Моя любимая свекровь

Салли Хэпворс, 2019

Отношения свекрови и невестки – такая же вечная тема, как противостояние отцов и детей. Семейная драма Салли Хэпворс – блистательный микс семейной драмы и экшена. С первой минуты знакомства Диана держала невесту своего сына Люси на расстоянии вытянутой руки. Это было незаметно, но Люси чувствовала, что не пришлась ко двору, и изо всех сил пыталась завоевать расположение свекрови, мечтая обрести в ее лице давно умершую мать и доброго друга. И каждый раз натыкалась на холодную стену равнодушия. Так было десять лет назад. Теперь же Диана найдена мертвой в собственном доме. Предсмертная записка гласит, что она устала бороться с раком, но вскрытие обнаружило следы насильственной смерти. Кто и за что мог убить Диану?

7

ЛЮСИ

НАСТОЯЩЕЕ…

На следующий день я сосредотачиваюсь на детях. Несмотря на то что вчера вечером появилась полиция, дети поглощены собой и, похоже, не подозревают, что случилось нечто дурное, хотя Эди разрешили слопать семь пакетиков мармеладок (обычно можно не больше двух в день), а Арчи и Харриет не повезли на карате и гимнастику, не отлучили силой от мобильных устройств в субботу в полдень. Но теперь мы должны им сообщить. Мы не можем сказать им, как Диана умерла, но, по крайней мере, мы можем сообщить, что она мертва. Мы можем сказать, что пока не знаем почему, что этим занимаются врачи. Это их удовлетворит. Честно говоря, они, вероятно, довольствовались бы объяснением «она была очень старой».

Я смотрю на Олли. Вчера он не хотел признавать, что это правда, а сегодня, кажется, перешел к следующей стадии горя, какой бы она ни была. За все утро он не проронил ни слова, если не считать странных эмоциональных всплесков. Как, например, когда несколько минут назад, когда Харриет — посреди спонтанного пируэта — поскользнулась на подушке и полетела буквально кувырком. Она упала на пол навзничь, лицом к потолку и тут же подняла вой. Олли смотрел на нее секунду или две, потом непонятно почему расхохотался. К тому времени как я подбежала к Харриет, он буквально сгибался пополам от смеха.

Горе.

Я ловлю взгляд сидящего на диване Олли и произношу одними губами: «Давай скажем им сейчас». Я почти уверена, что он продолжит смотреть в пространство, но он кивает, берет пульт и выключает телевизор.

— Эй! — кричит Арчи.

Харриет и Эди буравят нас взглядами. Я сажусь на подлокотник дивана, и дети снова переводят взгляд на телевизор — им комфортнее с экраном, чем с живыми человеческими лицами.

— Дети, мы должны вам кое-что сказать.

— Что? — стонет Арчи, бросая джойстик от приставки.

— У нас печальные новости.

Арчи и Харриет резко оборачиваются. «Печальные новости». Теперь мы привлекли их внимание. Они достаточно смотрели детских фильмов (это только мне так везло или во всех детских фильмах, черт бы их побрал, родители умирают?), чтобы знать, что такое печальные новости.

Когда умер Том, дети были безутешны. Арчи снова начал мочиться в постель, а у Харриет случались приступы паники, если Олли хоть немного опаздывал с работы. («Он умер?» — спрашивала она, вытаращив на меня маленькие глазки, которые вдруг казались размером с блюдца.) Эди, конечно, тогда ничего не поняла, но на этот раз все по-другому. Она обожает Дидо (дурацкое имя, но Диана настаивала, чтобы ее так называли). Все они любят Дидо. Любили Дидо.

Я делаю глубокий вдох.

— Дидо вчера умерла.

Харриет реагирует первой, испуганно охает. Ее руки взмывают, образуют шатер вокруг рта, и она громко вдыхает и выдыхает. В этом есть что-то фальшивое, словно она воспроизводит то, что видела по телевизору.

Арчи еще не отреагировал, поэтому я сосредотачиваюсь на нем.

— Ты меня слышал, приятель?

Арчи кивает. Выражение лица у него мрачное, но более сосредоточенное, чем если бы, скажем, я сказала ему, что ему нельзя мороженое на десерт.

— Дидо умерла, — повторяет он, понурившись.

Отняв руки от лица, Харриет разражается смехом.

— Дидо дала дуба! — распевает она. — Дидо дала дуба.

Она валится на пустой диван и хохочет так, что ей приходится схватиться за живот.

— Нет тут рифмы, дурочка, — говорит Арчи.

— А вот и есть.

— Нету.

— А вот и есть!!!

— Дети, — вмешиваюсь я, — вы понимаете, о чем я говорю? Помните, как умер Большой Па? Он тогда улетел на небеса, и мы его больше не видели. Ну… теперь умерла Дидо.

Харриет снова смеется.

— Ну прости! Просто смешно звучит.

Арчи издает смешок. Эди, конечно, присоединяется, хотя понятия не имеет, что происходит.

— Разве вам не грустно, что Дидо умерла? — спрашивает Олли с чуть заметной гнусавостью.

Я поворачиваюсь к нему, внезапно испугавшись, вдруг он сейчас заплачет. Ничего дурного в этом нет, но момент не самый удачный. Дети тоже замечают интонацию, и один за другим перестают смеяться.

— Да, — говорит Арчи, но в его голосе нет грусти.

Похоже, он знает, что именно так полагается говорить. Арчи как раз такой исполнительный. Эди смотрит на свои ноги, разглядывая то место, где из дырки в носке выглядывает большой палец. Харриет закатывает глаза и изучает ногти, покрытые облупившимся леденцово-розовым с блестками лаком для ногтей.

— А мне не грустно, — бормочет она.

Я хмурюсь.

— Почему тебе не грустно, Харриет?

Она пожимает плечами:

— Дидо была с тобой подлой. Мне не нравятся люди, которые плохо обращаются с моей мамой.

Мы с Олли переглядываемся.

— Теперь, когда ее нет с нами, будет гораздо лучше, правда, мама? — продолжает Харриет.

Вскочив с дивана, она взмахивает руками, вероятно собираясь совершить еще одно па. Но оступается и на сей раз приземляется носом в пол. И воет от боли. Эди визжит. А Арчи — с задержкой реакции — внезапно разражается слезами.