Последствие

Саша Дэа, 2014

Никто не виноват, что при прощании одному всегда тяжелее, чем другому. Он неосознанно взваливает на свои плечи грусть за двоих и, горбясь, начинает тащить. Кто-то выпрямляется за неделю, смахнув пыль с пиджака, кто-то за месяц, зализав рану, кто-то вовсе не сгибается – то ли от бесчувствия, то ли от равнодушия. А я где-то ошиблась. Где-то я потеряла время и благополучно начала тонуть в отчаяньи. Вы скажете, что я слабая?..

7

Помнила ли я, как выглядят мои друзья? Неожиданно все, кого я могла ждать, оказались слишком заняты, или слишком далеки, или слишком не осведомлены. Мой почтовый голубь сидел смирно, не понимая, в каком направлении ему лететь. Однако меня мало интересовала дружеская поддержка в виде жалости, которая вряд ли может принести пользу. Оказаться в психиатрической клинике — это как оказаться на своих похоронах. Люди смотрят на тебя с такой печалью, что невозможно чувствовать себя живым. И чем ты моложе, тем сильнее искажено их лицо скорбью. А ещё весьма интересно следить за тем, кто, как и в чём придёт. Или не придёт. Всё как-то не по пути.

Палата, кровать, решётки и замедленность времени сыграли свою роль и полностью отделили меня от действительности. Я чувствовала себя зверьком в зоопарке. Впрочем, это было нормально — быть зверьком. Я просто не знала, как быть кем-то другим. Та жизнь, которая окружала меня ДО этих стен, испарилась. Я ощущала её как прочитанную когда-то книгу или как увиденную однажды картину. Сторонний наблюдатель. Я настолько была не готова жить со своим прошлым, что мне было проще сделать попытку отказаться от него. Но в моей личной карте было написано всё что угодно, только не амнезия. Договориться со своей памятью не представлялось возможным. Правда, в больнице через несколько недель я начала замечать, что местами целые куски действий, мыслей просто отсутствуют. Словно кто-то вырезал снежинки из моей памяти, оставляя узорные дырки. Но это всё касалось настоящего. Прошлое оставалось нетронутым.