Зов горы

Светлана Анатольевна Чехонадская, 2018

Пропала девушка. Она вышла из своего дома в подмосковном поселке, и больше ее никто не видел. За полтора года поисков удалось найти только ее машину, а в ней – листок с номером телефона. Казалось бы, обнаружен след. Но хозяйка номера с пропавшей никогда не встречалась.Однако отец девушки не сдается. И листок с номером выводит на целую серию жесточайших убийств, совершенных по всей России. С каждым шагом все яснее, что причины убийств – в недалеком прошлом.Все явственнее зов горы Белухи – алтайской туристической достопримечательности, у подножия которой в 2004-ом году случайно встретились десять человек…

Глава 4

Я проснулась из-за того, что звонил телефон.

Шевельнула плечом, с меня посыпались на пол стеклянные бутылки. Хорошо, что на полу лежали доски, гнилые настолько, что они уже стали мягкими. Бутылки не разбились, а просто ушли на дно, к остальному мусору, накопившемуся с шестидесятых годов. Встревоженно зашептались мыши.

Я вытащила руку, нащупала телефон, поднесла его к уху, стараясь не двигать головой. Голова была до краев заполнена дурью, одно движение — и дурь польется наружу.

— Так больше нельзя, — сказал в трубке голос Дениса. — У меня нет сил смотреть на это саморазрушение. Я больше не приеду. Прощай.

— Привези еще таблеток.

— Нет. Зачем ты себя убиваешь?

Вопрос был философский. Требующий не ответа, а длительных рефлексий. Так что я задумалась. Вдохновленный моим молчанием, Денис продолжил:

— Звонили из твоего кружка, послали тебя матом. Сказали: еще раз сунешься — морду набьют.

— А еще интеллигенты… Привези таблеток.

— Иди к черту!

Я отшвырнула трубку и полежала еще немного. Затем рискнула сменить положение головы. Еще через пять минут приоткрыла глаза. Комната кружилась, но не сильно — а как карусель в парке.

Я ожидала позыва к рвоте, но организм молчал. Наконец я поняла в чем дело: нечем. Я, видимо, очень давно не ела.

Эта мысль придала мне смелости. Пошатываясь, я встала. Подошла к окну.

Вытаращилась: под окном соорудили новую детскую площадку. Да какую! С резиновым зеленым покрытием, пластиковым лабиринтом и даже двумя железными тренажерами для взрослых. Блин, я ничего не пропустила? Власть в городе не сменилась?

К одному из тренажеров подошел Тигран и ну крутить туловищем. Загорелый, довольный, с голым торсом. Подкралась Лида с таксой. Воровато оглянулась, запустила собаку на детскую площадку. Та немедленно наложила кучу. Тигран завопил, начал размахивать кулаками. Лида визгливо закричала. Из окна подо мной раздался громовой рык Макарычева. Этому лишь бы поучаствовать. Он психопат и чью сторону примет, заранее не угадаешь. Я прислушалась: а, госдеп ругает.

Тигран меня серьезно встревожил. Это сколько же я была в отключке, если он успел вернуться с юга? Он ведь говорил, что забронировал гостиницу на три недели.

Увы, вот уже несколько лет я именно так провожу июль — в ауте. Место хорошее и недорогое… Проклятый месяц… Все плохие события в моей жизни происходят в июле. И главное плохое, и плохие помельче, и совсем маленькие плохие, и малюсенькие плохие….

Я прошла по комнате матросом, широко расставляя ноги. Мне очень хотелось есть. Но в холодильнике от съедобного осталась одна вонь. В кошельке — ни копейки. На карточке — ноль. Можно представить, что мне ответят, если я позвоню на работу.

Где взять деньги? Я даже прослезилась от жалости к себе.

И тут снова зазвонил телефон.

Номер не определялся.

— Света, это Демичев. Помните? Мы приезжали к вам по поводу Гали Фоменко.

— Нет, не помню, — сказала я.

— Как ваши дела?

Если бы так не тошнило, я бы, пожалуй, посмеялась: поди, и следить-то за мной продолжают. Все ждут, когда я выйду с ней на связь. Это сколько же им пришлось сидеть в кустах у моего барака, пока я пила водку и глотала таблетки? Неужели месяц? Загар у Тиграна какой-то бледноватый.

Сил не было ни на смех, ни на разговоры.

— Всего хорошего, — сказала я и нажала «отбой».

Он немедленно позвонил снова.

— Света, у меня к вам серьезный разговор.

— Слушайте, я повторяю еще раз, последний. Я никогда не встречалась с Галей Фоменко. Вы должны знать, что с 2011-го года я не занимаюсь сектами. Мищенко ведь вам все это рассказал.

— Да, рассказал.

Прижав трубку к уху, я начала обшаривать карманы зимней куртки. Наверняка что-нибудь завалялось.

— И тем не менее можно я приеду?

— Нельзя, — ответила я, переходя на плащ. И снова нажала «отбой».

Из джинсов удалось выудить два рубля. Вот и весь улов. А жрать захотелось так, что даже кишки скрутило.

Я набрала Дениса.

— Ничего не хочу слушать! — сказал он.

— Займи две тысячи.

— Я деньги, между прочим, не копаю.

— Я отдам.

— Как это ты отдашь, интересно, если тебя уволили?

— Ну дай, я умираю от голода.

— Да нет у меня денег, — расстроенно сказал Денис. — Зарплата только через два дня. Хочешь, Стасу позвоню, он тебя накормит?

— Хочу.

Через пять минут я вышла к причалу.

Шумел водопад у плотины, крякали утки. На террасе, сооруженной из досок, ящиков с туями и деревянных перекладин, развевались белые полотняные занавески. Раскачивались кокосовые кашпо с хвостами петуний. Ветерок с Десны весело трепал прокатные лодки и катамараны.

Я огляделась. Мир изменился. Пока я валялась на грязных простынях, лето сильно сдвинулось вправо. Листья потускнели, на конских каштанах расцвели ржавые пятна.

Звуки приобрели гулкость. Они всегда остро реагируют на приближение осени.

Позвякивание ложечек, веселый звон кофейных чашек, всплески женского смеха — за всем этим тянулся шлейф эха. Я кашлянула — звук ушел к стене, затем вернулся, полным сил. Воздушные потоки словно сдурели. Теплые, ледяные, влажные и сухие слои нагородили причудливые лабиринты — лето заканчивается. То ли еще будет. В ясные морозные октябрьские утра я любила охотиться на эхо в самых неожиданных местах — посреди Ботаковского поля в километре от Троицка или на обочине ночного Ленинского проспекта…

Я посмотрела на экран мобильного: да, наступил август. Итого, визит упыря обошелся мне в двадцать дней, проведенных на дне самого черного из водоемов.

Зато июль прошел.

Из ресторана на летнюю террасу выбежал Стас с подносом. Увидев меня, он заговорщицки подмигнул и показал глазами на служебный столик за клеткой с лебедями. Там меня ждала половинка пиццы, тарелка плова и стакан лимонада.

Я села за стол, откинулась на спинку стула, подставила лицо солнцу. Как жить дальше? Из кружка уволили, это как пить дать. Где брать деньги? Что, блин, кушать? Вот эти объедки?

Мимо меня проковылял индюк. Он распушил хвост и тряс своей соплей на носу. Гордый такой.

Я вытянула ногу и дала ему хороший пинок…

К своему бараку я вернулась через полчаса. Возле подъезда стояла Ламборджини, на турнике подтягивался Демичев. Здоровый, лощеный, в костюме и галстуке.

— Добрый день, — крикнул он, не прекращая подтягиваться. Даже дыхание не сбилось, мощный чувак.

Я обошла его машину, зашла на площадку, села на лавочку, достала из кармана пластинку жевательной резинки.

— Сорок, сорок один, сорок два… — считал он вслух.

— Как вы так быстро приехали?

— А я был у Фоменко. Он ведь живет рядом с вами. В «Подмосковных вечерах»… Фу-у-у.

Он приземлился, поправил галстук, подошел ко мне.

— Короче, у нас тут возникла идейка. Может, поработаете на нас?

Я меланхолично выдула пузырь.

— Алексей Григорьевич хочет, чтобы вы нам помогли. Он очень впечатлен вашей биографией. Как жаль, что мы не знали о ваших способностях полтора года назад.

Пузырь лопнул.

— Знаете, мы ведь уже совсем отчаялись, и вдруг узнали, что смерть Арцыбашева была инсценировкой. Мы подумали, что теперь дело сдвинется с мертвой точки… Потом узнали про вас, как-то все завертелось. И вот прошло два месяца — и ничего… Может, у вас будет новый взгляд на все это? Наш взгляд точно замыленный. Мы за эти полтора года уже перестали отличать важное от неважного. Я вот даже аванс привез. Сто тысяч рублей.

Он залез в карман и протянул деньги — новенькие остро пахнущие пятитысячные купюры. Мне так захотелось их взять, что даже зачесались ладони.

— Ну что вы как ребенок? — сказал он. — Почему не хотите-то? Обиделись? Простите его, у него дочь пропала.

Я пожала плечами.

— Почему не хотите, Света?

— Потому что она не в секте. Искать там — бессмысленно.

— Я тоже так считаю. И я не прошу вас искать в секте. Я прошу вас просто искать…

Из подъезда вышел Тигран. Довольный, он осмотрел двор, привыкая к солнечному свету. И тут увидел Ламборджини. Рот его трогательно приоткрылся.

Я отвернулась, посмотрела на небо.

— Света, вы же разумный человек, — сказал Демичев. — Алексей Григорьевич сказал, что заплатит десять тысяч долларов за каждый факт, который сочтет важным. И двести тысяч долларов, если вы ее найдете.

Жевательная резинка вдруг показалась мне безвкусной. Я вынула ее изо рта. Ломаясь дальше, я становилась смешной даже для себя самой.

— Напомните, пожалуйста, где вы нашли мой телефон.

— Через месяц после ее исчезновения мы обнаружили ее машину. Она стояла на бесплатной стоянке в Солнцево. Он был в бардачке.

— Кажется, записан на бумажку…

— Не совсем.

Левой рукой он достал из внутреннего кармана небольшой листок, упакованный в пластик. Его я взяла.

Я увидела номер своего мобильного и ниже слово «Света». У листка была шапка: «Салон «Одаликс». Красота как искусство» и два желтых квадрата сбоку. Я вдруг поняла, что уже видела этот знак.

— Так это листок из фирменного блокнота? — произнесла я. — Полиция мне этого не говорила.

— Ну… Они ведь не знали, кто вы и как связаны с ее исчезновением. Они осторожничали.

— Больше осторожничать не надо?

— Да что ж теперь, — вздохнул он. — Полтора года прошло. Какая уж теперь осторожность…

— И что такое «Одаликс»?

— Салон красоты. Но не возлагайте на этот факт особых надежд. Мы разговаривали с ними несколько раз. Ни вы, ни Галя там никогда не были.

— Я не была, это точно…

Затем я помолчала, глядя на свое отражение в окнах Ламборджини.

И сказала.

— Давайте деньги. Я попробую.