Год лягушки

Светлана Сухомизская, 2015

Почему путь к сердцу женщины лежит через зубной канал, чем полезно купание в зимней Москве-реке и как устроить личную жизнь, перебегая улицу на красный свет, – обо всем этом узнает героиня романа, а вместе с ней и читатели. Книга рекомендуется всем, кто успел совершить в жизни много ошибок, но не собирается останавливаться на достигнутом.

2

К полуночи, когда первая бутылка «Либфраумильха», опустев, отправилась под стол, а окружающие предметы слегка потеряли четкость контуров, Катька, размотав длинную цепь лирических отступлений, досказала невероятную историю своей институтской приятельницы Мишкиной, широко известной в узких кругах под именем Мыжж.

Мыжж никак не могла найти свое счастье и устроить личную жизнь. Сперва она сделала аборт от парня с соседнего потока, потом прогремела на весь институт тайным романом с профессором. Не успело роман всплыть на поверхность, как неутомимая Мыжж оставила профессора с его женой, двумя детьми и тремя внуками, ради доцента — разведенного, но, как впоследствии выяснилось, сильно пьющего. Впрочем, вскоре порвала и с доцентом — разрыв по мощности равнялся полутора тоннам в тротиловом эквиваленте — и тут же намертво завязла в пылких, но странных отношениях со знаменитым на всю страну психологом. Отношения были так сложны, что Катька, собравшись по ходу повествования посвятить меня в детали, быстро сбилась, замахала руками и бросила это бесполезное занятие. Короче говоря, все в жизни Мыжжи шло наперекосяк, пока она не открыла для себя древнюю науку под названием фэн-шуй.

— Тьфу-у-у! — я разочарованно махнула рукой. Чудес не свете не бывает, конечно. Отчего мне вдруг примерещилось, что Катька вдруг достанет из рукава волшебную палочку вместо своих обычных шарлатанских штучек?

— Ничего не «тьфу»! Ты слушай!

Мыжж досконально изучила литературу и рьяно принялась за дело — всю квартиру перекроила в соответствии с мудрым китайским учением. Несмотря на жалобы родителей и угрозы младшего брата навсегда уйти из дома, переклеила обои, передвинула мебель, переставила цветы, перевесила картины и зеркала, в своей комнате устроила даже маленькую перепланировку…

— Правда, я тебе скажу честно, там и раньше был филиал Кащенко, а теперь вообще находиться невозможно. У нее теперь потолок такого ярко-розового цвета! А стены — оранжевые. И она срезала все углы.

— Это как?

— Как! Поставила из гипсокартона перегородки диагональные. Так что теперь комната стала малек поменьше, но зато у нее не четыре угла, а восемь.

Я содрогнулась.

Однако скорбные труды Мыжжи не пропали даром. Вернувшись глухой ночью от возлюбленного-психолога, она кралась к себе в комнату по темному коридору, совершенно забыв о собственноручно проведенной перестановке, споткнулась о горшок с пальмой, упала и сломала ногу.

— Вот это я называю: удача повернулась лицом!

— Да подожди ты!

В больнице Мыжж познакомилась с симпатичным, молодым, холостым, бездетным и непьющим хирургом, и они собираются подать заявление в загс, как только она научится ходить на костылях. Они даже уже отпраздновали помолвку, и он подарил ей новую стиральную машину и кольцо с горным хрусталем.

— Лучше бы он подарил ей кольцо с бриллиантом, — скептически заметила я.

— Вместо того, чтобы придираться, достала бы лучше бутылку из холодильника! И вообще, чем делать такую кислую рожу, взяла бы ручку с бумажкой и записала бы! Классный сюжет для романа, причем я дарю его тебе совершенно безвозмездно. Мыжж, я думаю, тоже возражать не станет.

— Кажется, ты забыла, что я пишу не дамские романы, а детективы, — сказала я, ставя на стол вторую бутылку и старательно протирая ее влажной тряпкой.

— Подумаешь! Всякая любовная история, если над ней хорошенько подумать… э-э-э… может превратиться в детективную. Представь себе, что Мыжж сломала не ногу, а шею. Не дай Бог, конечно, она хоть и дура клиническая, но я ее все-таки люблю… Чем не детектив?

— Несчастный случай, как и самоубийство, — прокряхтела я, закручивая штопор в пробку, — не может быть сюжетом детективного романа. Вот если бы не Мыжж, а какой-нибудь родственник… Или еще лучше психолог… сломал себе шею… и если бы это падение было подстроено, тогда — другое дело.

— Ну вот же! Сюжет и готов! И название можно дать красивое: «Убийство в стиле фен-шуй»!

— Очень красивое название. Главное — оригинальное.

Катька недовольно покачала головой:

— На тебя не угодишь.

— Очень даже угодишь. Только не надо рассказывать мне всякую чушь про Мыжж и фэн-шуй! — выдернув пробку из бутылки, пробурчала я.

Катька надулась:

— Отлично. Про меня ты слушать тоже не желаешь?

— Про тебя как раз очень даже желаю. Но ты же меня уже час своей Мишкиной изводишь!

— Потерпи немного, сейчас и до меня, а потом и до тебя дойдем!

Я свинтила пробку со штопора и, швырнув ее в мусорное ведро, удивленно спросила:

— А я-то тут при чем?

— Всему свое время! — таинственно сказала Катька.

Итак, на прошлой неделе Катька навестила болящую Мыжж, насладилась видом восьмиугольной комнаты с оранжевыми стенами и узнала о счастливых переменах в мыжжиной судьбе. Катьке же похвастаться было совершенно нечем. И обои у нее в комнате были какого-то скучного песочного цвета, и личная жизнь завязла на месте, словно муха на липкой ленте, и сдвигов никаких не предвиделось. Катькин любимый мужчина всем был хорош — и умен, и мускулист, и тремя годами ее моложе, хотя и на три сантиметра ниже, и превосходно зарабатывал честным трудом сразу в нескольких ветеринарных клиниках, и души в ней не чаял, и даже дарил цветы не только на день рождения и Восьмое марта… Но последние два месяца они совсем перестали видеться. Звонил он ей, правда, каждый день, и каждый день, услышав в трубке его усталый голос, она с ужасом ждала, что именно сегодня узнает страшную правду: он ее больше не любит… он встретил другую… он пережил духовный кризис и решил уйти в монастырь… он нашел свое счастье с другим ветеринаром, причем мужчиной… Иногда ей хотелось самой предложить ему на выбор все эти варианты и спросить, что, черт побери, происходит, но она слишком боялась услышать в ответ: «милая, я уже месяц, как женат, и все не решаюсь тебе сообщить».

И тогда Мыжж, словно какая-то фея-крестная, вручила Катьке волшебную вещь.

— Какую? — спросила я, наклоняясь за упавшим с вилки куском сыра.

— Увидишь!

Таинственную вещь сама Мыжж положила в какой-то сектор Супружества — как раз перед судьбоносным падением в коридоре, — и приписывала ей невероятную магическую силу. Терять Катьке было решительно нечего, не считая почти потерянного ветеринара, так что вещь она взяла, посвятила целый день поиску сектора Супружества в своей квартире, и вещь туда положила. Настроение у нее при этом было самое отвратительное, и, чтобы хоть как-то заглушить грусть-тоску, она бесперебойно поглощала чипсы, печенье, семечки и шоколадные батончики с орехами. Неизвестно, что подвело Катьку — качество продуктов или их количество, но только к вечеру ей стало плохо. Приступы жесточайшей рвоты сменялись не менее жестоким поносом, а температура взлетела до небес.

— Выползаю я из тубзика, ползу по стеночке и думаю: ну, все, помираю…

— Господи, что ж ты мне не позвонила!

— Да я позвонила, у тебя никто не отвечал.

— А мобильник на что?

— Ну, я подумала, раз тебя дома нет, вдруг у тебя личная жизнь наладилась, а я со своими болячками все испорчу…

— Вот дура! Какая, к черту, личная жизнь! Я от безысходности в книжный магазин к метро пошла, чтобы от черных мыслей отвлечься! Только деньги зря потратила…

— Вечно ты так! Одна поперлась, меня с собой позвать даже в голову не пришло!

— Так я подумала — выходные, у тебя мама в Суздале, к тебе, наверное, Марат приехал, у вас любовь и счастье, а тут я влезу, со своей ипохондрией и книжным магазином…

— И кто из нас дура, я не знаю! Таким дурам, как мы с тобой, думать просто противопоказано. Когда мы не думаем, все происходит как-то само собой, а как задумаемся, все начинаем делать через задницу. Ну, не важно… Короче, проблевалась я в очередной раз, а тут телефон звонит. Я пока до него доползла, чуть коньки не отбросила. Беру трубку — Маратик звонит! А у меня голосок — два дня до смерти, три до похорон. Он перепугался до смерти, говорит: жди, еду! А я легла и думаю: давно мне надо было отравиться… Реву и шепчу: «ну вот, хоть повидаю его перед смертью!». Не надо на меня так смотреть! У меня температура под сорок была и полное обезвоживание организма. Откуда только слезы брались, не понимаю.

Марат примчался с такой скоростью, будто на метле прилетел. И тут открылось невероятное. Оказывается, он купил квартиру и ремонтировал ее в бешеном темпе, встретить там с Катькой Новый Год и сделать ей предложение!

— А так как я собиралась вот-вот отбросить коньки и рыдала в три ручья от счастья, что он не женился на другой бабе, он с перепугу сделал мне предложение, не отходя от кассы, и кольцо немедля подарил, а сегодня мы с ним заявление в загс подали, так что можешь меня прекрасным образом поздравить!

Я взвизгнула и полезла к ней с объятьями и поцелуями, попутно смахнув на пол тарелку.

Когда мы собрали с пола пельмени и осколки, и, в меру своих скромных способностей, протерли линолеум, Катька сунула мне под нос правую руку:

— У меня-то колечко с бриллиантом, не то, что у Мыжжи! А ты — курица! Весь вечер размахиваю им у тебя перед носом, а ты даже не заметила!

Бриллиант сверкал и переливался. Я завистливо вздохнула:

— Красотища…

— А все фэн-шуй!

Может, мне тоже надо найти этот сектор Супружества и что-нибудь в него положить? Фэн-шуй, конечно, полная ерунда, и всерьез верить в него так же разумно, как искать цветок папоротника. Но с другой стороны, какая разница? Мне терять уж совсем нечего, у меня нет даже жениха-ветеринара. И вообще, никакой личной жизни, только печальные воспоминания и два опубликованных детективных романа. И еще третий, начатый, но ненаписанный, упорно не продвигающийся дальше десятой страницы.

— Ну, и что это за штука такая волшебная?

— Ага! — торжествующе сказала Катька.

Сорвалась с места и ускакала в коридор, откуда вернулась помахивая сумкой. Открыла молнию и извлекла на свет божий нечто невообразимое — маленькую ярко-красную подушечку в форме сердца с золотой петелькой и белой вышивкой «I ♥ YOU».

— Это вот то самое, да? Вот та чудодейственная вещь? — на всякий случай уточнила я.

— Да!

— Все-таки тебя крепко сглазили на той тусовке с участием Верховного Шамана Камчатки, — сказала я. — А Мыжж твою, похоже, вообще в детстве уронили с крылечка.

Катька свирепо сверкнула глазами.

— Говори что угодно! Если ты сама не можешь устроить свое счастье, я сделаю это за тебя, даже если мне придется тебя отлупить и связать по рукам и ногам!

Я захихикала, а Катька снова полезла в сумку и выложила на угол стола какую-то штуку, формой и видом напоминающую то ли хоккейную шайбу, то ли баночку из-под советского черного гуталина — из тех, которые мы в детстве с удобством использовали для игры в классики, наравне с круглыми жестяными коробочками из-под зубного порошка «Особый».

— Что это? — недоуменно спросила я.

— Щас!

Еще немного порывшись в сумке, Катя достала потрепанную книжицу в мягкой обложке, сплошь покрытой какими-то значками и иероглифами. Среди иероглифов затерялась и кириллица. «Краткое пособие по фэн-шуй», прочитала я.

Катька отставила недопитый бокал с вином и ринулась из кухни в комнату. Я свое вино почему-то допила залпом и последовала за ней.

Откинулась крышечка, и то, что выглядело как банка из-под гуталина, оказалось компасом («геомантический китайский компас ло-пань», пояснила Катя). Крошечная намагниченная стрелка находилась в центре большой круглой таблицы с черточками и иероглифами — красными и черными. Основные четыре стороны света были помечены иероглифами, а промежуточные — латиницей. У меня возникло подозрение, что только латинские буквицы и делали компас пригодным к употреблению. При всем моем высоком мнении о Катькиных способностях, я что-то сомневаюсь, что она успела за несколько дней даже очень интенсивных занятий выучить китайский.

Передвигаясь по комнате с нестерпимо серьезным видом, подруга бормотала себе под нос что-то про инь и янь (я обрадовалась знакомым словам) и про энергию ци (я не рискнула спрашивать, что это такое, опасаясь появления на сцене новых китайских терминов).

— Так, ну теперь все мне ясно. Вообще-то, довольно погано, что у тебя в квартире только одна комната. С точки зрения фен-шуй исключительно вредно, что одно и то же помещение в доме используется и как гостиная, и как спальня, и как кабинет, — наконец высказалась Катька.

— Знаешь, мне тоже хотелось бы больше. Может быть, фэн-шуй решит мою проблему, и каким-нибудь образом прибавит мне пару-тройку комнат?

— Фен-шуй — это наука, а не колдовство! — сурово ответила Катька.

Я благоразумно воздержалась от комментариев.

— Но, в нашем конкретном случае, то, что у тебя только одна комната, может быть, и неплохо. Мы быстро определим, что где находится… Так… Сектор Взаимоотношений, он же Сектор Супружества, с которым мы и собираемся работать — вот!

И Катька театральным жестом указала на мое рабочее место — однотумбовый письменный стол, на котором с трудом помещались ноутбук, принтер, лампа на гибкой ноге, стеклянная пепельница размером с добрую тарелку (вся, как уже было сказано, загаженная окурками) и три высоченных стопки книг и бумаг, одна из которых угрожающе накренилась набок, ни дать ни взять Пизанская башня, готовая вот-вот обрушиться. Справа к письменному столу был придвинут раскладной журнальный столик, на котором стоял массивный черный телефон пятидесятых годов прошлого столетия и пишущая машинка «Оптима» — ненамного моложе телефона. И машинка, и телефон были моими трофеями, добытыми лет десять назад в библиотеке редакции «Социалистического правосудия», где они пылились много лет, вместе со старыми номерами журнала, которые я по долгу службы должна была разобрать, рассортировать, занести в каталог и кое-что отдать переплести. Хищению социалистической собственности никто не препятствовал — она была давно уже списана в утиль, и оставалась в стенах редакции только оттого, что ни у кого не нашлось ни времени, ни желания дотащить тяжеленную рухлядь до помойки. У меня нашлось, и рухлядь, подвергнутая несложному ремонту, оказалась отлично действующей. Жаль вот только, что бюст Сталина, переходящее красное знамя и либретто корейской оперы «Молодые сады» кто-то свистнул из библиотеки прямо перед моим носом. Телефон, конечно, служил только для красоты, а машинкой я иногда пользовалась, чтобы надписать почтовые конверты, открытки или наклейки на видеокассеты.

— Примерно что-то похожее я и ожидала увидеть! — произнесла Катя торжествующе.

Ничего еще толком не понимая, я все-таки сообразила — что-то в Секторе Супружества и Взаимоотношений создает прямую и явную угрозу для Взаимоотношений, не говоря уж о Супружестве, и мое недомыслие чревато всевозможными ужасами.

— Что, все так плохо?

— Ты ведь Дерево, как и я, — объявила Катя.

С тем же успехом, она могла выйти во двор и обратиться с этим сообщением к любому тополю или клену. Вглядевшись в мое одеревеневшее от непонимания лицо, она перевела свои слова на человеческий язык.

— Мы с тобой одногодки. Год деревянного Тигра, понятно?

— А… Ну да, — обрадовалась я.

Катя в очередной раз перелистала свою книжицу и вскрикнула:

— Вот! Вот о чем я и говорю! Слушай: «Старайтесь избегать выраженного присутствия Металла в вашей спальне, поскольку этот элемент противоположен Дереву и может привести вас к убеждению, что в дружеских или интимных отношениях нет никакой ценности». А у тебя металл — целая куча металла! — прямо-таки в самом Секторе Взаимоотношений! Мало того, ты все время работаешь здесь, то есть металл производит чертову прорву деструктивной энергии! Этой, как ее… — она опять зашуршала страницами: — …Ша ци! Какая может быть личная жизнь, когда ты все гробишь работой!

— И что теперь делать? — почти испуганно спросила я.

— Как что?! Переставить пишущую машинку! — и Катя с изумлением посмотрела на меня. — Что я сказала такого смешного?

Я села на пол, повизгивая и подвывая от избытка чувств. Смеяться и стоять одновременно не было сил, учитывая полбутылки вина, стремительно разносимой потоком крови по моему и без того ослабленному напряженной работой организму.

— Т-ты… — наконец произнесла я, — ты сначала попробуй ее поднять! Мы когда с Артемом сперли ее из «Социалистического правосудия», он чуть не надорвался, пока ее тащил! А ведь он чемпион Москвы по пауэрлифтингу в тяжелом весе среди юниоров! И потом, допустим, ты стала чемпионом России по пауэрлифтингу в супертяжелом весе, и вообще, ты дочь Шварценеггера! Оглянись вокруг! Куда ты ее поставишь? Мне на голову?

Катька оглянулась по сторонам. Могла бы поверить мне на слово. Пузатый платяной шкаф и стеллажи с книгами съедали большую часть комнаты. Тумба с аудиосистемой, двухместный раскладной диван и кресло-кровать занимали остальную часть. А еще стоял горшок с пальмой, которую мне подарил Артем на позапрошлый день рождения, масляный радиатор, на котором в настоящий момент сушились две пары трусов, и лестница-табурет — карабкаться к полкам под потолком.

— На пол можно! — в конце концов выдала Катька.

— Извини пожалуйста, я не Мыжж! Я не готова ломать ногу, даже ради знакомства с симпатичным хирургом!

— Вот! Вот!!! Потом не говори, что нет счастья в личной жизни! Потому что счастье в личной жизни приходит только к тем, кто ради него готов на все!

— Послушай, в прошлый раз, когда ты учила меня жизни, ты велела мне носить юбку и каблуки. Я ношу! У меня мерзнет задница! Я поскользнулась и разбила колени в гололедицу! Но я ношу! И ресницы крашу каждый день! А машинку переставлять и ноги ломать — не стану!

— Ладно, — уступила Катя. — Пусть стоит где стоит. Мы посадим сердечко прямо на нее. А ты ей не пользуйся — ну хотя бы ближайший месяц. И повесь над пишущей машинкой зеркало. Оно нейтрализует негативное воздействие металла.

Я тяжело вздохнула. Катька ткнула в меня указательным пальцем:

— Я сама принесу тебе зеркало! А то опять забудешь! Заодно будешь отрабатывать обворожительную улыбку, чтобы не отпугивать мужиков своим суровым взглядом… Так! А еще нам нужно…

Катька снова схватилась за свою сумочку, в очередной раз перетряхнула ее…

–…вот что!

И достала бумажный образок, наклеенный на деревянную основу. С образка строго смотрел миловидный крылатый юноша в длинных серебристо-белых одеждах.

— Это мы поместим в Сектор Карьеры! Потому что каждый раз, когда я слушаю твои рассказы о работе, у меня появляется по седому волоску! Немного успехов в труде тебе не повредит!

— А ты уверена, что тут нужен Ангел-Хранитель, а не Будда, скажем? — осторожно поинтересовалась я.

Катька посмотрела на меня как на умственно отсталую:

— При чем тут Будда?

— Мне кажется, он имеет больше отношения к фэн-шуй… — неуверенно сказала я. И добавила, немного подумав: — Или это должен быть не Будда, а Конфуций?

Катька махнула рукой:

— Совершенно не важно, откуда брать положительную энергию ци! Но мы же все-таки не в Китае живем! Нужно учитывать местные, так сказать, наши родные традиции!

Совершенно запутанная, я махнула рукой.

А Катька достала из сумки связку разноцветных свечей, звенящую подвеску фун-линь с пучеглазой деревянной рыбой и что-то похожее на свернутый в трубочку красный вымпел. Мне захотелось развернуть его, чтобы посмотреть, нет ли на нем портрета Ленина и надписью «За ударный коммунистический труд», и я протянула было руку, но Катька велела мне не лезть, куда не просят.

Сердечко в конце концов было повешено за петельку на край пробковой доски. Про себя я решила, что, когда Катька уйдет, закину его под стол. Какая разница, оно ведь все равно останется в Секторе Супружества, зато не будет мозолить мне глаза. И откуда только Мыжж взяла такой редкий экземпляр? Психолог ей подарил на День Святого Валентина что ли? Конечно, чего не сделаешь в надежде на счастливое устройство личной жизни, некоторые готовы даже толченых лягушек есть, но созерцать плюшевое сердце у себя под носом… Это уже перебор.

Катька поставила на письменный стол красную свечу, бормоча под нос: «а чтобы у нас получилось разрушение для ослабления, мы сюда добавим огонь», к образку поставила синюю свечку, дала мне несколько запасных и велела зажигать их каждый вечер, повесила на лампу фун-линь «песню ветра» с зеленой рыбкой, а вымпел, на котором оказался изображен совсем даже не Ленин, а устрашающего вида древнекитайский мужчина, имени которого я не запомнила, Катька повесила в коридоре. Квартира моя, и без того не очень похожая на цивилизованное жилище, приобрела совершенно дикий вид, но зато Катька испытала чувство глубокого удовлетворения, и мы смогли отправиться на кухню, где очень быстро допили вторую бутылку вина и принялись за чай, хотя Катька пыталась уговорить меня отправиться за третьей, коварно обещая ссудить меня деньгами на сигареты. Курить мне хотелось отчаянно и смертельно, каждая клеточка организма умоляла о глотке никотина, но я понимала, что если я поддамся на Катькины уговоры, уснуть этой ночью мне так и не удастся. А мне нужна хотя бы пара часов сна, иначе я не смогу работать, и Гангрена сотрет меня с лица Земли.

— А вообще, конечно, на фэн-шуй надейся, а сама не плошай, — рассуждала Катя, запихивая в рот очередной кусок пастилы. — Откуда может взяться мужчина в твоей жизни, если у тебя один маршрут — из дома на работу, с работы домой! Если ты все свободное время либо валяешься с книжкой на диване, либо стучишь как дятел по ноуту своему! Нет, я уверена, ты прославишься, и скоро, но время-то не ждет! Кому нужна старая тетка, даже если это популярная писательница!

— Но я же еще не старая! — то ли возмутилась, то ли испугалась я.

— Не старая! А когда ты в следующий раз произнесешь эту фразу, будешь уже считаться почетной пенсионеркой! А потом помрешь, и на похоронах будут только двое!

— Ну, во-первых, ты, это я понимаю. А второй кто? — с надеждой спросила я.

— Да тот портрет, что висит у тебя над диваном, потому что других мужиков в твоей жизни не будет!

И Катька посмотрела на меня круглыми глазами. Под ее укоризненным взглядом я положила недоеденную пастилу прямо на стол и хрипло спросила:

— Ну, и что же мне тогда делать?

Лицо Катьки озарилось торжеством.

— Щас объясню! Вот смотри. Есть два типа женского поведения: Царевна-Лягушка и Золушка. Понятно?

— Ну… Примерно.

— Ничего тебе не понятно! Два типа — два жизненных сценария. Первый! Ты сидишь в болоте, вся зеленая и бородавчатая, и ждешь, когда к тебе ненароком залетит стрела, а за ней припрется какой-нибудь Иван-Царевич — и еще неизвестно, может, страшный, как моя судьба, а обычно еще и дурак такой, что от его разговоров цветы вянут и мухи дохнут, при всем том доволен собой, считает себя Аполлоном Бельведерским и твоим благодетелем, даже если стреляет у тебя денег на курево, напивается при любом удобном случае и изменяет тебе с каждой заразой, которая согласна очутиться с ним в одной койке! Можешь себе сколько угодно превращаться в Василису Прекрасную, печь хлеб, вышивать крестиком и плясать, помахивая рукавами — толку от этого никакого.

Нарисовав эту душераздирающую картину, Катька уставилась на меня, ожидая, очевидно, что я от ужаса ударюсь в слезы или, на худой конец, жалобно заскулю и задрожу, поскрипывая зубами. Но я вместо этого только взяла свою пустую чашку и безуспешно попыталась глотнуть из нее. Катька хмыкнула и продолжила:

— И второй сценарий! Берешь, как Золушка, судьбу в свои руки — и вперед, на бал! Побольше уверенности в себе, разумная доля таинственности, интрига какая-нибудь несложная — и принц в твоих руках! Главное — не перемудрить с исчезновениями и туфельками, а то принц — парень не семи пядей во лбу, заблудится в трех соснах, и придется самой за ним носиться, делая при этом вид, будто ваша встреча — не более, чем счастливая случайность.

— Не забывай, у Золушки был крупный блат в лице феи-крестной, — мрачно заметила я.

— Ты понимаешь все слишком буквально! Речь же не о сказках, а о моделях поведения! Довольно квакать посреди болота! Пора действовать!

— Завтра же начну! — заверила я Катьку, чтобы отвязаться, и, грациозно, как дрессированный слон, сменила тему: — Расскажи-ка лучше, кого вы с Маратом собираетесь пригласить на свадьбу…

…В пять утра, зевая с риском вывихнуть челюсть, я разложила кресло-кровать для Кати и диван для себя. Передвигаться по комнате теперь можно было только перелезая с одного предмета мебели на другой.

Даже забравшись под одеяло, Катька не оставляла попыток посеять в моей непутевой голове что-нибудь разумное, доброе, вечное. Сон оборвал ее речь на середине фразы, а я отправилась на кухню, чтобы посмотреть, не осталось ли что-нибудь съедобное неубранным в холодильник, а заодно проверить, не завалялась ли где-нибудь — ну, вдруг! — позабытая пачка сигарет.

Конечно, сигарет не нашлось. Вокруг, сколько хватало глаз, раскинулись только горы немытой посуды. На краю кухонного стола, между грязных ножей и вилок, рядом с лужицей кетчупа, лежала Катькина волшебная книжица. Сама не зная зачем, я взяла ее и раскрыла наугад.

«Беспорядок на кухне часто отражает беспорядочное состояние финансов семьи, поскольку кухня в целом связана с элементом Воды, символизирующим благосостояние. Поэтому важно не загромождать кухню посторонними предметами и содержать рабочие поверхности в чистоте».

Пораженная тонкостью этого наблюдения, я перевернула страницу.

«Вода, спускаемая из туалетного бачка, вступает в конфликт с огненной энергией плиты».

И тогда я поняла, что учение фэн-шуй всесильно, потому что оно верно.