Лестница в небо

Светлана Верещакова

Молодая женщина Аля знакомится на книжной ярмарке с известным талантливым поэтом и литератором Артёмом Любавиным. Позднее она становится его ученицей на литературных курсах. Влюбившись в своего учителя, девушка понимает, что её привычная, выстроенная с годами «семейная лодка» идёт ко дну. Неожиданно Але попадается роман «Возвращение», в котором рассказывается о нелёгкой и неординарной судьбе Любавина. Але начинает казаться, что Любавин является не тем человеком, за которого все его принимают…

Глава 4

На курсы я пришла сама, без предварительных бесед с кем-либо. Однажды утром я проснулась и поняла, что клуб манит меня и уже успел захватить своей жизнью. По счастливому стечению обстоятельств Макс в этот день не пошёл на работу, и я, с лёгким сердцем оставив на мужа Сонечку, отправилась в ставший мне дорогим литературный салон. «Заодно узнаю, что там с курсами», — думала я по пути.

Нельзя сказать, чтобы я так уж желала научиться писать стихи. Скорее, искала встречи с Любавиным. После того, как Артём не появился в тот вечер, я часто вспоминала наше знакомство на ярмарке. Мне хотелось видеть этого человека, слышать его тихий голос и слушать.

Днём в баре литературного салона столики были пусты и одиноки. В клубе вообще практически никого не было. Я прошла по длинному тёмному коридору к кабинету администрации и тихонько приоткрыла дверь. Седовласая дама, сидевшая за громоздким письменным столом, подняла на меня вопросительный взгляд.

— Здравствуйте. Могу я узнать по поводу литературных курсов?

Дама приветливо заулыбалась и принялась подробно объяснять все детали их общества и созданных для таких дилетантов, как я, курсов. Рассказывала она довольно интересно. Школа предназначалась, прежде всего, для своих новичков, а поскольку я уже благодаря Агнесске успела приобщиться к миру поэзии города, то, мол, милости просим, всегда рады новым дарованиям.

Беседа с дамой воодушевила на дальнейшее желание постигать литературные азы. По словам выходило, что примут меня в их братии с распростёртыми объятиями, никогда ничем не обидят и всегда поддержат в трудный творческий период. Уточнив начало занятий, я с лёгким сердцем попрощалась с вдохновлённой матроной. Культурная жизнь города только что приобрела в моём лице начинающего поэта.

К началу лекций я успела без опозданий. Курсы проводились в достаточно просторном помещении клуба, расположенного в другом конце здания. На всякий случай пришлось прихватить с собой тетрадь и ручку. Аудитория группы оказалась довольно немногочисленной — особенно понравились молоденькая веснушчатая девушка с косичками и в очках и парень достаточно привлекательной наружности, который постоянно шутил и вообще был занимательным весельчаком. Как выяснилось позднее, девчушку звали Аришей, а юношу Петром. Петя являлся душой нашего класса и постоянно фонтанировал новыми идеями и шутками. Присутствовала здесь и пара таких же «тёток за тридцать», таких, как я…

…Артём вошёл в помещение лёгкой пружинистой походкой, чуть кивнул, улыбнулся присутствующим и сразу начал говорить: размеренно и тихо, заставляя прислушиваться к себе, и быть внимательным к сказанным словам. Безусловно, он заметил меня, но не подал вида. Тема беседы вращалась вокруг традиционной классики. Некоторые слушатели иногда прерывали Любавина и вступали с ним в дискуссию. В классе все обращались друг к другу по имени, безо всяких отчеств. Поэтому здесь царила дружелюбная, открытая атмосфера. Любавин с охотой отвечал на задаваемые вопросы, был предельно внимателен к каждому собеседнику, изредка иронизируя по поводу сказанного им же самим, дескать, — я не гуру, такой же, как и вы, дорогие мои!

Сидя за своим столом, я любовалась его мимикой, жестами и прислушивалась к тихому голосу. Мне нравилось абсолютно всё, что он говорил. Его высказывания и взгляды на те, или иные вопросы поэзии были достаточно интересны.

— Любое творчество — лишь существование в параллельном мире. Оно во многом отлично от мира реального, но имеет такое неоспоримое и ценное качество — желание общения на духовном уровне, то есть, желание стать душевно чище. При этом, согласитесь, что поэзия сама по себе балаган? Однако искренние чувства и искренние слёзы и на ярмарке уместны. — Любавин на мгновение замолчал и добавил. — Каждый автор сам для себя определяет, что для него важнее. Нередко стих переполнен эмоциями в ущерб именно поэтической составляющей.

— «Присылай мне туманные письма из своих золотых городов и открытки, тобой не подписанные. Можно без адреса. Можно без слов» — процитировал Петя.

— Да, что-то типа этого… — улыбнулся Артём и продолжил. — Как говаривал Говард Лавкрафт, — весь мир является всего лишь порождением нашего воображения. Мир — дым человеческого интеллекта. Только мудрецы способны затянуться и выпустить клубы этого самого дыма. Простым смертным это не дано. Поэт способен создать всё, что пожелает, и уничтожить всё, что, на его взгляд, ненужно. По словам того же Лавкрафта, это достаточно верно для разыгрываемого представления. И я, пожалуй, соглашусь с ним — воображение способно возродить именно те картины прошлого, которые особенно дороги сердцу.

— Или будущего, — откликнулась я, и сама удивилась собственной смелости. До этого момента я помалкивала.

Артём перевёл на меня взгляд, его карие глаза проницательно смотрели сквозь тонкую оправу несколько долгих мгновений.

— Каждый поэт в своём роде пророк и прорицатель, — заметил он.

— А фантазии ещё никто не отменял, — откликнулся сидевший за соседним столом Петя. — Где бы мы все были без них, и существовало бы искусство как таковое вообще без фантазий и вымысла?

— Вымысел лишь отчасти является таковым, — заметил Любавин. — Автор зачастую так преподносит реальные факты, что только он один знает, что именно он имел в виду в своих строках. Завуалировать смысл выражения ничего не стоит тому, кто понимает, как правильно распознавать доли, и что именно скрывается за образом. Поэт — тот же режиссёр. Собственного спектакля. Впрочем, не только поэт… Порою и любой человек. Но это отдельная тема, заслуживающая отдельного разговора. Мы непременно к ней вернёмся, а вы, дорогие мои, пока вспомните Андрея Битова. Я вам процитирую: «Человечество живет так: обманывая себя. Некоторые обманывают только себя — это честные люди, некоторые и других или других, а потом себя — это люди нечестные… Мудрец не обманывает ни себя, ни других, он знает, он ничего не может сделать… Художник, бедняга… он живет как человек: обманывая себя, при этом он рождает и тогда обманывает и других…» Читателю порой трудно разобраться, где именно образы, а где реальность, где есть правда, а где вымысел. И чем одно, отличается от другого… Внимательный читатель может по своему желанию отыскать в произведении не один смысл, а намного больше. Всё зависит от его воображения. Задача автора натолкнуть читателя на размышления…

— Пойди ещё найди такого читателя с абстрактным мышлением, — откликнулся Петя.

Две тётки, сидевшие за столом недалеко от меня, понимающе заулыбались. По-видимому, они точно считали себя непревзойдёнными поэтами и правильными читателями.

— Оторваться от суровой реальности не просто… Но при отсутствии мира абстрактного, жизнь скудна… — закончил дискуссию Любавин и улыбнулся.

— Не искажает ли неверное толкование само произведение? — снова спросила я.

Артём буквально вцепился в меня взглядом и тихо ответил:

— Вероятно, суть поэзии и заключается в том, чтобы в произведении каждый читатель увидел себя. Или, по крайней мере, что-то своё.

Вечером я вспоминала прошедшую лекцию и удивлялась тому интересу, который она у меня вызвала. Безусловно, поэтический мир был интересен и необычен, он заставлял уйти от реальности, но в то же время и погружал в неё. Только уже в изменившуюся реальность…

На следующий вечер ко мне заглянула нарядная Агнесска и предложила составить ей компанию — отправиться в наше клубное кафе, в котором так любили собираться представители городской богемы. Когда она пришла, из кухни выглянул Макс. Сонечка, как всегда, уютно устроилась на его плечах. Максим предложил Агнессе пройти на кухню, гостеприимно поставил на плиту чайник и стал расспрашивать о жизни и клубе. Во время оживлённой беседы Агнесса охотно отвечала на вопросы, время от времени поглядывая на наручные часики. Терять свой вечер на моей кухне ей явно не хотелось. Я оставила их и ушла в комнату одеваться.

Перебрав половину гардероба, остановилась на тёмно-зелёном шёлковом платье. По уверениям Макса, мне оно очень шло. Через несколько минут, полностью готовая к выходу, я вернулась, и мы наконец-то выбрались на улицу. По дороге я поведала, что была на лекции.

— И как, тебе понравилось? — поинтересовалась Агнесса.

— Даже очень. Обсуждали абстрактное мышление и нюансы правды и вымысла…

В кафе салона царил приятный полумрак, и лилась медленная мелодия. За одним из столиков скучал в одиночестве Петя. Увидев знакомое лицо, я обрадовалась и потащила подругу к Петиному столу.

— Привет!

— О, привет, Аля, — он также кивнул Агнесске. — Решили скоротать вечер?

— По-видимому, кто-то также скучает за чашкой кофе, — парировала Агнесса.

— Узнаю тебя, дорогая, — усмехнулся Пётр. — А вот Алечка у нас новичок, и, кажется, наш кофе ей очень даже нравится.

— Очень вкусный, — откликнулась я.

— Аля, что привело тебя в клуб? Тебе понравилось сегодня на лекции? — засыпал меня вопросами Петя.

— Да. Очень интересно. Любавин весьма увлекательно высказывает свою точку зрения.

— О, наш гений — удивительный и интересный поэт.

— Да какой он гений?! — поморщилась Агнесса. — Три прихлопа, два прискока.

— Да ладно тебе. Нормально он пишет, со смыслом, и фантазию где есть приложить, — встал на защиту Артёма Петя. — Если бы ты побывала хотя бы на одной лекции, то изменила своё мнение.

— Никогда его не изменю. Я вижу его таким, каким он есть на самом деле, и без прикрас.

— А какой он на самом деле? — улыбнулась я.

— Вам об этом знать необязательно, — ушла от ответа Агнесса.

— Черта помянешь… — заметил Петя и сделал знак глазами в сторону входной двери.

Я обернулась и увидела знакомую фигуру. Любавин сразу поспешил к нашему столику.

— Привет, ребята, — он пожал руку Пете и кивнул нам с Агнесской. — Ну, как уроки чистописания? — Его улыбка была искренней и, казалось, озаряла всё вокруг своим светом.

— Всё путём, — оживился Петя. — Юные дарования спешат применить свои таланты.

— Да что ты? — улыбнулся Артём. — Как успехи?

— Да вот, Артём, хотел спросить твоего совета, — Петя пустился в глобальные размышления о собственном новом стихотворении. Я с интересом слушала этих двоих.

— К твоим комментариям, Петя, как говорится, — ни добавить, ни убавить. И каждая составляющая данного произведения особо выверена. Я не вижу в твоём стихе совершенно никаких неточностей. — Любавин закончил разговор и взглянул на меня. — Как Вам, Аля, в нашем литературном кафе?

Его переключение на меня немного застало врасплох. Чёрные глаза Артёма выражали явный интерес к моей персоне.

— Очень увлекательный у вас мир, Артём. Достаточно необычен для меня.

— Ещё не пробовали себя на литературном поприще?

— Пока нет.

— Ну, я думаю, у Вас, Аля, ещё всё впереди, — улыбнулся Любавин.

Вообще, улыбался он очень обаятельно, и улыбка необычайно шла ему, меняя, казалось, не только выражение глаз, но и весь облик. Его подобревший взгляд был, между тем, внимателен и… вызывал волнение.

— Безусловно. Я постараюсь написать в ближайшее время что-нибудь.

— Не стоит торопиться, — заметил Артём. — Всё придёт со временем. Иначе стих будет выглядеть слишком искусственно, чем часто грешат начинающие авторы. Я бы советовал прислушаться к собственным внутренним ощущениям — о чём именно хотелось бы написать, в каком жанре. Тогда и искренность проявится.

— Хорошо, учту, — улыбнулась я.

— Уютное место, Аля, да? — Артём окинул взглядом помещение. — Тихое и, главное, всегда с нужной компанией.

— Согласна.

— А знаете что? Давайте я Вас чем-нибудь угощу. Мартини или сок?

— Сок, конечно, — засмеялась я.

Мы отошли к барной стойке, покинув Агнесску, которая увлечённо болтала в этот момент с Петей. Любавин взял сок, и, подвигая стакан, неотрывно смотрел на меня.

— Вот, видите фотографию? — он кивнул на один из снимков, которые были размещены на стене кафе. Я обернулась и внимательно посмотрела на фото. На нём красовался немолодой мужчина, который обнимал очень симпатичную даму, намного моложе его. — Это мой знакомый. Он сейчас живёт за границей, на его стихи есть песни, которые исполняют известные певцы. Когда-то он здесь бывал, в нашем кафе. И её он встретил тоже здесь. Со временем они поженились.

— Здорово, — заметила я. — Настоящая любовь?

— А бывает ненастоящая?

Я слегка опешила от этого вопроса.

–…Знаете, когда-то давно я смотрела фильм, в котором главная героиня физически умирала от любви. Поразительный сюжет. Врачи не могли понять, почему она умирает. А оказалось — от любви.

— Я никогда не испытывал такого сильного чувства, чтобы умирать от любви, — заметил Артём.

— А Ваши стихи?

— Стихи испытывали. Некоторые даже умирали! — усмехнулся Любавин.

— По-вашему, они могут быть написаны так искренне в обход чувствам автора? — спросила я.

— Нет, что Вы… За спиной литературных героев всегда стоит автор. Но вот я от любви физически точно не умирал, — улыбнулся Любавин.

— Душевно от любви тоже хорошо умирать, — улыбнулась я в ответ.

— Не накликайте. Умирать от всего тяжело… И, к вопросу про «настоящее». Однажды попробовав, и зная, какое оно настоящее, разве можно потом спокойно жить от этого настоящего вдалеке и без шанса, пусть прозрачного, вновь почувствовать это настоящее?..

Я словно впала в лёгкий ступор от последних слов Любавина, не зная, что ответить, но тут Агнесска окликнула меня и сказала, что они с Петей вынуждены уйти, поскольку у них появились срочные дела.

— Потом расскажу, — шепнула она мне на прощание.

Мы остались с Артёмом одни в полумраке бара, не считая нескольких завсегдатаев кафе. Народ уже постепенно уходил домой, а время было уже поздним.

— Действительно, поздно, — заметил Артём, наблюдая, как я поглядываю на часы. — Можно вас проводить? Вам далеко добираться?

— Нет, здесь всего две остановки. Но проводить меня можно, — я улыбнулась и взяла сумочку.

На выходе в холле я оглянулась на себя в зеркало. Немного растрёпанные волосы струились по плечам, скрывая воротник курточки, а глаза у меня светились. «Всё от счастья», — мысленно усмехнулась я. Любавин распахнул передо мной входную дверь клуба и галантно пропустил вперёд. Вообще, манеры Артёма восхищали меня, отвыкшую от подобного, — отличались истинным мужским благородством. «В чём, в чём, а в знании этикета этому мужчине не откажешь», — подумалось мне.

Поднимаясь по ступенькам лестницы, которая выводила нас из полуподвального помещение кафе, я нечаянно оступилась.

— Ой! — вскрикнула я.

— Ай! — тут же отреагировал Артём, улыбнувшись, и подхватил меня за талию.

— Каблук можно сломать на вашей лестнице, — сквозь лёгкую боль тихонько рассмеялась я.

— Это с непривычки. Люди частенько спотыкаются на лестницах, ведущих в небо, — тихий голос Любавина прозвучал неожиданно близко. — Сейчас пройдёт.

Через пару минут боль в лодыжке действительно забылась. Мы направились к моему дому, тихо переговариваясь о клубе, о стихах и, конечно, о погоде.

— Чудесный вечер. Не находите? — спросил Артём, запрокинув голову наверх и вдыхая осенний ночной воздух. Я тоже посмотрела на ночное небо.

— Красиво. И звёзды так низко…

— Самое время для романтиков и поэтов, — улыбнулся Артём.

— Вы настолько романтичны?

— Не более чем человек, пишущий стихи, — усмехнулся Любавин.

Мне было приятно шагать с ним рядом, вслушиваться в его голос, украдкой посматривать на этого мужчину, который так отличался от всех, кого я знала.

— Мы пришли, — тихо заметила я. — Вот мой дом.

— Спасибо за прекрасный вечер, Аля, — Любавин взял мою руку и осторожно поцеловал её. Этим он нисколько не смутил меня. Казалось, я стала привыкать к его манерам. Попрощавшись, я вошла в подъезд, прислушиваясь к своему сердцу, как и советовал недавно Артём…