Целительница: другая

Светлана Воропаева, 2020

Как там, за порогом счастливой семейной жизни? Как жить без ориентиров и прежних опор, да и надо ли? А что если вновь полюбить?..«Целительница: другая» – любовно-мистический роман Светланы Воропаевой, третья часть сентиментальной трилогии, в которой приоткрываются секреты жизни после смерти.

Глава 2

Такси остановилось возле сталинской высотки напротив Белого дома.

— Лёша, зачем мы идём в отель? — смутилась Пятницкая.

— Затем. Там наверху прекрасный ресторан с прекрасным видом, я заказал столик. А пока ждём ужин, можем выпить что-нибудь в баре внизу. Надеюсь, ты не заснёшь сразу после пары бокалов красненького?

— Не засну, — улыбнулась Вика.

Она шла за Алексеем и думала о Вите: совсем недавно это он устраивал ей подобные сюрпризы… На мысли о прошлом немедленно откликнулось тело, и внутри что-то приятно задрожало от волнения. Вика позволила себе расслабиться в этом ощущении, не позволяя боли утраты испортить столь сладостные воспоминания. Как нельзя кстати освободился милый уголок в лобби-баре, и удобное кресло с готовностью приняло её в свои объятия.

Вика с удовольствием прикрыла глаза. Остались только звуки. Чей-то сдержанный смех, бряцание бокалов, тихий джаз. Совсем рядом ритмично застучали по паркету каблуки, сопровождаемые лёгким поскрипыванием колёсиков чемодана, а потом шум утонул в мягкости ковра. Какая-то парочка слева замурлыкала на французском. Затем долетела немецкая речь — удивительно плавная, с австрийским акцентом. Еле слышно распахнулись двери лифта, мимо торопливо протопали чьи-то тяжёлые шаги, в воздухе завис приятный аромат дорогого мужского парфюма.

— Судя по выражению лица, тебе здесь нравится, а ведь не хотела идти.

Вика открыла глаза, возвращаясь из мира звуков к Смолину:

— Мне нравятся холлы в отелях. Они чем-то похожи на аэропорт.

— Есть ощущение отпуска, да?

— Что-то типа того.

— Мне тоже это нравится. Странно, мы ведь впервые так с тобой сидим?

— Да.

— Почему мы раньше никуда не ездили?

— Ты постоянно был в командировках.

Алексей сделал многозначительную паузу, а потом выдал:

— Тебе не стыдно сидеть здесь в заношенных трениках?

— Мне — нет. Почему ты спросил? Разве здесь дресс-код?

— Я хочу пойти в бар с красивой женщиной. Я люблю, когда ты носишь платья.

— По-твоему, только платье делает меня красивой?

— Платье подчёркивает твою красоту. И вообще, люди — существа социальные, и у них есть негласные правила хорошего тона. Или твоя задача — бросить вызов обществу?

— Нет, — ответила Вика без колебаний. Нет у неё ни претензий к обществу, ни громких заявлений для мира. — На какое время у нас заказан столик?

— О! Ты не споришь? На шесть.

— Не вижу повода для спора. Я постараюсь успеть к сроку. Поеду домой и переоденусь.

Вика задумалась на секунду, просчитывая возможные варианты перемещений по городу: такси, метро, автобус… Задача тут же показалась невыполнимой.

— Если бы я хотел, чтобы ты переоделась дома, то завёл бы этот разговор ещё в парке.

— А чего ты хотел?

— Хотел порадовать тебя. Я купил тебе платье, туфли, тушь, румяна, помаду. Нижнее белье не покупал, чтобы ты не подумала чего лишнего. Если что-то не подойдёт, верну в магазин. А так всё твоё.

Вика внимательно посмотрела на Алексея. У него не было ни портфеля, ни хоть какой-нибудь сумки или пакета. Он усмехнулся на её непонимающий взгляд и положил на столик карточку-ключ.

— Номер 2046 на двадцатом этаже. Я подожду тебя здесь. И на всякий случай скажу, что второго ключа у меня нет. Не переживай. Оставь всё там, потом у тебя будет возможность переодеться.

Пятницкая смущённо взяла ключ и послушно побрела к лифту. Было непривычно осознавать это смущение, да и вообще чувствовать что-то. Способность испытывать какие-то эмоции ошарашила больше, чем действия Смолина.

Вика открыла дверь и зашла в номер. Рука её заскользила по стене, коснулась края комода, кресла, а потом замерла на шторе. Дождь за окном прекратился. Пятницкая заплакала.

Они никогда не были с Виктором в этом отеле, но номер враз оживил все картины её прошлой счастливой жизни. Были ли проблемы? Конечно, были! Но рядом был и тот, с кем хотелось их решать, тот, с кем невозможно было увязнуть в обидах и злости, тот, в объятиях которого можно было забыться, тот, рядом с которым верилось, что всё будет хорошо. А теперь его нет.

Солнце показалось из-за туч и оживило реку красно-золотыми искрами, словно показывая Вике, что и после сумрака можно снова начать светить и дарить людям своё тепло.

Пятницкая утёрла слезы. Посмотрела на часы на стене. Было 17:40. Впервые за год время обрело для неё значение. Оставалось двадцать минут, чтобы оживить свою внутреннюю женщину или хотя бы сделать вид, что она есть, надев красивый наряд и освежив лицо лёгким макияжем.

Виктория спустилась в лобби-бар и снова села напротив Алексея. Тот смотрел на неё не отрываясь, как в первый раз, разглядывая с ног до головы.

— Красивая, — тихо и задумчиво констатировал он, словно развеяв какие-то свои прошлые сомнения. — Я начинаю привыкать к тому, что ты блондинка. И у тебя короткие волосы.

Раньше бы Вика точно поправила его, напомнив, что это седина, но теперь она просто залпом допила вино и сказала:

— Нам, кажется, пора смотреть на вечернюю Москву. Да и заказать ещё вина не помешало бы.

— Права! Идём.

***

Москва залилась разноцветными огнями. В бокалах играло бликами гранатовое вино. В тарелке заветривалось нетронутое чёрное ризотто, не сумевшее прельстить Викторию даже щупальцами осьминога.

— Ты не ешь?

— Жду вместо аперитива твою историю об одиночестве в неродной Москве.

— Неблагодарная, какой аперитив? Это третий бокал вина.

— Ешь, доченька, третий пирожок, я не считаю… да? И всё же жду обещанных подробностей.

— С сентября прошлого года живу в Лозанне. Возглавляю швейцарское отделение нашего банка.

— Говоря проще, тебя сослали на пенсию?

— Не нужно драматизировать. Я всё-таки там не только раклет заглатываю.

— Я даже не знаю, что такое раклет, но что-то мне подсказывает, что ты там явно не грустишь.

— Я там один.

— А где Лена и сын?

— Они остались здесь.

— Тогда почему и здесь ты один?

— Мы больше не живём вместе.

— Давно?

— Со времени моего отъезда.

— Я понимаю, почему тебя сослали. Из тебя же информацию клещами тащить приходится! Вроде это я целый год провела отшельницей и должна была разучиться говорить сложносочинёнными предложениями, а не ты.

— Семья распалась, к чему подробные объяснения? Они сейчас отдыхают в Эмиратах. Я остановился в отеле. Квартиру им оставил. Завтра вечером лечу обратно в Швейцарию.

— Тебе нужно моё сочувствие? — растерялась Вика.

— Мне нужно, чтобы ты поехала со мной в Лозанну на пару дней.

— Зачем?

— Откормлю тебя. Отощала.

— Я и здесь поем, — пробубнила Вика и начала ковыряться вилкой в тарелке.

Она не понимала ни тон Смолина, ни истинной причины такого предложения.

— Две реки разлились по тёмным дорогам. Река белых огней, дающих надежду, и река красных огней, останавливающих движение. Выбор. Вы-ы-бо-ор… — с серьёзным видом протяжно завыл Смолин.

— Вот дурак! — не выдержав, засмеялась Вика, прикрывая набитый рот рукой.

— Я про пробку за окном. Арбат встал.

— Ага.

— Ну ладно, ладно, признаюсь. Я готов на всё, чтобы ты снова улыбалась.

— Зачем?

— Твоя милая полуулыбка раздражает. Она ненастоящая.

— Зачем? — настойчиво повторила Вика.

Ей захотелось уйти. Алексей это явно заметил, но вида не подал.

— Ты на грани. Тебе плохо.

— Ошибаешься. Я давно за гранью. Это тебе плохо, не мне.

— Я переживаю за тебя.

— Почему?

— Хочу, чтобы ты жила долго и счастливо.

— О, ты боишься, что я что-то сделаю с собой?

— Да.

— Нет повода для переживаний. Моя смерть слишком бессмысленна.

Алексей недоумённо посмотрел на Вику.

— Прошло два с половиной года. Если бы я стремилась умереть, меня бы уже не было.

— И всё же полетели со мной, а? В Лозанне сейчас солнце, деревья цветут. Развеешься. И мне будет приятно.

— Насколько приятно, Лёш?

— Я твой друг, Вика. Я тот, кому ты жизнь спасла. У меня есть право заботиться о тебе, не отвечая на дурацкие вопросы. Ты будешь ещё есть?

— Нет.

— Тогда пойдём в номер.

— Очень по-дружески, — саркастически заметила Пятницкая.

Волна возмущения захлестнула её, ударила от низа живота в горло и сковала лёгкие.

— Хочу, чтобы ты расслабилась.

— Оригинальный заход, — наконец выдохнула Вика, осознавая, что это не возмущение, а страх.

Вот так номер… Где-то глубоко внутри себя она всё ещё хранила тёплые чувства к Смолину. Как же она могла так предать Виктора?! Как?! Как?

— Наденешь свои треники, налью тебе в чашку вина, залезешь с ногами на диван, обнимешь подушку. Ты же так любишь?

— В большой бокал… — тихо поправила его Пятницкая.

— В бокал. Пойдём? Найду бокал.

— Зачем, Лёш?

— Просто так…

Смолин неотрывно смотрел на Пятницкую. А она — на него. Ей хотелось оставаться в реальности, здесь и сейчас, в этом текущем моменте. Меньше всего на свете Вика желала вернуться опять к своим мыслям: они очень пугали, а ей надо было забыться.

— Закажи мне ещё вина.

— Конечно, — согласился Смолин, прекратив наступление.

— Не пойдём никуда. Лучше рассказывай про машинные реки, — предложила Вика и выдавила полуулыбку.

— Хорошо.

— И переодеваться не пойду. Поеду так. Выкинешь потом ту одежду.

— Сохраню на память.

— Фетишист.

Смолин глупо улыбнулся, о чём-то подумав, а потом шумно выдохнул и решился сказать:

— Купил тебе телефон. И повезло твой номер купить. Оказался не занят. Только давай без «зачем», ладно?

Пятницкую начало мутить. Она поджала губы.

— Плохо? — пристально поглядел на неё Алексей.

Виктория кивнула и, припоминая советы мужа, без слов поднялась и пошла в туалет, чтобы опустошить желудок.

Вернувшись, Пятницкая молча придвинула новый телефон к себе. Алексей был прав: настала пора возвращаться в реальную жизнь. Она уже и так взяла всё что можно от одиночества.

— И это возьми… — ещё больше осмелел Смолин, двигая к ней конверт, явно с деньгами.

Вика пробуравила его взглядом, который он не мог верно истолковать.

— Раньше ты была смелее.

— Я не была замужем.

— И сейчас, — напомнил ей Алексей.

Взгляд Пятницкой упал на чёрную рисинку, которую она случайно уронила на белую скатерть. Виктория демонстративно подняла её двумя пальцами, не боясь запачкаться, и кинула в тарелку. После взяла в руки телефон и начала устанавливать приложение, чтобы вызвать такси.

— Я провожу тебя, — спокойно сказал Смолин.

Она отрицательно помотала головой.

— Не хочешь, чтобы я знал, где ты живёшь?

— Не хочу, — подтвердила Виктория.

— Хорошо. Тогда деньги возьми, а я провожу тебя до машины.

— Ладно.

***

Холодный ветер дул с реки и морозил ноги в туфлях. Вика взглядом искала в темноте нужное такси, не спеша спускаться вниз по лестнице на мостовую. Здесь хоть колонны здания гасили часть неласковых порывов.

— Давай встретимся завтра, — попросил Алексей.

— Не уверена, — покачала головой Виктория, продолжая высматривать машину.

— К чёрту эти игры, Вик! Давай на чистоту. Я тебя люблю. Я тебя искал. Я с ума сходил, не понимая, куда ты делась. Я не хочу, чтобы ты сейчас уезжала.

— Друг, — съязвила Пятницкая, посмотрев Смолину прямо в глаза.

— Я перед тобой как голый.

— Мне тоже холодно.

— Так пойдём в номер.

— Я не готова, Лёш… обсуждать такие темы сейчас.

— Да мне тоже всё это как снег на голову.

— Так не торопи события.

— Не могу. Я уже дважды тебя терял. Если не трижды.

— Тогда доверься судьбе, видишь, как она к тебе благосклонна вновь и вновь. Я теряла и побольше твоего. Не торопи меня.

— Я куплю тебе билет до Женевы, пришлю ссылку потом. И буду ждать тебя до последней минуты у самолёта. Приезжай! Я очень этого хочу. У тебя же есть Шенген, да? Паспорт тот же?

— Угу, — кивнула Вика на все вопросы разом, ободряюще хлопнула Смолина по плечу и поднесла к уху зазвонивший мобильник: — Где вы? Моргните фарами. Ага, вижу. Иду!

Пятницкая побежала вниз по лестнице, почти как Золушка, только туфельки остались при ней. А Алексей остался стоять один на ветру.

***

Вика смотрела в окно. Виктор специально выбрал квартиру с завораживающим видом на Москву-реку, что добавило к её стоимости лишние нули. А теперь прекрасная панорама была обезображена частоколом трёх высоток, воткнутых между их домом и рекой. Но в просветах всё равно было видно, как вода блестит под полной луной.

Вика отвернулась и пошла настраивать телефон под себя: завела новую электронную почту, зарегистрировала учётную запись, отключила аппарат от всех облачных сервисов. Ей надо было хоть чем-то заняться, чтобы не думать об Алексее Смолине. Об Алёшке. Алёшеньке. В памяти так и всплывали его признания и былые идиллические картины совместного бытия. Но совесть ещё не позволяла предать мужа. И Пятницкая находила всё новые и новые пустяковые дела, лишь бы не бродить бесцельно по квартире абсолютно огорошенной нежданными и шокирующими мыслями.