Сказки третьего тысячелетия

С. С. Сказин, 2020

В безудержном потоке жизни в тесном мегаполисе, в сутолоке и неурядицах легко забыть, на какой сложной и загадочной планете мы живем. Претерпевая тяжкие испытания, герои новелл талантливого писателя-футуролога наконец понимают, что нас всех объединяет общая судьба. Книга предназначена для искушенных любителей фэнтези.

© Сказин С.С., 2020

© Издательство ИТРК, издание и оформление, 2020

Царство мертвых

Моей любимой Арьяне

Привокзальная площадь. Не помню, какого городка. Садясь в электричку — я не выбирал, куда ехать. Подальше бы от университетских аудиторий с занудами-профессорами. От мамы с папой, которые давили меня своей опекой. От накаченных пивом и предрассудками дебилов-сверстников…

И вот, как потерянный, я брожу в толпе.

Киоск с беляшами. Павильон «1000 мелочей для ремонта». Всюду — багровые от студеного воздуха физиономии. Под ногами — жидкая грязь, замешенная на тающем снеге. Конец февраля. Мой самый нелюбимый отрезок года. Люди о чем-то говорят, что-то покупают. К билетной кассе — выстроилась длинная очередь. А мне хочется одного: умереть.

В девятнадцать лет — предостаточно причин ненавидеть жизнь. Сколько раз я тешил себя суицидальными мечтами?.. О том, что глотаю яд. Вспарываю вены ножом. Мое горло — хрустит в затянувшейся удавке. Впрочем, я так никогда и не сделал попытки воплотить фантазии в реальность: кишка оказывалась тонка.

Лицемерное общество навязало нам: все самоубийцы — безвольные трусы. По правде — это не так. Всегда в человеке теплится мелочное желание продлить свои деньки. И надо обладать упорством титана, чтобы себя переломить — преодолеть естественное отвращение к смерти.

Я остановился под вывеской рыбного магазина. Крыса-тоска так и глодала мне сердце… Всё оборвалось внезапно. Я поскользнулся. Грохнулся на асфальт. А из-за угла магазина — вырулило авто. Толпа многоголосо ахнула. Не то чтоб машина летела на дикой скорости — это я в неудачном месте распластался. Колесо проехалось по моей голове.

Визг тормозов. Непонятный треск. Должно быть — раскололся мой череп. Лишь на миг я почувствовал боль. И тут же — густая завеса тьмы…

* * *

Тьма рассеялась.

Я увидел: зеленые обои в горошек. Сквозь красноту занавески — просвечивает яркое солнце. На подоконнике — цветет кактус. Я лежу под одеялом — проваливаюсь в мягкость перины.

Непохоже, что я в больничной палате. Да и странно было бы туда попасть, если тебе в кровавое месиво размозжило башку: покойнику — дорога прямехонько в морг. Догадка, что я в загробных пределах, — родилась как-то легко и сразу. Просто не осталось других вариантов. При жизни я был убежденный материалист. Но теперь приходилось признать: спириты, демонологи и иже с ними хотя бы отчасти оказались правы.

Религиозник немедля рухнул бы на колени. Молиться богу. Но мои извилины подобная глупость не посетила. Рассудим здраво: замогильное бытие — вовсе не обязательно дело божьих рук. Возможно, мы имеем дело с каким-то неведомым природным законом. (А бог — если б существовал — мог бы и не вылепить потусторонний мир. Не одарить нас жизнью «после смерти». Это так — мысли в скобках.)

Я осторожно повернул голову. На стене — зеркало. Под зеркалом — тумбочка. На тумбочке — связка ключей. В одних трусах — я вылез из-под одеяла, подошел к зеркалу, долго всматривался. Череп целый — никаких следов травмы. И на операционном столе меня не латали, потому что на швы — ни намека. Мне и волосы никто не сбрил. В тумбочке обнаружились стираные брюки и рубашка, носки. Под кроватью — туфли. Не откладывая, я оделся и обулся. Мять простыни — не время. Надо вдоль и поперек обшарить царство мертвых.

Покинув комнату, я запер за собой дверь. Ключ пришелся замку как раз впору. Я сообразил: комната назначена мне в жилище. Мой одноместный номер в отеле живых мертвецов. Светлый пустой коридор — вывел меня к лифту. Чистенькая кабина — доставила на первый этаж. Вестибюль: кривоватые фикусы в кадках, столик с книгами и журналами. Ни души. Ладно. Тогда вперед — на улицу.

Покрытый асфальтом, не сильно просторный дворик. Тонкие кудрявые клены — стоят зеленые. Разве что самую малость — тронуты желтизной. Надо мною — нежарко сияла безоблачная синева небес. Идиллический августовский полдень — одним словом. Я погиб в феврале — но какое это имеет значение?.. Быть может, в царстве мертвых — вообще не бывает снега.

Вылизанный дворик был как при каком-нибудь доме инвалидов. Ни грамма мусора: ни битого стекла, ни оберток от жевательной резины. Только местами — устлали асфальт кленовые листья. В клумбах — фиолетовые, желтые и красные цветы. А вот, на скамеечке — горбится бабулька. Орудует длинными спицами — наверное, вяжет чулок. Покойница — вроде меня?..

Я остановился напротив старушки. Вежливо поздоровался. У меня было, о чем почтенную мадам расспросить.

— Ай?.. — бабулька подняла черепашьи глазки. — Да что ты там, соколик мой, говоришь?..

«Мадам» оказалось туговатой на ухо. Мне по двести раз приходилось повторять свои вопросы. Но всё равно — старуха не очень-то понимала.

— Да ты, родимый, из новеньких, стало быть?.. Али как?..

«Из новеньких»? Вероятно, бабулька имеет в виду, что раньше она меня в загробном мире не видела. Не без усилий, я вытянул-таки из неё крохи информации. На руках у любимой внучки, старушенция умерла от рака в апреле 20^** года. То есть на пару лет опередила меня. До выхода на пенсию — преподавала школьникам географию. Потом, до самой смерти — получала от бывших учеников открытки на день рождения. Чем страшно гордилась.

Ничего больше вытрясти из «мадам» не удалось. Впрочем, я узнал не так мало. Подтвердилась моя догадка: я в царстве мертвых. И по всему видно: попадают сюда не за какие-то выдающиеся заслуги или грехи.

Я пустился исследовать окрестности. Благо, и погода располагала к прогулке. Здесь и там — изящные кустики и деревца, ярко пестреют цветники. Через каждые двести метров — автомат с горячими и холодными напитками. Денег в моем кармане не было — но и не требовалось платить. Жмешь кнопку с циферкой — и в картонный стаканчик льется ароматный кофе или сладкий сироп.

Навстречу изредка попадались люди. Лысый хромой старик. Подросток — съеденный прыщами и угрями — дергался под аудиоплеер. Одна интеллигентная, лет под сорок, женщина — приветственно мне кивнула. Нетрудно было сложить два и два: весь этот народ — мертвые, как и я. Хотя и производят впечатление живчиков.

Я заглядывал в магазины. «Магазины» — не самый удачный термин. Необклеенные ценниками и штрих-кодами, — громоздятся продукты и барахло. Понравилась вещь — протяни руку и бери. Не маячит у дверей охранник, не торчит за кассой продавец. Не таращатся из-под потолков камеры наблюдения.

В очередном супермаркете я вскрыл пакетик с чипсами. Набив хрустящими ломтиками рот — наугад двинулся по торговому залу. В мясном отделе наткнулся на бомжеватого дядю. В заляпанной грязью куртке — мужичок устроился прямо на полу. Ревя, как динозавр — давился батоном колбасы. Багровое, в щетине и бугорках лицо — блестело от пота и удовольствия. Вокруг дядечки — разбросаны по полу недоеденные куски. Темной пахучей лужей — растекается пиво. Из алкогольного ряда — мужичок прихватил полулитровую бутылку, которую успел раскóкать.

Уперев в меня мутный взгляд, дядя смачно рыгнул. Изо рта у него свесилась колбасная кожица.

— Парень, там через два ряда — пицца итальянская. С грибами. Ужрешься!.. — дядечка махнул рукой, указывая направление.

— Спасибо, — поблагодарил я. Но за пиццей не пошел. Аппетит как-то испарился.

Ноги гудели, когда я возвращался в отель. Казалось: я успел обойти экватор. Давно бы должен был спуститься вечер. Но странно: в голубизне неба по-прежнему улыбалось солнце. В гостинице, на этаже — я отыскал душевую. Отмылся от пота и липкой пыли. Наконец — плюхнулся у себя в номере на кровать.

Как же я устал за этот бесконечный день!.. Угу. День и правда никак не кончался. Солнышко так и не хотело закатываться. Будто оно намертво прикручено над горизонтом болтами.

Жаль, нет под рукой телефона. Позвонить бы маме. Сказать бы, что у меня всё в порядке… Я невесело рассмеялся, вспомнив, что умер. Бедная мама — слезы сейчас льет над моим трупом, которому автомобильное колесо обезобразило голову. Да, я умер. И всё-таки — хожу, дышу. Воздухом царства мертвых. Надо привыкать к своему новому положению.

* * *

Я старался, потихоньку привыкал. Царство мертвых — открывало мне свои секреты.

Я скоро убедился: в отеле есть постояльцы и помимо меня. Иное дело, что они не застревали по номерам. Предпочитали — как и я сам — слоняться по городу. Жарить затылки под теплым солнцем, которое никогда не пряталось за тучку и не уступало места луне.

Отель был не единственный на весь город. Наматывая во время прогулок километры, я набредал на другие гостиницы — с такими же клумбами, скамейками и тонкими кленами во дворах. И, вероятно, — с такими же непоседливыми постояльцами. Впрочем, мертвое царство не отличалось высокой плотностью населения. Шляйся по улицам хоть сорок восемь часов без перерыва — каждого встречного покойничка упомнишь в лицо.

Мы были довольно пестрым контингентом. Парни и девчонки. Беззубые деды и полоумные старухи. Сгоревший на сидячей работе офисный планктон. Строительный рабочий, которому не повезло слететь вниз головою с лесов. Загубленные голодом и холодом бомжи. Секретарша одного именитого олигарха. Но — таких разных — нас объединяли время и география.

В раю вы ожидали бы беседы с Сократом, Томасом Мором или Петром Алексеевичем Кропоткиным. В аду — поглядеть, как варятся в кипящем котле Гитлер, Пиночет, Калигула и Николай Кровавый. Но — увы!.. Мы все были серые мышки из скучного XXI века. Свои земные годы провели в одной и той же стране. (Да, той самой — которая известна своими дорогами и дураками.) Даже — примерно — в одних регионах.

Если б среди нас каким-то чудом затесался Сократ — премудрому греку не с кем было бы и словом перекинуться. Языковой барьер. Зато друг с другом мы запросто объяснялись на великом и могучем Тургенева и Толстого — с примесью матерных междометий.

Насчёт всего этого у меня была весьма здравая гипотеза.

Потусторонний мир — вроде пчелиного улья. Будто на соты, разделен на тьму мирков поменьше. Эти маленькие мирки — никак не сообщаются. Новоиспеченный мертвец — просыпается в одном из «отсеков». Чтобы никогда оттуда не выйти. Вот мы — расслабленно шатаемся под августовским солнцем, набиваем утробы халявой из супермаркетов. А тем временем — в каком-то недоступном нам уголке загробного царства — не первое тысячелетие подряд тоскуют подданные царя Хаммурапи. Вместо бетонных этажек — у них вавилонские башни из глиняных кирпичей. Вместо кленов — зеленые метелочки пальм.

Согласитесь, рассуждения убедительные. Жаль только, не проверить. За пределы сонного города — в самом деле, не было выхода. Мы вращались как бы в замкнутом кругу, который начертил коварный кудесник. Сколько я бродил, пытался разобраться: где город заканчивается?.. Но всякий раз — лабиринт улиц каким-то непостижимым образом выводил меня назад к моему отелю.

Магазины — вернее, склады — переполненные едой. Библиотеки. Геймер-клубы. Фонтаны. Бульвары. Цветники. Ничего больше в городе, собственно, и не было. Я перепробовал тысячи сортов бекона, рыбы и колбасы. На чипсы и соленые крекеры — не мог и взглянуть без тошноты. И всё равно, как по зову волшебной дудочки, исправно таскался в супермаркет — вновь набить деликатесами рот.

В прохладных (благодаря кондиционерам) полутемных игровых залах — зависал часами. Впивался глазами в горящий монитор. До мозоли на пальце орудовал джойстиком. Стратегии. Файтинги. Дурацкие головоломки с перетаскиванием разноцветных квадратиков. Поначалу я хоть в уме пытался фиксировать, какие игры прошел. Но когда их число перевалило за энную сотню, я плюнул — и бросил считать.

Книги в библиотеках — имелись на любой вкус. Я проглатывал все: от детективных романов до заумной энциклопедии «Об окружающем мире, для самых маленьких». Каюсь: не брезговал эротическими журналами. Но и книги, и журналы — были про покинутый мир земной. Про мир загробный — в котором, судя по всему, мне предстояло коротать вечность — я не вычитал и жалкого факта. Книги приедались ещё скорее, чем видеоигры.

От обжорства по супермаркетам мне следовало бы растолстеть. Ввинченные в монитор глаза — должны были бы слезиться и чесаться. А прогулки под солнцем — оставить на моей коже красивый загар. Но — вы удивитесь — ничего такого не случилось. Мне хватало пару часиков вздремнуть — чтобы очнуться в обновленном теле. Пусть накануне я расшиб коленку — от ссадины не оставалось и пятнышка. Пропадала и мозоль, которую я успевал заработать за джойстиком в гейм-клубе. Наконец, мои волосы и ногти — ни на миллиметр не отрастали.

Я вставал с постели, гляделся в зеркало. И видел будто бы не лицо — приклеенную намертво маску. Живое лицо — хоть на каплю — но меняется с каждым днем. А у меня — и выпавшая ресничка оказывалась на прежнем месте.

Покойники не стареют. Из зеркала на меня всегда будет смотреть девятнадцатилетний юнец. Двадцать лет — мне никогда не стукнет. Я думал с грустью: в цветущие годы отдать концы — это счастливый билет. Невесело было бы маяться сморщенным стариком, у которого изо рта пахнет гнилью.

Пока мы живы — боимся смерти, как черного омута. Но теперь я на своей шкуре испытал: вечное бытие — вгоняет в тоску. Мой августовский денек — вовек не закончится. Над Землей пронесутся миллиарды и триллионы лет — а я по-прежнему буду объедаться вяленой рыбой и копченой колбасой. Убивать гоблинов в видеоигре. Мне не повзрослеть. Не жениться. Не наплодить детей. Не оставить под луной по себе память. Время в городе мертвых — отменено. Вечная жизнь — кандалы, которые не разбить.

Ну а если б я попал в загробное царство семидесятилетним дедом?.. То есть успел бы и дерево посадить, и дом построить?.. Подозреваю: земные достижения ненадолго сохраняли бы для меня цену. В супермаркетах мертвого города я всегда найду кусок грибной пиццы, который запью шипучим лимонадом. Потом высморкаюсь. Поковыряю мизинчиком в ухе. И уставлю глаза в тупое детективное чтиво. Нечего было и пытаться вести достойную честную жизнь, если за могилой тебя ждал свинячий рай. Теплый хлев. Корыто, полное арбузных корок.

Всё сильнее мое посмертное существование напоминало бредовый сон. Я ходил, как огретый по голове поленом. Хотелось одного: выскрести из коробки черепа хлам бесполезных мыслей. И заставить себя смириться с очевидным: я — покойник. Мне ничего не сулит будущее, которого у меня нет. Мечты, страхи, любовь — вся эта роскошь не для мертвых. Единственное, что мне положено — никчемная, жалкая вечность. Даже не череда повторяющихся дней. Всего один день — один миг — но растянутый, как полоска резины.

Миг, странным образом похожий на каплю смолы. Застывшая капля времени. А ты — комар, похороненный внутри желтого сгустка. Ничего вокруг не меняется, ничего с тобой не происходит. Застывшая смола — защитила крохотное комариное тельце от разложения. Но много ли в этом толку?.. Не летать комару на своих прозрачных крылышках. Не жужжать над зеленым лугом.

Участь моя была решена. Я превращался в зомби. В тупой ходячий труп, который только жрет и развлекается. И я превратился бы. Но мне повезло встретить Таиси.

* * *

Растрепанные косы. Жгучий блеск в глазах. Нервная, чуточку скошенная улыбка. Таиси была одного года рождения и одного года смерти со мной. Даже месяцы совпадали. Красивым личиком — притягивала меня, как магнитом.

Сказать правду: в мире земном я не осмелился бы к ней подойти. Такая в ней была импульсивность. Резкость движений. Казалось: темная кровь, бурлящая в жилах Таиси, замешена на каком-то колдовском эликсире. Но именно благодаря кипению горячей крови — Таиси и после смерти выглядела живой. Живее меня. Живее того немытого дяди из супермаркета. Да и любого другого обитателя города мертвых.

В нашу первую совместную прогулку я рассказал Таиси анекдот. Что-то слегка скабрезное, про монахиню и попа. Таиси — отозвалась радостным звонким смехом. О, как я был тогда поражен!.. Будто бы шаровой молнией. Я ещё не слыхал, чтоб у нас в загробном царстве — кто-нибудь смеялся или плакал. Бьющие фонтаном эмоции — покойникам не свойственны.

В другой раз Таиси вспомнила случай из своего детства. Плохие соседские мальчишки — поймали котенка. Подпалили бедной животинке усы. Таиси — которая была тогда пугливой щекастой девочкой в красном бантике — смотрела на это, сердилась. Тоненьким голоском бранила маленьких злыдней. Но ничего не могла сделать.

Открыв мне давнюю детскую боль, Таиси уткнулась в мое плечо — и заплакала. Смех, а теперь — и слезы!.. Я не уставал изумляться Таиси. Вместе с беспокойной хрупкой девушкой, которую я прижимал к груди — в моё посмертное существование ворвался сладкий ветерок из мира живых.

«Таиси» — было ненастоящее её имя. Но она хотела, чтобы я звал её так. Причуда красавицы, переменчивой, как луна. Переменчивостью — Таиси меня и покорила. В окостенелом царстве мертвых — как воды, жаждешь бурь, встрясок и перемен.

Я ничего не узнал о том, какая смерть постигла Таиси. Моей луне так и не пришла охота об этом говорить. Меня преследовала догадка: Таиси сама себя убила. Она, в отличие от меня, не с заячьим сердцем. Просто ухваченная мрачным порывом, Таиси могла без долгих размышлений покончить с собой.

С Таиси я наполовину забыл, что мертв. Предстоящая вечность — рисовалась теперь не настолько унылой. Мы вместе — Таиси и я. Вдвоем — и по супермаркетам шарить не скучно. На четвертом свидании — я её поцеловал. Такая странная вещь: поцелуи за гробом!.. При жизни — я и за руку никакую девушку не держал.

Я верил: никогда не выпущу Таиси из объятий. Вышло иначе.

* * *

За красной шторой — постылое августовское солнце. Таиси и я — в моей комнате. Сидим поверх постели. Нам обоим — до чертиков тоскливо.

— Этот город — хуже тюрьмы!.. — всхлипывает Таиси. — Нас бросили в темный погреб, где паутина по стенам. И захлопнули над головою крышку!..

Я смотрю на заплаканную Таиси — и двинуться не могу. Она права, права!.. Мы в западне. Совсем как тот увязший в смоле комар. Из затхлого погреба — не пробьешься на свежий воздух. Что если — господь бог всё-таки есть?.. Тогда он долбаный садист. За мелкие грешки поместил нас в девятый круг ада.

Сколько нам с Таиси — за ручки бродить по городу мертвых?.. Мы с выколотыми глазами прошли бы до тошноты знакомый лабиринт бульваров и улиц. Каждый листок на тоненьких кленах — изучили, как под микроскопом. Деликатесы с магазинных полок — кажутся безвкусными, как бумага. Хочется куском арматуры — разбить все компьютеры в гейм-клубе. Журналы и книги из библиотек — собрать в кучу и поднести зажженную спичку.

Загробная жизнь и терпеливого ангела превратит в психованного беса. Но что невыносимее всего: приедаемся друг другу и мы с Таиси. Пресными сделались поцелуи. Когда обнимаемся — пульс уже не зашкаливает. Бессмертие — высасывает все соки. Сидим, не глядим один на другого. Калечные мертвецы.

Таиси вдруг выпрямилась. Утерла слезы.

— Ты знаешь… — голос её слегка дрожал. — Выход есть.

Изумленный, я поднял на неё глаза.

Она заговорила быстро-быстро:

— Этот зачарованный мир, в котором мы застряли… Да, многое здесь — не как на Земле. Солнце не заходит, лето не заканчивается, ногти не отрастают… Но кое-какие элементарные законы физики… Они и у нас работают…

Щеки Таиси окрасил румянец. Взволнованная, она излагала сумбурно. Но я уловил её гениально-простую мысль:

— Законы физики?.. Ты имеешь в виду: мы не взлетаем в воздух?.. И если наступаем на мягкое — нога проваливается?..

— Это я и хотела сказать, — подтвердила Таиси. Её слезы окончательно высохли. Глаза — горели. Ещё жарче, чем румянец на щеках.

Таиси положила ладошку мне на грудь. Спросила тихо:

— Ты понимаешь?.. Понимаешь — что это значит?..

О, я понял!.. Моя сумасшедшая девчонка могла бы не продолжать.

Мы — живые мертвецы. Ходячие трупы, способные размышлять и страдать. Какое-то издевательство над основами биологии. Но вот физике — даже мы отчасти подвластны. Обжигаемся, тронув горячее (пусть ожог и исчезнет почти сразу). Гулять по воде аки посуху — не умеем. Шагнув с обрыва — полетим вниз, а не вверх.

Милая, милая Таиси!.. Она догадалась, как разрубить гордиев узел. А я — натуральный баран. Не допер до такого очевидного решения.

Я нежно обнял любимую. На миг мы слились в огненном поцелуе. Который снова был непередаваемо сладким, как на первом свидании. Потом взялись за руки, поднялись с кровати. Молча подошли к окну. Я отодвинул штору. Переставил кактус с подоконника на пол. Настежь распахнул окно. Мы влезли с ногами на подоконник. Если у нас и есть шанс — то только этот. Прыгнуть из окна головами вниз.

Не отрываясь, я глядел на серую корку асфальта — в тридцати метрах под нами. Не ощущал и тени страха. Мертвому — бояться нечего. Я пробовал то, что ужаснее смерти — вечное прозябание за могилой. Таиси — тоже смотрела вниз. Её маленькая ручка — лежала в моей руке.

Меня вдруг объяло странное чувство. Всё это — происходит как бы не с нами. Мы будто уже сбросили оковы. Ускользнули от собственных тел. Витаем, как пара бесплотных духов. Ждем с любопытством постороннего: что дальше?.. И в самом деле: что дальше?..

Хорошо бы просто-напросто рассеяться в пустоте. Оставить после себя две груды переломанных костей и кровавого мяса. А самим — испариться, умереть. На сей раз — по-настоящему. Или мы провалимся глубже в загробный мир?.. Из девятого круга ада — в десятый?.. Вместо августа — там будет ноябрь. Вместо солнца — беспросветные тучи. Но точно так же — не перемещающиеся по небу.

А хоть бы и так!.. Если нам суждено во веки веков отыгрывать один и тот же сценарий — заставим гипотетического мерзавца-бога разнообразить декорации.

— Я люблю тебя, — сказала Таиси.

— Я люблю тебя, — отозвался я.

Прыжок.

* * *

Визг тормозов. Колесо едва не переехало мне голову. Водитель авто — яростно крыл меня трехэтажным матом. Люди вокруг — охали. Бледный, испачканный слякотью — я отполз с проезжей части. Поскорее поднялся на ноги и смешался с толпой.

Привокзальная площадь. Толчея. Ботинки — месят кашу из мокрого снега. Я вспомнил, что случилось со мной. Криво улыбнулся. Всё просто, как школьная арифметика. Минус на минус — дают плюс. Покойник, который себя убил, — оживает. На шкале времени я вернулся в ту точку, в которой всё началось. Либо закончилось. Не знаю, какое слово употребить. Речь ведь идет о моей смерти.

Зря я, получается, волновался, что не могу позвонить маме. Она, похоже, и не узнает про мою отлучку в царство мертвых.

Улыбка вдруг стерлась с моего лица. Я сбежал с того света не один. Таиси!.. Она разбилась об асфальт вместе со мной. Ну что я за клинический идиот!.. Так и не выведал у неё ничего про обстоятельства её первой смерти. Мне теперь только гадать остается — за какими облаками искать свою луну. В чем можно не сомневаться: как и я, Таиси переместилась туда, где когда-то умерла.

Вполне вероятно: очнулась на жесткой больничной койке. Или под яркими лучами ламп — в операционной. Другой вариант: открыла глаза в родительском доме. В своей уютно обставленной комнатке. Сидит на стуле — перед маленьким столиком. На столике — стакан воды и две белые круглые таблетки. В этот раз — мою голову не расплющило, а Таиси — не проглотила смертоносные кругляшки.

О, это главное: моя луна жива. Мы оба — воскресли. И расстояние, которое между нами легло — не такое уж и большое. В наш отсек загробной тюрьмы — узники поступали всего из нескольких российских регионов.

Я тебя разыщу, Таиси. Я тебя обязательно разыщу.