко!

Илюха Неврубон (возразительно мотает тугодумкой, упрямствуя). Не, запутаюсь я кратко, мне сподручней по порядку… (Бает с несуетной мужицкой основательностью.) Калек, каким был я, — лечи не перелечишь в нашей деревеньке: кто — пластом, кто — ползает на четвереньках; народу некогда пахать — то надо пить, то просыхать… Допил я, помнится, к полудню самогон — и поджидаю тетю Нюру, маюсь: не несёт полный бидон. «Куды ж она запропастилась?» — Не иначе, кумекаю, беда какая-то случилось…» И — точно. Вдруг — грохот, пыль! — коровник завалился, шлакоблочный: обветшала крыша… Минут с пяток прошло — и гвалт я во дворе заслышал… (Приблизясь к писцу, регулярно вносящему пометки, тычет палечной сарделькою в книжицу.) Не, не так — спервоначалу-то затявкала соба-а-ачка, а опосля-я-я уж — и они в избу вползают, на карачках: члены правления, пьянчуги… и председатель с ними наш… товарищ Синюгин. Все — в настроении плохом. И меня — как обухом: «Беда, Илюха! С самогонкой на деревне нынче глухо. Участковый, гад ползучий, всех самогонщиков прижучил!» По указке из райцентра, мол; заправляют там партейные и комсомол… Секретарь райкома — Стёпка Дурачинов — со всесоюзным выступил, стервец, почином: деревню нашу, знатным первачом кормящую, считай что все окрестности, назначил… как её, заразу… (хлобыщет припоминающе ладонищей по лбу себя) бля, башка дырявая — названье позабыл… ну, где солдатики с ружьишками злодеев стерегут?

Генерал Наднамный (прервав стенографирование, — лояльно, явно заинтригован притчей). Зоной трезвости?

Илюха Неврубон. Во! Зона трезвости… Похлеще Стёпки ишо, дескать, учудил Горбач: отменил водку по области. Днём с огнём не сыщешь в магазинах поллитровку! Кого-то надо бы, галдят, в Москву, в командировку: «Созвали мы, члены правления, сходку в сельсовет, Илья, — общеколхозное собрание, — дабы выбрать ходока, поздоровее мужика». Без тебя, галдят, никак — пропадаем! Так и так: «Обсудив, сравня с твоей, свои мускулатуры, — утвердили мы твою, Илья, кандидатуру. Хватай рюкзак, езжай в столицу — привезёшь опохмелиться… А не встанешь с печи — извиняй, на себя ты, Илюха, пеняй: быть тверёзым тебе — до второго потопа…» С перепугу я вскочи-и-ил — и потопал… (Спохватывается, тыча палечной сарделькою в книжицу.) Да, чуть не позабыл про главное: погодка-то стояла сла-а-авная… Ну и, вестимо, скинулись — деньжатами снабдили… До околицы, кто потверёзее, насилу проводили: «Доведи тебя, Илья, до вокзала колея…» Упрятал я кошель за пазуху — и в путь-дорожку, ломик прихватив заместо посоха… По сугробищам неезженым, нехоженым — в райцентр, откуда лестница чугунная к Москве проложена, — цельный день ни пил, ни лопал! — топал-топал, топал-топал, топа…

Генерал Наднамный (строчить перестав, прерывает благорасположено). Достаточно, достаточно, Илья. Факт налицо — в столицу ты попал. Ограничься, живописуя злоключения свои, мегаполисом. Вкратце. Ну-с?

Илюха Неврубон (супротивничает, норовисто маша ручищами). Куды там! Бурелом! Проскочи, попробывай, мигом по лесу… Шутка ли? — километров с полста небось… Это опосля уж скорость набрал, — когды поездом… (Изливает душу, доподлинно истомившийся по участливости.) Жил-то типа на цепи барбоса, дальше будки не высовывая носа… а тут, бля, — избы на колёсах! — чудеса-а-а… Билет купил, проводник во внутрь впустил — и поехали-помчались, аж вагоны закачались… Забросил я под лавку вещи и дрыхнуть лёг — чтоб сон зрить, вещий. Приснилось — то, что загадал: хорошенечко поддал; затарился водярой я, — в колхоз родимый приезжаю… — обра-а-адовались мне поболе, чем огромадному урожаю… Проснулся я — с боку на бок ворочаюсь, заснуть-то уж не могу…

Генерал Наднамный (изнывающий, захлопнув блокнот). Суть, суть! Короче!

Васька Подтёркин (подхалимским эхом, счищая зубной щёткой газонное сено с брюк гоя). Кор-р-роче!

Илюха Неврубон. Короче, охота выпить — нету мочи… Приехал поезд на вокзал, а там уж — во не ожидал! — меня, как дорогого гостя, Москва встречает: честь по чести; на перроне — трое в кепках… видать, подвыпившие крепко… Выхожу я из вагона, — и подносят мне с поклоном — хлеб-соль на полотенчике, и двести грамм в стаканчике: «Мы тебя, брателло, срисовали»; дескать, выпить не дурак мужик — подвалим: «Что за чудо-юдо! Кто, куды ты и откуда?..» За ко мне их доброту, я им всё начистоту… Опосля зашли в кафешку, почаёвничать малешко. Тот, который попьянее, поманил к столу халдея: «Нам чайку, графинчик, и попроще — закусончик». Я не врубился поначалу: «Об чём трут они мочалом?..» Тот ему про чай толкует, а тот упёрся — ни в какую: «В графине? Водку?!. Что ты, что ты! Засекут — попрут с работы. У нас водку и вино распивать запрещено». Тут меня пихают в бок: «Покаж халдею кошелёк». Я деньжищи показал, халдей губищи облизал — и мне, как барину, сказал: «В графине-с не могу-с подать — через стёклышко-с видать». — «Ты, — ему я, — слышь-ка, паря, сам смекай в какой нам таре. Угостить народ хочу я! Ты — неси. За всех плачу я!..» Шасть куды-то он, — приносит — по-городскому, на подносе: самовар, четыре кружки и каждому по печенюшке… Стали мы чаёвничать… Чево уж там, не буду скромничать, — по части выпивки я, знаешь ли, мужик бывалый… но отродясь водяру не хлестал из самовара: совладал — кое-как!.. А по порядку было так: заказал я, расплатился, усугубил — и отрубился… Очухался в подъезде где-то… Задубе-е-ел!.. — зима ж, не лето — без дохи, укрыт газетой… валенок и шапки нету… в носу торчат две сигареты — с белым фильтром, дорогих… сроду не курил таких!.. (Кручинится, хлебнувший лиха в мытарствах.) Явлюсь — ума не приложу я, — чего в правлении скажу я? С полгода уж, считай, в Москве бомжую… Особливо перед председателем, товарищем Синюгиным, неловко. Такая вышла у меня командировка: паспорт, кошелёк по пьянке потерял; угораздило — застрял. Не врублюсь — как извернуться, чтоб в деревеньку возвернуться. Э-хе-хе…

Генерал Наднамный (с покровительственной насмешливостью). Экий, братец, ты тупица…

Васька Подтёркин (подхалимским эхом подпевает в унисон). Тупица!

Генерал Наднамный. За помощью следовало в милицию обратиться.

Васька Подтёркин. В милицию!

Генерал Наднамный. На то мы и милиция.

Васька Подтёркин. Милиция.

Генерал Наднамный. Помощь гражданам — наша компетенция.

Васька Подтёркин. Компетенция.

Генерал Наднамный (взыскательным взором приструнив подпевалу). Я, как только в Главк вернусь, твоей проблемой займусь. Связь установим с сельсоветом, телефонируем приметы… и если правда, ты приезжий, — из-за паспорта потерянного, застрявший здесь, в Москве, непреднамеренно, — будешь выдворен по месту проживания… на законных основаниях. (Снисходительно.) Чудак! За что же заключать тебя под стражу?

Васька Подтёркин (эхом). Чудак! За что нас под стражу?

Илюха Неврубон (воспрянул). Во спасибочки, — уважил!

Генерал Наднамный (вскользь милостиво взглянув на двугорбого, драящего зубной щёткой туфлю). Люди должны помогать друг другу… Не мог бы и ты отказать мне услугу?

Илюха Неврубон (сграбастав две чугунные скорлупы, рьяно сотрясает над тугодумкой их). Расстараюсь, помогу! Без разницы — что хошь и хошь куды могу!..

Генерал Наднамный. Нет-нет, — нести не придется, Илья, тебе какие-либо тяжести… Э-э-э… Краток буду. Проблема у меня иного рода… Тороплюсь — в гастроном, по служебным делам… (смущённо откашливается в кулак) кхэ-кхэ… за бутылкой водки. Припозднился, увы. Заблаговременно следовало бы занять очередь — за сутки… не менее: давка у вино-водочных, столпотворение; проблематично добраться до кассы — эксцессы: до мордобоя доходит, до мата. А это, чёрт возьми, чревато — (произвольно переключается с присущей лексики на простонародный говорок) намять… хэ-хэ… могут бока, к прилавку протолкнусь пока… (Продолжает в привычном лексическом диапазоне.) Гигантское скопление народа не исключает и летального исхода… Здраво поразмыслив, я… э-э-э… право не имею рисковать — семья. Что если ты, вместо меня, Илья?.. (Комплементарно.) Человек с такими данными физическими неуязвим практически… (Искательно.) А? Купим поллитру — и в Главк, обратно. Вместе. Договорились? Функция твоя понятна?

Илюха Неврубон (скребёт в затылке, теряясь в догадках). Уж больно ты загнул мудрёно — точь-в-точь как бабушка Матрёна; чево-то там бормочет по ночам, не врубишься без толмача. Мы её, бывало, бражкой накормим…

Генерал Наднамный (уязвлённый бестактной побасёнкой, удобоваримо трактует заумность, педалируя). Поясняю… в доходчивой форме… Так как, судя по всему, ты не являешься грабителем, предлагаю тебе стать моим телохранителем.

Илюха Неврубон (врубился, радёхонек). Ежели оборонить, то я, касательно… Не сумневайся!

Генерал Наднамный. Вот и замечательно.

Васька Подтёркин (пресмыкающийся с зубной щёткой у туфлей гоя). А я?.. Со мной что?.. Я же… Ты же… Заступись, Илюха! Мы же…

Илюха Неврубон (ненатурально радушно). Василий, подойди поближе?

Васька Подтёркин (раскусил подвох, насторожился). Зачем это?.. Смысла не вижу…

Илюха Неврубон. Щелбан схлопочешь, гнида! Проучу мироеда!

Батрак ринулся к работодателю.

Уклоняясь от возмездия, гнида вёртко оббегает остолбеневшего, прижимаясь вплотную к генеральскому корпусу.

Двуногий першерон, страшась зашибить благодетеля мотающимися кистенями коробок, нарезает круги поодаль, нещадно утрамбовывая ботами пузенистый портфель, покоящийся плашмя на газоне.

Приз забега — щелбан — гнида избежала. Подъярёмный рвёт остервенело верёвочную сбрую, опутывающую его от холки до крупа, высвобождаясь от навьюченной поклажи.

(Гниде, осерчавший, разобижено.) Как какого-то дурака — полгода, бля, держал за батрака! Кто сдаваться в ментовку запрещал?! что менты там отмудохают стращал: «В обезьяннике с людей спускают шкуры! — перед тем как расстрелять». Ж-ж-живодёры… (Сокрушаясь, благодетелю.) Когда разбогатеет гнида эта ждал!..

Васька Подтёркин (голосом, звенящим от запредельной искренности). Не ври! Он врёт! Я этого не утверждал!

Генерал Наднамный (цепко ухватив за ухо упоенно пыхтящего очернителя, вцепившегося в спасительные генеральские одежды, отлучает от них). Так-так… Значит, к милиции относимся с предубеждением?.. Не пора ли гражданину в исправительно-трудовое учреждение?.. В Москве понятно, как ты оказался. Вопрос вопросов — почему же не уехал, а остался?.. (Чеканно, по-чекистки.) С какой целью в столице осел? Вынашиваешь какой преступный замысел?.. Ну-с?.. Отвечай на вопрос!

Васька Подтёркин (навзрыд). И отвечу! Мне скрывать нечего! Да, к ним, евреям, слинять хочу поскорее! Они будут рады… С вами жить! Мне это надо?.. Вместо земли обетованной, — от гоев прячься здесь, под ванной…

Генерал Наднамный (уличает проницательно). Так-так… Выдаём себя за отказника? К правозащитникам взываем: «Господа! Услышьте из застенков голос узника»?.. Мерз-з-завец… Некогда выяснять что ты за птица, препроводить в отделение придётся. Следователь разберётся.

Васька Подтёркин. Разберётся?

Генерал Наднамный. Уверяю.

Илюха Неврубон. (Подтёркину — рад-радёшенек). Ишо и по загривку накостыляет! А опосля — расстреляют. (Генералу, потешаясь.) Он, гнида, милиционера — всмятку, по чайнику…

Генерал Наднамный (быстро утвердив стопу на смертоносном кирпиче, лежащем на доступном расстоянии от гниды, угрожающе поигрывая «стечкиным»). Так-так…

Васька Подтёркин. Я нечаянно!.. Рассказать кратко или по порядку?

Генерал Наднамный. Суть!.. В глаза, в глаза, в глаза смотреть!.. (Выкручивая ушной хрящ, принуждает потупившегося строптивца запрокинуть моську.) Ну-с?..

Васька Подтёркин. К родичам приехал я, в гости, — продавать квартиру их, кооперативную, по доверенности… Шурин, Хаим, с Ленкой, сеструхой, ключи оставили — и улетели… в Израиле. Отсоветовал им я — срочно чтобы продавали. Стопроцентно б прогадали! Цены на недвижимость растут? Растут. Вот… Жилплощадь дорожает, капитал приумножает. И я осел в столице, не уезжаю. К чему торопиться? Успею воссоединиться — хоть в Штатах, хоть в Европе поселиться. Вот… А перед отъездом, предупредила Ленка, — опер, Рыжий, живёт за стенкой… из МУРа — мордоворот… Ой, неудачно выразился… физически — очень сильный человек. Вот… В тот день соображалку иногда я из окна высовывал — на подоконнике сидел, на тротуар поплёвывал. Настроение — паршивое. Прохожие внизу шныряют — лохматые, прилизанные, плешивые… Присматриваюсь к ним, гадаю: «Кто из них, мерз-з-завцев, чаще остальных законы не соблюдает?..» Неизвестно?.. Неизвестно… Выявить его мне захотелось… если честно… Пошёл из спальни на кухню я, и взял из холодильника три яйца, тухлые; ток отключили — в пекло, в жару… ну, я и подумал: «Не пропадать же добру. Бог, если есть, виноватого — накажет; любопытно: попадёт?.. или промажет?..» Подкинул, высунулся — вижу: он из подъезда вышел, Рыжий. «Шмяк, шмяк, шмяк!»: одно — о плешку… он голову задрал, второе — в ряшку… а третье… снятая была, в руке держал, — в фуражку. Вот… Я не специально ведь.

Генерал Наднамный. Мерз-з-завец… Продолжай.

Васька Подтёркин. В глаза смотреть?

Генерал Наднамный. Смотреть!

Васька Подтёркин (образцово запрокинув моську). Чмокнул я свинью-копилку и лёг читать журнал «Мурзилку»… Вдруг — «дзиньк…» — звонок… Я дверь не отпер. Зырк в глазок… да так и обмер! Дворник там… с метлой, и опер… Закурили… пошептались… назвонились! наорались!.. поломились, потоптались, докурили — и смотались… «Куда?.. Зачем?..» — Я понял сразу: «За подмогой, за спецназом!.. Эти — с лёту заметут…» И я в бега… Вот.

Генерал Наднамный (прочувствованно). Мерз-з-завец… Да тебя нужно под суд! Пока милиция порядок навести в стране стремится…

Васька Подтёркин (упреждает незавершённую мысль, трактуя сугубо прагматично).…может, нам договориться?.. Отпустил бы ты меня, гражданин начальник? А я тебе за это — стольник.

Рюкзачок снят. Распеленав свинью-копилку, биробиджанец интенсивно встряхивает мошну, соблазняя власть имущего медно-никелевыми нутром, прельстительно бренчащим в фаянсовом чреве.

Генерал Наднамный (бессребренически негодует). Ты что же, — предлагаешь взятку блюстителю правопорядка?!. Р-р-распоясался, мерз-з-завец… (Испытующе.) Комсомолец?

Васька Подтёркин (звонко). Комсомолец!

Генерал Наднамный. Ну что же, — отпущу… кхэ-кхэ… предположим… и паспорта верну… загладишь если ты свою вину… Прощение, Василий, нужно заслужить. Кое-что намерен предложить…Так как, судя по всему, ты не являешься грабителем… (отодвинув фасонистой туфлёй в сторонку кирпич, уличающий комсомольца в обратном) тайным агентом будешь, осведомителем.

Васька Подтёркин (алчно, с придыханием, порывисто подавшись к вербующему). Платным?!

Генерал Наднамный. На общественных началах! Понятно?

Васька Подтёркин (поник). Понятно…

Генерал Наднамный (в казённые манере разъясняет внемлющему сексоту обязанности общественника). Подслушивай, подглядывай — и обо всём докладывай. Рискну — окажу тебе эту высокую честь. Постарайся оправдать доверие, — чем смягчишь дальнейшую свою участь. Кхэ-кхэ…

Васька Подтёркин (присягает верноподданнически). Готов я на любые почести!.. из расчёта на смягченье участи… Вот.

Заткнув «стечкина» за пояс, пухлощёкий, чертыхаясь, высвобождает из газонного дёрна портфель, утрамбованный неврубоновскими ботами.

Товарищ генерал, из портфеля что-то течёт.

Генерал Наднамный (вскрыв сочащийся портфель, обнародует исковерканный термос, изломанный зонтик и полиэтиленовый блин, просвечивающий колбасными бутербродами, частично ставшими фаршем). Ч-ч-чёрт, термос разбился — кофе вылился…

Васька Подтёркин (лебезит, лизоблюдничая). Кофеёк?.. Угости, пока не стёк?.. С сахарком наверняка?.. Уй, аромат какой, Илюха… Высший сорт, товарищ генерал, — арабика?

Генерал Наднамный (бурчит раздражённо, стряхивая с полиэтилена кофейную росу). Арабика, арабика… (Упокоив останки термоса и зонта в урне, накреняет портфель, вознамериваясь слить сочащееся.)

Васька Подтёркин. Подожди, не выливай! Илюха, кружки!..

Неврубон, запустив ручищу в торбу, наощупь добывает оттуда две жестянки из-под консервов, закопчённые до гудронной кондиции.

Подставляй.

Илюха Неврубон (грезяще уминая блин). Пожрать ишо б, — под ложечкой сосёт…

Генерал Наднамный (сквалыжно упрятав блин в боковой карман пиджака, торцом накреняет портфель над посудинами). Ну-с… Ч-ч-чёрт, кого это несёт?

Окрест разносятся разноголосые надсадные вопли: «Мили-и-иция!.. Помоги-и-ите!.. А-а-а!.. Гра-а-абят!.. А-а-а!..»

К единомышленникам, сгруппировавшимся над кожистым кофейником, ковыляет согбенный старец, чернец, в загробной ризе великой схимы; на ней, вышитый белизноватой пряжей мулине, осьмиконечный крест погостного масштаба; поверх богобоязненно склонённой головы капюшонная куколь иеромонашеского смиренномудрия и беззлобия. Узковласая брада старца, окрученная вкруг шеи на манер кашне, ниспадает сребряным водопадом, касаясь бывалых сандалий на босых, пилигримских ступнях, которые поочерёдно мелькают из-под волочащейся окаёмки мантии.

Старец Калькутта (оперевшись о клюку, в перстах сварганенная из газетной осьмушки козья ножка). Эй вы, огоньку не найдётся?.. По какому случаю народ табунится? (Зыркнув на жертвующего из портфеля струящуюся духовитость, с лукавой веселинкою.) Своевременно нагрянул, братцы, я? Что за мероприятие? Благотворительная акция? Разлив кофейной гущи широким слоям неимущих?

Доверша мелиорацию портфеля, жертвователь возлагает демонстративно длань на внушительную стечкинскую рукоять.

Неврубон, по-богатырски выкатив грудь, выказывает показушное рвение лечь костьми, а благодетеля оборонить.

Генерал Наднамный (хамовито). Что за личность, будешь кем ты? Предъяви-ка документы!

Старец Калькутта (бормочет тихомолком, невнятно). Скинуть финку, скинуть фомку — застопал мент на ксиволомку… (Окрысившись). Документики?.. Ишь, какой спесивый! Сперва сам разломи мильтонскую ксиву! Нарушать устав, начальничек, негоже: по форме представься, как положено — вежливо, под козырёк… Или службы не знаешь, милок? Без фуражечки, гляжу, без кителя…

Генерал Наднамный (смущён, пристыженный правомерным требованием). Да-да, разумеется, дедушка, — простите… (Раскрывает удостоверение, представляется корректно.) Перед вами, гражданин пенсионер, — генерал, милиционер: начальник контрразведки Системы спецмедвытрезвителей МВД СССР. Фамилия моя Наднамный. Я в Главке, дедушка, не самый главный; в гастроном направлен — по заданию вышестоящего по званию. Приказ есть приказ, субординация у нас. Кхэ-кхэ… (Воздыхает удручённо, возвращая в штатское милицейские корочки.) Чертовски неприятная миссия, откровенно говоря…

Старец Калькутта (запанибрата). Неужто помоложе не нашлось шныря? Не западло тебе, касатик, при твоей-то должности?

Генерал Наднамный (вспылил, задетый панибратством). Дед, а вот это не твоего ума дело. Задание — государственной важности!.. Не хватало мне приказы руководства обсуждать с первым встречным… Кхэ-кхэ… (Остыв в кратком бессловесном интервале, консультируется озабоченно.) Кстати, ты не в курсе — завтра водку выбросят в продажу где, конкретно в каком вино-водочном?

Старец Калькутта. Как же, как же — в курсах. По всей Москве, чай, мотаемся на колёсах — с напарничком, в грузовичке… Заглохла колымага… (Бесхитростно, по-простецки.) Там и документы: недалече — в кабинке, в бардачке. Слётаешь, проверишь?

Генерал Наднамный. Да верю я тебе, дед, верю…

Надсадные вопли утихли. Ограбленные переживают молчком, стерпелись.

В гнетущей ночной тиши отчётливо слышен артритный хруст коленных хрящей, вторящий неуклюжему книксену физкультурного приседания.

Уровняв рослость с согбенностью, матёрый милицейский контрразведчик заглядывает проверяюще под капюшон куколи.

Иконного письма лик чернеца подпорчен богомерзкой червоточиной, поросячьим пятачком рыльца; силиконовый колпачок покрывает изъян вырванных ноздрей. Сквозь завитушечные чёлки обвислых бровей, застящих вежды, мертвяще мерцают магнетические уголья манипулятивных, сатанинских зениц.

(Буравя штопорными зрачками преисподненские уголья, подпавший под воздействие манипулятора, заворожённо щурится, тщась припомнить.) Чертовски знакома мне твоя физиономия… По-моему, встречал тебя в нашем гастрономе я… Ты не из нашего района, нет, — не кащенковский? (Выпрямляется.)

Старец Калькутта. Избави бог! Марьинорощинский… При князьях-боярах в тех краях вольнягой бескандальным жил; не лимита залётная — старожил. Сверстник я Москве нетленной…

Генерал Наднамный. Ого! Возраст почтенный… Зовут-то тебя как?

Старец Калькутта. Меня-то?.. Старцем Калькуттой дразнят пацанята… (Виноватится.) Ты не гневайся, важняк, на старика — низринул до шныря. Обмишурился!.. Выходит, напоролся я на тихаря?.. Цивильный клифт — для понта? Конспирация?

Генерал Наднамный (озираясь бдительно, секретным шепотком). Тихо, тихо, дед! Гостайна, спецоперация… Кхэ-кхэ… (Деловито.) У меня к тебе предложение. Ты не мог бы мне помочь, за денежное вознаграждение? До гастронома если б проводил, — бутылку б я тебе, или заплатил. Сам, боюсь, не сориентируюсь… Твоя задача, так сказать, — рассказать и показать… (Уточняет время, мельком запустив взор под меловый манжет парадной рубашки.) Уж полночь скоро, без пяти, — за спиртным пора идти… Поможешь вино-водочный найти? (Услужливо возжёг зажигалку Zippo.)

Чернец воскурил цигарку, Неврубон засмолил хабариком. Важняк, обнародовав «Мальборо», закуривает и сам.

Подтёркин теребит требовательно куратора за рукав, домогаясь курева в подсунутую попрошайнически ладошку; заполучив истребованное, укладывает подачку в пустовавшую пластмассовую мыльницу, пополняет бурдючок новоявленным портсигаром и зацикливается на сборе манаток, вывалившихся из коробок, деятельно компонуя рухлядь по картонным развалинам.

Старец Калькутта (мироточа сердечной участливостью). Отчего б не подсобить мильтону? Не по понятиям, чай, живу — по законам. Да и времечка у меня навалом… (Разудало.) Эх, была ни была — сблатовал! — подпишусь к тебе в помогалы; и до гастронома провожу и, чем смогу, удружу… (Допытывается въедливо.) Но ты сперва, как на духу — колись! — поллитруха на кой сдалась? Вам же, важняки, кремлёвские положены пайки — там и водовка, и коньяки… Что привилегий лишил Горбачёв, не поверю нипочём.

Генерал Наднамный (доверившийся участливости, объясняется подробно). Кхэ-кхэ… Видишь ли, суть вот в чём… В Главк из Центрального Комитета фельдъегерь прибыл — лейтенант, с пакетом; распечатал глава МВД, персонально; вызвал в кабинет — и приказал, официально… Э-э-э… (Чертовски удручённый неприятной миссией, видимо, цитирует напутственную тираду главы МВД СССР, сдобренную кабинетным оптимизмом.) Цель задания проста: проникнуть в злачные места, среди народа покрутиться, по-свойски в очередь внедриться, купить бутылку водки и обстановку отразить в оперативной сводке. Самим генсеком затребована информация — процесс пошёл как в государстве… кхэ-кхэ… деалкоголизации. (Искательно.) Договорились? Содействие милиции окажешь? Расскажешь всё, что знаешь, а? Покажешь?

Старец Калькутта (заверяет убаюкивающе, усыпляя бдительность). Всё расскажем, всё покажем…

Илюха Неврубон (осчастливленный, щёлкает забулдыжно палечной сарделькою по кадыкастой своей глотке).…а поллитру — вместе вмажем!

Васька Подтёркин (деятельно укрепляющий развалины обвивками скотча). Ты не беспокойся.

Илюха Неврубон. Главное — не смойся.

Старец Калькутта. Пайку скрысить — смертный грех.

Илюха Неврубон. По-братски мы её, на всех!

Генерал Наднамный (чурается чванливо). Нет-нет, увольте: водку без меня вы распивайте, граждане, — в своём кругу. (Бомжам, превентивно пресекая поползновения.) И предупреждаю: бутербродами я с вами поделиться не смогу; диетическая колбаса — из спецбуфета, а у меня — диета. Кхэ-кхэ…

Старец Калькутта (укоряет сговорчиво). Да на кой нам бутерброды! Ох, и далёк ты от народа… С нашей скотской-то житухою — разжиться лишь бы поллитрухою: закушу я мухою, фантиком занюхаю… (Инициативно.) Ну? Что стоишь как вкопанный?

Васька Подтёркин. Теряем время впустую.

Илюха Неврубон. Потопали?

Генерал Наднамный. Да-да, подзадержался, — времени в обрез.

Повсеместные надсадные вопли окрест: «Мили-и-иция!.. Помоги-и-ите!.. А-а-а!.. Гра-а-абят!.. А-а-а!..» разнообразит надрывное оранье: «Карау-у-ул! Пожа-а-ар! Мили-и-иция!.. А-а-а!..»

(Обнародовав ствол из брюк.) Ну-с…

Калькутта ковыляет из-под фонаря. Неврубон топает почтительно за старцем. Замыкающий настороже, оружие наизготовку, в полусогнутой, прилажено к экстренной стрельбе, следует за провожатыми.

Подтёркин, рачительно прибрав в банку гойевские обкурки, охватывает коробочную развалину и, паровозно пыхтя, эшелонирует неподъёмные манатки вдоль череды столбов в даль; складировав ценности где-то вне видимости, бегло навещает оставленное.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Обуревают чувства – одуревают мысли. Эмоциональный монолог предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я