Люби меня навсегда

Саша Шу, 2023

Полина Сонис – дочь богатых родителей, и у неё есть абсолютно всё. Её жених – красавчик из списка Forbes. Ей больше нечего желать в этой жизни. Но накануне подписания брачного контракта она узнаёт, что смертельно больна.На девичнике в закрытом женском клубе Полина впервые увидела Его, и подруги решили подарить ей приватный танец с лучшим стриптизёром столицы. Но никто не мог представить, как это изменит всю её жизнь.«– Ты слишком многого хочешь, любимый. Подожди всего несколько дней до нашей первой брачной ночи… – и кокетливо прикрываюсь одеялом, чтобы не завести его ещё больше.К тому же я опаздываю.– Только выходи через чёрный ход, – всё ещё мурлыкаю я, пока Анастас Вайсберг натягивает на себя свои джинсы Armani и футболку Prada, – мы ведь ещё не женаты…»От автора: Будет море страсти, бурлеск эмоций и калейдоскоп впечатлений. Усаживайтесь поудобнее, запасайтесь карамельным попкорном, и в путь!

3

Вся оставшаяся неделя до свадьбы проходит в суете и мороке: платья, примерки, стилисты, косметологи и куча рекламных постов, конечно же! Причём неизвестно, у кого больше времени отнимают все эти приготовления: у меня, или у моей светской ухоженной мамы Анастасии Сонис, которая, как мне кажется, считает, что она должна затмить собой на свадьбе невесту, точнее, меня. Если честно, мне иногда кажется, что вся её жизнь посвящена только одному: как бы вдруг не растолстеть, не состариться и не утратить любовь и интерес моего папы. А ещё мне кажется, что моему отцу жена нужна только для красивых обложек в глянце, успешных постов в соцсетях и для модной компании на светских мероприятиях, потому что я нечасто вижу, чтобы они общались друг с другом наедине. Мы вообще очень редко видим папу дома.

Мне некогда встречаться со Стасом, и я боюсь представить, что он со мной сделает в первую брачную ночь. Единственное, что немного успокаивает меня, так это непреложный факт, что после свадьбы страсти утихают, и пары перестают так безудержно заниматься сексом, как в медовый месяц. И я очень надеюсь на это, потому что торопливые потные перепихоны с моим женихом меня начинают утомлять. Точнее, я не вижу в них никакого особого смысла, кроме его удовлетворения, конечно же. В пыльной суете этих дней я совершенно забываю об анализах, которые у меня ещё раз взяли в клинике Ивана Тарасова, поэтому его звонок застаёт меня врасплох:

— Полечка, девочка, нам нужно срочно поговорить, это очень важно. Только не волнуйся раньше времени, пожалуйста, — и я, конечно же, начинаю сразу же волноваться. Я вообще не понимаю, какого чёрта врачи произносят эту дурацкую фразу! Как будто в институтах они проходят специальный курс под названием «Как заставить пациента нервничать ещё больше».

— Что-то с моими анализами? — спрашиваю я, и чувствую, как моя нижняя губа начинает предательски подрагивать.

— Ты не переживай. Просто приезжай ко мне в клинику. Прямо сейчас, — «успокаивает» меня мой доктор, и я понимаю, что теперь у меня уже подкашиваются ноги.

Минуя все эти треклятые пробки ранней осени, я почти долетаю до медицинского центра доктора Тарасова, где он ждёт меня в своём кабинете с чересчур участливым и добрым видом, отчего мне становится окончательно не по себе.

— Присаживайся, девочка, — приглашает он меня, и сразу же спрашивает: — Воды? Чаю? — и, не обращая внимания на мой отрицательный ответ, звонит по своему телефону: — Принесите воды, пожалуйста, с газом. Потом несколько секунд разглаживает свои папки на столе, и, словно решившись, наконец, продолжает: — Полина, в прошлый раз мне не понравились твои анализы крови, и я отправил тебя на повторную сдачу, — он вздыхает, делает передышку, и выпаливает: — По всем признакам у тебя острый лейкоз крови. Но я до сих пор сомневаюсь в правильности этого анализа, потому что показатели слишком высоки для этой стадии и твоего общего самочувствия, поэтому нам надо будет обследоваться более тщательно…

— Подождите, — бормочу я онемевшими губами, которые словно обкололи лидокаином. — Что значит лейкоз?

— Рак крови, — поясняет мне доктор Тарасов, и я чувствую, как слезы двумя обжигающими дорожками бегут по моим щекам. — Подожди плакать, — старается меня успокоить дядя Ваня, и пытается меня напоить водой, которую только что занесли к нему в кабинет: — Выпей, успокойся, я же говорю, это всё ещё неточно.

— Неточно? — лёгкая тень надежды касается моего сознания. — Скажите, дядя Ваня, а как часто врачи ошибаются? Как часто анализы врут?

— Ну, — тянет Иван Тарасов, — в принципе, с этим анализом часто бывает путаница.

— А в вашей клинике уже были подобные ошибки? — осеняет меня внезапная догадка.

— В моей клинике — ни разу, мы работаем только с самыми проверенными диагностическими центрами и только со швейцарским оборудованием, — с гордостью отвечает доктор Тарасов, но спохватывается, увидев мои полные слёз глаза. — Полин, не переживай ты так раньше времени! Я позвал тебя специально одну, чтобы обсудить с тобой это наедине! — объясняет он мне. — Потому что в нашем контексте, — мямлит он, — я не имею права скрывать результаты анализов и диагнозы от второй стороны, — и я понимаю, что его сейчас беспокоит не только моё здоровье, но и возможный срыв брачной сделки, если вдруг дело не выгорит.

Если вдруг Вайсберги решат, что им подсовывают товар с гнильцой. Не чистую голубую кровь, а кровь с раком, и тут мне опять становится безумно страшно и одиноко, и я начинаю реветь уже в голос, на что сердобольный дядя Ваня, не удержавшись, зовёт в кабинет медсестру и мне делают лёгкий укол.

Я не знаю, что это за препарат, который мне вкололи, но теперь я сижу, словно обложенная со всех сторон мягкой ваткой, и словно издалека до меня доносится спокойный монотонный голос доктора Тарасова, который объясняет мне план действий:

— Поленька, пойми, сейчас всё лечится, особенно с вашими возможностями. Это раньше люди с таким диагнозом жили два месяца, ну, максимум, три, — и я отмечаю для себя, что в принципе, мне осталось жить при плохом раскладе всего три месяца, но я смотрю в окно, на ещё юную тёплую и ласковую осень, тронувшую медовыми красками верхушки деревьев, и жизнь кажется мне прекрасной. В моей голове легко и пусто, словно её накачали гелием, и мне хочется улыбаться и просто сидеть и слушать доброго доктора.

Дядя Ваня, видимо, немного обеспокоенный моим слишком безмятежным видом, уточняет:

— Ты всё поняла, Полина? — и я радостно киваю в ответ, делая глоток холодной воды, и колючие пузырьки сразу весело бьют мне в нос, отчего мне становится ещё легче и веселее на душе. — Сейчас ты поедешь домой и отдохнёшь, договорились? — объясняет мне, как идиотке, доктор Тарасов. — Потом мы должны будем встретиться все вместе с твоей семьёй и семьёй Вайсбергов, чтобы обсудить план действий и возможные последствия. Так что всё будет хорошо, не переживай. Тебе надо будет сдать ещё один анализ, биопсию, и тогда мы уже сможем точно определить диагноз.

— А если он подтвердится, дядя Ваня? — с блаженной улыбкой смотрю я на доктора.

— Если подтвердится, тогда и будем думать. Всё будет хорошо. В любом случае, химиотерапия, лучевая терапия, всё это помогает.

— А если не поможет, а, дядя Ваня? — шепчу я.

— Есть много способов лечения. Мы живём не в средние века, слава Богу, — подбадривает меня Тарасов. — В конце концов, есть ещё пересадка костного мозга. С весьма неплохими результатами: три-четыре пациента из десяти излечиваются.

— Тридцать-сорок процентов, — задумчиво бормочу я.

— Ну, в общем, до этого не дойдёт, я думаю, — снова успокаивает меня мой добрый доктор, и, всю накачанную мощным успокоительным, меня отправляют домой, чтобы завтра уже провести целый семейный совет с участием клана Вайсбергов. Я задумчиво смотрю из окна авто на проносящийся мимо солнечный день, и вдруг понимаю, что это может быть последний сентябрь в моей жизни…

Я словно проваливаюсь в мягкий сон, добравшись до дома, пока не просыпаюсь от громкого стука в мою спальню и бешеного гудения за окном. Я выкатываюсь из небытия, пытаясь припомнить, кто я и где нахожусь, а за дверью я слышу громкие крики своих девчонок:

— Поля, вставай! Ты что, забыла!?

А я действительно ничего не помню. Что я должна была забыть? Еле-еле подняв себя по кусочкам с кровати, я добредаю до двери и открываю замок, и сразу же в комнату вваливается вихрь из смеха, цветов и ароматов. И моих девчонок. Они такие яркие и красивые, словно принеслись ко мне на разноцветных крыльях бабочек с другой стороны радуги.

— Как ты можешь спать?! — возмущается всегда такая деловая Саша, а в это раз одетая в более чем легкомысленный наряд: чёрный бархатный корсет и туфли на высоченных шпильках. И больше ничего. Если не считать чёрных чулок в крупную сетку.

— Ау, просыпайся, сегодня твой предпоследний день свободной жизни! — кричит мне в ухо Соня, бахает у меня под носом двухлитровой бутылкой французского шампанского и разливает это всё по бокалам, которые держит Маша.

— Пей, пей, пей! — громко кричат мои лучшие подруги, пока я не выпиваю до конца первый фужер-флейту, и, как ни странно, мне становится значительно лучше: в голове проясняется, я начинаю припоминать, что у меня действительно сегодня девичник, и еще на подкорке вертится какая-то назойливая мысль-воспоминание про неприятную беседу накануне, но я её решительно отгоняю, как надоевшую муху, и выпиваю залпом второй бокал ледяного шипящего напитка, который мне протягивает Соня.

— А теперь быстренько переодевайся, и в лимузин! — командует Саша, швыряя в меня пакет. Я достаю из него алый шёлковый корсет с бантом, а моя подруга продолжает: — Agent Provocateur, самая последняя коллекция, нам в редакцию на фотосессию прислали. Надевай скорее, будешь как самая модная экскортница столицы!

Я оглядываю своих подруг, и теперь ясно вижу, что они все разодеты в превесёлое бельё, подхожу к окну, за которым кто-то всё продолжает и продолжает яростно гудеть, и вижу самый длинный, самый лоснящийся и самый розовый лимузин, из всех, какие я когда-либо видела в своей жизни. Еще и с гроздью воздушных лиловых шариков на крыше.

— Теперь видишь? Мы подготовились! — гордо заявляет Маша в тёмно-синем боди с длинными рукавами, но тоненькими стрингами на попке.

— О, да, теперь я точно вижу, — смеюсь я в ответ во весь голос, и бегу в ванную, чтобы натянуть на себя корсет-мечту любой девочки по вызову.

Я мельком смотрю на себя в зеркало: бледное лицо, заострившиеся скулы, спутанные волосы, в общем, не очень-то я похожа на вылизанный образ светской львицы из своего блога. Я быстро достаю из шкафчика свою любимую алую помаду, крашу губы, растираю пару мазков по скулам, и обвожу глаза чёрно-дымчатым карандашом. Ну вот, теперь образ окончательно завершён. Хотя, нет, не совсем: ещё раз обвожу взглядом полку, набитую пузатыми стеклянными флаконами с духами, и останавливаю свой выбор на Opium от Ив Сен-Лорана: его тяжёлый пряный запах давит на меня, словно прижимая мои ноги крепко к земле, не давая упасть или взлететь в небеса. Оставляя по всей комнате за собой густой шлейф из бергамота, мандарина и ландыша, я достаю из шкафа ботфорты на длиннющей шпильке, и теперь я окончательно готова!

— Ну что, по коням, сучки! — весело орёт уже наполовину пьяная Соня, и мы толпой вываливаемся из комнаты, напугав до полусмерти нашу добрую безмолвную домработницу Дашу.

Заплетаясь в своих высоченных ботфортах, я иду к гигантскому лимузину, и с водительского сидения вскакивает и спешит открыть мне дверь мускулистый водитель-мулат в белоснежной манишке, обтягивающей его упругие кубики, и в чёрной форменной фуражке с козырьком. Я плюхаюсь с девчонками на кожаное сидение, и наш шофёр улыбается белозубой улыбкой со словами:

— Добро пожаловать на борт! Вы готовы отправиться в путешествие? — задаёт он больше риторический вопрос, и Соня, сосредоточенно разливая нам по бокалам новую порцию шампанского, командует:

— Трогай! — и наш розовый длинный корабль, словно глянцевый металлический фаллос на колёсах трогается с места, медленно покачивая своими сияющими боками, пока мы бултыхаемся в нём, как стайка говорливых неутомимых попугайчиков.

Мы снова чокаемся, шофёр врубает нам мою любимую Pink и опускает непроницаемое черное окошко между водительским сиденьем и пассажирским салоном.

— Чтобы твоя жизнь изменилась навсегда! — провозглашает Соня, размахивая фужером, и проливая часть содержимого на свой белоснежный корсет, весь в узорах пайеток на сосках и лобке, чтобы прикрыть, видимо, самое дорогое от нескромных взглядов.

— Пей, пей, пей! — снова орут во весь голос мои девчонки, и я, смутно вспоминая, что моя жизнь, действительно изменилась, послушно выпиваю свою долю добрых напутствий.

Крыша лимузина плавно разъезжается в стороны, и мы вчетвером высовываемся из неё, ловя разгорячённой кожей ночной сентябрьский воздух и махая проезжающим мимо авто. Вслед нам раздаётся возбуждённое гудение, а я с наслаждением дышу полной грудью, а вокруг меня колышутся гроздья воздушных шаров, готовые унести нас вместе с авто в звёздную высь.

В моей голове легко и совершенно пусто, и я вдруг отчётливо понимаю, что наконец-то чувствую себя абсолютно свободной, пожалуй, впервые за последние лет пять.

Мы снова плюхаемся на мягкие пружинистые сиденья, и Маша спрашивает нас:

— А помните, как мы собирались все вместе поехать после первого курса в путешествие по Европе? На машине?

— Ну да, помню, а как же не помнить, — поддакивает Саша.

— И что же, почему не поехали? — вопрошает Маша.

— Ну лично я уже устроилась тогда работать в журнал на лето, извините, не смогла, — раздражённо отвечает Саша. — А ты сама, почему не поехала?! Могли же ведь втроём собраться и без меня!

— Потому что Сонечка, кажется, встретила своего второго папочку, или даже дедушку? — язвительно замечает Маша.

— Ну да, встретила, — сокрушённо соглашается с обвинениями Соня. — Прекрасный замок в Горках-3, как сейчас помню… В английском стиле, — уже мечтательно проваливается она в свои воспоминания, — новый перспективный проект… — Ну а что, вы так и не собрались, а Виталий позвал меня на озеро Комо в Италию. Что мне, нужно было с вами всё лето в Москве сидеть, что ли?! И ждать, когда вы там наконец-то разродитесь?

— Действительно, зачем отказываться от такого искусного куни, — смеюсь уже я во весь голос, — помним, помним увлекательные рассказы о твоих множественных оргазмах! Такое точно нельзя было пропускать: утренний куннилингус в Италии, это же просто мечта! Кажется, по-другому у него не очень хорошо вставал, — припоминаю я с невинным видом, делая очередной глоток уже немного нагревшегося шампанского.

— Ну знаешь ли, у меня хотя бы была веская причина! — возмущается первый раз за всё время Сонечка. — А тебе же что помешало отправиться в путешествие нашей мечты? Ты у нас ни разу в жизни не работала, насколько я помню, отношений у тебя тоже до твоего Стасика ни с кем не было! Что, сидела дома под яблоньками? — такой раздражённой Соню я, пожалуй, никогда не видела.

Я начинаю вспоминать: действительно, я-то почему никуда не поехала со своими подругами? Сидела с родителями в нашем домике в Испании? Ходила на какие-то вечеринки и тусовки в столице? И не могу припомнить, чем же таким важным я сама занималась тем летом.

— Девочки, не ругайтесь, — пытается успокоить всех Маша. — Тем более сегодня у Полины праздник. Что было, то было, я тоже в то лето никуда не поехала с вами, потому что проходила практику в реабилитационном центре, — оправдывается она, и для меня её слова звучат как издёвка: все были в то лето заняты действительно чем-то важным, кроме меня! Соня — своим шустрым престарелым фавном с липким язычком, Саша — карьерой, а Маша, о, святая Маша, занималась благотворительностью и добрыми делами. Одна я просто шаталась по музеям и рассматривала старинные выцветшие фрески. Глупо и бесцельно…

Но резкий толчок встряхивает меня от моих очередных грустных мыслей, окно между водителем и нами плавно опускается, и, растянув пухлые губы в ироничной улыбке, он произносит:

— Приехали.

— Куда приехали? — недоумеваю я.

— Куда надо, туда и приехали, — деловито отвечает Саша. — Ну что ты как маленькая, Поля, что с тобой сегодня? Соберись! Неужели ты думала, что мы тебя вывезли просто прокатиться в машинке в твой предпоследний день свободы?

— Да! — поддакивает Маша. — Подумай над этим! Предпоследний день. Это тебе не цэцки-пэцки! — замечает она, хотя уж она то, как мне кажется, как раз должна бы себя вести более профессионально, учитывая, что она дипломированный психолог с собственной практикой. — Выкатываемся! — бодро орёт психоаналитик, и дверь нашего розового авто распахивается настежь.

— Подождите! — кричит пьяная Саша, — чуть не забыла! — и раздаёт нам всем чёрные латексные маски зайчиков. — Быстро надевайте! — распоряжается она, и мы, весело хихикая, пытаемся застегнуть их у себя на затылках.

— Это вам тоже в редакцию принесли? — интересуюсь я, и Саша — теперь кролик с длинными острыми ушками отвечает:

— Не говори глупостей! У каждой современной девушки должна быть хотя бы одна маска. Для разнообразия. Между прочим, мы целую статью в журнале об этом писали.

— Ага, научную, — иронизируя я.

— Может, и научную, — загадочно улыбается Саша, и я должна отметить, что в роли зайки Playboy она выглядит чертовски соблазнительно. — В любом случае, мы медийные личности, и в этом месте нам нельзя сильно светить своими личиками, помните об этом, — предупреждает она, и я опускаю ногу на красную ковровую дорожку, которая ведёт к чёрным бронированным дверям.

Кроличьей стайкой мы проходим к входу, где Саша сообщает огромному охраннику в костюме:

— Забронировано на имя Джулс Пленти, — и ворота перед нами отворяются, как по мановению волшебной палочки. Мы оказываемся в золотом коридоре, увешанным зеркалами, в которых мы отражаемся причудливым развратным квартетом, я вижу свой алый хищный рот под чёрным обрезом маски, и красный огромный бант под грудью, который словно просит, чтобы кто-то потянул за кончик, и распаковал меня, как коробку со сладостями.

К нам подбегает смазливый администратор: просто вылитый Райан Гослинг, только намного мускулистее и загорелее, если не считать, что он одет только в синие джинсы, которые держатся только на честном слове, и при каждом его движении я ожидаю, что они вот-вот сползут окончательно вниз, обнажив его темнеющий внизу лобок и самое основание его мужского достоинства.

— Джулс и компания? — приветливо встречает он нас, и спрашивает: — А кто из вас невеста? — и хихикающие подруги выталкивают меня вперёд. — Это большая честь для нас, — обращается он уже ко мне, подходя так близко, как не должен бы. — Позвольте проводить вас всех за наш самый лучший столик, — практически шепчет он на ухо, наклонившись ко мне, и я чувствую, как его тёплое дыхание щекочет мою голую шею. И от его упругого сильного молодого тела исходит такая мощная волна тестостерона и желания, что у меня на долю секунды перехватывает дыхание. — Вы будете сегодня самой прекрасной невестой, — продолжает тихо беседовать со мной Гослинг, бережно обняв меня за талию, и ведя за собой туда, где бесконечный коридор заканчивается алым занавесом, и откуда доносится зажигательная музыка…