Целительница: другая

Светлана Воропаева, 2020

Как там, за порогом счастливой семейной жизни? Как жить без ориентиров и прежних опор, да и надо ли? А что если вновь полюбить?..«Целительница: другая» – любовно-мистический роман Светланы Воропаевой, третья часть сентиментальной трилогии, в которой приоткрываются секреты жизни после смерти.

Глава 6

Виктория любовалась видом на Леман, сидя на скамейке под большим цветущим деревом. С каждым порывом ветра её осыпало белыми лепестками. Со стороны это выглядело романтично, а на деле Пятницкой было холодно.

Позвонил Алексей. Она снова ответила, что не готова с ним разговаривать. Ей даже думать не хотелось о случившемся. Да и не получалось: она всё больше зацикливалась на том, как бы не заболеть из-за этого недружелюбного ветра.

Вика посмотрела сквозь решётки белого забора на озеро. Над водой начали собираться кучевые облака, что не мешало ей таинственно блестеть. Вновь подул ветер, осыпав Пятницкую лепестками. Она стряхнула их с макушки и опять взглянула на Леман сквозь чёрный забор.

«Что это? Я так перенервничала, что чёрное мне уже кажется белым. Забор точно чёрный».

Наконец на пороге дома показались Лиза с Алексом и поджарый мужчина лет сорока пяти. Средний рост, короткая стрижка, тёмный спортивный костюм и дутый бордовый жилет. Этого явления Виктория ждала почти десять минут, тело уже стало знобить.

Елизавета жестом показала ей, что всё в порядке и можно подойти. Мужчина был очень серьёзным — ни намёка на улыбку. Вика поднялась со скамейки и пошла им навстречу.

— Виктория, это Роман Климов. Он сказал, что вы можете оставаться у него столько, сколько вам нужно. Саша совсем раскапризничался, пришлось его спешно покормить. Извините, что так долго. И нам уже пора, надо бежать домой на дневной сон. Если что — звоните. У Ромы есть мой номер.

— Хорошо, спасибо, — смущённо ответила Пятницкая. Ей было неуютно под пристальным взглядом мужчины.

— Твоя беглянка совсем замёрзла, что ты её сразу в дом не позвала? — наконец улыбнулся Роман, дружелюбно похлопав Елизавету по плечу. — Ладно, и вам пора, и нам. Что, Вик, пойдём в дом? Буду тебя отогревать чаем или чем покрепче, — пригласил он и, не дожидаясь ответа, пошёл в сторону белого двухэтажного дома. — Ничего, что я на «ты»? — бросил Климов, не оборачиваясь.

— Ничего, — пожала плечами Пятницкая, догоняя его.

Роман жестом пригласил её зайти в просторную кухню, усадил за огромный круглый стол, а сам взял чайник со свистком и пошёл ставить его на газовую плиту. Стол располагался возле панорамного окна, и можно было смотреть на Женевское озеро и заснеженные пики савойских Альп.

В тёплом доме Вике стало ещё хуже. Она подпёрла голову рукой, изо всех сил стараясь не сползти под стол.

— У вас есть вайфай? — почти на последнем издыхании спросила Пятницкая.

— Мы же договорились на «ты». Интернет есть. Только зачем он тебе сейчас?

— Хочу посмотреть билеты в Москву.

— Судя по твоему состоянию, в Москву ты полетишь не раньше, чем через неделю. Ты заболела.

— Ты доктор?

— Ага, доктор наук. Точнее профессор. Физик я.

— А мне похвастать нечем. Я безработная.

— А мне это и неважно. Лиза за тебя попросила, значит, ты хороший человек. Мне важно, чтобы ты выпила чай и легла в постель. Очень уж ты бледная.

— И чувствую себя как тень отца Гамлета.

— Жаждешь мести?

— Нет, хоть и повод есть, — грустно усмехнулась Вика.

— Точно беглянка. У меня глаз-алмаз, — порадовался Климов, наливая ей некрепкий чёрный чай в большую чашку.

Туда же он положил ложку мёда и две дольки лимона. Подумал — и сделал себе такой же напиток.

Вика ждала, пока чай чуть остынет, грея руки о чашку. Теперь и она понимала, что заболела. Ей уже не хотелось чая или полететь в Москву, она мечтала прилечь и закрыть глаза.

— Пойдём-ка я тебя провожу до постели. В который раз понимаю, что не зря снял дом с гостевой спальней. А чай и в кровати прекрасно пьётся. Не дёргайся ты, кружку я сам принесу. Пойдём, нам на второй этаж.

Климов заставил Вику выпить немного чая, и та уснула.

Это был странный сон, иногда похожий на забытьё, а то и морок. Кажется, Роман сидел рядом, негромко разговаривал с кем-то, называл её по имени, ходил, уходил и возвращался.

Когда Пятницкая очнулась, его не было в комнате. Солнце, закатившись за гору, позолотило небо. Как же было удивительно видеть небо, горы и озеро, не вставая с кровати! Она точно видела это в своих снах, а может, просто в рекламных роликах.

— Как ты? — спросил Климов, заходя в спальню.

— Мне так неудобно… — заёрзала Вика.

— Кровать неудобная? — не понял он.

— Неудобно, что я заболела и так стесняю тебя.

Роман пристально посмотрел на Вику:

— Ты можешь читать мысли?

— Нет, — тихо ответила она.

— Тогда не выдумывай лишнего. Я в последнее время как-то заскучал. И появилась ты. Я рад. Новые люди — всегда к изменениям.

— Разве?

— А разве нет? Новые люди — новые алгоритмы поведения. Буду общаться, наблюдать за тобой и узнаю то, чего раньше не знал, или получу подтверждение прежним мыслям.

— Ощущаю себя подопытным кроликом.

— Так и я для тебя такой же кролик. Или ты по другой причине общаешься с людьми?

— Не думала об этом. Мне казалось, это воля случая и чувств.

— Ты пустила всё на самотёк?

— Ты точно физик? — улыбнулась Пятницкая, пряча за этой реакцией неприятные ощущения тела.

Она ведь и правда сдалась, скрывшись ото всех в квартире, отказываясь от работы, телефона и встреч с близкими. Ей стало не по себе от этих мыслей.

— Физика в том числе изучает общие закономерности явлений. Вот ты и явилась, — усмехнулся Климов.

— Ага, получается я — закономерное явление в твоей жизни, а не новый человек. Скажи мне как физик, случайности не случайны?

— На самом деле получить реально случайное событие очень сложно, поскольку выбор вариантов всегда ограничен. Например, кажется, что встретить знакомого в большом городе маловероятно. Но если вы ходите в одни и те же места, то вероятность сильно возрастает. Как-то так.

Теперь встреча с Елизаветой казалась Вике меньшим чудом и более вероятным событием. Когда-то она сама активно агитировала её уехать в Швейцарию.

— Хочешь есть? Есть овощной салат, и могу пожарить стейки.

— Нет, не хочу. Но могу составить тебе компанию и выпить чаю. Мне немного лучше.

— Хотя бы так.

***

Стемнело. Фонарей на улице не было, и, только подключив фантазию, можно было догадаться, что за окном Женевское озеро. Климов жарил стейк на открытой кухне, доброжелательно поглядывая на Пятницкую. Та сидела за столом и пила тёплый чай, посасывая дольку лимона.

— У меня есть чеснок, — вдруг вспомнил он. — Сейчас дам тебе.

— Будем отгонять нечистую силу? Это дом с приведениями?

— Будешь лечить своё горло. Чесночный леденец хорошо справляется с этой задачей. Увлекаешься мистикой?

Вика смущённо пожала плечами, не зная, что ответить. Ей вдруг стало неловко отвечать на вопрос про сверхъестественные явления. Кто она? Одинокая, безработная и бездарная женщина, у которой всё в прошлом. И сейчас она не побирается только благодаря тому, что Виктор когда-то вложил деньги в безотзывные облигации с хорошими купонными выплатами. Остальные ценные бумаги и инвестиции просто прогорели в кризисный момент, который она, разумеется, упустила. Благо хоть додумалась погасить досрочно ипотеку. Именно тогда, посмотрев на свои банковские счета, Вика решила отрезать все связи с миром и выключила телефон, признав своё поражение на всех фронтах.

«Я была твоим солдатом, Господи. И ты меня так предал».

— Так что про мистику? — повторил Роман. — Лиза сказала, ты необычный человек.

— Я была необычным человеком. Сейчас такая же, как все. Две руки, две ноги и слабое здоровье.

— От простуды люди уже давно не умирают. Не преувеличивай своё горе. Сколько тебе лет?

— Двадцать девять.

— Мне пятьдесят семь, и я смело могу утверждать, что у тебя всё только начинается. Да и я в полном расцвете сил.

— Ого! Дала бы тебе минимум на десять лет меньше.

— В душе мне и вовсе тридцать, — покивал Климов.

— Как у тебя это получается?

— Однажды я решил радоваться каждому приятному обстоятельству и принимать неудачи как опыт.

— Что произошло, когда ты это решил?

— Я потерял свой бизнес. Ради него я оставил пост преподавателя в Лозаннском университете и стал сооснователем инновационной компании, но моё изобретение не завоевало рынок. Прорыва не случилось. Мы не покорили ни Европу, ни Америку.

— И что потом?

— Я открыл новый стартап и довожу до ума новое изобретение.

— Где ты нашёл силы, чтобы снова подняться?

— Внутри себя.

— А если их нет?

— Когда выздоровеешь, я покажу, где их взять. А пока лучше бы ты хоть что-то съела. Не пренебрегай внешними источниками силы, — подмигнул Роман.

— Готова поесть мёд. Он оказался у тебя очень вкусным.

— О! Давай я тебе сделаю бутерброд: белый хлеб с маслом и мёдом.

Пятницкая неуверенно посмотрела на Климова.

— Это местная фишка. Швейцарцы так завтракают. Но и вечером будет хорошо.

— Ну давай.

— Тебе не лучше, — констатировал Роман.

— Нет, — подтвердила Виктория.

— И бутерброд не доела.

— Очень странное сочетание: жирное и хрупкое с вязким и сладким.

— Дело привычки. И вкуснее, если масло чуть подтаявшее.

— Поверю тебе на слово и пойду спать.

— Иди, я сейчас сделаю ромашковый чай и принесу. Странно ты звучишь. Есть риск, что завтра голос пропадёт. Не удивляйся. Это жизненный опыт и трое детей.

— Детей? — ахнула Пятницкая.

— Вспомни, сколько мне лет. Они уже взрослые. И вообще сейчас тебе пора в кровать.

— Девять вечера — самое оно. Сказку мне почитаешь? — пошутила Виктория.

— Учебник по физике.

— Там тоже много сказок с точки зрения обывателя. Писали бы их только попроще. Фотоны, к примеру, настоящие оборотни: то они ведут себя как частицы, то как световые волны.

— Ты была в школе хорошей девочкой, раз до сих пор помнишь принцип корпускулярно-волнового дуализма. Похвально.

— Да, хорошей девочкой… — задумчиво согласилась Вика.

— Раз ты сама это вспомнила, поупражняйся и переведи эту теорию на образ человека. Завтра расскажешь. Хотя лучше тебе просто поспать. Но ты же всё равно не уснёшь.

Вика улыбнулась и пошла наверх. Давно ей не было так уютно с кем-то. И не хотелось объяснять, что всё дело в возрасте Климова, в его мудрости или высоком интеллекте. Пятницкая окрестила это человечностью. Рома готов был передавать опыт без нравоучений, указывать на важное без излишних акцентов и просто делать вкусный чай для кого-то, забывая, что он статусный человек.

***

Климов был прав: Пятницкая не могла уснуть. Порой она проваливалась в тёмную мглу из-за поднявшейся температуры, но раз за разом всплывала окружённая мыслями.

Ей было и плохо, и хорошо одновременно. Плохо от предательства Смолина, от измены самой себе. Она же чувствовала, что идёт на сделку с собой, принимая ухаживания Алексея и каждый раз убеждая себя в правильности этого решения. Но ей было хорошо в доме Романа, радостно, что она познакомилась с таким невероятным человеком, да ещё на берегах изумительно красивого озера. Как бы она ещё сюда попала, если бы не Смолин?

«Вот он — дуализм фотона. Одновременно что-то может быть хорошим и плохим. Зависит от того, с какой стороны смотреть или кто наблюдает. Если я готова видеть хорошее, то буду благодарна Алексею за встречу с Климовым, если хочу видеть только плохое, то стану лишь злиться на его ложь. Но как фотон одновременно может быть и частицей, и волной, так и ситуации бывают хорошими и плохими в один и тот же момент. И любой отказ видеть обе позиции — отказ от истинного положения вещей. Поэтому мы можем впасть в депрессию или витать в облаках. Может, об этом и писал Пушкин: «На свете счастья нет, но есть покой и воля»? И, используя волю, остаёшься в эмоциональном нуле, то есть в покое. Равен ли покой принятию или он равноценен остановке? Как же страшно остановиться…»

Тут Пятницкую передёрнуло: до того мысль показалась кошмарной.

«Нет, ужасно признать, что я уже остановилась и даже хуже — падаю всё ниже и ниже в своих же глазах. И вместо того, чтобы насладиться видом звёздного неба из окна, всё ищу поводы себя пожурить. И не могу завершить именно этот процесс. Да, Роман, я пустила всё на самотёк…»

Кто-то окликнул её. Виктория посмотрела в сторону открытой двери, но никого не увидела. Очень хотелось найти этому простое объяснение, поэтому она сползла с постели и выглянула в коридор.

В доме было темно. Климов прикрыл дверь в свою спальню. Свет не горел.

«То заборы меняют цвет, то слышатся голоса… Может, однажды вернётся мой дар, и я снова смогу слышать ангелов или видеть духов? Но вот цвет забора? Как объяснить?»

Вика села на небольшой диванчик у окна, закутавшись в тёплое одеяло. В тёмной вышине по-прежнему висели яркие звезды. Было только двенадцать.

— Спокойной ночи, — снова произнёс какой-то тихий, но знакомый голос.

И снова никого не оказалось рядом.

— Ну да, — сама себе сказала Вика. — У меня галлюцинации. Или всё-таки это дом с приведениями? А вообще мне это нравится. Чувствую себя необычной, как раньше. Нет, не буду думать, что я всё же сошла с ума от горя или это просто температура. Поговори со мной ещё.

— Забыл сказать: завтра в девять придут менять сетевой кабель! — донёсся крик издалека.

— Нет, лучше о любви, — засмеялась Вика, утыкаясь головой в одеяло, чтобы не разбудить Климова громкими звуками.

Но тут же закашлялась, возвращаясь мыслями в реальность. Собственная слабость вдруг показалась бессилием.

«Что бы я раньше подумала в этой ситуации о тех, кого исцеляла? Вялость, боль в горле и возможная потеря голоса. Какая мне от этого польза? Из-за слабости я осталась в Швейцарии. Рома говорил про неделю. Ладно, значит даю слово: неделю не рваться в Москву. Боль в горле? Сгусток-ёжик моих колючих слов. Я не кричала и не ругалась, когда мне было больно. Не выражала свои эмоции. И снова сбежала от Алексея. Не поговорила с ним. И теперь наказываю его отсутствием понимания — где я и когда позволю поговорить со мной. Кажется, я где-то читала, что молчание — самая жестокая форма психологического насилия. Вновь и вновь нет белого и чёрного. Я тоже делаю ему больно. А он всячески проявлял заботу обо мне».

Вика заставила себя встать, спуститься вниз на кухню, где остался рюкзак с вещами. Оказалось, что телефон разрядился. Взяв зарядку и мобильный, она поднялась в спальню. Прикрыла дверь, чтобы не мешать Роману. Закуталась в одеяло и принялась глубоко дышать, пока включался телефон.

Пришло сообщение, что Смолин звонил десять раз. Вика примостилась на полу у розетки и набрала его номер.

— Привет.

— Привет, — тихо ответил он.

— Со мной всё в порядке. Я у знакомого. Он тоже русский. У меня разрядился телефон. И я заболела.

— Это называется «в порядке»? — без эмоций спросил Смолин.

— Я жива и почти здорова. Только температура и слабость.

— Ты не вернёшься?

— Сегодня нет.

У Вики кольнуло сердце от этой фразы. Она дарила Алексею ложную надежду.

— Нет. Не вернусь, Лёш. Но смогу встретиться с тобой, когда выздоровею, если хочешь.

— Хочу. Ты даже не представляешь, как мне было с тобой хорошо и как мне сейчас плохо.

— Не представляю. Но мне тоже сейчас плохо.

— Тебя бесполезно уговаривать приехать или хотя бы дать адрес, откуда тебя забрать?

— Не надо, пожалуйста. Я обещаю позвонить завтра днём. А сейчас пойду спать.

— Хорошо. Я обещаю не приезжать сам, но скажи, у кого ты. На всякий случай. Мне так будет спокойнее. Если ты будешь на связи, как обещала, я не буду тебя искать.

— Я у Романа Климова. Адрес не знаю.

— Мне этого достаточно, спасибо.

— Спокойной ночи, Лёш.

— Да, спокойной.

Мгновенного исцеления не произошло. Вика привалилась лбом к окну. Холод стекла был приятен для горячего тела. Пятницкая видела, что пришли сообщения и от Елены Смолиной. Она решила их не читать. Лене она ничего не должна. Пусть сами разбираются со своей семейной жизнью.

«Всё зависит от наблюдателя. Для Лёши я сейчас хорошая. Для Лены — плохая. И всё это в одних и тех же обстоятельствах».

***

— Вика! — бойко начал Роман, но тут же замер в дверях: — Ты уже встала?

— Да, Ром, доброе утро. По ощущениям я совершенно здорова, — ответила Пятницкая, поправляя складки покрывала на уже застеленной кровати.

— По виду тоже, — оценивающе посмотрел Климов. — Обычная, да необычная, — задумчиво отметил он. — Завтракать будешь?

— Буду. А ты чего хотел?

Конец ознакомительного фрагмента.