Интрига хранителя времени

Саймон Хоук, 1984

До встречи с Хантером Лукас не подозревал о существовании временного подполья – вольно организованной сети дезертиров из корпуса времени. Большинство из них предпочли остаться в том периоде времени, в которым они дезертировали, но некоторые, как тот же Хантер, располагали украденными хроноплатами с отключенной функцией отслеживания. Вот у кого была неограниченная свобода. Все время было к их услугам. Лукас часто задавался вопросом, сколько людей в прошлом на самом деле были людьми из будущего. Было страшно осознавать, насколько деликатным и хрупким стало течение времени.

2

Брифинг состоялся в защищенном помещении на шестьдесят втором этаже здания штаба КАВ. В обычные дни здесь трудился персонал администрации, руководимый непосредственно местным офисом корпуса рефери, но этим утром все они перебазировались в помещения на других этажах. На шестьдесят втором остались только те, кто обладал соответствующим допуском и прошел тщательную проверку АВР. Прошлой ночью они заняли этаж, и пока Финн и Лукас расслаблялись в гостиной, агенты еще раз проверили помещения на наличие всевозможных жучков.

Финн и Лукас прошли рядышком по пустому коридору после того, как их обыскали агенты возле трубы лифта.

— От этих парней у меня мурашки по коже, — сказал Финн.

— Мог бы уже и привыкнуть, — заметил Лукас. — Играем на их поле.

— Да я-то привыкну, — сказал Финн, — но никогда не полюблю.

Они подошли к комнате для брифингов и вновь подверглись проверке, их документы были верифицированы, а сетчатки отсканированы для положительной идентификации.

— Стадо параноидальных засранцев, — пробормотал Финн.

Внутри комнаты их поджидал Форрестер в компании рефери и мужчины с женщиной, сидевших перед настольным терминалом.

— Джентльмены, прошу садиться, — произнес рефери. Он подождал, пока они опустились на кресла, а один из агентов принес им кофе.

— Это была хорошая идея, — сказал Лукас.

— Я подожду с выводами, пока не попробую, — сказал Финн.

— Хорошо, — сказал рефери. — Не пора ли нам начать?

— Сэр? — сказал Лукас.

— Капитан?

— Все ли собрались? Где остальные члены команды?

— Да, капитан, все в порядке.

— Вы имеете в виду, что мы и есть команда?

— Не совсем, капитан. Я не знаю, что вам уже рассказал майор Форрестер, но это дело АВР. В течение этого задания вы будете находиться в распоряжении агентства. Мы имеем дело с корректировкой, возможно, потенциальной, но тем не менее. Сложилась уникальная ситуация, в которой функции АВР и корпуса пересекаются. Откровенно говоря, они лучше умеют справляться с подобными вещами, но в связи с тем, что ситуация может перерасти в корректировку, они запросили коммандос для усиления. Ваша роль в этой миссии будет определена в свое время, и она будет определена агентством. С этого момента я передаю ведение брифинга мистеру Дарроу из АВР.

Реф повернулся в сторону человека из агентства и кивнул. Дарроу был статным мужчиной с седеющими волосами. Он носил непримечательный облегающий костюм. Среднего роста и среднего веса. Человек, который мог бы с легкостью затеряться в толпе.

— Готов поспорить, что это не настоящее имя, — тихо сказал Финн.

— Не настоящее, — сказал мужчина, которого звали Дарроу. Его губы растянулись в безжалостной усмешке. — У меня отличный слух, мистер Дилейни. Кстати, с вашим кофе все в порядке. Можете пить, не опасаясь подвоха. Если у вас есть иные уместные замечания, я хотел бы услышать их сейчас, чтобы мы могли продолжить.

Финн неловко прокашлялся и покачал головой.

Лукас улыбнулся.

— Превосходно, — сказал Дарроу. — Знакомы ли вы, джентльмены, с группой, называющей себя Хранителями времени?

— Террористическая организация, — сказал Лукас.

— Верно, капитан. Точнее, они являются террористической фракцией Лиги темпоральной презервации.

— Группы Менсингера? — Финн нахмурился. — Понятия не имел, что они как-то связаны.

— По общему мнению, связи нет, — сказал Дарроу. — Формально Лига отмежевалась от Хранителей времени, осудив их действия и объявив их фанатиками. Тот случай, когда котелок называет чайник черным, ну да ладно. Мы уверены, что Лига по-прежнему подпитывает Хранителей финансами и осуществляет их поддержку другими средствами.

— Не понимаю, как это согласуется с целями Менсингера, — сказал Финн.

— Да, но, он ведь мертв, не так ли? — сказал Дарроу. — А политика, особенно политика фанатизма, привлекает странных сожителей. Но, возможно, не таких уж и странных. Лига функционирует открыто, лоббируя и агитируя, все совершенно законно и прозрачно. Хранители предпочитают более экстремальные средства убеждения, но их цели остаются такими же. Прекращение временных войн и перемещений во времени. Последнее требование несколько более экстремально, чем у позднего Менсингера, но все же укладывается в канву его идей, как вы считаете, мистер Дилейни? Вы же эксперт.

— Что ж, вы в курсе, что я изучал исследования Менсингера, — сказал Дилейни. — Вероятно вам также известно, когда я ребенком подал голос не в свою очередь и когда я впервые подтер свою задницу. Менсингер никогда не был фанатиком. Переходите уже к делу.

— Дилейни, заткнись! — сказал Форрестер.

— Все в порядке, майор, — сказал Дарроу. — Мы прекрасно знаем, что рядовой Дилейни невысокого мнения о нашем агентстве. Это не имеет значения, если только не повлияет на его эффективность при выполнении этой миссии.

— Не повлияет, — сказал Финн.

— Да, я знаю, — сказал Дарроу, одарив его своей безжалостной улыбкой. — Ваше личное дело определенно впечатляет. Меня не особо волнуют ваши проблемы с дисциплиной. Некоторые из наших лучших оперативников отсидели в военных тюрьмах. Это единственное, чем вы от них отличаетесь. Пока. Но вы хотели, чтобы я перешел к делу.

— Несколько лет назад нам удалось инфильтрировать Лигу. Тем не менее, только совсем недавно нам также удалось внедриться в ряды Хранителей времени. В последнее время они активизировали свои террористические кампании, и у нас было ощущение, что у них на уме что-то большее. По правде говоря, мы их недооценили.

Они оказались намного умнее, чем мы полагали. Сумели раскрыть нашего агента и уничтожили его. Надо отдать ему должное, он смог оставить сообщение. К сожалению, он умер слишком быстро, чтобы его закончить. Прискорбно. В результате нам неизвестен истинный масштаб их планов. То, что мы знаем, нам не нравится.

Ранее наш агент сообщил, что Хранители связались с кем-то из подполья. Один из ваших стариков стал плохим. Они вышли на него в плюсовом времени, поэтому мы предположили, что этот дезертир, очевидно, получил доступ к краденной хроноплате.

Он мельком взглянул на рефери.

— Нас уже достало обыкновение этих штуковин периодически куда-то пропадать. Как бы то ни было, мы предположили, что контакт был налажен для того, чтобы позволить им сбегать в минусовое время, уходя от преследования после террористических актов, но они, очевидно, ставят гораздо более амбициозные цели.

— Террористы — не самые логичные люди в мире. Они видят свою цель в разрушении устоявшейся системы и часто не задумываются над тем, что делать дальше. На сегодняшний день их деятельность сводилась к достаточно традиционным методам. Взрывам, похищениям, убийствам и т. п. Особенно им нравилось захватывать заложников и использовать их для давления при выдвижении требований. Что ж, на этот раз они превзошли самих себя. Они взяли в заложники само время.

— Теперь в их распоряжении есть хроноплата, и они используют ее для шантажа корпуса рефери. Они требуют демонтажа механизма ведения войн во времени, расформирования корпусов рефери и наблюдателей вместе с нашим агентством, а также прекращения путешествий во времени. В противном случае они создадут раздвоение временного потока.

— Они блефуют, — сказал Дилейни. — Угроза разделения течения времени — единственная причина появления Лиги. То, что вы говорите, означает, что они собираются создать именно то, предотвращение чего является их первейшей целью!

— Мистер Дилейни, если мы что-то и усвоили по ходу наших попыток разгромить Хранителей, так это то, что они никогда не блефуют. Как я уже говорил, это фанатики. Фанатики не являются рациональными человеческими существами. Им нет резона блефовать, у них на руках потрясающий расклад. Обратимся к истории. В прошлом существовали террористические организации, целью которых был мир, и, тем не менее, они без колебаний использовали насилие в своем стремлении к нему. В терроризме нет логики, есть только очень неприятная реальность его существования.

— Господи, все совсем как в прошлый раз, — сказал Финн. — Это будет адская попытка остановить кого-то с хроноплатой.

— Не обязательно, — сказал Дарроу. — Помните, они не знают, что у нашего агента был шанс сообщить нам об их планах. Они будут исходить из того, что мы не знаем, в каком времени они находятся и что собираются сделать, чтобы добиться раздвоения, если мы откажемся выполнить их требования. И, очевидно, что удовлетворение их требований немыслимо. В общем, мы не знаем точно, что они собираются делать и как они это сделают, но мы знаем, где они будут это делать. И, только если их планы не изменятся в последнюю минуту, у нас есть шанс их остановить.

— Нам известно, что в качестве оперативного времени они выбрали апрель 1625 года. Нам известно, что они будут действовать из Парижа. И мы знаем, что это был особенно нестабильный временной период. Прошу огласить краткую сводку.

Сидящая за терминалом женщина начала говорить ровным голосом.

— Франция в период с 1610 по 1643 год, правление короля Людовика XIII, регентство его матери, Марии Медичи, с 1573 по 1642 год. Король был объявлен совершеннолетним в 1614 году, в год последнего созыва Генеральных штатов. Королева-мать была сослана в Блуа в 1617 году, когда король находился под влиянием герцога де Люина. В 1619 году Арман Жан дю Плесси, кардинал-герцог де Ришелье, выступил посредником в заключении договора между королевой-матерью и герцогом де Люином. Гражданская война. После смерти де Люина в 1621 году страной правят Мария Медичи и Ришелье. С 1624 по 1642 год — период теневого правления кардинала Ришелье, стоящего за престолом Франции. 1625 год, восстание гугенотов под предводительством герцогов де Рогана и де Субиза. Осада Ла-Рошеля в 1627–1628 годах. Англия направила три флота на помощь гугенотам, но 28 октября 1628 года город сдался после четырнадцатимесячного сопротивления. Война в Италии с Испанией, Ришелье командует армией. Кераский договор 1631 года, начало участия Франции в Тридцатилетней войне. Основание Académie françaiseв…

— Спасибо, — сказал Дарроу, — достаточно. Как видите, джентльмены, это было жестокое время, полное интриг, заговоров, войн и союзов. Они не могли выбрать лучший антураж для того, чтобы провернуть свои дела. Мы также считаем, что они не могли бы выбрать более неудобный период времени для проведения корректировки, если дело до нее дойдет.

— Так вы полагаете, что их целью будет Ришелье? — спросил Лукас.

— Мы точно не знаем, капитан. Наш агент умер, не успев закончить послание. Но мы исходим из того, что кардинал Ришелье будет вовлечен, прямо или косвенно. Несомненно, в то время он был самым влиятельным человеком во Франции, и является ключевым историческим персонажем. Тем не менее, наш исследовательский отдел выявил еще один фактор, который мы считаем чрезвычайно важным.

— В апреле 1625 года в Париж прибыл молодой человек по имени Д'Артаньян.

Последний раз она была во Франции почти пятьсот лет назад. Тогда ее звали не Андре де ла Круа. Это имя было не настоящим, но ее настоящее имя более не имело для нее значения. Это случилось в другое время, в другой жизни.

Она не принадлежала к Англии XII века в такой же степени, как не принадлежала и к Франции XVII века. Она родилась в западных Пиренеях, в стране басков, но часто ощущала, что вообще не принадлежит к конкретному времени и месту. Чувство непохожести на других, состояние белой вороны, появилось у нее чуть ли не с того момента, с которого она себя помнила.

Все началось, когда умерли ее родители, оставив младшего брата у нее на руках. Она сама была еще ребенком. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, насколько уязвимой может быть молодая девушка, поэтому она научилась выдавать себя за мальчика. Этот обман стал первым серьезным изменением в ее молодой жизни.

Повзрослев, она продолжила маскарад, понимая, что мужчинам открыто гораздо больше возможностей, чем женщинам. У нее была маленькая грудь, которую было достаточно просто, пусть и несколько неудобно, скрывать. Благодаря тяготам жизни под видом мальчика ее тело стало стройным и сильным. Им с братом пришлось просить подаяние и воровать в течение многих лет, пока их не пригрел в качестве своих сквайров странствующий рыцарь, у которого из-за травмы головы было не все в порядке с мозгами. Старый вояка так и не узнал ее тайну, зато натренировал ее в боевых искусствах рыцарства. Это было второе важное изменение в ее жизни.

Она усвоила, что для того, чтобы жить свободно в то время, когда свобода была дефицитным товаром, надо быть сильной и самодостаточной. В результате напряженного труда она превратила свое тело в эффективную боевую машину. Она была выше большинства женщин своего времени, с широкими плечами и длинными руками и ногами. Ее усердие и физические параметры в совокупности дали ей такое тело и такую форму, которая будет неведома женщинам еще несколько сотен лет. Она сравнялась с большинством мужчин в силе, а выносливостью и рефлексами многих превзошла. После смерти наставника она сделала собственного брата своим оруженосцем и стала наемным рыцарем, «вольным компаньоном» с вымышленным именем Андре де ла Круа. Своей эмблемой она выбрала крест из белых лилий на красном. Охраняя свою тайну как собственную жизнь, ведь с последней пришлось бы расстаться в случае разоблачения, она поступила на службу к принцу Иоанну Анжуйскому. Вскоре после этого она встретила мужчину, которого приняла за колдуна, и тот привел ее к третьему и самому большому изменению в ее жизни.

Его звали Риз Хантер, и он тоже не вписался в свое время. В тот день, когда она его встретила, до его времени оставалось еще четырнадцать сотен лет. Он дезертировал из корпуса времени, и он обладал устройством, которое он называл хроноплатой, машиной для путешествий во времени.

Он сказал ей, что он не колдун, но то, что он назвал «наукой», казалось ничем иным, как магией. Несмотря на то, что он узнал ее тайну, он был единственным мужчиной среди всех ею виденных, кто не относился к женщинам, как к существам второго сорта или собственности. Он сказал ей, что настанет время, когда ей не придется прибегать к своему обману, чтобы жить на своих условиях. Что это время не наступит еще многие сотни лет, и что он мог бы ее туда переправить. Он рассказал ей о своей жизни, о временах и местах, в которых побывал, и она была одновременно поражена и напугана. Она бы ему не поверила, подумала бы, что он сумасшедший, если бы он не продемонстрировал силу своей науки. Он сказал, что видел в ней родственную душу, человека, который родился не в своем времени. И предложил ей равноправное партнерство на ее собственных условиях.

Она потеряла брата в схватке с предателем, и Хантер помог ей отомстить за его смерть. После этого у нее больше не было причин оставаться в Англии или в 1194 году. Она присоединилась к Хантеру и оставила Англию и свое время позади. Она влилась в ряды подполья.

Антуанетта де ла Круа тоже не было ее настоящим именем. Она чувствовала себя с ним менее комфортно, чем со своим мужским псевдонимом. Они только прибыли в XVII век, и Хантеру потребовалось некоторое время, чтобы купить то, что он называл «предметами первой необходимости». Ими оказались одежда, лошади, экипаж, а также услуги лакеев в ливреях. По пути в Париж они остановились на ночь в небольшом придорожном заведении.

Андре разделась до нижнего белья. Оно ей не нравились, но, по крайней мере, оно было более удобным само по себе, чем в комплекте с верхней одеждой. Шелка и оборки, кружева и изысканная обувь были непрактичны и, что еще хуже, неудобны. Она вспомнила о своем доспехе, который никогда не был удобен в ношении, но, по крайней мере, он выполнял свою функцию. Она не видела смысла в своей богато украшенной одежде и сказала Хантеру, что ей кажется, что в этом времени роль женщин не изменилась вовсе. Они все еще были одеты, как куклы для мужских игр, только теперь одежды стало больше. Она смирилась с гардеробом, но отказалась «уложить» волосы. Вместо этого она носила парик, купленный для нее Хантером, из тугих светлых локонов, цвет которых соответствовал ее собственным коротким и прямым волосам. Она сорвала его, как только вошла в комнату, и теперь меряла ее шагами, словно животное в клетке, раздраженно почесывая голову. Она предпочитала мужскую одежду, хотя даже та ей казалась ей бессмысленно расфуфыренной.

Ей показалось, что Хантер выглядит забавно в своем алом камзоле с причудливо украшенной перевязью и длинном плаще из темно-бордового бархата. Почему-то ей показалось, что он смотрелся более естественно в мантии волшебника, которая была на нем в момент их встречи в Шервудском лесу. Его высокие сапоги казались приспособленными для верховой езды, но кружевной воротник, манжеты и отвороты сапог казались неуместными, как и широкий черный пояс, который он носил на талии. Но больше всего ее удивила его рапира.

Он положил ее на кровать, когда они вошли в комнату, и теперь она взяла ее, прикидывая ее вес.

— Это что — меч? — сказала она с сомнением в голосе. Весь этот день ее обуревало любопытство, но она не хотела заваливать Хантера вопросами.

— Эта штука называется рапира, — сказал Хантер, — и, да, это меч.

Она взмахнула ею пару раз, совсем неловко, словно неуверенная в ее прочности.

— Она невесомая, — сказала она. — И клинок слишком узкий. Он ни за что не пробьет броню, и один хороший удар мечом сразу его сломает. Она с презрением бросила рапиру обратно на кровать.

Хантер поднял ее.

— Начнем с того, что она не предназначена для боя с рыцарем в доспехе. Здесь никто не использует мечи с широкими клинками. В этом периоде времени все делается слегка по-иному. Можно сказать, что это более изысканное оружие.

Он несколько раз взмахнул рапирой, демонстрируя ей работу запястья, батман и рипост против воображаемого противника, и выпад.

— Она используется в основном для колющих ударов, но рубить тоже можно, — сказал Хантер. — Это называется фехтование.

Она нахмурилась.

— Почему вы называете это фехтованием, когда это бой на мечах?

— Потому что это не совсем бой на мечах.

— Но ведь рапира — это просто тонкий меч.

— Да, но у нее другие свойства и драться ею надо иначе.

— Это глупо. Эти одежды глупые. Это время глупое. Мне оно не нравится. Оно совсем не похоже на то, что ты мне рассказывал.

— Дай ему шанс, Андре. Ты находишься здесь всего один день.

— Не вижу причины, по которой нам нужно носить эти глупые одежды. По дороге мы встретили других людей, которые так не одеваются.

— То были крестьяне, — сказал Хантер. — А так одеваются те, кто относительно хорошо устроился в этом временном периоде. Нам придется остаться здесь на некоторое время, пока я не свяжусь со своим другом из подполья. Я тебе все это уже объяснял. Если мы собираемся путешествовать в то время, о котором я говорил, тебе понадобится имплант, и не просто любой имплантат, а такой, который невозможно отследить. Это единственный способ научиться тому, что в противном случае заняло бы у тебя всю жизнь. Тебе понадобятся эти знания, чтобы выжить. Это очень сложная процедура.

— Почему мы не можем отправиться за этим имплантом сразу в то время, откуда ты пришел?

— Потому что это будет слишком опасно. К тому же его надо будет хирургически имплантировать и…

— Его надо будет что?

— Имплантировать. Имплант должен быть имплантирован.

— Не понимаю. Я думала, что это такой инструмент.

— Это и есть инструмент.

— Тогда что означает «имплантировать»?

— Это действие. Ты должна имплантировать имплант.

— Как это может быть и инструментом, и действием одновременно? И что означает слово хирургически?

— Прямо сейчас это будет сложно объяснить. — Он слишком хорошо понимал, как ее интеллект XII века отреагирует на идею малой операции на мозге. — Важно то, что я должен связаться с определенным человеком, который обладает нужным навыком, позволяющим ему сделать это, и этот человек выбрал местом своего проживания Париж в этом периоде времени. Нам будет проще решить нашу проблему, если мы постараемся сойти за представителей определенного социального класса.

— Почему я не могу носить мужскую одежду? — сказала она. — Она определенно выглядит более удобной, чем это платье и абсурдное нижнее белье.

— Так и есть, — сказал Хантер, — дело в другом. Причина в том, что ты женщина, но у тебя никогда не было возможности научиться вести себя как женщина. Никогда не знаешь, когда такое знание сможет пригодиться.

— Я не вижу никакого преимущества в том, чтобы научиться флиртовать, притворяться и использовать свой пол для получения выгоды.

— Мне представляется, что быть женщиной не сводится к перечисленному, — сказал Хантер.

— Если это и так, что я этого не заметила.

— Что ж, даже если это не так, — сказал Хантер, — использование своего пола для получения выгоды, как ты выразилась, иногда действительно срабатывает, и я считаю, что нужно уметь пользоваться всем, что работает.

— Тогда какой смысл в использовании этот детской забавы с мечом?

— Детской забавы, да?

Хантер бросил ей рапиру, потом развернул свиток ткани, в котором оказалась запасная. Он бросил ткань и ножны на кровать.

— Ну давай поглядим, что это за детская забава, — сказал он. — Атакуй меня.

Она неловко махнула мечом. Хантер с легкостью парировал ее удары, используя флорентийский стиль — рапира в одной руке, кинжал — в другой. Блокировать ее грубые удары было просто. Оружие было ей незнакомо, и ей было с ним неудобно.

— Это не меч с широким клинком, — сказал Хантер. — Им нужно действовать быстро. Смотри.

На этот раз он перешел в атаку, и она удвоила свои усилия, следуя его подсказкам, но все еще неуклюже парируя удары. Еще через несколько секунд он ее обезоружил, нанеся легкий удар по ее запястью плоской стороной клинка после захвата ее меча, продемонстрировав, что будь этот удар рубящим, она не только бы выронила оружие, но и была бы ранена.

Она посмотрела вниз на пол, потом подняла рапиру, от которой он так легко ее избавил. Мгновение она молчала, рассматривая ее.

— Я недооценила это оружие, — сказала она. — С моей стороны это было глупо. Очевидно, есть умение, позволяющее использовать его правильно. Я научусь ему.

— Фехтованию невозможно научиться за ночь, — сказал Хантер. — Тебя нельзя назвать новичком, но…

— Нет, я совсем не новичок. Я жила мечом большую часть моей жизни, — сказала она. — Это клинок иного типа, но это все еще меч. Я быстро научусь. Научи меня.

— В этом нет особого смысла, — сказал Хантер.

— Почему?

— Потому что женщины в Париже не носят рапиры, — сказал он. — Иногда они носят кинжалы, но чаще всего они вооружены платочками и веерами.

Он улыбнулся.

— Вот уж реально мощное оружие, — сказала она с сарказмом.

— Все зависит от того, как им пользоваться. Ну, да ладно. Я научу тебя. Раз уж на то пошло, тебе не понадобится много времени. Ты уже дьявольски хорошо орудуешь мечом. Ты сильная и у тебя потрясающие рефлексы. Тебе просто недостает правильной техники. Думаю, значительно сложнее будет научить тебя пользоваться веером.

— Так. Ты намекаешь, что у тебя есть нужная квалификация, чтобы научить меня быть женщиной, так что ли? — сказала она.

— Только не я, — сказал Хантер. — В тебе уже столько женщины, что с тобой не сможет совладать ни один из известных мне мужиков. Задача состоит в том, чтобы мужчины об этом не догадывались. Это не должно быть слишком сложно. Большинство из нас не такие уж и умные, когда дело касается женщин.

— Но ты-то как раз один из самых умных, да?

— Нет, к сожалению, я один из глупых, — сказал Хантер. — Но, благодаря этому, я многому научился.

— Так и быть, — сказала Андре. — Я многим тебе обязана. Я научусь играть роль утонченной дамы, раз уж ты считаешь, что это может пригодиться.

— Просто зови меня профессором Хиггинсом.

— Что за профессор Хиггинс?

— Он был еще одним глупым мужчиной, — сказал Хантер. — Не обращай внимания. Для начала, давай-ка поработаем над твоей походкой. Ты можешь носить женскую одежду, но ты выступаешь как солдафон. Вот, возьми эту книгу…