Королевский гамбит. Сборник рассказов

Светлана Кутузова

Тонка грань, которая отделяет реальную жизнь от неявленной и скрытой. От той, где происходит то, что нам неведомо, что невидимо нашими глазами. Но мир – это больше, чем нам кажется, намного больше. И так причудливо переплетаются миры в рассказах петербургской поэтессы и писательницы Светланы Кутузовой, что хочется вникнуть, понять и угадать, а порой и прикоснуться к этому неявленному, но такому невероятному и скрытому миру.

КАЖДЫЙ ОХОТНИК ЖЕЛАЕТ ЗНАТЬ

— Девушка, у вас что-то разорвалось. — Паша смачно улыбался в телефонную трубку, зная, что услышит сейчас отборный мат. Мы еле сдерживались, чтобы не захохотать в полный голос. Он положил трубку и рухнул на руки, сложенные по-пионерски на столе. Нас прорвало и офис взорвался дружным и звонким смехом.

— Паша, нельзя так мучать клиентов, — я все никак не могла остановиться и продолжала смеяться.

Он поднял голову, озорно улыбнулся, и ответил:

— Ну я же деликатно выразился, мол, обрыв связи. Я же не буду спрашивать её: «Ты, корова, ты зачем трубки бросаешь, когда тебе делают уникальное коммерческое предложение». — Офис накрыла новая волна хохота.

— Как тебя не напрягает это делать с утра до вечера? Одно и тоже, одно и тоже. — Иван встал кресла, чтобы немного размяться.

— Напрягает — это когда на тебя алкаш с топором летит на космической скорости. Или пуля чудом мимо уха проскальзывает. А это — так, баловство.

Паша знал, о чем говорил, сменив внутренние войска на офисную работу. Флегматичный темперамент, отменное чувство юмора и знание что с чем нужно сравнить, чтобы жизнь в эту секунду показалась подарком судьбы, — делали из него уникального менеджера. Он делал из работы игру, и явно получал от нее удовольствие.

На второй месяц работы один из самых трудных клиентов сказал: «Я не знаю, почему мой стол завален вашими коммерческими предложениями, но текущий поставщик не берет трубку, поэтому отдуваться придется вам». Так Паша принял свой первый милионный заказ.

Несколько раз в день офис становился уютной сценой, когда Паша начинал сбрасывать стресс и развлекать себя и всех вокруг.

— Я не — на — ви-жу. Вас! Всех! — Он говорил, громко чеканя слова, глядя на телефон. — Дорогие клиенты! Вы меня слышите? Я вас ненавиииижу. — Лицо его при этом кривилось в самых невероятных гримассах. Он был похож на актера, который разминается перед выходом на сцену.

В обеденный перерыв он вставал, подходил к кому — нибудь из нас, и вовлекал нас в свое действо.

— Ваня, заставь меня работать, — произносил он томным голосом на низких обертонах, наклонившись к Ивану. — Ну пожаааалуйста. Заставь меня работать…

Сегодня Паша вошел хмурый. Посмотрел в окно и разразился очередной эпической цитатой:

— Когда я вижу это серое небо, это низкое небо, которое налезает мне на голову, мне хочется стереть эту идиотскую текстуру к чертовой матери. И пусть небо будет оранжевое. Как магма. И по ней будут бежать все эти серые людишки. Прямо в жерло небесного вулкана. Ха — ха — ха, — он картинно изобразил злодейский смех и плюхнулся в кресло. Бутылки колы, которой он травил нас почти каждое утро, сегодня при нем не было. Паша картинно достал три банки энергетика, поставил их в ряд на стол, скрестил руки на груди и уставился на них, нахмурив брови.

— Пааш, у тебя все нормально? — Я крутанулась на кресле в его сторону.

— Даааа, — Паша медлено кивнул, растягивая слова по слогам. — Просто я не сплю уже вторые сутки. Ну — почти не сплю. И надо как-то продержаться до вечера.

Я понимающе кивнула. Две недели назад Пашина жена родила девочку, которую он гулил всю ночь напролет, не доверяя этот процесс матери, а скорее, просто позволяя ей хоть немного выспаться.

— Три банки энергетика я уже выпил. Но есть еще три. — Он медленно крутился на кресле из стороны в сторону. — Но самое интересное не это. Самое интересное, что после третьей банки вы стали светиться.

— Кто? И что значит светиться? — Лена оторвалась от работы и подняла голову на Павла.

— Вы все. Без исключения. Вокруг каждого человека нечто вроде ореола, как вокруг лампочки или вокруг солнца. — Паша щурился, глядя на нас, и мы видели, что борьба со сном дается ему не легко.

— Ну и какого же мы цвета? — ехидно выдавила из себя Лена. Она вообще с трудом переносила Пашины экстравагантные выходки. На его фоне ей просто нечем было блеснуть.

— Ты — оранжевая. — Паша прикрыл глаза и сделал пару глубоких вдохов.

— Ой, как интересно, — встрепенулся Иван. — Это как у индусов. У них есть чакры и каждая чакра имеет свой цвет.

— Ваня, тебе придется теперь срочно вспомнить, какая из них имеет оранжевый — я наклонилась в сторону Паши, чтобы убедиться, что он не заснул прямо в кресле.

Иван довольно гоготнул и покосился на Ленку:

— А что вспоминать-то. Половая. Ну..интимная то есть. — Он смутился и покраснел.

Пока Лена думала хорошо это или плохо, Паша открыл глаза и изрек:

— Ванька, ты тоже оранжевый.

Ваня покраснел еще больше, но продолжал хихикать, опустив глаза.

— А я? Паш, а я какого цвета? — любопытство бежало впереди меня и я подкатилась близко к нему на своем кресле.

— Отвали!. Ну… в смысле отъедь, мне так не видно. И отвернись.

Я послушно ретировалась к своему столу.

— Ты — белая.

— Ваня, что у нас белое?

— Белое — это все.

— Что значит «всё»?

— Это значит, что ты не разлагаешься.

— Ваня, я не труп, чтобы разлагаться.

— Да погоди ты. Не разлагаешься на классические цвета спектра. У тебя, видимо, все чакры развиты одинаково, нет главной, поэтому они все вместе дают белый цвет. Физику учить надо было в школе, — назидательно изрек он.

В кабинет вошел Юра.

— Юра! Сядь! — Паша встал и указал Юрке на стул, как Кутузов при рекогносцировке на поле боя. — Сейчас я буду смотреть, что у тебя произошло. — Мы встрепенулись, зная, что сейчас начнется очередной спектакль. Юра опешил, протянул руку к стулу, стоявшему у стола Павла, и медленно опустился на стул:

— А с чего ты взял, что у меня что-то произошло? — Тон Юрки, тем не менее, и его обескураженность подтверждали, что Паша оказался прав. Я пригляделась и только сейчас увидела, что под глазом у Юры красуется темно — бордовый фингал.

— Так во что ты вляпался? — тон Паши был строгим, как на страшном суде, но, похоже, только мы понимали, какой великолепный актер в нем все время рвался на свободу. Юра, однако, этого не знал, и как — то странно заерзал, вжался еще плотнее в стул и выдавил из себя:

— Да ни во что я не вляпывался. Что ты как на допросе.

Руки его в эту минуту начали перебирать бумаги на столе, словно отдельно от него. Они предательски дрожали.

— То, что ты нажрался вчера — это полбеды. Но то, во что ты вляпался, это придется разгребать долго. — Паша снова прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Юра вскочил, словно ужаленный и выскочил из кабинета.

В офисе повисла тишина. Через пару минут Лена не выдержала и сказала:

— Когда ты успел все узнать? Даже я еще не в курсе, что случилось с Юриком.

— Никогда. — Паша говорил, не открывая глаз. — Просто он светится фиолетово — черным. И это выглядит очень некрасиво.

Мы переглянулись.

— Пойду — ка я поговорю с Юркой. Может помощь нужна. — Я встала и направилась к выходу.

— Я же сказал — белая, пробормотал Паша, опуская голову на руки, и уютно пристраивая голову на столе.