Спокойная жизнь в подмосковном поселке изменилась в одночасье с появлением на болоте кровожадной твари. С ней не могут сравниться даже волкодлаки, время от времени пробирающиеся на территорию поселка. Противостоять зову твари не удается никому. Но Тимур, кажется, нашел способ. Взяв с собой двух друзей, он отправляется в Москву, где надеется отыскать помощь.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Метро 2033. Дворец для рабов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 2
«Тук-тук, тук-тук…» — раздается впереди. Вокруг — лишь тьма, то изначальное, что было до дня и ночи, до порядка и хаоса, самих понятий «жизнь» и «смерть». Тьма пугающая и одновременно завораживающая, притягивающая, обещающая раскрыть множество тайн, холодком проходящая по позвоночнику и мягко обнимающая за плечи. И в ней едва слышный звук раздается грозовым раскатом: тук… тук-тук.
— Стоять! — Тим вскидывает автомат и щурится, но ничего не может разобрать. Стук затихает, зато вместо него раздается тихий посвист — какая-то мелодия, красивая, немного печальная, незнакомая и вместе с тем родная.
— Что это? Кто ты?! — Тим мог бы выстрелить, но не хочет, да и боится.
— Так поют туннели, — отвечает незнакомец, а мелодия затихает, и Тим испытывает сильнейшее сожаление по этому поводу. Голос у незнакомца красивый: ленивый, бархатный баритон, в котором слышатся смешливые нотки. — Почему ты заступил мне дорогу, зачем вообще пришел?
Тим сильнее сжимает автомат. Тяжесть и холод оружия придают уверенности, и он говорит нагло и по возможности сурово, стараясь подражать интонациям Колодезова, когда тот чем-то недоволен. Тим прекрасно помнит и ненавидит их с детства, а потому без труда может спародировать:
— Свет включи и назовись!
— Я вижу все довольно отчетливо, — возражает незнакомец.
— Да здесь хоть глаз выколи! — возмущается Тим.
— Всего лишь от того, что пребываешь во тьме. Только поэтому, — откровенно потешается тот.
Тим вскидывает автомат. Затвор лязгает, приклад упирается в плечо слишком сильно. Холод ползет по рукам вверх, плечи тянет, болит каждая мышца. В нос внезапно бьет резкий химический запах, то ли в шутку, то ли издевательски названный «черемуха» — как и красивые цветы, раньше появлявшиеся каждую весну. На складах было много баллончиков с этим средством — не сразу додумались отпугивать им тварей.
— Так и выстрелишь? — интересуется незнакомец из темноты и, внезапно оказавшись за плечом Тима, приказывает: — Пожелай!
Палец сам жмет на курок, автомат трясется в руках, бьет отдачей, но ни вырывающегося из дула огня, ни звуков выстрелов Тим не видит и не слышит. Не чувствует он больше и запаха.
— Ай-ай, — горячее дыхание опаляет ухо. Незнакомец смеется, почему-то его голос отчетливо слышен. — Вот смотри: я пожелал, и ты не смог выстрелить. Так что насчет света? Попробуешь?
— Кай! — имя само слетает с губ.
Неизвестный напрягается, Тим чувствует это кожей, все мелкие волоски на теле встают дыбом.
— Не помню, чтобы мы встречались, — опасным шепотом проносится по шее.
Тиму кажется — должно произойти нечто плохое, но остановиться он не в состоянии:
— Воздвиженка, Прохор Анатольевич… Москва!
Плечо до боли сжимают горячие пальцы.
— Тс-с… — раздается у самого уха. — Зря… — В подтверждение слов в бок упирается пистолетное дуло. Тим не может видеть, но представляет именно его. — Тебе никто не рассказывал, что не стоит выдавать чужих секретов?
— При чем здесь секреты?
— А задавать вопросы — еще опаснее, — говорит Кай с какими-то мурчащими интонациями в голосе. В этот момент он представляется Тиму огромным котом: непременно черным, с пронзительными изумрудными глазами и вертикальными узкими зрачками, светящимися золотом. — Вопросы способны рассказать о вызнающем гораздо больше, чем кажется. Скажем так, вздумай ты говорить о себе, немногое приукрасишь сознательно, желая выставить в нужном свете; часть гораздо более существенную приврешь неосознанно, просто потому, что не осознаешь, кто же ты есть и к чему стремишься; и озвучишь лишь мельчайшую крупицу правды. Зато, беседуя на отвлеченные темы или спрашивая, предстанешь во всей красе… перед теми, кто умеет наблюдать и слушать.
— А ты, значит, умеешь?
— Рассчитываю на это, — он щелкает пальцами, и вокруг вспыхивает мягкий синеватый свет.
Тим стоит посреди бетонной трубы. Внизу — шпалы и рельсы, справа и слева — жилы проводов, они слегка вибрируют, распространяя едва слышный заунывный гул. Однако он по-прежнему не видит Кая.
— Где мы находимся?
Кай хмыкает и сжимает его плечо сильнее. Опустив взгляд, Тиму удается увидеть узкую кисть с длинными пальцами — музыкальными, как принято называть, — и очень бледной в неверном призрачном свете кожей. Низкая манжета черной куртки задралась, обнажив тонкое запястье. Вначале переплетение линий на нем Тим принимает за браслет, лишь через мгновение-другое понимает, что видит татуировку. Кай шевелит рукой, немного наклоняет, и Тима прошибает холодок страха.
Бояться совершенно нечего — если уж опасаться, то скорее дула, упирающегося в бок, однако вид змеи, кусающей себя за хвост, отчего-то заставляет кровь быстрее бежать по жилам.
— Упаси тебя вышние силы кому-либо рассказывать обо мне, — шипит Кай так, будто сам является змеем. — Понял?!
— Уроборос, — произносит Тим мудреное название. Змей, поглощающий сам себя — древний символ. Спроси его кто-нибудь, как называется, не вспомнил бы, а сейчас не сумел вовремя прикусить язык.
— Как говорил один мой знакомый… покойник, — произносит Кай с наигранным сожалением в голосе, — «я слишком много знал».
Огонь бьет в бок, Тим стискивает зубы и чувствует, что падает. Его подхватывают под мышки, осторожно укладывают на рельсы.
— Тс-с… тише-тише, — мягко и как-то очень тепло произносит Кай. — Чего переполошился?
Прежде чем понять, что не в силах пошевелиться, Тим возмущается:
— Как можно оставаться спокойным, если убили?!
И в следующую секунду удивляется, почему еще не потерял сознание.
— И смех, и грех, — устало вздыхает Кай. — Ну чего ты тревожишься, а? Дыши спокойнее. Неужто не слышал никогда, что смерть во сне — к долгой жизни?
— В каком еще сне?! — огрызается Тим, а Кай снова смеется. — Кто ты такой, придурок офигевший?!
— Ну-ну, не ругайся. Тихая смерть — мое второе имя, и ведь ты первым стрелял, — напоминает он, прежде чем исчезнуть.
…Тим сел на постели, обливаясь холодным потом и задыхаясь. Сердце заполошно колотилось в груди, и успокоить его никак не выходило.
— Ничего себе сон приснился!..
Под ложечкой все еще сосало, по позвоночнику тек пот. Тим помассировал виски и встал.
Пройдясь по комнате раз десять, он кое-как успокоился и сумел найти логичное объяснение привидевшемуся кошмару. Не могло быть сомнений, Кай возник в нем по той лишь причине, что его явление в наушниках сильно поразило Тима накануне. А вся прочая мура про метро и убийство наложилась уже потом: после разговора с Колодезовым.
Василь Василич выслушал Тима очень внимательно, выведал все, а потом приказал держать язык за зубами.
Ни о Москве, ни о метрополитене, в котором могли все-таки успеть укрыться люди, он не желал слышать. Не говоря об организации вылазки в столицу. Сначала пробовал шутить, затем обвинил в том, что Тиму все привиделось или тот специально все выдумал, рассчитывая замять собственную оплошность с волкодлаками. Какую такую оплошность, интересно? Как будто появление мутантов на территории могло от него зависеть — здесь дядька нехило преувеличил и перегнул палку.
— Скажи еще — со страха! — не выдержал Тим тогда.
— Ты не трус, — покачал головой Колодезов и припечатал: — Но вот ума тебе явно не хватает. Ты кого искать собрался и, главное, зачем?
Тим опешил от подобного вопроса.
— Как кого?! — воскликнул он. — Людей! Вместе нам будет гораздо легче. Можно организовать постоянное сообщение с Москвой, найти тамошнее руководство. Ведь кто-то у них командует? Я уверен, они непременно нам помогут.
— Да ну? А ничего, что мы помогаем себе сами и неплохо справляемся? — удивился Колодезов. — Да и какого рожна москвичам проникаться к нам теплыми чувствами?
Он сидел за столом и хмурился, перекладывая лежащие на столешнице предметы с места на место: то карандаш, то старую тетрадь, в которой записывал важные события, то блокнот с пометками о том, что следовало сделать. Время от времени он прихлебывал из черной кружки травяной сбор — растения возле болота отравой не являлись, бодрили и слегка пьянили, ровно настолько, чтобы ощутить прилив сил и не впасть в неадекватность. На боку кружки виднелась трещина, но Колодезова она не беспокоила, тем более он не собирался прислушиваться к словам суеверной поварихи, утверждавшей, будто такой посудой пользоваться нельзя.
— То есть?.. — сначала Тим не нашелся с ответом, а затем заговорил, захлебываясь словами, обо всем подряд, в чем сам сомневался. Все же люди — те еще прагматики, и альтруистов среди них, можно сказать, нет вовсе. — Общая беда объединяет и делает всех лучше.
— Кого-то объединяет, других разъединяет, — проворчал Колодезов, откинувшись на спинку кресла и постучав костяшками по столешнице. — Откуда ты знаешь, что в столице не каннибалы сидят, которые только и ждут, когда ты к ним сунешься с распростертыми объятиями?
— Бред! Кай не похож на людоеда. Да и тот, второй, тоже.
— Ты слышал их впервые в жизни и сразу сделал далеко идущие выводы. Прискорбно.
— Я мог бы еще раз попробовать связаться с ними, частоту я запомнил.
Колодезов покачал головой.
— Москва молчит сейчас и молчала раньше. Ты, наверное, очень везуч или наоборот, раз умудрился засечь переговоры.
— Вы же вынесли оборудование… — начал Тим и замолчал.
— И вынесли, и разобрали, — подтвердил его опасения Колодезов. — Нам всяко нужнее будет, чем твои бредни слушать, племяш.
Некоторое время они сверлили друг друга взглядами. Никто не желал уступать первым, а потом Тим вспомнил.
— Когда я попал в подвал, первое, что бросилось в глаза, — отсутствие пыли. Да и помещение не казалось запущенным, заброшенным. Означает ли это…
— Не твоего ума дело, — резко осадил его Колодезов и тем самым лишь укрепил в подозрениях: радиоточка в поселке имелась давно и спокойно функционировала до недавнего времени. Может, и сейчас тоже, просто оборудование перенесли в какой-нибудь другой подвал! Но значит, Колодезов вовсе не сомневается в его словах, он в курсе насчет выживших в Москве.
— Зачем? Почему? — Тим был взволнован и не считал нужным скрывать этого. — Ты же слушал их все время…
— Разумеется. Если нас обнаружат и решат захватить, я рассчитываю услышать их первым.
— Да ты просто болен! — Тим покрутил указательным пальцем у виска.
— А ты забыл, что такое анархия и вседозволенность. Все еще не вырос, витаешь в облаках сплошных фантазий, — Колодезов мог бы напомнить о субординации, но предпочел отчитать почти по-семейному (в его понимании).
— Иногда мне кажется, что никакой я тебе не родственник, — с досадой проговорил Тим. — У нас и фамилии разные.
— Разные, — согласился Колодезов. — Ты Тимур Волков — как отец. И сам в отца, потому-то его здесь и нет: тоже лез из огня да в полымя, пока не долазился, — сказал он жестко и указал взглядом на дверь, мол, некогда, время аудиенции окончено. — Подумай об этом и выкинь Москву из головы.
Тим рассвирепел. Не любил он подобных разговоров с детства: как где ошибался, сразу получал упрек. Не иначе, дядька испытывал сильнейшее недовольство тем, что ему пришлось возиться с Тимом, когда мать и отец того сгинули.
— Да уж куда мне? — прошипел он. — Голова, как решето: ничего важного не держится. Зато, если втемяшится блажь какая, обратно не выйдет. Весь в отца — а я и не против. Не в тебя же. Думаешь, не понимаю, отчего ты так против Москвы настроен? Боишься власти лишиться. Здесь ты ж у нас отец и командир, царь да бог, а коли объявится кто повыше?
— Пошел вон, — устало проведя по векам ладонями, проговорил Колодезов. — И больше я с тобой говорить на данные темы не желаю.
Тим вышел от него злее злющего, и совесть за скорее всего несправедливые обвинения его нисколько не мучила. Не важным стало и все хорошее, виденное от дядьки, и сказки, рассказанные в детстве, и книги, которые тот доставал, стоило Тиму научиться читать. И то, что во время редких, но тяжелых простуд парня Колодезов всегда оставался рядом, предпочитая работать дома и в своем кабинете даже не показываясь. Минули те времена, как ушли и детские годы.
В Москву следовало идти, но как осуществить вылазку, Тим пока не представлял. Тридцать километров — не ахти какое расстояние, но и не шутка, а по дороге неясно, что и кто встретится и насколько окажется опасен. Уходить одному — верная смерть, но говорить с кем бы то ни было Тим пока не решался. Друзья у него имелись, и было их немало, но кому из них можно довериться — вопрос отдельный, да и не хотел он подставлять их под гнев Колодезова. Это на родственника у того рука не поднимется, а на кого-нибудь другого — вполне.
Если бы Родька не получил тот укус, Тим позвал бы его, не раздумывая. Однако теперь приятелю восстанавливаться не один месяц. Данька скорее всего пойдет, но уводить пусть пока еще и неопытного, но врача — подвергать поселок ненужному риску: медицинский персонал, хоть и неквалифицированный, ценился на вес золота (глупое сравнение по нынешним временам, в которые былые сокровища потеряли свою ценность, но Тим к нему слишком привык). Хотя… отыщи они москвичей и наладь с ними контакт, Данька окажется незаменим. Кто же еще сможет разобраться в лекарственных препаратах, которые кровь из носу нужны в поселке? Корешки и листочки — вовсе не панацея от всех болезней, тем паче на самом деле неизвестно, не аукнется ли подобная медицина в будущем, через поколение-другое, например. Кто знает, вдруг попьет-попьет чаек какая-нибудь девица, а потом и родит очередного Витаса, который мужик, конечно, хороший и поадекватнее многих будет, но с причудами и шестипалый, не говоря о прочей внешности. Кроме Даньки, оставался Макс, но тот всегда был себе на уме, авантюры не жаловал и без особой нужды обычно не рисковал. Еще Женьку придется ввести в курс дела, иначе кто ж выпустит их из бункера в ночь глухую?
Имелся у Тима еще один очень хороший друг. К которому он, сказать честно, не знал как относиться: однозначно тепло и с уважением, но хотелось и большего. С детства Аленка носилась с ними по всему бункеру, забросив чисто девчачьи забавы и игры, откровенно зевая, когда ее втягивали в разговоры одноклассницы. В подростковом возрасте она не интересовалась, чем бы намазать лицо вместо ушедшей в небытие косметики, чтобы непременно понравиться всем лицам мужского пола вокруг. Вместо этого девушка по десять раз на дню преодолевала полосу препятствий и стреляла по мишеням из всего, что только способно выстрелить. Сейчас Аленка возглавляла одну из групп, патрулирующих поселок, исследующих ближние подступы к лесу и прикрывающих сбор растений у болота. Поговорить с ней можно было обо всем на свете, даже о вещах стыдных и мужчине якобы не полагающихся. Когда в шестнадцать лет Тим вдрызг разругался с дядькой, то предпочел плакать именно на хрупком девичьем плече, а не изливать душу друзьям. И в отличие от них, уже строивших «хитроумные» планы подвигов или побега, Аленка единственная нашла аргументы для «иди и помирись» и даже насоветовала много нужного. Порой казалось, она никого и ничего не боится. Однако точно так же, как Тим был уверен, что в любой момент пойдет с Аленкой в разведку и доверит прикрывать спину, он знал, что в Москву ее не позовет. Ведь Колодезов может оказаться прав насчет каннибалов, а то и кого похуже, да и по пути может приключиться всякое.
За дверью послышались осторожные шаги. Колодезов дожил до пятидесяти восьми лет и не имел ни малейших проблем со здоровьем, был он грузен и, можно сказать, монолитен — весь словно выточенный из камня, с тяжеленным взглядом грязно-серых глаз. Однако при этом перемещался он практически бесшумно и с легкостью, которой завидовали все, в том числе и Тим. Стараясь не слишком шуметь, парень поспешил добраться до «постели», которой служили ему старые ящики с кинутым поверх них спальным мешком. Успел вовремя, прикрыл глаза и постарался успокоить сбившееся дыхание.
Бункер был не настолько вместительным, как хотелось бы, и обеспечить отдельным жильем всех желающих не мог. В больших залах народ давно установил перегородки, а то и палатки: по одной на семью. Тим же всегда пользовался привилегированным положением родственника главы. В этом смысле спасибо следовало сказать Колодезову, обеспокоившемуся тем, чтобы у племянника наличествовал свой отдельный уголок, начиная с самого раннего детства. То ли дядька действительно заботился о благе последнего, то ли попросту делал как удобнее самому: обретающийся неподалеку Тим лишний раз не мозолил глаза.
Парню потребовалась вся выдержка: он не хотел ни выдать себя, ни подглядывать. Из-под двери, отделяющей комнату от коридора, жизнь в котором не затихала и глубокой ночью, лился белый свет. Его вполне хватало, чтобы не наталкиваться на мебель, и фигуру Колодезова вполне удалось бы разглядеть, пусть и не подробно. Вот только смысл? Тим представил, как тот открывает дверь, входит, стоит над ним и молча смотрит, размышляя о чем-то своем. Сюжет для очередного кошмара, да и только! И очень хочется поежиться, сбросить этот взгляд, открыть глаза и спросить: «Чего надо?» Но Тим предпочитает просто ждать.
Раздалось цоканье когтей по бетонному полу, щель — входя, Колодезов прикрыл дверь неплотно — стала шире, и в нее протиснулся Лорд. В холке он достигал середины бедра Тима, обладал головой бультерьера, пушистым мехом и окрасом лайки, а потому не боялся холодов и если вцеплялся во врага, то не выпускал, пока в том теплилась жизнь. А еще он улыбался, несмотря на то что все, кроме Тима, называли его улыбку оскалом, временами прибавляя слово «злобный», и мог выслушать, доверительно положив морду на колени и участливо смотря в глаза, если становилось уж совсем не по себе.
Наконец Колодезов развернулся и вышел. Дверь закрывать он не стал и звать собаку — тоже. Тим приоткрыл один глаз, высвободил руку и потрепал Лорда по шее. Пес вздохнул и, рухнув рядом, придавил тяжелым теплым боком, задышав куда-то в подмышку.
Сон накатил очень быстро и в этот раз без каких бы то ни было сновидений-ассоциаций и непрошеных воспоминаний. Лорд одинаково хорошо защищал и от монстров материальных, и от порождений страшных снов.
Утром пришлось быстро собираться и, отложив завтрак на потом, спешно выдвигаться к болоту, куда еще до рассвета ушла Аленка со своей группой и Витасом.
Инвалида, а вернее, мутанта, что по нынешним временам одно и то же, Тим увидел первым. Бойцы рассредоточились на расстоянии до пятисот метров и на глаза не показывались. Они здесь находились для охраны и прикрытия. Витас же сидел на корточках возле кромки воды и вглядывался в туман. Тот не развеивался над болотом никогда: ни днем, ни ночью, ни летом, ни даже в самые суровые зимы. Учителя рассказывали, будто раньше под Москвой точно не было таких болот, чтобы в них удалось завязнуть и утонуть. Конечно, при должном желании и в стакане захлебнуться можно, но после катастрофы ничем не примечательное заболоченное озерцо близ бункера разрослось, раздалось вширь, обступая поселок с трех сторон и защищая от леса и волкодлаков, лезущих и лезущих из чащобы. Оно обзавелось трясиной, способной поглотить добычу в считаные секунды. Раньше болото считалось мертвым в отношении всякой опасной пакости и даже полезным: дополнительный охранный рубеж против тварей и источник мутировавших, как и все на свете, но вроде бы безвредных растений, приспособленных поселянами для чая и приправ. Но в последнее время ситуация изменилась.
— Хенде хох! — донеслось шепотом из-за спины с наигранным жутчайшим акцентом. Впрочем, иностранцев среди поселян не было, а оценить произношение мог только Пал Палыч, преподаватель мировой истории, самолично прививший ученикам словечки и фразочки, которые те затем переиначивали на собственный лад.
Тим улыбнулся, поднял руки и, фыркнув, изрек:
— Биттэн-дриттэн-ой-йой-ей. Привет, Аленка! Поведай мне, что за беготня с утра пораньше, — и обернулся, не без удовольствия обозревая невысокую худенькую девушку, одетую в защитный костюм, великоватый ей в плечах и в поясе, и в большущие армейские ботинки, держащиеся лишь благодаря туго зашнурованному голенищу. Видок был еще тот, Аленка смахивала на хоббита из древней книжки — Тим ее так и называл время от времени (разумеется, в шутку и ни в коем случае не желая обидеть). Впрочем, сама она нисколько не расстраивалась по данному поводу и давно доказала всем и каждому, что с ней стоит считаться.
Начиная с шестнадцати лет Тим не мог избавиться от желания защищать Аленку от всех и вся, но, получив несколько довольно внушительных пинков и затрещин, уяснил необходимость смирять чувства и держать их при себе. Терять дружбу из-за тараканов в собственной голове точно не стоило.
— Поведай ему, еще и быстро, — фыркнула девушка и указала в сторону поваленного ствола в нескольких шагах от кромки воды. — Ладно, пошли побалакаем.
Оттуда они могли бы наблюдать за Витасом и поднять тревогу в случае чего, самому же мутанту не помешали бы точно: тот умел отрешиться от мира и окружающих его людей, даже вздумай те орать, стрелять в воздух и ходить на голове. Тим, сказать по правде, полагал, что побеспокоить того невозможно в принципе. Большую часть времени пребывающий то ли в мыслях о вечном, то ли вообще в некоем своем измерении, Витас выбирался в реальность только из вежливости и по просьбе Колодезова или еще кого-нибудь, кого считал важным для себя лично. Тим к подобным не относился, да ему и не требовалось.
— Рассредоточиться, — поднял он руку, привлекая внимание, и отдал приказ своим людям: — Усилить наблюдение, обо всем подозрительном докладывать без промедления.
Легкое шуршание за спиной поведало о том, что бойцы приступили к исполнению распоряжений.
— Если откровенно, нам самим пока не ясно ничегошеньки, — опускаясь на ствол, проговорила Аленка. Защитная маска слегка искажала ее красивый низковатый голос. Помнится, Марина Дмитриевна, их учитель математики, называла его контральто и сокрушалась по поводу невозможности устроить ученице певческую карьеру. По ее мнению, во времена прежние Аленка блистала бы в опере. Сама несостоявшаяся дива только морщилась от подобных предположений, хотя и любила намурлыкивать что-нибудь себе под нос. — Про Ника Никифорова ты же в курсе?
— Ты про то, что он перебрал и чуть за болотными огнями не увязался?
— Ты же знаешь, он не пьет.
— Знаю, — вздохнул Тим. — С сивушных глаз любой мог бы избушку на курьих ножках углядеть и полезть в трясину миловаться с лягушками-царевнами. Кстати! — уже не таясь, рассмеялся он. — А ведь Баба-яга истинная мутантша… тка… как правильно? — Аленка лишь махнула рукой в его сторону. — Не, ну правда. Судя по сказкам. Жаль, мы вовремя не поняли, что она из будущего. А ступа — машина времени. Витас как есть Кощей: страшный, ужасный и ходячий скелет. Ты смотри, по канонам жанра он тебя унести должен.
— Ха-ха-ха! — Девушка скривилась. — Ах, как смешно, сейчас живот со смеху надорву, паяц-недоучка. А только не один Никифоров в туман гулять намыливался. Удивительно, что пока никто не пропал — успели остановить. Едва не сгинувшие Федька с Рустамом ни капли в рот в тот вечер не брали и точно ничего не нюхали. Рустаму вообще вера предков не позволяет.
— Знаю, — повторил Тим. — Что, в общем и целом, пока еще не говорит ни о чем сверхъестественном. Рустам вполне мог не те травки заварить и дочаевничаться до слуховых галлюцинаций. Их ведь тоже звали?
— Звали, — подтвердила Аленка, — но на этот раз голос был не детский, а женский, как Федька говорит, очень соблазнительный.
— Выходит, имеем на болоте свою нечисть типа кикиморы? — протянул Тим и покачал головой. — Даже не одну особь, а нескольких? Плохо.
— Не хотелось бы нескольких, — вздохнула собеседница. — Здесь и одна таких дел натворить может…
— Есть шанс, что все же одна, просто пересмешница, изменяющая голоса, — сказал Тим, хотя сам в подобное верил мало. — Обидно, столько лет никого не было, и на тебе: жизнь новая самозарождающаяся, скорее всего, наполовину разумная.
Аленка покачала головой.
— И даже не это самое неприятное. Вадима Андреева помнишь? — спросила она, перейдя на шепот. Тим кивнул. — Тоже детский голосок слышал.
— И?..
— От него жена ушла в прошлом году, Андреев из-за этого и засивухил по-черному. И жена, к слову, уже двойню от нового мужа понесла, тогда как с Андреевым пять лет прожила, и ничего.
— Бабские сплетни, — поморщился Тим.
— Информации много не бывает, — укорила Аленка, — тем более, я не пересказываю тебе разговоры по поводу, какая она стерва, что такого видного мужика бросила, на которые наши кумушки горазды. Из зависти, как я подозреваю.
— Будь уж добра. Спасибо тебе, добрая душа: оберегаешь от кумушкиных баек, не позволяешь мозгу взорваться от всевозможной чуши, в них содержащейся, — поблагодарил Тим и посерьезнел. — К чему ты клонишь?
— А к тому. Федька с Рустамом, как говорится, нынче в свободном поиске и ни одной юбки не пропускают. Андреев из-за отсутствия семьи и особенно детей пьет горькую. Никифоров давно остепениться хочет, но все никак не выберет мать своих будущих детей.
— Погоди-погоди…
— А здесь и годить нечего, — шикнула на него Аленка. — Улавливаешь связь? Одни очень хотели детей и услышали просьбы малышки из тумана о помощи, другие искали подруг и тоже чуть не попались.
— Чуть?
— Если бы не Гришка, поминали б как звали, — сказала Аленка. — Он просто вовремя окликнул этих двух обормотов.
— Подводя итог… — Под ближайшим кустом подозрительно зашуршало, и Тим привстал проверить. Однако там обнаружилась лишь ямка, полная старой пожухлой листвы, которую трепал ветер. — У нас здесь не просто кровожадная тварь завелась, на разные голоса говорящая, а обладающая экстрасенсорными способностями. Совсем как Витас. То-то он бесится.
— Или аномалия какая-то в тумане возникла ни с того ни с сего, — предположила Аленка. — Только знаешь, Витас не просто нервничает, а ищет. Я с ним уже неделю по берегу болота мотаюсь, а сегодня еще и тебя в усиление прислали.
— Правильно сделали.
— Я тоже рада тебя видеть, Тим, особенно живым и здоровым, — сказала девушка. — Но как по мне, чем меньше потенциальных жертв, тем лучше.
И в этом тоже была вся Аленка: размышляла о благополучии других, о своем не думая.
Витас явно заволновался, поднялся и принялся мерить берег шагами: пять вправо, три влево, два вправо, пять влево и опять сначала. При этом на болоте не изменилось ничего: как стояла тишина, так ничем и не нарушалась, даже поднявшийся ветер не пустил рябь по темной воде.
— Я, кстати, так и не поблагодарил тебя, — наблюдая за мутантом, произнес Тим.
Аленка во главе своей группы вышла на поиски исчезнувших патрульных и очень своевременно решила проверить, не застряли ли те в старом здании заброшенной школы. Волкодлаков тогда покосили пятнадцать голов, оставшиеся в живых пустились бежать и вывели преследователей к лазу.
— Пустое, — она махнула рукой. — Витаса поблагодари лучше, хотя ему, наверное, плевать.
Тим поежился. Со спины и в отдалении мутант казался еще ничего — почти обычным человеком, а вот вблизи обладал воистину пугающей внешностью: тощий и длинный, кожа облегает скелет, превращая его в зомби из детских страшилок. Глаза навыкате — очень темные, почти черного цвета: радужка практически сливается со зрачком, отчего кажется, будто с лица Витаса смотрит сама Тьма или Бездна — это уж насколько у кого хватит воображения и страха. Кожа бледная в синеву и сухая, словно старая сморщенная бумага. На остром подбородке — два китовых уса иссиня-черного цвета, закручивающиеся на концах. А волосы на голове жидкие и седые, неопрятными лохмами спускаются по плечам до пояса.
— А при чем здесь наш мутант? — спросил Тим, хотя уже сам догадался.
— Ну, мы же все по болоту да по болоту, — ответила Аленка. — И обычно наши вылазки проходили одинаково: выход на рассвете, торчание здесь часов до девяти, пока солнышко наше радиационное еще не поднялось в зенит, а потом — в родное подземелье. Витас по большей части все на бережку сидел и туман гипнотизировал, это сегодня он буйный какой-то. Так-то из него не вытянешь ни слова, ходит молча, как сомнамбула, но вот третьего дня он меня за руку ухватил и чуть ли не в лицо выплюнул: иди, говорит, в школу, а то сожрут его там. Я чуть не села где стояла, тотчас же расспрашивать кинулась, да куда уж, из Витаса слова лишнего не вытянуть. Зато когда вас искать отправили, будто током шарахнуло — сразу сообразила, куда следует идти.
— Хотел бы я знать, зачем вдруг понадобился нашему мутанту… — задумчиво проговорил Тим. Хотя, спасая ему жизнь, Витас вполне мог оказывать услугу Колодезову или, наоборот, мстить тому.
Какие именно отношения связывали дядьку и Витаса, понять не выходило, хотя следил за ними Тим с детства, иногда полагая, будто Колодезов того чуть ли не усыновил, искренне пожалев. В другое время парень думал, что дядька просто играет в благотворительность, набирая себе дополнительные очки у сердобольных поселян, а еще — что использует мутанта, который очень непрост и неясно, что умеет. Витас мог казаться едва ли не всемогущим, если хотел, или как сейчас — безумным калекой. И ведь, судя даже по рассказу Аленки, действительно обладал способностью предугадывать будущее. А сколько имелось примеров его прочих умений — и не сосчитать.
Развить мысль Тим не успел: мутант остановился, вытянулся во весь рост, встав на мыски, наклонился в сторону болота, распахнув руки, словно в объятии, и завыл тонко-тонко — как утверждали некоторые поселяне, до катаклизма певец с таким же именем поражал слух зрителей и собирал едва ли не стадионы. Звук, впрочем, очень скоро перетек из фальцета в более высокую область, ударил по ушам, перейдя границу слышимого диапазона. Тим услышал, как выругалась девушка, схватившись за виски, и сам задышал ртом. Из носа полилось солоноватое и теплое, оказавшееся кровью, но это было еще полбеды. Перед глазами помутилось, Тима словно приподняла и швырнула о землю лапа невидимого чудовища.
— Машу вать! — выругалась Аленка, то ли намеренно, то ли случайно переставив местами первые буквы. Видимо, ее тоже нехило приложило.
— Ты свихнулся совсем, жаба?! — с этим возгласом из кустов выломился Максим и устремился к не собиравшемуся замечать его мутанту.
— Отставить! — тотчас спохватился Тим. Удивительно, но подняться вполне удалось, он даже успел вовремя, чтобы заслонить Витаса: уж в него-то Максим точно стрелять не стал бы.
— Сука… он же ее мучает! — взвыл тот, вскидывая автомат, и Тим тотчас пожалел о своем решении: боец явно утерял всякую адекватность и, кажется, хотел выстрелить все равно в кого.
— Макс, прекрати!
В этот момент сзади на бойца бросилась Аленка, со всех сил ударив его под колени. Максим, не ожидавший подобной подлянки, сел на зад прямо в грязь, автоматная очередь ушла в воздух, а тут и Тим подоспел, выбив оружие у него из рук.
— Ты чего истерить-то начал? — спрашивал он несколькими минутами позже. Бревно обзавелось еще одним сидельцем.
Максим все еще окончательно не пришел в себя, сидел набычившись, широко расставив ноги, и шумно вздыхал.
— Зацепило, командир, — повинился он. — Этот сыч зловредный как выть начал — у меня внутри аж перевернулось все и в голове помутилось.
«Зловредный сыч» сидел на корточках на прежнем месте и снова вглядывался в туман, ползший над болотом, кажущимся притихшим и безбрежным, абсолютно неживым.
— Ясно, зацепило. Не одного тебя, — пробурчала Аленка. — Ладно, уходить надо. Шоу окончено, собирай людей, Тим.
— Да уж, нашумели мы изрядно, — откликнулся тот. — Сейчас еще кто-нибудь явится любопытный.
— Волкодлаки как раз не любопытны, — напомнила девушка, вставая.
— Не уверен, что нынче нам противостоят только они, — поднялся вслед за ней Тим.
— Братцы… — протянул по-прежнему сидящий на стволе Максим.
— И сестрицы, — фыркнула Аленка.
— А со мной-то теперь что будет? Я ж теперь этот самый… как его… дезертир. А то и хуже: на гражданского руку, то есть автомат поднял, родного командира чуть не пришиб…
— Все, конец тебе, — сохраняя серьезность, сказал Тим, обернувшись. — В изгои на времена вечные или в карцер пожизненно.
— С какого такого рожна его еще и кормить на халяву? — подыграла ему Аленка, делано возмущаясь. — В изгоях он долго не протянет: первой же ночью сожрут.
— Твой вердикт? — гоня с губ улыбку, спросил Тим.
— Отдать Колодезову, пусть расстреляет, или, вон, Витасу на опыты, зачем просто так биомассе пропадать?
— Ы… — прокомментировал ее слова Максим, бледнея и хватаясь за голову.
— Гы-гы, — подсказал более уместное выражение Тим. — Вставай уже, защитник кикимор.
Но тот продолжал сидеть на стволе и раскачиваться.
— У… как все запущено, — покачала головой Аленка.
Витас подошел к ним абсолютно бесшумно, уставился на Максима, склонив голову к плечу каким-то совершенно не человеческим, резким движением, и прошелестел бесцветным тихим голосом, ничем не напоминающим тот, который они слышали совсем недавно:
— Они шутят, вставай.
Максим вскочил, словно одна из старых детских игрушек — ванька-встанька. Они зачем-то содержались в бункере чуть ли не тысячами, уложенные в железные ящики, затерявшиеся между припасами. Взгляд у бойца был откровенно странным, полным надежды на лучшее и готовности исполнять любые приказы.
— Ты чего сотворил?! — Аленка набросилась на Витаса, нисколько не опасаясь за сохранность собственного рассудка.
— Отойдет… — ответил ей мутант и отступил, пропуская Максима, целеустремленно зашагавшего по дороге к поселку.
Тим знаками отправил за ним троих ребят, чтобы проследили, кабы чего не случилось.
— Ничего с ним сейчас не сделается, — пообещал Витас, направляясь следом за ними. — И с вами тоже. Однако поторопитесь.
«Зато теперь Максим пойдет со мной хоть в Москву, хоть куда угодно», — поймал себя Тим на не особенно красивой мысли. Витас обернулся через плечо, смерил его внимательным взглядом и кивнул, словно подтверждая.
— Пошли, — сказала Аленка. — Этот просто так просить поторопиться не будет.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Метро 2033. Дворец для рабов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других