История в зеленых листьях

Светлана Нина (2019)

Роман взросления о девушке, которая переживает переезд в большой город и ностальгию по своему отрочеству. В поисках нового опыта она вторгается в загородный дом благополучной пары, спасшей ее от смерти. С каждым днем трое все больше погрязают в девиациях и обсуждении тайн, которые они вовсе не хотели бы раскрывать.

1

Она остановила велосипед. Кажется, здесь… за беспардонно разросшимися кронами. В краю затянувшейся неги и замершей тревоги.

Покалывала внутри совсем прежняя тронутая холодком кристальность неба. И повисшая в воздухе угроза умирания, следующая за этими пленительными вечерами с гусиной кожей по ногам. А дальше, за северными просторами, не разбирая времени года, в черную бездну уплывала Нева в мороке дождя.

Мира уселась на землю и принялась ждать. Ветер вяло колыхал необъятные деревья. Слишком хорошо после месяцев заточения в Петербурге, после осязаемого тумана, растворяющего даже гранит. После движущейся чешуи рвано замерзающей Невы и раскатов новостроек вдали. После дымки, обхватывающей берега, уносящей в небытие. Так бы и просидела здесь весь день под отдаленный шепот Тургенева…

— Приехала? — послышался звучный голос.

Мира нехотя подняла глаза. Ожидая увидеть сломленного неврастеника, она с удивлением обнаружила на нем румянец загара.

— Как видишь.

Он тяжело вздохнул.

— Зачем?

Мира молчала. Она не знала ответ.

— Ты поранилась.

Он опустился и воззрился на царапину, разрывающую ее ногу на две неравнозначные части. Мирослава апатично наблюдала за ним. Однородный массив торса и крепких ладоней навел ее на толчок воспоминания, но видение быстро рассеялось. Когда-то этот человек, как и прочие, значил очень много и служил предметом для подпитывающих умозаключений, не обязательных к воплощению. А теперь удостаивался воспоминаний с непременным покалыванием, как от чего-то неприятного, досадного, что хотелось похоронить в памяти. Каждый ушедший человек был оторванной частью чего-то, без которой она беднела и вынуждена была брести дальше, на новые земли, в новые кабинеты.

— Поговорим? — с сомнением спросила Мира.

— Что же ты это не спросила по телефону?

— А ты бы ответил?

— Сомневаюсь.

Арсений молча продолжал сидеть на карачках. Как всегда, колкий даже без произнесенного. Не знала бы она его подноготной, вполне бы продолжала верить в изначальный его шлейф умиротворенного дядюшки, с которым, может, и желанно пересечение грани, но оно никогда не состоится. А ведь при знакомстве с ним ее взбудоражила приобщенность к истинно мужскому закрытому прежде миру. В юности Мира и представить не могла, что так непринужденно будет обращаться с квинтэссенцией собственных подростковых романтических устремлений. Но теперь мужские разговоры мерещились предельно скучными и хвастались лишь дешевой злободневностью.

— Ты слишком распоясалась.

— Не тебе меня сдерживать.

— А что, если мне?

На Миру пахнуло чужой жаждой регламентировать. Кривой и шершавой, как выступающие здесь повсеместно корни деревьев. С этой жаждой отлично гармонировало ощущение смутной тревоги, исходящей от его процветающего тела.

— Знаешь, я в какой-то момент начал жалеть, что вытащил тебя из той реки.

Лицо Миры сокрушенно вытянулось. Но закостенелая привычка сворачиваться в скорлупу при обнаружении чьего-то безразличия в свою сторону возобладала и сейчас. Быть может, эта самая привычка и служила причиной охлаждения ее отношений с теми, кто, казалось, сросся с ней. Сросся — и исчез. Она научилась принимать это как необратимый закон.