Амулет

Светлана Колотова, 2022

"Амулет" вторая книга Колотовой Светланы. Захватывающее произведение состоит из трёх взаимосвязанных рассказов о современной жизни, слегка мистическое, с элементами психологического триллера, позитивное, легко читающееся. Содержит нецензурную брань.

Часть 1

Глава 1. Димитрий

“Недостаточно средств”, — пропищала карта на кассе. Одномоментно пришло сообщение из банка: “Чтобы не допустить просрочки по кредиту и не платить повышенные проценты, внесите 92 600 рублей до 13 числа”.

Сегодня двенадцатое. Через час закончился бензин. В красной зоне он маячил последние несколько часов. Заболела голова, захотелось есть. “Нет, нет, — сказал я себе, — всё нормально, это временные неприятности”. “Даже не мечтай, — хищно улыбнулся мой Айфон, выскользнул из закоченевших пальцев и раскололся вдребезги. “Зашибись, — подумал я. — Чётко день пошёл, — потом я подумал, — где наша не пропадала”. Гордо заправился на баллы в Лукойле, пожрал на баллы Сбербанка, с радостью подумал, что жизнь наладилась, засунул стаканчик кофе в боковой карман, хотя никогда так раньше не делал.

По большому счёту, мне не везло уже года три подряд. Примерно года с 2015 я летел в яму, и она с каждым годом становилась глубже, края её всё рыхлее, а почвы под ногами всё меньше. Я старался отказаться от прежних буржуазных привычек, донашивал тяжёлый люкс и постепенно перешёл на масс-маркет, узнал, что такое экономия, узнал, сколько стоит ролекс в ломбарде, вкус доширака и научился гордо отворачивать мордальон от пафосных пригласов. В сторону “девушек на миллион” я перестал смотреть два года назад. «No honey, no money,» — чего уж тут.

Я так задумался, совсем задумался, задумался настолько, что двадцать лет водительского стажа улетели в тартарары в следующую секунду. Пятнадцать часов дня, свободный переулок, совершенно ошалевший старикан на Шевроле сделал меня лоб в лоб. Я в начале не понял, откуда дым и запах пороха, понял позже, когда увидел разорванный надвое руль Ауди и висящие, как сопли, подушки безопасности. “Хорошо хоть пристегнулся”, — подумал я. “Ага”, — ответил кофе из KFC и залил мне всё лицо. Занавес трудового дня.

Спустя несколько часов я, с опаской оглядываясь, вышел из дома. Позвонила бывшая, отматерила и назвала гнусным нищебродом. У почтового ящика вывалилась пачка писем с красной надписью “Долг”. “Блин, вот зашибись”, — подумал я и отключил телефон. Понятно, что пакет с мусором порвался в трёх метрах от контейнера, навстречу попалась отвратная пенсионерка, консьерж был тот самый старпёр из полиции, который тридцать лет назад оттаскал меня за уши. Я уже приготовился лечь и умереть, в лифте отвернулся от зеркала и не обратил внимания на вошедшего человека. Знакомые духи. “Боже, только не эта овца”, — подумал я и приготовился сдохнуть на месте ещё раз, теперь уже точно. Медленно повернул голову, упёрся в пристальный взгляд зелёных глаз.

— Привет, однокурсничек, — довольным голосом сказала Анька Петрова.

«Не овца!» — я выдохнул:

— Ты каким ветром здесь?

— Да так, — уклончиво ответила она. “От любовника едет, наверное”, — подумал я и спросил, на какой ей этаж.

— На твой, если можно, — нагло ответила она. — Не женился? Чай сваришь?

— Да без проблем, — ответил я, слегка оторопев, — чай сварю.

Анька была красивая и, честно говоря, недоступная девица. Я зашёл за ней в блок, слюни текли до пупа, мозг лихорадочно вспоминал, есть ли презервативы дома. Я повернул ключ и открыл. В первую секунду я не понял, куда попал. Туман, горячий воздух и потоп воды. Вода течёт из прорвавшегося крана на пять этажей дорогостоящих ремонтов вниз. Анна посмотрела мне в глаза, медленно сказала: “Пока”, — повернулась на тонких каблучках и ушла. Последнее, что я почувствовал — резкая боль за грудиной.

Глава 2. Девятью днями позже. Марта I

Я каждое утро стою в планке. Затем ем бутерброд с икрой, пью свеже — выжатый апельсиновый сок, чай с чабрецом, витамины, делаю маску, гуляю и начинаю свой день. У меня ювелирный бизнес, дорого, богато, особо время не отнимает. Силы тоже, нервы спокойные. Я профессионал своего дела. Первое образование у меня психолог, эконом — второе, антиквар — третье. Если мне не будет хватать знаний, я ещё поучусь. Времени навалом — вся жизнь впереди.

Итак, я стояла в планке. В заднем кармане моих штанов для спорта лежали ножницы для маникюра с тупыми кончиками. Выйдя из планки, я старательно вырезала из высоких ворсин итальянского шегги кусочки пластилина. Мой мелкий просто фанат лепки. Соответственно, пластилин у меня везде, по всему дому. В некоторых местах по три слоя. Сынуля старается. Возможно, кого-то это бы бесило, но я человек спокойный. К тому же, чётко знающий, что творческой личности полёт лучше не сбивать.

Итак, я постояла, выпила чай, на трах — бах сделала маску. Кое-как оделась, смыла маску и пошла гулять. Не рядом с домом. В отборный корабельный сосняк. Тишина. Покой. Белки.

Звонок. Брат. Нормально так, в семь утра. Про что случилось, ответил, что у него друг с инфарктом.

— Помнишь, Димитрий?

Смутно припоминая, я напрягла память.

— Можешь сделать ему амулет? Он реально на дне ямы.

— Сам знаешь, ему придётся заплатить за него.

— Понимаешь, я ему на телефон втихую клал. Давай, я заплачу, ты сделаешь. Пожалуйста, я знаю, это вне правил. Мне, правда, важно помочь ему. Он очень помог мне в своё время.

Возможно, если бы ко мне кто-то другой обратился с такой просьбой, я бы не помогла, но этот случай совершенно другой. Братьев у меня не так уж и много. И сестёр тоже. Да и человек после инфаркта — это очень серьёзно. В течение часа я еще погуляла в лесу. Здесь у нас богатый и дорогой район. И жуткий междусобойчик. Вот, степенно стуча палками, прошёл строительный магнат. Задумчивый, как египетский сфинкс. Затем прошествовала бывшая федеральная судья. Красивая в молодости, ухоженная и сейчас тоже. За ними шёл бывший замминистра образования края. Шустрый, бодрый, немного нагловатый, резал взглядом впереди идущую светскую львицу, сорока лет отроду на вид, семидесяти по паспорту. Этот утренний меджусобойчик. Вечерний в разы колоритней, но сейчас не о нём.

Итак, ну почему же они всегда о чём-то думают? Неужели нельзя быть просто расслабленным человеком в этом прекрасном лесу? Это для меня всегда было непостижимой тайной — умное выражение лица, которое забыли оставить на работе.

На работу мне было к одиннадцати, можно было не спешить: кризис, да и клиент, который хотел моей консультации, знал, когда я буду на месте. А залётных и девочки неплохо обслуживали.

Было время посетить несчастного Димитрия. Посмотреть, насколько он несчастен. Мы договорились, что брат заедет за мной. Я ждала его на террасе дома, с наслаждением вдыхая холодный осенний воздух, потягивая горячий имбирный чай, наслаждаясь листопадом, который в этом году был особенно красив. У нас и сад осенью красивый, с прудом, в котором цветут кувшинки. С розами, соснами, стройными молодыми елями и пирамидальным тополем. В нашем богатом углу кумушки любят хвалиться друг перед другом достижениями ландшафтных дизайнеров. Наш сад был одним из лучших, как продолжение в доме был зимний сад. Для соседок я стала бы Гитлером и Мэрилин Монро, то есть троекратным объектом ненависти, если бы они вдруг узнали, что я никогда палец о палец не ударила на этих галерах. Всё сделал приходящий садовник. Тайно приходящий, потому что этим престарелым тётям может быть очень важно, что у них есть сад и что они сами, не смотря на отличные материальные возможности, ухайдакиваются на садовых работах. Не то, чтобы я водила их на экскурсии, но бывали моменты, когда они нет-нет да и попадали на нашу территорию.

Брат Артур заехал за мной в точно назначенное время. По дороге он начал рассказывать мне о Димитрие. Я сказала: “Стоп. Ты сломаешь мне матрицу”.

— Понял, понял, — сказал брат и начал рассказывать, как он здорово съездил в Крым месяц назад.

Я слушала его краем уха. Всё моё внимание было занято разглядыванием прохожих. Мы были уже ближе к центру города. Офисные девочки с гладкими причёсками в строгих пальто и на шпильках. Мужчины в строгой одежде. Достаточно нарядные дамы с дорогими сумками. С каждым годом в центре становилось всё меньше стариков и старушек с клетчатыми баулами, недорого одетых работя и ушатанных пролетарских машин. Кредиты и долговые ямы, новые застройки проводили жёсткую чистку, всё крепче выселяя беднеющий народ на окраины в более дешёвые районы. Было немного грустно. Я выросла в этом районе и помнила его совершенно другим. Очевидно, жители, которые волею судьбы оказались на окраинах города, тоже помнили свой старый район и мечтали о том, что это страшный сон, и они когда-то проснутся, и в их окно будет задувать свежий ветер с реки, а не вонючий смог с заводской окраины.

За такими грустными размышлениями мы добрались до госпиталя. Больному уже можно было принимать посетителей, но, судя по больничной выписке и пустой тумбочке, к нему особо никто не ходил. Причём вообще. Это чувствовалось. Мужик был достаточно симпатичен, с грамотной речью. По сути, его должна была бы посещать либо жена с детьми, либо любимая девушка. Но он был один. Удача покинула его, девицы покинули его, и здоровье тоже. Ему оставалось всего ничего, чтобы помножиться на ноль, затем девять дней, сорок и всё. Был человек, и нет человека. Да так бы и было, не вмешайся в этом дело добрая душа моего братца Артурки. Возможно, это вмешательство спасло или хотя бы изменило жизнь Димитрия. Не знаю, сложно судить по цветам, которые ещё не дожили до осени.

Глава 3. Отступление номер один

У каждого человека есть магнит. У кого-то он очень мощный, у кого-то очень слабый. У кого-то он притягивает деньги, у кого-то удачу, кому-то любовь. Человек живёт, пользуется этим магнитом или наоборот. Вы замечали, если человек притягивает деньги, они идут, делают его жизнь лучше. Человек притягивает любовь, и у него тоже всё хорошо. Часто таким людям завидуют. Кто-то хочет быть похожим на них. А еще чаще бывает так: катило человеку по жизни, катило, и бац — удача оставила его. А бывает, и вообще по жизни нет удачи. Ну, вот вроде бы есть всё: и мозги, и внешность, и воспитание, а удачи у человека нет. Кто-то начинает винить себя, кто-то близких, кто-то усердней погружается в работу и гробит на ней остаток здоровья. Но очень мало тех, кто задумывается о том, что причиной всех своих неудач является он сам. Что стопор находится в его голове. Он мог появиться ниоткуда. И энергетический поток, не важно, финансовый или ещё какой-то другой, может замедлиться, остановиться или вообще просто пойти вспять.

Сам по себе человек никогда не сможет ни найти, ни понять, что же его застопорило, как ему выбраться из этой ситуации. Это очень сложная задача и для опытного психолога. Никто, даже раскрываясь на 100 процентов, не может указать именно на эту песчинку, которая вызывает необратимые изменения.

— Димитрий, — сказала я, — давай так: я, возможно, и намного старше (приятная эмоция удивления, мы выглядели ровесниками), но давай будем на ты.

— Хорошо, — сказал он, — у меня нет денег, совсем, Артур на телефон кидает, я в ноль разорён. Я не смогу заплатить за твой амулет.

— Хорошо, — ответила я, — в качестве исключения я его сделаю для тебя. По расчёту мы с тобой позже обсудим. Мне нужно полное доверие и полная расслабленность. Готовность отвечать на абсолютно любые вопросы и готовность всегда быть на связи некоторое время.

— А если я не смогу с тобой расплатиться?

— Сможешь, — ответила я, — будь уверен, сможешь.

Глава 4. Димитрий II

Я очнулся в госпитале. Как оказалось, у меня был обширный инфаркт и в ближайшее время я не смогу работать. Не смогу платить по кредитам и долговым обязательствам. Круг замкнулся. Я оказался на самом дне ямы. Мне даже не надо было переставать копать, потому что копать было некуда. Это было дно дна. Учитывая стоимость лечения, я вышел бы из больницы не просто нищим, а должным лет на триста вперёд. Я с трудом доковылял до окна. Пятый этаж. Да уж, кости переломаю, а чтоб наверняка, точно не получится. Грустно, даже в этой ситуации мне почему-то не везёт. Я смотрел на золотой листопад, несущийся по ухоженным дорожкам больничного парка, и с тоской вспоминал её — главную боль свей своей жизни — Злобову. Мы познакомились с ней пять лет назад, друг попросил подвезти его девушку.

— Так, тусуюсь с ней, — сказал он.

Она мне не понравилась, полноватая, подбородок тяжёлый, ну так, из таких вырастают тётки, а не леди. Сидела на заднем сидении моего Ауди и грызла сначала семечки, потом орешки. За ними в ход пошли сухарики. Бесило её хрустение и крошки, бесило так, что хотелось свернуть её лупоглазую башку. Если б я это сделал тогда, уже отсидел бы и вышел. Не таким нищим, каким был на сегодняшний день. Мне нужно было оставить её у её бабушки и забрать на обратном пути через день. На заправке она пересела рядом. Я с удовольствием заметил, что этот хомяк не загадил моего сидения. Более того, она протёрла рожу и руки влажной салфеткой, всё аккуратно сложила в бумажный пакетик с заправочного перекуса, выбросила в мусорку.

— Сколько лет? — спросил я.

— Шестнадцать, — ответила она.

“Старше выглядит”, — подумал я, причём лет на десять как минимум.

— Ты в школе, что ли учишься?

— Ага, — ответила она, — я и сестра, ей семнадцать. Мы рядом с гостиницей живём.

А, понятно, маргинальный район, застроенный древними пятиэтажками. Зассанные подъезды, гастербайтеры с Азии, наркота, постоянное насилие.

— Родители чем заняты?

— Папа умер, мама с новым мужем уехала в Питер.

— Не понял, вы вдвоём, что ли живёте с сестрой, если бабушка здесь?

— Да, уже пять лет. Мама бросила нас, так, посылает иногда немного денег.

Сказать, что я обалдел — не сказать ничего. В полной тишине мы доехали до ворот дома её бабушки. Я уехал дальше по своим делам в соседний город. Дела на заводе, возвращался через сутки, совершенно на подсознании, накупил пакет чипсов, сухариков, орешков. “Хомячок”, — подумал я. Она загрузила в багажник огромный пакет с овощами, тепло попрощалась с очень пожилой, но очень бодрой бабулькой. Уже у подъезда пыталась мне сунуть двести рублей. Хотелось дать по шее, дал пакет со снеками, было жаль девочку до слёз, хотя я не романтик и не сентиментал, да и вообще она не в моём вкусе. Обычная подъездная жирдяйка, вскормленная хлебом и макаронами. Наверное, у неё ляжки целлюлитные. «Да пусть её жарит друг», — подумал я. Но вот эта её улыбка, сволочь, снилась мне всю ночь. Всю следующую ночь. А потом я уехал на море, познакомился там с Ларисой, всё как я люблю. Длинные ноги, блонд, замужем за капитаном дальнего плавания и наглухо забыл об этой девчонке Руста.

Вспомнил осенью через год. У Руста был мощный скандал. Звонила его мать и орала мне в трубку.

— Спите с всякими шалавами, девок приличных нет, что ли вам? От Руста родила одна курва, подала на алименты и содержание.

— Стесняюсь спросить, уважаемая Роза Анваровна, а я причём? — сказал я.

В ответ был максимально нецензурный мат и проклятие козлов-дружков её распрекрасного сыночка. «Интересно, — подумал я, — махал налево — направо твой сынок, а прилетело мне.

— Не знаю, о чём речь, — тактично ответил я. — Извините, я на работе, — ответил я снова. И пока вешал трубку, услышал визгливый вопль:

— Работает он, сука!

Ого, как её штормит. Мамка у Руста не голубых кровей. Но такой отборный мат был для неё никак не характерен.

— Да уж, что-то случилось у братана, — подумал я и отложил звонок на вечер. На работе реально был запар до жопы в мыле. Руст позвонил после обеда, немного помялся и сообщил:

— Помнишь, ты девку подвозил?

У меня сладко заныло под ложечкой. Я сразу вспомнил ту осеннюю поездку.

— Ну, так вот, она родила от меня. Мать орёт так, что стены трясутся. Ей близко не надо для меня такой семьи.

— В смысле родила, она же малолетка? Ты чего, совсем тупой, сесть хочешь?

У меня на Русте была завязана одна важная поставка, и совершенно не улыбалось таскать ему передачки в тюрьму.

— Так, сиди, где сидишь, — сказал я, взял бутылку вискаря и поехал к новоявленному папашке с искренними поздравлениями.

Руст, несмотря на состояние и прекрасный доход, жил со своей любимой мамой. Эта связка сын-мама была нерушимой, как Великая Китайская стена. Маман его, надо сказать, дёргалась глазом, когда слышала слово “мама”. Я уж не знаю, в каком гробу она спала, но выглядела нашей ровесницей. Дома у них был трындец как напряжён воздух, топор повесь — он никуда не упал бы. Маман его, типа молодая, лютым презёрм презирала кофе, бухло, покурить и валерьянку тоже. Она с ненавистью взглянула на вискарь и так долбанула кухонной дверью, что задрожали стены.

— Трындец! Шлюха эта мелкая взяла и родила! — сказал Руст. — Типа от меня. Мне нафиг этот ребёнок не нужен, я же жениться планировал на дочке мэра. Ну, на хрен мне эта овца сдалась.

Он дрожал и клацал зубами.

— Так ты вроде с дочкой мэра, как только полгода, а эта когда родила?

— На прошлой неделе.

— Ага, получается, ты беременную её бросил?

— Да не бросал я её, дал денег, отвёз в клинику приличную, она заднего дала. Мне вообще это не надо, я даже не уверен, что это мой мальчик.

«А, значит, сына родила», — сделал я вывод.

— А, так хорошо же, наследник.

Зря сказал, Роза влетела фурией и начала орать:

— На какой хер нам нужен этот наследник от помойной кошки? Всю жизнь её содержать и обслуживать?

С трудом она замолчала минут через тридцать. У меня дико разболелась голова, я уехал, сославшись на дела, так и не распечатав виски. Через две недели состоялся суд об установлении отцовства. Я пошёл туда в качестве моральной поддержки Руста, хотя в конце этой, прямо скажем, дерьмовой процедуры, я хотел поддержать несчастную Злобову.

Нищая малолетка, затравленная богатущей Рустовой роднёй, его справка об отсутствии дохода, на фоне нового Поршака — всё было так омерзительно. Омерзительно и неприятно. Позже, когда Руст хвалился своим крутым адвокатом и суммой, которую он отвалил ему, в сравнении с выплатой, назначенной для малолетки, у меня до жути неприятно сосало под ложечкой. Спустя пару недель, покупая вино для своей девушки и вискарь для себя, я увидел упаковку памперсов. “Пипец, там же горячей воды нет в этих домах”, — почему-то подумал я. Купил памперсы, затем пелёнки, подумал и еще купил памперсы. Потом подумал: «Что же такого можно есть на сто баксов в месяц?» (выплата Рустика), — и купил сыр, колбасу, фрукты. Поехал к знакомому подъезду, вспомнил, пока ехал, хомячью привычку, купил чипсы, семечек и сухарики. Злобова скакала бодрая, как конь, белозубая улыбка, рот до ушей, ребёнок дрых в коляске, на Руста не похож абсолютно. Хотя экспертиза подтвердила его отцовство. Вот где унижение, я считаю.

“Нормально так, оптимистично”, — оглядел я поражающее своей нищетой жильё. “Интересно, как здесь зависал Руст, в этой бомжачьей хате, весь такой гламурный до жути?” Подаркам моим искренне обрадовались. Я был поцелован в щёчку, напоён кофе и приглашён заходить в гости. Хорошо. Я был очень рад. Придя домой, я долго мылся в душе, кинул костюм в стиралку, хотел кинуть и ботинки, но вовремя понял, что итальянской коже придёт быстрая смерть. Развалившись на диване, я долго пытался сосредоточиться на чём-то итальянском с Белуччи, но перед глазами стояли длинные пальцы Злобовой без педикюра.

«Не влюбляйся, долбодон,» — сказал себе, закинул глицин и уснул.

За эту зиму я ещё несколько раз съездил к ней, отвозил еду, памперсы, иногда игрушки. Ребёнок рос точной копией Руста, но мне не нравился совершенно. Очевидно, ещё и потому, что тот умудрился кидануть меня на неприличную сумму, поганец, и свалить со всеми потрохами к конкуренту. Многолетняя дружба окончилась раз и навсегда. Честно, было даже и не жаль. Человек своего ребёнка предал, чего ждать для меня. Я так устал от этих воспоминаний, прилёг, уснул, разбудила медсестра. Пришёл мой друг Артур со своей тётей или старшей сестрой. Я знал, что её зовут Марта.

Глава 5. Марта II — Димитрий III

— Привет. Ты чё пугаешь? — проворчал Артур, — знакомься — Марта.

— Наслышан, — ответил я.

В нашем небольшом городе Марту знали, и особо к ней не лезли. Богатая, холёная, вхожая хоть в катран, хоть в мэрию. Никто толком не знал, каким образом она зарабатывала, но мужики вокруг неё опасались крутиться. Она держала ювелирный магазин и антикварную лавку. Не особо много по доходу, учитывая её образ жизни и манеру ходить в тапочках из соболей. Поговаривали, что она то ли мистик, то ли ведьма. Но лишние движения в её сторону не делал ни местный криминал, ни местная власть. Она не поздоровалась, просто села рядом на мою кровать, достаточно бесцеремонно меня отодвинула, сказала одно слово:

— Осень.

— Осень…

— А ты за ней не пошёл?

— Нет, — ответил я, — я уже несколько лет не иду за ней.

— Откуда ты знаешь? — удивлённо спросил я, заметив краем глаза, что Артур тихонько ушёл.

Это был мой фетиш. Осень. С ранней юности я обожал это время года. Листопад, бабье лето, туманные утренние зори, как из пелены вырывающееся солнце, вечера, когда рано темнеет и резкий холод пощипывает лицо. Я, как больной, в это время шёл за ней, ехал в Новосибирск в конце августа, затем Екатеринбург, Уфа, Нижний Новгород, Питер, Прага, Париж, Барселона… Я шёл за осенью, ловил её запах, завершал в Стамбуле. Это был мой релакс. Последний раз это было три года назад.

— Я Марта, — сказала она. — У тебя блок на удачу. Я сделаю тебе амулет. Он стоит очень дорого. У тебя нет столько денег, за тебя попросил Артур. Через год ты вернёшь его мне. Если не сможешь, тебе придётся заплатить и оставить его себе. По рукам? — спросила она, улыбаясь.

— По рукам, — ответил я.

— Красивая, подумал я, — ни фига себе.

— Ну, тогда досвидос, — весело ответила она.

— А да, ты ей прокладки покупал? — спросила она, уже уходя.

— Покупал, — ответил я.

Дверь закрылась, я уснул.

Глава 6. Марта

Ну, что сказать про Димитрия. На парне, надо сказать, довольно обаятельном, был сразу заметен приворот. Такие делают, когда любовь между двумя людьми невозможна вообще априори. Кроме того, на нём был блок на удачу, все эти признаки вмешательства бабы-прорвы. Очевидно, баба была непростой. С цыганской кровинкой или начиталась какой-то дряни в интернете. Здорового парня довести до инфаркта, разорить состоятельного совсем в ноль — это было просто что-то совсем нехорошее. У меня совершенно неприятно засосало под ложечкой. Я не очень люблю делать амулеты в таких случаях. Но хода обратного нет. Я Марта. Сколько помню себя, я всегда делала амулеты. С раннего детства. В ход шло всё: бусинки, рябина сушёная, камушки, перья, пластиковые колпачки от ручек, — всё, что мог найти ребёнок.

Глава 7. СССР в 80-х годах

Я даже не старалась, просто находила булавку, цепочку или верёвочку, собирала всё на них. И со временем стала замечать, что мои амулеты работают. Ну, как работают — захотела сдать экзамен «отлично», покрасила куриного бога в красный цвет, написала пять, совпало “отлично”. Захотела в отпуск на море, хотя и возможностей особых не было, покрасила камни в голубой — сработало. Затем, будучи студенткой истфака, я подружилась с преподавательницей вспомогательных исторических дисциплин Татьяной Анатольевной Травкиной. Это была очень интересная личность. Она с трепетом относилась к каждому камушку, клочку бумаги или бусинке. Мы часами с ней сидели в подвале универа, где был кабинет археологии, перебирали старые черепки, камни, монеты и бусины. Среди них часто попадались и старинные амулеты. Некоторые из них становились тёплыми в руках, некоторые холодными. Но таких, чтобы были совсем без энергетики, не было. На третьем курсе университета я уехала в Стамбул учиться антикварному делу. Границы только открылись, всё было невероятно и удивительно. Новый мир, новые возможности. Я жила в семье своего дальнего родственника, профессора археологии Сулеймана Эффе Оглы. Его семья обожала меня, мы много путешествовали по раскопкам, а когда возвращались в Стамбул, я практически жила в его антикварной лавке. Параллельно его семья занималась антикварным бизнесом. Это было невероятное время новых знаний, оставившее самые светлые воспоминания в моей душе. Находясь там, я ещё лучше начала чувствовать камешки, верёвочки и бусинки. Кроме того, у брата Сулеймана был ювелирный магазин, он попросил меня помогать, так как у них было много запросов из России. Команда продавцов в магазине была весёлая и молодая. Очень охотно делились знаниями, и вскоре я достаточно хорошо начала разбираться в драгоценных камнях, способах огранки, пробах, каратах, клиентах, что немаловажно в этом деле. Особенно в клиентах. По виду любого человека, пришедшего в нашу лавку, я могла сказать, зачем он пришёл: за кольцом для любимой, подарком для своей мамы, захотел ли что-то украсть, что-то купить или просто поглазеть.

Именно так я и сделала свой первый настоящий амулет. Он был, как сейчас помню, из бирюзы, золота и опалов, очень красивый, горящий огнём на солнце. Особенно ярко и звонко он смотрелся на южном ярком солнце, приято отливал в лунном свете, ярко горел, отражаясь от песка анатолийских пляжей.

К нам в лавку пришла интересная дама, очень красивая, видная и стройная. Она подозвала меня и попросила сделать для неё амулет на удачу. Патрон хотел ей сказать, что я просто стажёр, амулет сделает он, но она категорически отказалась.

— Нет, — сказала она, — это должна сделать только эта девочка, — оставила аванс и ушла.

Амулет я должна была сделать для неё через три дня. Сделать и отнести в отель в старой части города. Когда она вышла, в нашей лавке раздались аплодисменты, я, не понимая в чём дело, обернулась.

— Поздравляю, — сказал мне патрон, — с первым заказом!

Но я почему-то подумала, что он сильно что-то недоговаривает. Амулет я сделала быстро, буквально за несколько часов. Просто взяла большую цепь из жёлтого золота, мы припаяли между звеньями специальные ушки, тоже из жёлтого золота и повесили на них бусины из бирюзы. И кусочки отполированных опалов в оправе. Получилось такое красивое, нежное колье, звенящее, как весна, лёгкое, как воздух, яркое и нарядное. Сама молодость. Абсолютно не хотелось выпускать его из рук, хотелось носить его на себе. Оно было невероятно приятно по тактильным ощущениям. Я так помню, что все эти три дня я не расставалась с ним всё это время. Амулет утратил свою лёгкость, к вечеру назначенного времени он начал темнеть, камни стали казаться мне живыми, он начал жечь руки, он просился уйти от меня. Ровно к семи вечера пятницы я повезла амулет в отель к его новой хозяйке. Странно, но никто из ювелирной лавки не поехал меня сопровождать с такой дорогой вещью. Кто-то сослался на поток клиентов, кто-то на срочный заказ, патрон вообще не появился в салоне. Я поехала одна. Портье взглянул на меня достаточно странно, проводил в номер и окинул, как мне показалось, сочувствующим взглядом. Жуть началась по полной. Я постучала, никакой реакции. Из полуоткрытого окна раздавался призыв к вечернему намазу. Подумав о том, насколько бестактно выглядит мой приход в такое время, я спустилась в холл отеля. Утонув в глубоком кожаном кресле, я осмотрелась. У отелей старых, пропитанных воздухом с моря, совершенно свой специфический запах. Они пахнут деревом, слегка шерстью от ковров. Тёплый мрамор тоже имеет свой запах, и даже латунь с ручек несёт свой неповторимый аромат. В этом отеле у обслуги была очень красивая тёмно-вишнёвая униформа. Огромный аквариум поднимался на всю высоту холла. Антикварные шкафчики, старинные каталки для багажа: я настолько увлеклась рассматриванием окружающего мира, что не заметила, как ко мне подошла наша заказчица.

— Мерхаба, дорогая Марта, — сказала она. — Пойдём пить турецкий кофе!

— Я пью чай, — в тон ответила ей я.

Мы вышли из отеля и пошли вверх по улице. Стояла распрекраснейшая погода. Я очень люблю Стамбул. Бывает так — приехал человек в какое-то новое место, и оно ему не зашло: или климат, или настроение не то, соседи паршивые, обидят как-то. Ну не его это место. Бывает раз — и всё, и на всю оставшуюся жизнь. Так и у меня к Стамбулу. Раз — и любовь на всю оставшуюся жизнь. Я не знала, идя с клиенткой пить чай, что уже через несколько минут я стану совершенно другим человеком. Мой мир изменится до неузнаваемости. Я получу источник дохода, профессию, хобби и смысл жизни. Мне и так было интересно, не скучно жить, но тот мир, который открылся мне, сделал меня другим человеком.

В кофейне за углом оказался невероятно вкусный кебаб, отличный кофе, похлава на пять с плюсом и очень весёлые официанты. Они улыбались, строили глазки, всячески старались угодить, в первую очередь моей клиентке. Клиентка, которая, так сказать, инициировала меня в мир создателей амулетов. Это было самое увлекательное повествование, которое я слышала в своей жизни.

— Ты же внучка Мубашир? — спросила она, и, не дождавшись ответа, накрыла мою руку своей. — Я её хорошо знала, у тебя глаза похожи с ней и вообще вы похожи.

«Что за бред, — подумала я, — турчанка знает мою бабушку. Сейчас ей девяносто четвёртый год, она никогда не была в Турции, а эта дама, конечно, никогда не была в России».

— Ты знаешь, — продолжала она, — у бабушки твоей всегда в роду была необычная одарённая девочка. Через поколение, через три. Ты та самая девочка. У тебя совершенно особый дар. Ты можешь сделать амулет, это редкая, совершенно невероятная профессия. Делать амулеты на финансовую удачу, на приток денег, на здоровье, на что угодно, также ты можешь сделать амулет на любовь. Но здесь есть одно “но”. За всю свою карьеру можно сделать три амулета на любовь. Один амулет ты уже сделала — это мой. Извини, но по-другому нельзя было тебя инициировать. Остаётся еще два, и ты можешь их использовать, когда захочешь, но я бы рекомендовала тебе оставить один для себя, а второй для своего сына.

— Ого, — подумала я, — вроде пока и планов рожать сына не было.

— Амулеты на финансы и денежные притоки, амулеты от сглаза, на снятие блоков ты можешь делать совершенно без ограничений. Я научу тебя, как это делать, как заряжать. Это будет моей платой за амулет, потому что самый первый амулет является самым сильным “De Flore”.

Мы провели в её номере весь вечер, ночь и половину следующего дня. Совершенно измотанная я вернулась домой, совершенно другим человеком. Человек с совершенно другим взглядом на жизнь.

Я еще некоторое время жила в Стамбуле и, когда учёба закончилась, вернулась в Россию. С тех пор прошла четверть века. Мои амулеты жили и работали по всему миру, они помогали людям, делали мир лучше. Единственное, что я не делала никогда принципиально, ни за какие финансовые возможности я не делала амулет на негатив. Это было совершенно не моё. И это тоже было определённой платой за полученные знания.

Глава 8. Димитрий

Я совершенно забыл про Злобову, но как-то ближе к лету она позвонила и попросила помочь ей с переездом. Выяснилось, что её мать, которая бросила их в раннем детстве, внаглую продала квартиру, в которой эта несчастная молодая мамашка жила. Продала цыганам, они вытолкали несчастную Злобову взашей вместе с грудным ребёнком. Мамашка, выручив пятьдесят тысяч, укатила в Италию с очередным любовником. Вот ведь старая стерва! Злобова сняла старую обшарпанную халупу неподалёку и переселилась в неё. Со всеми своими кровными пожитками. Руст, недавно женившись на дочери мэра, самоустранился. Я слышал, как он гнул пальцы в какой-то тусовке, что он никогда не видел своего ребёнка и не планировал его видеть вообще.

Я попросил водителя с работы помочь перевезти габаритные вещи, а сам погрузил в свою машину Злобову, её ребёнка и несколько пакетов вещей.

Новое жильё оказалось страшнее старого. Я помог выгрузиться, закрыл дверь за ними и слегка её прихлопнул. Были бы у меня мозги, я закрыл бы её раз и навсегда. Но я тупой баран, как оказалось, хотя всегда считал себя самым умным, самым красивым. Если б я только мог знать, что мои благие намерения приведут меня в скором времени к нищете, заниженной самооценке и инфаркту, я бы громко хлопнул этой рваной дверью этой обшарпанной конуры и никогда в жизни больше не появился бы в этом райончике.

В общем, в начале я её перевёз, потом увидел, что там холодно и голодно, снял квартиру, потом купил, потом детсад, затем право водить ребёнка в сад, затем Мазда X5, потом норка, соболь, бриллианты. Вы скажете, чем я думал, взбираясь на грязную, неграмотную девку? Я думал не головой — пенисом и печенью. Она поила меня каждый вечер, поила и практически насиловала мой пьяный труп. Вначале мне это всё нравилось, я сам не заметил, как втянулся, медленно становясь алкосексоголиком. Всю глубину своего падения я не понял и через полгода, когда первый раз в жизни поплёлся в банк и взял большой кредит. Закрыть долговую яму, перед которой был поставлен. Затем маленький, потому что Злобовой понадобился новый Айфон. И зачем-то туфли на шпильке в январе за пятьсот баксов. Я еще продолжал инерционно прилично одеваться и питаться в ресторанах. Но это была такая непонятная инерция на кредитные карты. Всё закончилось спустя полгода в январе. Я приехал в дом к Злобовой, да я купил ей дом, лошара. В доме была тишина, свечи, цветы в вазе в холле. Я был пьян, да, я пил за рулём. Пил с утра, я честно скатился в свинское состояние. Она сидела в холле на первом этаже, раскинул в стороны свои рыхлые ляжки на большом кожаном кресле. Между ног её старательно делал массаж Руст. Приехали! Почему-то память, услужливая сволочь, не сохранила, что было после.

Зайдя в этот дом в январе, я очнулся в середине февраля. У себя в квартире. Артур бил меня мокрой тряпкой по лицу и очень страшно орал матом.

— Стоило мне уехать на год, как ты превратился в конченое говно.

Он был чертовски прав. Я превратился в говно, я был конченое говно.

Отрезвев, я выяснил, что пока я пил, я думал как пьяная гайка, которая резьбе не хозяйка. Я срезал резьбу до нуля или в минус. Это еще предстояло выяснить. В любом случае, я был беден, да еще нездоров психически и физически очень сильно потерял форму. Вначале дико тосковал по Злобовой, затем резко ненавидел её. Мне пришлось очень сильно постараться, чтобы перевести эмоции в полное равновесие.

Конец ознакомительного фрагмента.