Последствие

Саша Дэа, 2014

Никто не виноват, что при прощании одному всегда тяжелее, чем другому. Он неосознанно взваливает на свои плечи грусть за двоих и, горбясь, начинает тащить. Кто-то выпрямляется за неделю, смахнув пыль с пиджака, кто-то за месяц, зализав рану, кто-то вовсе не сгибается – то ли от бесчувствия, то ли от равнодушия. А я где-то ошиблась. Где-то я потеряла время и благополучно начала тонуть в отчаяньи. Вы скажете, что я слабая?..

6

Рядом со мной жила одна женщина.

Я прекрасно помню погоду в тот день, когда мы познакомились.

Она зашла ко мне в комнату. Встала возле окна.

— Смотри, какой снег! Сказочный.

— Что? — переспрашиваю я.

— Снег, говорю, как в сказке. Такой воздушный, мягкий, потрясающий в своей лёгкости.

— Какая сказка? — не понимаю я, о какой сказке может идти речь в подобных обстоятельствах. — Вы издеваетесь?

— Нисколько, — она смотрит на меня очень строго. — Я никогда не издеваюсь.

У меня не было ни единого шанса проигнорировать её слова, поэтому я покорно поднимаюсь с кровати, подхожу к подоконнику и смотрю на снег.

— Первый в этом году, — говорит она. — Первый — он самый чистый. И я люблю его за его чистоту.

— Как вас зовут? — интересуюсь я у гостьи, которая столь непринуждённо передвигается по моей палате.

— Моё имя — это ошибка.

— В каком смысле?

— Иногда людям дают не их имена, и им приходится жить всё время с чужим именем, а это очень утомительно. Я откликалась когда-то на данное имя только потому, что так хотели мои родители. Вот тебя как зовут?

Она всё произносит неторопливо и слегка театрально, но эта театральность не переплетается с фальшью. В психиатрической клинике в принципе не существует понятия «фальшь». И всё, что в реальной жизни может показаться наигранным, здесь выглядит абсолютно естественным.

— Саша.

— Алексааандра, — протягивает она, вглядываясь в моё лицо. — Да, твоё имя! Видишь, как тебе повезло. Тебя с рождения зовут истинно, — торжественно констатирует она, словно эту информацию следует записать в личное дело. — Так приятно видеть человека с настоящим именем.

— Это редкость?

— Ты спрашиваешь, редкость ли? Конечно. Чужие имена встречаются чаще. Люди с ума и сходят, потому что отзываются не на то, — она на секунду задумывается, — не на то имя, не на то чувство, не на то действие. Имя должно увлекать, открывать, украшать, в конце концов. Ходят бедные породистые псы с дворовыми кличками.

Я не до конца понимаю масштабность её слов, но они определённо мне нравятся.

— И как мне вас называть?

— Как хочешь, — легко отмахивается она. — Как почувствуешь.

Я внимательно смотрю на неё. Здесь, у окна, при естественном свете, я без труда могу рассмотреть гостью. Её тёмно-зелёные глаза, искусно украшенные морщинками, на фоне бледной кожи напоминают мне о малахите. Волосы ниспадают густыми, благородно-седыми локонами. Балетная осанка и утончённые манеры. Я не дала бы ей больше сорока пяти, но в ней чувствовались возраст и знание. Не тот возраст, который вызывает в нас сочувствие и ностальгию об ушедших годах, а тот возраст, перед которым мы преклоняем голову, пленённые красотой и мудрым спокойствием. Мне кажется, что она своими практически правильными чертами лица очень похожа на меня, точнее, я — на неё. И я задумываюсь о том, что если стареть, то только так.

— Я чувствую с вами связь.

— Это хорошо, — отвечает она и направляется к выходу так же неожиданно, как и появилась.

— Вы уходите? — взволнованно спрашиваю я, не готовая к столь внезапному завершению беседы.

— Я приду ещё. Ты чего так перепугалась? — удивляется она. — У тебя же есть друзья?

Я молчу.

— Здесь у всех есть друзья, — продолжает она. — Иначе тут не выжить. Вот хотя бы этот снег — чем тебе не друг?

Я не стала спрашивать, издевается она или нет. Я восприняла её слова всерьёз.