Рояль в горах

Светлана Куликова

Талантливый рассказчик (а этот жанр считается в литературе самым трудным), автор не замахивается на фундаментальные произведения, но и на малом пространстве ей удаётся разместить много, почти целую жизнь. Светлана Куликова – мастер неожиданных сюжетных поворотов. Поэтому читать её всегда интересно: никогда не угадаешь, чем закончится повествование… Лариса Румарчук, член Союза писателей Москвы.

Талисман

« — Простите, не поверю, — ответил Воланд, — этого быть не может. Рукописи не горят…»

Михаил Булгаков,«Мастер и Маргарита»

Доводилось ли вам бывать в сибирском городке Прокопьевске? Нет? Вот и я там не бывала. Но в Прокопьевске живёт мой друг — писатель Анатолий Ярмолюк. Был он когда-то и оперативником, и журналистом, и церковным звонарём, и… много кем был Анатолий, прежде чем начал писать рассказы. По этим рассказам легко представить себе город Прокопьевск: космический холод зимой, африканский зной летом; под землёй уголь, над землёй вороны, между ними люди, веселые и грустные, добрые и не очень… Словом, разные, как в любом другом городе, не только Прокопьевске. И, может быть, в тех, других городах даже есть такие же люди, как писатель Ярмолюк, который непрестанно кого-нибудь спасает.

В студеные зимние дни, например, Ярмолюк спасает ворон. Замерзшие птицы, случается, во сне теряют сознание и падают на землю. Анатолий рано утром выходит на улицу, подбирает их, отогревает за пазухой и отпускает обратно на волю. Вороны улетают, но потом снова замерзают и падают, а писатель их опять поднимает и пристраивает себе под тулуп погреться — и так, пока на улице не потеплеет. Хорошо, что вороны не все поголовно до упаду мёрзнут. За зиму штуки три-пять, не больше. У них, как уверяет Ярмолюк, внутри имеется некий природный механизм для сохранения тепла. Человеку с морозом труднее сладить. Окажешься в сибирской степи наедине с лютой стужей — всё, верная смерть…

Однажды зимой под Прокопьевском погиб цыганский табор. Весь целиком, с малыми детьми и стариками. Что там вдруг стряслось у ромал — неизвестно, только вопреки всем цыганским традициям в самые жуткие февральские морозы табор оставил теплый дом на окраине Прокопьевска и скрылся в метельной мгле. Нашли их, окоченевших, всего в семи километрах от города…

Может, тот случай сильно повлиял на Анатолия, может, просто от душевной потребности помогать, только стал писатель Ярмолюк в городе Прокопьевске ярым цыганским правозащитником. Документы оформить, работу подыскать, перед властью заступиться или разрулить непростые отношения с местными — за этим все цыгане стали первым делом к Ярмолюку обращаться. Так что он не удивился, когда на стук открыл дверь и увидел на пороге многочисленную семью своих соседей — цыган. Загомонили все разом, горячо и тревожно.

— Стоп, — Ярмолюк показал на старшего, деда Ивана, — ты говори. Что случилось?

Из сбивчивой речи Анатолий узнал, что утром полицейские увели дедова внука Алексея. Обвинения не предъявили, наручники не надели. То ли арестовали, то ли нет — непонятно. Но Алексей ни в чем не виноват! Не крал, не мошенничал, наркоту не толкал и вообще в Прокопьевск только вчера вечером приехал…

Бывший оперативник не очень-то поверил в рассказ, но пообещал узнать, что к чему; остались у него связи в органах.

— Разберусь, — пробасил Анатолий, натягивая тулуп. — Не ходите за мной в отделение. Сам к вам приду.

Дежурный, просмотрев записи, никаких данных о задержании Алексея не обнаружил. Нашлась пропажа в кабинете следователя. С порога Ярмолюк понял, что полицейский с цыганом достичь согласия, ясное дело, не могут.

— Читай, — раздражённо тыкал пальцем в ворох бумаг полицейский. — Что тут написано?

— Гражданин начальник, — таращил в ответ чёрные очи цыган, — ничего не понимаю!

— Русских букв не знаешь? Или своего языка? Тут ведь русскими буквами цыганские слова написаны или нет? — горячился следователь.

— Буквы знаю, слова знаю, а что написано никак не пойму! Отпусти, я ничего не сделал, только вчера приехал…

— Все вы «только вчера приехал»!

Писатель пожал руку бывшему коллеге и оглядел заваленный какими-то бумажными клочками стол.

— Вот, — следователь возмущенно сгрёб бумаги и потряс ими перед Анатолием, — надо сдать в архив дело одного карманника, а мы не можем прочитать его переписку. Четыре года ловили. Этот цыган как волк-одиночка погоню нутром чуял: только очередную лёжку накроем, а его там уж нет, одни записки. В них, может, имена какие, адреса… Надо бы перевести на русский. Алексей грамотный, я знаю, он с моей дочкой в одном классе учился, а тут «дурака включил» и мозги мне компостирует.

— Всё он понимает! — усмехнулся Ярмолюк. — Но, как любой цыган, ждёт от власти неприятностей, потому на всякий случай притворяется. Дай, гляну.

Взял исписанный карандашом листок. Действительно, буквы русские, слова цыганские… «одэс тэ… хасиём… на ром…»

Анатолий читал и мысленно переводил.

Кочевать в феврале — безумие. Никакой цыган не кочует в феврале. Но что же поделать, когда именно в феврале под цыганскими ногами загорелась земля?..

«Знакомая история», — подумал Ярмолюк. Впрочем, в Прокопьевске все её помнили…

Отчего тогда ромалы разом сорвались с места — доподлинно никто не знал, но в народе поговаривали, будто обманули они лихих людей и те пригрозили им смертью. Только недалеко табор ушёл. Накрыло беглецов пургой… О том и писал на листке цыганский вор… На другом — о судьбе своей и о матери, и ещё — о любви к русской девушке…

— Это, — писатель вдруг отчего-то охрип и закашлялся. — Это не воровская переписка, нет тут никаких явок-паролей… Стихи это. Не надо их в архив. Отдай мне.

— Стихии-и-и? — удивлённо протянул следователь. — Ну, ладно. Стихи нам без надобности, забирай. А тебе-то зачем?

Ярмолюк ошеломлённо смотрел на бумажные обрывки, словно те сами собой заговорили поэтическими строками.

— Хорошие стихи, — повторил он. — Переведу, напечатаю. Как звали того цыгана?

— Талисман.

***

— Миро чаворо, миро Талисман, — сказала юная цыганка мужу, когда их первенец появился на свет, — мой мальчик, мой Талисман. Пока он с нами, ничего плохого никогда не случится!

У многих цыган по два имени: одно значится в документах (если, конечно, у цыгана есть документы), а другое — каким мама называет. Очень любят ромалы красивые имена: Ангел, Золотой, Золушка, Куколка… Верят: есть в тех именах магическая сила оберега.

Только никого не уберёг черноглазый Талисман. Даже себя.

Отец его пропал где-то на российских просторах. Уехал в город Гусь-Хрустальный счастья искать. Пообещал: «Ждите, приеду с деньгами». Ждала его жена, да не дождалась.

«Нехорошо жить нахлебниками на наших шеях, — сказали ей родственники. — Зарабатывай, как все».

Через полгода молодую мать арестовали за сбыт наркотиков. Пять лет колонии присудили.

— Ай, — причитали над Талисманом цыганки. — За что ребёнка осиротили?! Разве это её товар? Она его делала? Она — ромны — цыганская женщина, ей на роду написано торговать. Разве торговать — плохое дело? Никого она не убила, не ограбила! Пусть тех сажают, чей это плохой товар!

Кто их слышал? Земля да небо…

Вырастили мальчонку тётка и дядя, у которых своих детей было пятеро плюс приёмных трое. Не бросили, в детдом не отдали, выкормили, грамоте обучили и даже ремеслу. Воровскому.

Талисман красть не хотел. Ему нравилось учиться, книжки читать, стихи сочинять… Только линия жизни цыгана ветром по пыльной дороге начертана, и не свернуть с неё. Написано «чёр» — «вор» — и будешь до конца дней своих кошельки подрезать.

Пропал ром Талисман. Остались от него лишь «Дело» в полицейском архиве да слова на мятых обрывках. В тех словах — таинственным кодом поэзии — небесная музыка земных человеческих чувств.

Как тосклива земля без веселых цыганских костров,/Без платков разноцветных и песен печальных и нежных./Там, где табор шумел, только тени холодных ветров,/Да звенят ковыли, будто плачут о днях безмятежных.

…Это счастье моё нежданное,/ Это горе, чтоб мне пропасть./Ты — любовь моя окаянная,/Вспышка молнии, ветра страсть./…/У меня душа чёрным вороном/На могильном кресте молчит,/А твоя душа на все стороны/Песней жаворонка звучит…

Ай, да что там! Где поэзия, а где — чёр!..

Но Талисман хоть и жил вором, все ж таки был поэтом, а значит — пророком, и сам предсказал свою судьбу.

Не гадай мне, старая цыганка,/О судьбе цыгана — не гадай./Я и сам сегодня спозаранку/Видел, как оскалилась беда./…/Я, конечно, не сбегу далёко,/Мне не нужно далеко бежать — /Ведь у той былинки одинокой/Я останусь навсегда лежать…

***

— Сидит? — спросил писатель Ярмолюк, рассовывая мятые клочки по карманам.

— Застрелили при попытке к бегству, — следователь завязал шнурки тощей папки, довольный, что не нужно возиться с переводом загадочных каракулей. — Взяли на квартире очередной любушки. И как же этого Талисмана наши русские бабы обожали! Ни одна не выдала. Даже обманутые слова худого о нём не сказали. Мы сами его выследили. Это для него уже не первая ходка была бы. Видать, не захотел опять в тюрьму, вот и рванул дурноломом наудачу, только от пули не убежишь.

— О как! А в паспорте у него какое имя значилось?

— Не было при нём документов. Как назвала его подружка, у которой он до ареста жил, так в деле и записали: Талисман. Можно сказать, безымянным бомжем похоронили. Даже не знаю, где…

— Можно, я пойду? — подал голос повеселевший Алексей.

Он уже понял, что к нему претензий нет, что его задержание — это как бы приглашение в переводчики. Жёстко, конечно, пригласили. Только чего другого ждать цыгану от полиции?

— Сейчас вместе пойдём, — Ярмолюк попрощался со следователем и вслед за Алексеем вышел в метельную стынь.

«Эх, Талисман, растерял ты свой дар на смутных дорогах. Сколько там стихов сохранилось — пятнадцать? двадцать? не больше… Но на тонкую книжицу хватит. Надо издать, чтобы не пропали», — думал Анатолий, прижимая локтями оттопыренные карманы и прикидывая, у кого из местных ромал попросить помощи в переводе — своих знаний языка вряд ли достанет…

Стемнело. Холодно и отстранённо смотрели крупные звёзды с антрацитово-чёрного неба, расписанного туманностями, словно сибирская земля снежными метелями.

Ярмолюк с Алексеем шли молча, уткнув носы в поднятые воротники. С ними рядом незримой тенью шёл Талисман, нёс на бумажных обрывках непростую свою судьбу…

Кто мне скажет, зачем и откуда приходит беда?/Я не знаю ответ, и мой взор устремляется к небу…/Но молчат небеса, и безмолвствует в речке вода,/Гаснет день, и качается мир, ускользающий в небыль…

***

…Словно замёрзшую в камень полумёртвую ворону, подобрал Анатолий Ярмолюк стихи Талисмана, отогрел и выпустил на волю. Затеряются они среди тысяч других или найдут путь к своему читателю?..

Ответ знает лишь тот, кто наделил цыганского вора талантом Поэта…

Примечание автора: рассказ написан на основе подлинных событий, но не является документально точным