Рецепт от Фрейда

Ирина Градова, 2014

Судебный психиатр Любавин обращается к своей крестнице и коллеге психотерапевту Нелли Тарле со странной просьбой: устроиться на работу в психиатрический интернат под названием «Синяя Горка». Несколько лет назад Любавина привлекли к врачебному освидетельствованию человека, насмерть сбившего пешеходов. Профессор признал его вменяемым, после чего виновник аварии прошел повторное обследование в «Синей Горке» с противоположным результатом, избежав уголовной ответственности. Репутацию профессора Любавина вторично подвергли сомнению, когда свидетель по громкому уголовному делу также оказался в «Синей Горке» с психиатрическим диагнозом, а вскоре погиб в результате несчастного случая. Видно, что в интернате творятся странные дела, однако лишь проникнув туда, можно выяснить правду. И Нелли соглашается стать «засланным казачком»…

ПРОЛОГ

Сентябрь, 2013 год

Почему Ольга это сделала? Все шло так хорошо, она начала оправляться, стала осознавать, что все ее несчастья, реальные и мнимые, проистекают лишь из-за неправильного отношения к себе и окружающему миру. Она перестала считать себя никчемной, никому не нужной, сменила работу, и личная жизнь вроде бы налаживалась… Ну почему, почему?!

Вокруг места происшествия, несмотря на ранний час, собрался народ: всем охота поглазеть на труп. Сержант в форме, узнав, кто она такая, предложил Неле подняться в квартиру. Лифт стоял на одном из верхних этажей, и оттуда доносилась веселая болтовня: Неля поняла, что не дождется его, и взлетела по лестнице на восьмой этаж. Дверь оказалась приоткрыта.

— Вы кто?

Этот вопрос задал невысокий плотный мужчина в плохо сидящем пиджаке, надетом на застиранную водолазку. Он «принял» Нелю прямо в дверях, а за его спиной она увидела суетящихся людей.

— Меня попросили зайти…

— Родственница покойной? Знакомая?

Покойной. Напрасно она торопилась, напрасно гнала машину, рискуя попасть в аварию!

Сидя в чистой, сияющей белизной кухне, Неля рассказывала следователю все, что знала.

— Получается, вы были ее психоаналитиком? — уточнил капитан Гуров.

Слово «психиатрия» в среднестатистических умах обычно вызывает ассоциации исключительно со смирительной рубашкой, а уж «психоанализ», с его чуждыми российскому менталитету приемами, и вовсе кажется чем-то киношным, ненастоящим. Особенно, наверное, видится он таковым человеку вроде Гурова.

— Да, — кивнула Неля. — Ольга посещала меня раз в неделю, по пятницам.

Ее взгляд, вопреки собственному желанию, то и дело устремлялся к окну. Тело Ольги все еще там, на асфальте, стыдливо прикрытое простынкой, и от этого становилось не по себе.

— У Касаткиной была склонность к суициду?

Голос Гурова звучал буднично, даже скучно. Создавалось впечатление, что меньше всего на свете ему хочется сейчас находиться здесь и что с гораздо большим удовольствием он сидел бы на кухне с женой и детьми за завтраком, перед телевизором.

— Да, — кивнула Неля и тут же поняла, что своим ответом поставила под вопрос собственную компетентность как врача. Это тут же отразилось на круглом лице собеседника, а ведь он сразу отнесся к ней предвзято, едва услышав слово «психоаналитик». Поэтому она добавила: — Ольга страдала от тяжелой депрессии, и у нее было несколько суицидальных попыток, но она выздоравливала!

— Неужели? — следователь даже не пытался скрыть усмешку. — Что с ней было не так?

— Депрессия. Она чувствовала себя не на своем месте, — ответила Неля, стараясь формулировать фразы как можно четче, дабы они дошли до этого истукана. — Ольга работала в иностранной фирме, хорошо зарабатывала…

— И чего же ей не хватало? — вновь перебил Гуров: очевидно, он полагал, что Ольга просто с жиру бесилась.

— Вы, наверное, никогда не работали под давлением?

— Мы, доктор, всегда под давлением — то начальства, то общественности, то журналистской братии. Значит, говорите, депрессия у Касаткиной развилась на фоне карьеры?

— Не только. У нее и раньше случались срывы — она состояла на учете в психоневрологическом диспансере, но там считали, что она не нуждается в серьезном лечении или повторной госпитализации.

— Повторной?

— Ольга уже попадала на стационарное лечение, после первой попытки суицида. Она была очень одинока.

— Хорошо, — вздохнул следователь, — как вы ее лечили? Препаратами или…

— И препаратами, и «или», — теперь уже перебила Неля. — Терапия была комплексной, потому что одними сеансами психотерапии от затяжной депрессии избавить невозможно.

— Вам, конечно, лучше знать, — хмыкнул Гуров. — Но, выходит, ваш подход не сработал? В смысле, пациентка скакнула из окошка — классика жанра! Вот что мне покоя не дает: как вы-то здесь оказались, Нелли Аркадьевна, — часто навещаете пациентов на дому?

Ну, вот они и подошли к самому главному!

— Понимаете, Ольга прислала мне сообщение.

— Когда?

— Сегодня утром. Я увидела его гораздо позже, когда получила возможность проверить мобильный.

— Покажите! — потребовал следователь, и Неля покорно протянула ему телефон. Прочитав, он вернул аппарат со словами: — Ну, все предельно ясно: типа предсмертная записка. Есть идеи, почему это произошло?

— Нет, — покачала головой Неля. Она чувствовала себя измотанной и страшно виноватой. Как могла она быть настолько слепой, чтобы не разглядеть симптомов? Ей казалось, Ольга выздоравливает, а она, оказывается, вынашивала планы самоубийства!

— Знаете, доктор, — поднимаясь, сказал следователь, — я никогда не верил в ваши методы. Этот психоанализ, вся эта ваша дребедень гроша ломаного не стоит!

Впервые в жизни Неля была склонна с этим согласиться. Все, во что она верила, рассыпалось в прах, и она знала, что ей вряд ли удастся собрать осколки разбитого самоуважения.