Глава 2. На краю дороги
Утро, обещавшее быть ярким, вдруг стало вязким и мутным, как холст, на который кто-то пролил грязную воду. Тишина, наступившая после удара, казалась непреодолимой — ни звука, ни движения, лишь звонкая пустота, в которой растворились все краски.
Рита пришла в себя. Её тело казалось чужим: боль то простреливала острыми вспышками, то откликалась тупой пульсацией. Она не сразу поняла, что сидит на земле, обхватив голову руками, как будто этим могла защититься от случившегося.
Глаза остановились на картине: автомобиль с вмятой передней частью, зажатый в смертельных объятиях дерева. Осколки стекла сверкали под утренним светом, словно осколки звёзд, упавших с неба. Картины… Боже, картины! Они были разбросаны вокруг, вымазанные в грязи, поломанные, словно издевательски выставленные в галерею безнадёжности.
В горле встал ком.
Рита пыталась найти силы подняться, но её тело не слушалось. Перед глазами стояли родители — только что сидевшие рядом, такие родные, такие живые. А теперь… их не было. Это знание пришло как острый нож, пронзивший грудь. Она не могла даже закричать.
Её взгляд снова упал на картины. Те, которые она рисовала с таким вдохновением, с надеждой, с мечтой о выставке. Теперь они были мертвы, как и её родители. Она смотрела на изуродованные рамы с ненавистью, с болью, с ощущением, что и её жизнь теперь — такой же лоскут грязного холста.
Мир замер. На обочине дороги, среди шороха ветра и утреннего холода, родился новый Ритин страх: а что, если она не сможет больше рисовать? Если её руки больше не найдут того чувства, которое наполняло ее с самого детства.
Рита тихо закачалась вперёд-назад, как будто это движение могло убаюкать её боль. Слёзы, горячие и неумолимые, текли по щекам, а губы сами собой шептали: «Мамочка… Папочка…».
Мир остался без красок…
