КОЛЛЕКЦИЯ ХАРАКТЕРОВ. Сборник рассказов

Светлана Данилина

Книга «Коллекция характеров» включает в себя несколько рассказов и повесть. Действие происходит на стыке ХХ–ХХI веков в Латвии и России.Основное внимание сосредоточено на создании психологическихпортретов главных героев, наших современников, действующих в самых обычных жизненных ситуациях.Книга написана в реалистической манере, её отличают высокая духовность, занимательная манера изложения, оптимизм, тонкий юмор, ироничный взгляд на жизнь, богатство языка.

GLORIA MUNDI*

Студент консерватории Cаша Пучков отправился на репетицию. Так он называл ежедневные упражнения у парадного подъезда особняка на центральной проходной питерской улице. Студент любил погожими летними днями совмещать нужное с приятным и полезным. Во-первых, он действительно часами репетировал, не досаждая соседям по хрущёвке, а во-вторых, зарабатывал какие-никакие деньги.

Студент установил пюпитр, разместил на нём папку с нотами, достал скрипку, положил открытый футляр на землю и начал, как положено, с гамм и упражнений.

Потом он играл с листа, разучивал новые вещи, вспоминал свои любимые произведения. Народ шёл хмурый и озабоченный, деньги бросал вяло и нехотя, в основном мелочь. Оживление наступало при появлении группы туристов, страшно раздражавших своими любопытством и назойливостью, но, однако же, оставлявших немного больше, чем просто прохожие. Впрочем, Саша старался не обращать внимания на публику, играя для себя.

«Интересно устроен мир, — думал он. — Когда играешь дома, тебе стучат в стену, требуя прекратить, А когда делаешь то же самое, но на улице, люди проявляют интерес и платят деньги. А если на сцене — то ещё больше интереса и ещё больше денег».

Этот философский поток сознания вместе с темой из Паганини был вдруг прерван.

— Эй, миннезингер! Слышь, братан, дело есть.

Перед студентом стоял коротко подстриженный качок с толстой шеей в чёрном костюме и белой рубашке.

— Телохранитель, — усмехнулся про себя студент, — и печать на лоб ставить не надо, и так всё видно.

— Хорошо играешь, — качок положил в футляр приличную купюру.

— Тут такое типа дело, — продолжал он, — у нашей фирмы как бы юбилей. Послезавтра будет презентация. Мы в этом доме находимся. У нас тут свои как бы дела, — он с трудом подбирал слова, мероприятие называется «150 лет»… типа… дома.

При этих словах студент внутренне напрягся.

— Ну, так вот, — продолжал качок, — шеф просил договориться чисто насчёт музыки. Послезавтра в шесть. Сможешь?

— Смогу, — сходу и легко согласился Саша.

— Ну, вот и хорошо. Если найдёшь ещё кого, там типа для дуэта, будет ещё лучше. А если инструмент какой почудней — ну там арфа или контрабас — совсем хорошо.

— Арфы нету. Флейта будет. Устроит? — по-деловому ответил студент.

— Ладно, давай флейту.

— О’кей, — ещё легче ответил Саша.

— Насчёт оплаты не сомневайся. Не обидим. Денег типа дадим, довольны будете оба. Только вот что, — качок подумал и продолжал. — Надо, чтобы вы были во фраках. Ну, а если баба, — то в вечернем платье. Но чтобы тёмного цвета. Усёк?

— Бабы не будет. Фраки найдём, — бодро сказал Саша.

— Репертуар играй свой. Шефу нравится. Мы тебя давно заметили, — улыбнулся качок.

— Договорились — послезавтра в шесть, — сказал студент и поправил ногой футляр, случайно сдвинутый качком с места.

— Вы пораньше приходите. Ну, там в половине шестого. Охране внизу скажете, что к нам. Вот моя… как бы… визитка, — качок протянул помпезный кусочек картона, украшенный виньетками, — поднимайтесь на второй этаж. Ну, до послезавтра. Ждём.

— До послезавтра, — спопугайничал музыкант и принялся разглядывать визитку.

Потом он отыграл свой положенный час, собрал выручку, убрал скрипку в футляр, сложил пюпитр и пошёл на перекрёсток к светофору. Перейдя дорогу, он направился в кафе, которое находилось как раз напротив парадного подъезда дома, возле которого он играл. Вскоре к нему подошёл друг и соратник по искусству Гоша, репетировавший в соседнем квартале, учившийся вместе с ним, да к тому же и живший в одном доме с Сашей.

Нужда, в хорошем смысле этого слова, гнала их обоих на улицу. Соседи плохо переносили Гошину флейту на пятом и Сашину скрипку на третьем этаже.

— Привет, — сказал Гоша, — как оно?

— Привет, — ответил Саша, — нормально.

После репетиции друзья имели обыкновение пить пиво под зелёно-полосатым зонтиком уличного кафе. Только после этого священного ритуала они ехали домой.

— Слушай, — сказал Саша, — нам тут работу предложили.

— Чего хотят? — поинтересовался Гоша.

— Послезавтра в шесть надо поиграть на какой-то корпоративной фигне. Вон в том доме. Обещали не обидеть.

— Здорово, денег срубим. А ты чего такой кислый?

— Да так, думаю, — неопределённо ответил Саша.

— О чём думаешь?

— Понимаешь, тут такое дело… Я вообще-то не хотел говорить. Словом, не сочти меня за идиота, — сбивчиво начал Саша.

— Не тяни.

— Этому дому — сто пятьдесят лет. Вон, видишь на фронтоне — год строительства.

— Ну?

— Ну вот, а бюст на стенке видишь?

— Да говори уж, — не выдержал Гоша.

— Так вот, это мой пра-пра — не знаю сколько раз дед.

— Ни фига себе, — присвистнул Гоша.

— Это мой дом.

— Да?

— Ага.

— Ты таким тоном говоришь, как будто на приступ пойдёшь. Ты его что, отнимать собрался?

— Ничего я не собрался, — ответил Саша. — Просто тут фамильная история. Я там и не был никогда, и узнал-то недавно.

— А как узнал?

— Бабушка рассказала. Всю жизнь молчала. А за год до смерти разговорилась. Когда скрывать стало не нужно. Там жуткая история. Не хочу о ней.

Но Гоша заинтересовался и попросил:

— Может, расскажешь?

Саша вздохнул и нехотя начал:

— Бабушка тогда маленькой была. Лет пять. Они после революции еле спаслись со своей матерью. А отца казаки зарубили. Подъехали с красными повязками и начали стучать в дверь. Он сам и вышел. Поговорили, и они его прямо по голове шашкой. Он упал. Кровь. Крики. Бабушка с матерью в окно всё видели. Мать её сразу в охапку и вместе с прислугой — к чёрному ходу. Бежали, в чём были, даже документы не взяли. А там на какой-то телеге — в глухую архангельскую деревушку к прислугиной родне. Так они и спаслись, там и жили. Всё по Пушкину: была столбовая дворянка или кто там, а стала простая крестьянка. И золотая рыбка не потребовалась.

Гоша молчал, не зная, что сказать.

— Слушай, — вдруг ошарашенно протянул он, переводя взгляд с бюста на доме на Сашино лицо, — а как ты на этого мужика со стенки-то похож!

— Они с отцом моим — как две капли воды. Одного возраста… и вообще. Нам бабушка как показала — мы обалдели.

— А у вас документов никаких не сохранилось? — спросил Гоша.

— Да ты что! Я же говорю — они чудом спаслись. И постарались всё забыть и никому никогда ничего не рассказывали, даже своим. И фамилию поменяли. Никаких следов.

— Кроме фотографического сходства, — отметил Гоша, не отводя взгляда от дома.

— Гены в камне, — философски заметил Саша.

— Но, наверно, в архиве можно что-то найти?

— А зачем? Возвращать его себе, что ли?

— Да… С семнадцатого года нога хозяина тут не ступала.

— Послезавтра ступит. Да я — ничего, — поспешно сказал он, — просто так, свербит что-то. Где фраки-то найти? — вернулся он в реальность.

— А напрокат возьмём. Пойдём — я знаю одно место.

Музыканты поднялись, взяли свои инструменты и отправились за спецодеждой.

В назначенные день и час молодые люди в чёрных фраках и белых манишках стояли у парадного подъезда.

— Так вот, почему ты у этого дома играешь, — догадался Гоша.

— Я только у парадного никогда не стою. Это где-то здесь произошло. А как сюда входят? Всё закрыто. Кода не знаем.

— Ты хозяин — тебе видней, — съязвил флейтист. — В телекамеру улыбнись — может, откроют.

Саша нажал на первую попавшуюся кнопку кодового замка.

Никакой реакции не последовало.

— Ну чистый Некрасов, — сказал он, — посетители у парадного подъезда. Ты не помнишь, что там с ними случилось?

— Завернули их, — вздохнул друг, — «и пошли они, солнцем палимы».

В замке наконец что-то щёлкнуло, дверь открылась, и на пороге возник массивный и неприветливый охранник.

— Вам чего? — грубо и коротко спросил он, разглядывая юношей во фраках.

— Мы на презентацию. Вас что, не предупредили? — Саша достал визитку и прочитал название фирмы и имя качка.

— Сейчас выясним. Заходите.

Ребята остались стоять у двери, а страж куда-то позвонил.

— Всё в порядке, — сказал он важно. Можете идти, только покажите, что у вас там, — и он указал на футляры.

— Инструменты, — оскорблённо ответил Гоша.

— Слышь, Моцарт, ты не обижайся. Я должен проверить. Работа у меня такая. Открывай давай!

Озираясь по сторонам, музыканты открыли футляры. Охранник осмотрел скрипку с флейтой, успокоился и коротко сказал:

— Идите. Второй этаж.

И друзья медленно пошли наверх.

— Порядочки. Спасибо, карманы не выворачивал, — саркастично, но тихо процедил сквозь зубы Гоша, поднимаясь по лестнице. Как тебе родовое гнездо?

— Что-то уж очень хмурое, — вертя головой направо и налево, ответил Саша.

На втором этаже их опять ждала закрытая железная дверь с кодовым замком. Саша нажал кнопку звонка, и дверь довольно быстро открылась.

На пороге стояла миловидная запыхавшаяся девушка.

— Здравствуйте, — церемонно поприветствовали её музыканты.

— Проходите, — сказала девушка, не здороваясь. — Сейчас подойдёт Павел Николаевич.

Тут же показался качок. Девушка убежала.

— Привет, менестрели! — опять продемонстрировал он недюжинный словарный запас.

Потом Павел Николаевич пристально оглядел молодых людей и остался доволен их внешним видом.

— Нормально, — удовлетворённо сказал он, — проходите и можете начинать… типа… как бы… разминаться.

Ребята смотрели по сторонам, не зная, где им предполагалось находиться.

— Так, — продолжал распоряжаться качок, — будете стоять вон там — в углу, под пальмой. У окна. Играть всё время! Не пить! Вести себя прилично! Расплатимся в конце. Лады?

— Всегда готовы, — отрапортовал Гоша, и друзья пошли в свой угол под пальму.

Они положили футляры на специальный столик, установили пюпитры и принялись настраивать инструменты.

Зал был большим, светлым и просторным. Под потолком со старинной лепниной висели американизированные гирлянды разноцветных, хитроумно сплетённых воздушных шариков. У длинного стола, уставленного бутылками, тарелками с закусками и подносами с бокалами, сновали вышколенные официанты. Чувствовались суета и некоторая напряжённость перед торжественным событием.

В шесть двери распахнулись. Начала собираться публика.

Мероприятие было пышным и многолюдным. Звучали речи. Приглашённые тусовались у шведского стола, бродили по залу с бокалами, болтали и смеялись.

Немного опоздав к началу, приехала журналистка с оператором и долго выбирала место для съёмки, а потом сделала несколько дублей репортажа на фоне музыкантов под пальмой.

Ребята играли в своём углу дуэтом и соло, непринуждённо иллюстрируя происходящее. Начали они с Вивальди, затем перешли к Скарлатти, затем к Доницетти, потом остановились на Моцарте. В конце вечера подвыпившая публика, забыв о теме мероприятия, потребовала концерта по заявкам. И флейта со скрипкой к всеобщему удовольствию исполняли «Таганку», «Мурку» и «Владимирский централ».

Все остались довольны. Когда приглашённые разошлась, в уже опустевшем зале к уставшим музыкантам подошёл качок и доверительно сказал:

— Молодцы. Шефу понравилось. Спасибо, ребята. Будем иметь вас в виду на будущее.

С этими словами он протянул им конверт. И ребята действительно остались довольны заработанной суммой.

Им предложили выпить, и они пропустили по рюмашке, закусив бутербродами.

Потом студенты взяли свои инструменты и пошли к выходу.

— Ну, как тебе родные пенаты? — опять поинтересовался Гоша, для того, чтобы что-то сказать.

— Не греют, — коротко и без энтузиазма отозвался его друг, спускаясь по лестнице, и вдруг замер.

— Полинка, — растерянно произнёс он и указал на барельеф в вестибюле над дверью.

— Ага, — протянул обалдевший Гоша, — как это мы её сразу не заметили?

— Да халдей этот привязался, — отвлечённо сказал Саша, разглядывая каменный профиль неизвестно сколько раз прабабки.

Так они и стояли, молча созерцая скульптурный портрет и никак не комментируя сходство Сашиной старшей сестры с барельефом.

— Ну, семейка, — тихо присвистнул Гоша.

— Эй, лабухи! — раздался недовольный голос охранника. — Посмотрели и пошли. Хватит тут крутиться.

— Да скажи ты ему! — возмутился Гоша.

— Молчи, — тихо отозвался Саша, — пойдём.

Дверь за ними закрылась, и они пошли по ночной улице по направлению к метро.

— Да, красивый у вас дом был, — задумчиво констатировал Гоша. — Некрасов не с него стихотворение написал?

— А кто его знает? Но у него всё было хуже — там посетителей просто прогнали, а нам и заработать дали, и угостили, и перспективу пообещали, и ещё спасибо сказали, — произнёс наследник-инкогнито. — Хорошо, что бабушка не дожила до этого. Она бы очень расстроилась.

Тут молодые люди вошли в метро и стали спускаться на эскалаторе вниз.

— А может, так и надо? — на манер Васисуалия Лоханкина рассуждал Саша. — За чьи-то грехи отдуваюсь? Может, предков этого халдея от парадного когда-то турнули, а теперь он меня… Хотя… как я отдуваюсь? Прадеду — вот досталось!

— Философствуешь? — спросил Гоша.

— Вот тебе и gloria mundi, — задумчиво произнёс Саша.

— Ничего не поделаешь, проходит, зараза, — откликнулся его друг.

Тут подошёл поезд, и музыканты поехали домой.

*Sic transit gloria mundi (лат.) — Так проходит слава мира.