Целительница: другая

Светлана Воропаева, 2020

Как там, за порогом счастливой семейной жизни? Как жить без ориентиров и прежних опор, да и надо ли? А что если вновь полюбить?..«Целительница: другая» – любовно-мистический роман Светланы Воропаевой, третья часть сентиментальной трилогии, в которой приоткрываются секреты жизни после смерти.

Глава 4

Поезд вёз Пятницкую и Смолина из Женевского аэропорта в Лозанну. Идиллические картинки швейцарской провинции радовали взор лишь на станциях. В остальное время за окнами мелькали фонари.

— Через двадцать минут прибудем на вокзал.

— Удобно, меньше часа в пути.

— Очень удобно! Я езжу так на работу. Выхожу в центре Женевы. Там до офиса пять минут пешком. И в Лозанне пять минут до вокзала. По дороге читаю новости и листаю свой планер.

— Невероятно! Ты ездишь на работу на электричке.

— Невероятно, что ты грозилась пить виски, а не осилила и одного стакана.

— Вино мне всё-таки ближе, — отшутилась Вика. — Почему Лозанна, если работаешь в Женеве?

— Женева — неуютный город. Словно стоит на другом озере. Останешься подольше, свожу тебя туда — и сама поймёшь.

Виктория улыбнулась, но воздержалась от комментариев. Не знала, как отреагировать. Ещё в самолёте под воздействием виски она ощутила расстройство множественной личности. То она действовала как та, которая когда-то встречалась с Алексеем, то как руководитель подразделения банка, то как вдова, как жена Виктора. Личности брали главенство над ней в произвольном порядке и не давали расслабиться — приходилось контролировать своё поведение сверх всякой меры. Испытывать стыд, радость, азарт и боль практически одновременно — это ненормально. Сидеть одной в квартире было куда проще, чем выйти в мир людей, которые тоже что-то думают, чего-то хотят и куда-то идут. Но при всём желании оставаться незаметной у неё это не вышло.

— Ты отказался от машины?

— Здесь — да. Уровень комфорта несопоставим с количеством проблем и затрат. Мне же не нужно ездить во Францию за продуктами, — усмехнулся Алексей.

— О чём ты? — не поняла Вика.

— Это местное развлечение: поехать в выходные за покупками во французские супермаркеты, где цены ниже. Я не заморачиваюсь.

— Ты дружишь с местными?

— Больше с такими же приезжими, как и я. Их много. И русских много. Кстати, взял на завтрашний вечер билеты на концерт какого-то крутого русского пианиста.

— Пианиста? — не поверила Пятницкая.

— Это же тусовка. Почувствуй себя героиней старого романа, когда люди ходили в театры, чтобы себя показать и на других посмотреть.

— Странная аллегория. В романе, который сразу припоминается под стук колёс, всё заканчивается плохо для героини.

— Брось, эти поезда почти бесшумные.

— И всё же…

— Вика, я тебя не тороплю и готов ждать. Оставь ненужные волнения.

— Спасибо.

— Я хочу, чтобы ты расслабилась и насладилась красивым городом в хорошей компании.

Вика улыбнулась: Алексей не мог не ввернуть что-то восхваляющее его самого. Интересно, почему ей это всегда бросалось в глаза? Восторгая, раздражая, маня и утомляя одновременно. Она пристально посмотрела на Смолина, тот улыбнулся в ответ, только вот она вовсе не ловила его улыбку, она зацепилась за свой немой вопрос: что ей импонирует в его уверенности в себе? Быть может, то, что в ней самой этого нет? Сколько бы она ни копировала чужие умения и навыки, самоуверенности так и не прибавилось. Умер Виктор, завершилась её карьера в банке, дар исчез, она осталась без ориентиров и опор, без слов одобрения и даже критики — какая уж тут уверенность в себе? Как же непосильна свобода, когда ты ничего из себя не представляешь, когда даже не можешь родить цель для продолжения пути…

Поезд остановился, и это спасло Пятницкую от ещё более глубокого погружения в тёмные мысли.

***

Вика сидела в кресле, поджав под себя ноги, и смотрела в окно. Панораму заволокло туманом.

— Раньше ты бы надела одну мою футболку, без моих штанов… — Алексей подал ей бокал с красным вином и сел на диван, стоящий впритык к креслу.

— Ты обещал красивый вид из окна. И не торопить.

— Погода считывает твоё настроение, — усмехнулся Смолин. — Ладно. Конечно, обещал. Я съезжу завтра на работу на пару часов и вернусь. Могу оставить вторые ключи, вдруг тебе захочется прогуляться. Хотя еда, вино — всё есть дома.

Пятницкая кивнула и спросила:

— Ты не помнишь, почему я пошла учиться на финансового менеджера?

— Помню. Ты разве нет?

— Нет.

— Так на спор же. Ты всегда завидовала, что я круче тебя, а ведь мы тогда с тобой ещё даже не встречались.

— А-а-а, Смолин! — всплеснула руками Вика. — Какой ты!..

— Да, так и было, — продолжил он, не реагируя на её эмоциональный всплеск. — Ты вдруг пришла, начала расспрашивать про учёбу, про возможные перспективы после и про зарплату, если ты выберешь профессию, как у меня. Что-то мямлила про тяжёлый труд врачей и ординатуру, что родители не очень-то и рады… Ну я и сказал, что ты просто не потянешь экономику, что это не твоё. Вот ты и зарубилась: подала документы не в мед, а в вышку. И мало того что поступила, так ещё и с красным дипломом окончила.

— Угу, — хмыкнула Вика, понимая, что истинные причины нужно искать в её взаимоотношениях с родителями, а скорее с мамой. Смолин — так, пешка в игре.

Было больно. Она резко опустошила бокал вина и потребовала у Алексея добавки. Тот не стал возражать.

— Я до сих пор помню твою увесистую раскраску-атлас по анатомии. Как ты старательно раскрашивала кровеносную систему и строение глаза.

— Точно! Меня это завораживало. Я ведь и сейчас помню, что человеческий скелет состоит из 206 костей. Из них 85 — парных костей и 36 — непарных. У детей больше костей, а потом…

— Остановись, — запротестовал Смолин. — Я тебя понял. Теперь вдвойне странно, что ты не помнишь, как поступала.

— Да, это стёрлось из памяти.

— Ну нашу-то встречу забыть невозможно. Как ты вылила на меня кофе, а?! — театрально возмутился Алексей.

— Потому что ты — надутый индюк! Был и остаёшься. Нечего было лезть без очереди в кинозал, не замечая никого вокруг. Сам напоролся на мою руку со стаканчиком кофе.

— А потом?!

— А потом ты так орал, что мне ничего не оставалось, как вылить остатки тебе под ноги. Я свои кеды тогда тоже забрызгала.

— Я тебе подарил новые! — стрельнул глазами Алексей.

— Помню, Лёш. Стелла Маккартни. В то время я и представить не могла, что кеды могут стоить восемь тысяч.

— Я тоже перед тобой красовался. Доходы выросли позднее. Хорошее было время.

— Бы-ы-ыло-о… — протянула Виктория.

— Неужели ты ни о чём не жалеешь?

— Я человек, Лёш, конечно, мне есть о чём пожалеть. И всё же это было.

— Ну, кеды покупать тебе не буду, ты и так в кроссовках. Давай купим тебе завтра платье и туфли, чтобы было в чём идти на концерт.

— Давай, если тебе так хочется.

— Удивляешь меня всё больше и больше! Сейчас ты бы не вылила на меня кофе.

— Хочешь проверить? — хитро улыбнулась Вика.

— Нет.

***

Из-за тумана было темно, совсем без разницы — открыты глаза или нет. Жаль, что даже это не помогало уснуть. Смолин спал в соседней комнате на диване, а Вике казалось, что она слышит его дыхание. Не одна. Она не одна. Так странно. Очень яркие ощущения. Усталость от прежних мук уступила место надежде: всё может снова стать хорошо, надо только дать этому случиться. Совсем рядом, всего лишь за стенкой, спит мужчина, которого она когда-то любила. Значит, было за что?!

«Кто сказал, что чувства невозможно возродить?! Бесспорно, он не Виктор. Витя… Нет тебя больше, Витя. Пора это признать. Пора принять, что раз тебя нет нигде и я не могу общаться хотя бы с твоим духом, то такова воля Бога — развести нас и в жизни, и после неё. А Лёша? Он раз за разом невзначай появляется на моём пути. Посмотри, Витя, ведь я доплакалась до седых волос, что же ты меня не отпускаешь? Или я тебя? Надо признать, что тебя нет. Признать это. Позволить себе снова полюбить. Пусть не сразу. Стоит хотя бы тело пожалеть, не видевшее ласки столько лет. Два с половиной года прошло. Больше, чем мы были женаты. Пора разрешить себе забыть тебя».

Дыхание застряло на мгновение и вышло с большой задержкой и хрипом. Хотелось откашляться, хотя горло было в порядке. Но боль не поддавалась на уговоры, она оставалась в сердце и колола острым лезвием.

«Не сегодня. Пусть Лёшка так и лежит на диване. Сегодня пора спать. А ты? Как же ты, Господи, ко мне жесток!»

***

«Вниз под горочку, не заблудишься!»

Лёша был прав. В Лозанне сложно было не найти Женевское озеро. Леман, как называют его местные.

Восхищаться Вика начала ещё на подходе к воде. Старинные здания не были похожи на сказочные домики, но и не давили помпезностью, не возвышались над людьми чопорными дворцами, а ненавязчиво заманивали в уют тихих улочек. Новые строения от них тоже не отставали и гармонично вписывались в урбанизированный ландшафт. Хотелось переобуться в удобные домашние тапочки и бродить по городу как по огромной квартире. Да и шагать по крутым склонам было бы комфортнее. Хорошо, что Вика была в кроссовках, и странно, что Смолин так хотел видеть её в туфлях.

— Алло! Вика, где ты?

— Там, где туман касается моих ног.

— Очень литературно. Но лучше скинь координаты.

— У меня нет интернета в роуминге.

— Ясно. Тогда опиши местность.

— Впереди — озеро. Позади — променад. Я сижу на парапете.

— Ви-ка! — остановил её Смолин.

— Рядом пришвартован корабль, а ещё одинокое дерево цветёт большими розовыми цветами.

— Понял. Сиди там. Скоро буду.

Вику так привлекал пейзаж, что скорость движения Смолина не имела никакого значения. Она всматривалась в дымку, словно в глубину себя.

«Есть ли смысл в моём горе? Отболело ли? Нет. Стало легче, когда я ушла от всех? Нет. Стало другим лучше без меня? Тоже нет. Хотел бы Витя, чтобы я всю жизнь провела в слезах? Не думаю. Или это ты, Бог, так решил? Но ты послал мне Лёшку. За что же я всё кляну судьбу, когда сама не принимаю её? Я хотела перестать исцелять. Перестала. Никто не требует от меня чудес. И стало пусто. Хотела бы я сказать: без Вити пусто. Но это лишь половина правды. Мне пусто без той части меня, от которой я бежала. Не только смерть мужа изуродовала душу, но и отсутствие радости от того, что чей-то путь может продолжаться без боли и с верой в чудо. Я потеряла веру. А вместе с ней и себя. И ведь даже не болит. Просто пусто. В лёгких нет воздуха. В сердце нет музыки. Только стук, чтобы поддерживать жизнеспособность. Ты послал мне Лёшку. Человека, которого я когда-то любила. А он до сих пор любит меня. Готов быть рядом. Поддерживать. Наверное, я имею право на счастье, хоть он и не Витя?»

От последнего осознания у Пятницкой появилась горечь во рту.

«Я ведь за что-то его любила. Смогу ли сейчас? Надо разрешить себе не сбегать как обычно, идти до конца, чтобы ничего не мешало ставить точку, когда история закончена. С Витей всё закончено. Клятвы недействительны. Смерть разлучила нас. Прости меня, милый, что не спасла, что выбрала неверный путь и потеряла тебя. Прости… А сама, могу ли я сама простить Бога за то, что он отнял тебя?! Господи, подай мне знак, что делать, если и в этом мире я не нахожу себе места, и на том свете меня не ждёт любимый муж. Мёртвый муж. А здесь меня искал Лёшка. Всё же есть в его сердце для меня место. Если ты не убил меня, значит, ещё есть варианты развития событий, чтобы я смогла выполнить своё предназначение и жить в счастье. Так укажи мне этот путь! Дай подсказку!»

— Красивое место, чтобы сидеть и ни о чём не думать… — Смолин сел рядом и обнял Пятницкую одной рукой. — У тебя такое умиротворённое лицо…

Вика промолчала. Подняла глаза и посмотрела на воду. Мгла рассеялась, открывая вид на заснеженные горы и деревушку внизу. В домиках загорелись огни. В Пятницкой зажглась надежда. Смолин взял её руку и поцеловал запястье. Один поцелуй сказал всё о его сильном желании обладать ей. Мурашки побежали по телу.

— Тебе неприятно? — всматриваясь в глаза Вики, спросил Алексей.

Она молчала. Ей было непривычно. Ей было страшно. Ей было приятно.

— Я могу остановиться… — Смолин поцеловал её ещё раз.

— Да… — прошептала Вика.

— Да — остановиться или да — продолжать? — Алексей вновь поцеловал её запястье.

— Остановиться.

Пятницкая мягко высвободила свою руку из его захвата и на всякий случай подсунула её под ногу.

— Почему? — поинтересовался Алексей, вцепившись взглядом в противоположный берег.

— Я не знаю.

— Чего ты боишься? Мы так давно знаем друг друга.

— А мы знаем? Последнее, что помню, — ты занял место моего мужа в ГорБанке. Это было почти три года назад.

— Интересная формулировка, — подметил Смолин. — Я вчера лежал на неудобном диване, но мне было хорошо. Я знал, что ты рядом. Я много думал о нас. О наших вечных спорах. В этом что-то есть.

— Я изменилась.

— Брось. Ты всё такая же. А меланхолия пройдёт.

— А если нет?

— Тогда и будем думать. А сейчас мне хорошо с тобой смотреть на закат.

— Красиво, не поспоришь.

Вика хотела заплакать, а потом передумала и просто положила голову на плечо Алексея — она устала страдать. Прекрасное озеро. Прекрасное место, чтобы утопить здесь свою печаль. Мысленно она отделила от себя все неприятные чувства и бросила их в воду. Казалось, что ничего не произошло. Только с небосклона испарились последние облака.

Закат выдавал всё новые и новые оттенки розового.

— Нам пора идти, если мы хотим купить тебе платье для концерта.

— Платье обязательно?

— Нет, — покачал головой Алексей. — Ты и так прекрасна.

— Тогда пойдём сразу на концерт.

— Как скажешь, — согласился он и положил руку на её колено.

Она не стала возражать.

***

— Прости, я не посмотрел программу концерта, — сказал Смолин, когда они выходили с Викторией из зала.

— Мы, русские, удивительные люди. Приехать в лучший город Европы, стоящий на умопомрачительно красивом озере, чтобы набиться в небольшое помещение и слушать реквиемы.

— Ты не хочешь возвращаться после антракта?

— Нет!

Они оба засмеялись в голос, смущая остальных зрителей. На них стали оборачиваться.

— Здесь ведь только наши, да?

— Да, почти. Ладно, идём. Дальше по плану было вино с красивым видом из окна.

— Кажется, я это обещание уже слышала.

— Туман рассеялся, не ёрничай.

Они медленно преодолевали очередной холм.

— Почти пришли.

— Отсюда совсем не видно озеро.

— Из квартиры будет видно, не переживай.

— А я переживаю.

— Только по этому поводу?

— Нет.

— Сколько у тебя было мужчин после Виктора?

— Нисколько.

— Удивляешь меня.

— Я должна была пойти по рукам, чтобы забыться?

— Разве нет?

— Видишь, мы совсем друг друга не знаем. Этого я и боюсь.

Смолин остановился, взял Викторию за руки и пристально посмотрел ей в глаза:

— Я тебя люблю. Это правда. Я больше не хочу носить маску хорошего друга. И у меня было достаточно времени и поводов понять, как я ошибался. Не уезжай. Оставайся. Закончатся девяносто дней, что-нибудь придумаем с визой. У тебя всё равно нет никаких дел в Москве. Хочешь, всё будет не сегодня?

— Не знаю, чего хочу.

— Не решай сейчас. К тому же и не место.

Они пошли дальше. Смолин молчал. Пятницкая думала.

«Хочется сегодня. Телу очень хочется. Голова идёт кругом от одних прикосновений. Только иногда картинка сбивается: кажется, что это Виктор. Пора забыть. Пора. Сколько можно изводить саму себя? Я сделала всё, что в моих силах. Я же живая в конце концов!»

Алексей резко остановился, обнял Викторию и притянул к себе. Его губы замерли в миллиметре от её губ. Он не почувствовал сопротивление и прикоснулся к ним.