Тёмный лорд по имени Клементина

Сара Джин Горвиц, 2019

Клементина всю жизнь провела в поместье отца, где из обитателей – огнедышащие куры, адские коровы, ожившие пугала да кобылки-страшилки. Она единственная наследница тёмного лорда Элитора, правителя долины Семи Сестёр. В обязанности тёмного лорда входит наводить ужас на деревенских жителей. Но на него наслали проклятие, и он начинает тлеть на глазах. Как Клементине спасти отца и сохранить поместье, если она к тому же с трудом владеет магией?..

Глава 2

Тишина на ферме, или Неожиданные недостатки молчаливых слуг

Поначалу перемены на ферме не бросались в глаза.

Но однажды Клементина навестила в стойле свою любимую кобылку-страшилку: совсем ещё жеребёнка, нескольких недель от роду, одна кожа да кости. Она скорее внушала жалость, чем страх, и пока никого не могла напугать. Девочка почесала кобылку между подрагивающими ушками (но недолго, ведь страшилкам вредно слишком хорошее обращение), прежде чем заняться остальными лошадками. Она старательно чистила шелковистые шкуры, обтягивавшие костлявые тела, пока они не заблестели как полированный эбонит. Девочка едва наполовину успела справиться с работой, когда от страха у неё задрожали руки — верный признак того, что страшилки пребывают в хорошей форме.

Однако внезапная тишина, воцарившаяся в конюшне, заставила Клементину замереть на месте. Это было ощущение… скорее нехватки, чем присутствия чего-то. Обычно в конюшне и так было тихо. В поместье лорда Элитора вообще всегда было тихо.

Однажды, пару лет назад, Клементина убежала от папы во время одной из его редких вылазок в деревню. Она совершенно самостоятельно дошла до окраины, где улица с домами и магазинами уходила прямо в поля. На заднем дворе одного из домов сидела на табуретке молодая мать с двухгодовалым малышом на руках. Клементина наблюдала за ними, спрятавшись за деревом на краю лужайки, слишком стесняясь (даже тогда слишком хорошо понимая, что думают о ней местные жители), чтобы подойти открыто.

Парочка развлекалась играми. Женщина показывала на овцу, щипавшую травку, и поворачивалась к ребёнку с чем-то вроде:

— Смотри, это овечка! Милый, ты ведь знаешь, как блеет овечка? — она с улыбкой наклонилась к малышу. — Овечка говорит меее!

Ребёнок радостно гулил в ответ, пытаясь повторить за матерью эти звуки. А та уже показывала на поросёнка возле корыта или на кур, усердно искавших во дворе что-нибудь на ужин.

— Как поросёнок хрюкает?

— Хлю! — верещал малыш, с восторгом хлопая в ладошки.

— А куры? Куры квохчут ко-ко-ко? — И она так защекотала сына, что тот зашёлся радостным смехом.

Наконец женщина устала играть и увела ребёнка в дом. Клементина стояла, укрывшись в тени. Ей было слышно, как женщина напевает какую-то простенькую песенку, не особо стараясь попадать в ноты. Осуждающе качая головой, девочка поспешила обратно в деревню: хоть бы отец её не хватился!

Всё это было пустой тратой времени. Сам способ обучения был крайне сомнительным — как ребёнок успеет что-то усвоить, если он то хохочет, то визжит? — кроме того, все эти звуки были просто смешными. Уж кто-кто, а Клементина знала, что ни одно нормальное животное не станет поднимать такой шум. Вот у её папы каждое животное знает своё место. Им и в голову не придёт кудахтать, или мычать, или блеять, или издавать ещё какие-то неприличные звуки.

Все животные в поместье лорда Элитора были исключительно молчаливыми.

Это не значило, что звуки отсутствовали полностью. Чтобы заглушить стук копыт, шелест конского хвоста или скрип двери стойла, потребовалось бы слишком много волшебных сил, даже если этого желал сам лорд Элитор. И вдобавок тут речь шла о безопасности: в тишине легче расслышать, что приближается враг. Но поскольку хозяином был лорд Элитор Заколдун, которому нравилась тишина, все и вели себя тихо. Кобылки-страшилки не смели ржать. Мандрагоры не смели кричать (хотя это даже к лучшему, ведь их крики смертельно опасны). Здесь нельзя было услышать музыку или пение, и редко, чрезвычайно редко слышался смех, лишь когда отец Клементины упражнялся в маниакальном хохоте (тёмный лорд должен быть всегда готов ошеломить врага взрывом маниакального хохота).

Поэтому в тот день, когда в конюшне стало тише обычного, Клементина это заметила. Она отложила скребок и выглянула из стойла: слышно было только, как край её юбки шелестит по сену, а кобылка переступает с ноги на ногу. Чёрный барашек, дремавший напротив соседнего стойла, сонно глянул на неё, замигал и поднялся, собираясь пойти следом. Девочка прошла до конца конюшни в надежде застать одного из конюхов за уборкой сена — по крайней мере, он убирал сено, когда девочка вошла.

Однако конюх, являвшийся зачарованным пугалом, прекратил своё занятие. Он вообще прекратил работу. Зачарованное пугало — одно из многих, выполнявших почти всю трудную работу на ферме, — замерло на середине броска, едва удерживая в ослабевших руках вилы. Наконец рукоятка вил выскользнула из его костлявых пальцев, и вилы упали на сено с мягким бух. От неожиданного звука барашек шарахнулся прочь: наверняка он бы заблеял от испуга, если бы мог.

Клементина изумлённо смотрела на пугало. Ещё ни разу за все годы, что девочка присматривала за работой зачарованных пугал, не было случая, чтобы одно из них не доделало работу. По правде сказать, иногда они трудились даже слишком усердно. Им требовались абсолютно точные приказы, в особенности когда нужно начать и закончить работу, иначе они могли бы целый день перекладывать одну и ту же копну сена или косить траву во дворе замка до тех пор, пока не останется лишь голая земля.

Как и многие предметы на ферме, пугала были зачарованы папиным волшебством — сложным сочетанием обрядов, заклинаний и амулетов, делавших поместье безопасным, богатым на урожаи и, что самое важное — существовавшим в полном соответствии с правилами и желаниями тёмного лорда. Неживые работники никогда не опаздывали, не требовали отпуск или деньги на лечение зубов и даже не уставали. В поместье у тёмного лорда почти не было живых слуг, за исключением кухарки и гувернанток для Клементины — череды бестолковых училок, десятилетиями сменявших друг друга, — с того самого дня, когда папа унаследовал титул. Зачем беспокоиться из-за живых слуг, если есть более простой и надёжный вариант?

Но Клементина никогда не заставала кухарку Этель или кого-то из гувернанток вот так застывшими на полувзмахе, совершенно неподвижных. Пожалуй, в таком виде это пугало могло оказаться на своём месте где-нибудь посреди пшеничного поля — но тогда какая от него польза для Заколдунов?

Клементина с усилием заставила себя не выдать испуг и сохранить невозмутимое выражение лица — не хватало ещё показать слабость перед страшилками или этим настырным барашком, — поэтому наклонилась и подняла вилы. Она подала вилы пугалу, напряжённо глядя в его чёрные глаза-пуговицы, и многозначительно прокашлялась:

— Кхм!

Пугало упорно не желало двигаться. Слышно было, как у неё за спиной шебуршит в сене барашек. Клементина сердито оглянулась на него.

Набрав полную грудь воздуха, девочка постаралась придать себе внушительный вид, выпрямилась во все свои четыре фута и как можно более надменно посмотрела на пугало.

— У тебя что, работы нет? — грозно осведомилась она, впихнув вилы в руки пугала.

Пугало покачнулось от толчка, но, к облегчению Клементины, схватило вилы и широко замахнулось, чуть не проткнув хозяйку. А потом как ни в чём не бывало принялось перекидывать сено.

Клементина довольно выпрямилась, уперев руки в бока. Не иначе у пугала случился небольшой сбой, и она очень удачно оказалась здесь в этот момент, чтобы всё исправить. Вообще-то её не очень удивило, что дела на ферме могли немного… пойти не так… пока папа не избавился от проклятия Стружечной ведьмы.

А ей тем временем просто придётся быть начеку и поглядывать, чтобы всё шло как надо.

* * *

На следующее утро Клементина с удивлением обнаружила, что у неё посинели волосы. Вот уже несколько дней подряд они оставались тусклого мышиного цвета — наверняка в немалой степени из-за переживаний, — и она уже слегка забеспокоилась, что такими они и останутся насовсем. Особенность её волос постоянно менять цвет несказанно раздражала папу: он всегда старался наколдовать для них солидный чёрный цвет, более подходящий для тёмных лордов. Однако сама Клементина не особенно переживала. К тому же она и так почти всегда ходит в чёрном, так что… чуть-чуть цвета никому не повредит!

Клементина позволила себе ещё несколько минут разглаживать щёткой кобальтовые локоны, пока они не стали ниспадать сияющими волнами до самой талии. Обычно Клементина предпочитала заплетать волосы в косу, но папе они нравились вот такими — свободно распущенными. Пусть папа убедится, что она хорошо выглядит, это пойдёт ему на пользу.

И, возможно, цвет волос был зна́ком, что все эти… неприятности тоже скоро выцветут. Ведь тёмный лорд Элитор не покладая рук трудится над снятием проклятия Стружечной ведьмы и рано или поздно непременно с ним справится.

Шелест крыльев за окном заставил девочку вздрогнуть, отвлекая от завершающей детали туалета — чёрного бархатного ободка для волос. Снаружи в воздухе завис вóрон: хлопающие крылья чуть не задевали стёкла.

— Ты ошибся комнатой, — разборчиво произнесла Клементина, высунула руку и показала наверх и вправо, стараясь держаться подальше от чёрного клюва. Хотя вóрон был ненастоящий, Клементина не забыла папин урок про острые предметы.

Ворон каркнул.

— Тише! — девочка отдёрнула руку. — Нечего тут возмущаться, — прошептала она. — Папа у себя в мастерской, в башне. Кыш!

Однако вóрон как будто ничего не слышал: уселся на подоконник и заглянул в комнату, без сомнения высматривая подходящий пергамент, чтобы оставить на нём послание. Клементина кинулась к раскрытому тому от М до Я, лежащему на кровати, и спешно захлопнула его. Добравшись до адресата, зачарованные птицы ищут чистый пергамент, чтобы раствориться в нём. Тогда их чёрные перья распадаются на буквы заколдованного письма. Только сильные волшебники могут посылать такие письма — как правило, таким же сильным волшебникам. Это было обычное, но для новичка довольно сложное волшебство: сама Клементина пока не овладела им полностью.

В течение последних недель к лорду Элитору постоянно прилетало множество посланников: воронов, ворóн и чёрных сов. И ещё больше писем отправлялось в ответ. Клементине достаточно было увидеть сверкавшие алым птичьи глаза, чтобы понять, от кого они: от Совета тёмных владык.

Клементина угрожающе замахнулась тяжёлым томом от М до Я и крикнула ворону:

— Тебе не ко мне!

Она ещё никогда в жизни не получала птицу-послание — ей было слишком мало лет (пока), чтобы оказаться в официальной переписке с Советом. Нет, это письмо наверняка предназначалось папе… хотя Клементине вовсе не хотелось гадать почему. Ведь если Совет пронюхает о проклятии, наложенном на лорда Элитора… если они сочтут его недостаточно ужасным злодеем…

Клементина снова замахнулась книгой на птицу и прожгла самым злодейским взглядом. Ворон что-то проскрипел и наконец-то развернулся к ней хвостом, так хлопнув мощными чёрными крыльями, что у неё растрепались волосы. Она сердито фыркнула.

Стало быть, это и будет тот самый день.

Клементина уже не могла припомнить, когда начала вставать так рано, чтобы успеть накормить кур (и огнедышащих, и обычных), или переставить в теплице горшки с мандрагорой, чтобы они освещались равномерно, или подоить адских коров. Почему-то с каждым днём срочных дел становилось всё больше, помимо привычного умывания или отработки угрожающих поз, как это было прежде.

Она отнесла наверх, в мастерскую, папин завтрак. Потом выбросила из библиотеки старые журналы и составила список самых срочных дел — просто чтобы ничего не забыть. Отметила, когда придёт пора почистить гнёзда гадюк, полить волшебные бобы, а ещё встретить Стэна, первого торговца в этом сезоне, с другой стороны гор.

Это было… не сказать чтобы совсем уж трудно. Но почему-то всё стало хоть немного, но труднее.

Однажды утром Клементина увидела, что изгородь между курятниками огнедышащих и обычных кур сгорела дотла (разве папины огнеупорные чары не должны были её защищать?), и у девочки ушёл целый час на то, чтобы разогнать всполошённых птиц по местам. А когда наконец Клементина, прихрамывая от ожогов, пришла в столовую позавтракать, оказалось, что завтрака-то и нет. Девочка поднялась на кухню. Там её ждал холодный очаг и хамская записка от вечно всем недовольной кухарки Этель, задолжавшей лорду Элитору изрядную сумму. Этель сбежала, не постеснявшись прихватить с собой пригоршню волшебных бобов и деньги на покупки на две недели вперёд. Клементина не удержалась от мысли, что этого и следовало ожидать, если держишь на службе ведьму, — и не важно, что она кровью подписала договор работать на лорда в течение сорока лет.

Клементина кое-как соорудила тост с ореховым маслом — после двух попыток не сжечь хлеб — и съела банан, оставшийся с вечера.

Тут до неё дошло, что она даже не имеет понятия о том, откуда берутся бананы. Их явно не купить в деревне. Придётся спросить у лорда Элитора — а это значит заодно и сообщить о том, что один из пленников сбежал.

Она застала отца в его кабинете замка Провал, заседавшим со Счетоводом. Это был изобретённый лордом механизм: отчасти счёты, отчасти печатная машинка, а отчасти небольшой орга́н. Безусловно, гениальное изобретение: достаточно поместить в трубы орга́на несколько образцов продукции с их фермы, добавить фактов и чисел, а также пучок волос и пригоршню зубов или парочку дохлых мышей для заправки — и после нескольких (беззвучных) нажатий на клавиши и ножные педали вы получали на выходе аккуратно напечатанный отчёт на интересовавшую лорда тему.

Лорд Элитор как раз пытался вытащить неуклюжими одеревеневшими пальцами из держателей Счетовода новые бумаги. Клементина помогла ему добыть отчёты и вежливо постаралась не смотреть, как он сердито морщится и бормочет, читая их.

По полу с жужжанием заскользил сверкающий чёрный диск размером с суповую тарелку — папин механический помощник, немного чересчур разумное создание, которому лорд Элитор так и не дал имени, хотя Клементина про себя называла его Чёрным Дворецким. (Насколько ей было известно, в замке Провал не принято было держать дворецкого, хотя некоторые из здешних привидений настаивали на том, что помнят, как давным-давно здесь работали слуги.) Чёрный Дворецкий зажужжал перед лордом Элитором, подняв в металлической клешне ещё один отчёт, и положил бумагу на стол. Клешня втянулась обратно в диск с лёгким щелчком.

— Отец, — начала Клементина. Ей ужасно не хотелось прерывать его работу, но, помимо прочего, бегство кухонной ведьмы проделало изрядную брешь в их финансах. — Я уверена, что Этель сбежала.

Клементина заранее отступила на шаг назад, ожидая, что отец так и подскочит на месте и взорвётся яростью при одной мысли о том, что кто-то из его пленных посмел сбежать. Эти взрывы были достойным зрелищем. С кончиков пальцев летели пламя и тьма. От громовых раскатов голоса содрогались до основания горы. Он обшарит каждый дюйм долины до самых вершин Семи Сестёр в поисках следов коварной ведьмы, а уж когда он её найдёт… Клементина содрогнулась при одной мысли. Ну и глупая эта женщина!

Однако тёмный лорд не разнёс в пыль кабинет в приступе ярости, не заточил Клементину в темницу за плохие вести и вообще никак не показал, что расстроен. Он просто прочитал отчёт Счетовода, нахмурился и буркнул:

— Ну да, кормить её тоже стоило денег. — И повернулся к дочери спиной.

Если тёмный лорд Элитор и заметил, как резко изменилось качество пищи в замке Провал, то ничего не сказал об этом Клементине.

* * *

Стало прилетать и улетать ещё больше воронов — и днём, и ночью. Клементине пришлось держать окно закрытым, чтобы шум крыльев не мешал ей спать.

Если бы они только не каркали.

* * *

Из всех горных вершин Семи Сестёр Четвёртая была у Клементины самой любимой.

Местные жители видели причину в том, что Четвёртая Сестра была домом для предков рода Заколдун. Замок Провал был возведён как раз на её склоне и гордо надзирал за долиной. Попасть в него можно было лишь по длинной и узкой извилистой лестнице, вырубленной в скале. Неприступная твердыня господствовала над горным перевалом: символ могущества дома тёмных лордов Заколдун на протяжении сотен лет. Разве можно было не восхищаться столь выгодной позицией?

Однако у Клементины была другая причина, тайная, — любить Четвёртую Сестру (в той мере, в какой будущий тёмный лорд вообще был способен что-то полюбить): здесь издревле обитала Дама в Белом.

Замок Провал, хотя и был выше окружавших его ферм и деревни в долине, занимал уступ лишь в одной трети пути от подножия и в двух третях от вершины горы. Вряд ли кто-то, кроме горных козлов, рисковал подниматься выше — даже сам тёмный лорд, хотя там имелось немало живописных утёсов, на которых можно было принять весьма эффектную позу, по-хозяйски озирая долину внизу. И уже возле самой вершины можно было разглядеть большой снежник, напоминавший женскую фигуру в чудесном белом платье, смотревшую вниз. Дама в Белом никогда не таяла, даже в самый разгар лета. Она была выше, чем замок у её ног, и находилась на горе столько, сколько помнили местные жители. Они всегда невольно посматривали на её сверкающие контуры, особенно когда тёмные лорды Заколдун были с ними особенно жестоки, и это давало им надежду. Ведь пока за людьми присматривала Дама в Белом, они верили, что тёмное владычество невечно.

Однако не только крестьяне обращали к Даме в Белом взоры, шепча молитвы и пожелания звёздными ночами. В тесном заброшенном дворике под восточной стеной замка, куда можно было попасть, миновав входы в гадючьи гнёзда и спустившись по узким лестницам с ненадёжными ступенями, был устроен сад. Вообще-то это не было двором. Клементина считала, что это скорее был фундамент для какой-то пристройки к замку, так и не доведённой до конца. Клементине было восемь лет, когда она нашла это место. Тогда девочка отправилась разведать тайные места в замке, где можно было бы укрыться от уроков её очередной (и, как оказалось, последней) гувернантки, надоедливой болтушки с другой стороны гор, даже не верившей в волшебство. (Она быстро избавилась от этого заблуждения — заодно со всеми прочими заблуждениями, когда в буквальном смысле потеряла голову в неудачной стычке с удавчатым плющом.)

Так вот, Клементина честно рассказала папе про найденный ею дворик, однако его это совсем не заинтересовало. Он лишь рассеянно напомнил ей о том, что при исследовании старых частей замка следует опасаться кровавых ловушек, а обнаруженные неизвестные растения приносить ему — вдруг они пригодятся для составления новых ядов.

Девочка действительно нашла там растения, но не такие, в которых нуждался тёмный лорд Элитор. Дворик пестрел цветами. Между камнями пробивались соцветия белых и пурпурных первоцветов, и что самое удивительное, они буквально светились ночью под луной. Понадобилось несколько визитов в библиотеку, после чего Клементина уже знала названия всех растений, пробивавшихся на клочке влажной почвы. Цветы запоминать было намного проще, чем те растения, что разводил для своих опытов её папа, и к тому же цветы были красивыми. После особенно длинного и утомительного дня, проведённого за очень осторожной прополкой болиголова или подравниванием шипастых кустов, приятнее всего было спуститься в этот тайный садик, чтобы позаботиться о растениях, не представлявших смертельной опасности.

Однако Клементина любила свой садик не только из-за цветов. Он располагался в таком месте на склоне горы, откуда при желании в ясную ночь можно было увидеть отблеск одежд Дамы в Белом. Да, из-за крепостной стены виднелся лишь край развевающегося подола, но и этого было довольно. Девочка привыкла делиться с Дамой в Белом тревогами и вдруг обнаружила, что ей становится от этого легче.

Вот если бы список этих тревог не удлинялся с каждым днём!

— Дорогая Дама, — говорила про себя Клементина, — изгородь в курятнике сгорела дотла, а в библиотеке я не нашла книги, где было бы сказано, как её починить.

— Сегодня ещё одно пугало застыло на месте, как… ну, как пугало. Боюсь, что скоро на них не подействуют никакие слова.

— У нас закончились бананы, а я так и не узнала, где их взять. Я спросила Чёрного Дворецкого, а он только грозно загудел в ответ. По-моему, он не очень меня любит.

— Скоро придёт пора выкапывать мандрагоры, но я ещё не собирала их без заклятия немоты, которое накладывал папа.

— Я вообще не делала ничего подобного одна, без папы.

— Папа почти ничего не ест. Не знаю, почему: потому что я не умею готовить или потому что…

Но эту мысль Клементина не позволила себе додумать до конца — даже в тайном садике, даже если знать об этом будут только Дама в Белом и её лунные цветы.