Как я провел лето

С. Е. Селивёрстов

Более, чем уверен, что каждый может написать книгу, главное найти удобное место, чтобы спина не болела.Надеюсь, что в этом наборе букв, каждый вспомнит, что-то доброе и светлое из своего детства. Конечно, 90е это не самое светлое время для нас, детей, но мы как могли находили поводы для радости. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 1

Конец мая, на улице пекло, я и одноклассники выходим из школы. Как сейчас помню, никто не переживал, что целое лето друг друга не увидит, все ценности, что показывали нам с телеэкранов — полная хрень. Мы просто вышли из школы, переступили за ограждение, пожали друг другу руки и без лишних сожалений пошли каждый в свою сторону. До дома было чуть больше километра, шли мы, не спеша, рассуждая о чем-то вечном и важном, например, кто бы какого Покемона себе выбрал, кто сколько раз переплывёт пруд и, конечно же, кто сильнее, Шварцнерег или Ван Дамм. Вообще, сколько себя помню, мы всегда находили темы, чтобы просто идти и ржать, нас вообще не интересовали новости мирового масштаба, если это не касалось НЛО, Киркорова или выхода нового фильма с Джеки Чаном и прочими звёздами Голливуда того времени. Естественно, самым популярным разделом в газете, была программа передач, где каждый подчеркивал то, что он точно будет смотреть. На мой взгляд, это был некий ритуал собственной важности, что мол, я тоже газеты читаю, не шурум-бурум вообще-то, родители. Но конкретно в этот раз, мы обсуждали, что к своим бабушкам приедут наши два друга, Лёха и Гофа. Лёха потому что Алексей, а Гофа, потому что Серега-Сергофан-Гофа. Серёг на районе было много, а Гофа был такой один. Он и сейчас есть, но сейчас он просто Серёга. В общем, шли мы: я, Жека и Настя. Мы с Жекой постоянно что-то придумывали, а Настя просто смеялась и улыбалась в ответ, скорее всего она уже в тот момент понимала, что мы несём чушь и что вступать с нами в диалог просто бессмысленно.

— Вот бы у меня был попугай, — вдруг сказал Жека после минутного молчания.

— А зачем? — спросил я.

— А научил бы его говорить, у наших соседей знаешь, какой попугай офигенный?

— Это у кого?

— У дядь Васи. Когда дядь Вася в колокол бьёт, попугай кричит: «Свистать всех наверх!»

— Нифа се, — сказал я, и молча позавидовал.

Сосед Жеки, дядя Вася, был какой-то важной шишкой на железной дороге, хотя почти всегда поливал огород в тельняшке и носил могучие седые усы, прямо как у любых капитанов из абсолютно любого советского фильма про матросов. Уже в то время у него были две машины: крутейший Альфа Ромео и новенький Ниссан. Добрейшей души человек был. Мы, когда ехали в город, пытались подгадать время, когда он уезжает из дома по каким-то своим важным делам и оказывались на остановке, где он нас видел и подвозил, а мы наслаждались видом из окна его машины, глазели на стоящих на остановках людей, которые могли ждать автобус бесконечно, потому что никто не знал, есть он или нет.

— Ну, так что? — говорю я. — Значит, завтра Лёха должен приехать, а как Гофу искать будем?

— Да никак! Он сам нас найдёт.

— Давай тогда домой, а потом на качели на «Мясокомбинате», покачаемся. Вдруг у них оценки вчера выставляли. Приедут, а мы уже на качелях их встречаем!

— Давай.

Качели на «Мясокомбинате» — это было место встречи. Они были большие и железные, поместиться на них могли бы человек 10, нашего возраста. Вдвоём раскачиваться было трудно, но реально, что мы, собственно, и делали. А сам «Мясокомбинат» был огромен, на нём работали с этого района практически все, это пятиэтажка с шестью подъездами, трёхэтажка с двумя подъездами, во дворе которой и располагались качели, а также жили Лёха и Гофа. Двухэтажка с одним подъездом на 4 квартиры, где жило руководство «Мясокомбината», а также около двадцати-тридцати своих домов, где жили в основном бабушки, чьи дети работали на «Мясокомбинате». К этому я еще не раз вернусь, истории, связанные с этим районообразующим предприятием, не будут тут редкостью.

Так значит так, Лёха возвращался из детдома на лето к бабушке, а Гофа из новокупленного огромного дома на поселке, почти деревне, в трех-четырех километрах от нас. Приезжал он тоже к бабушке, которая жила в однушке в том же доме, где и бабушка Лёхи, только в соседнем подъезде. Вообще, сколько помню Гофу, его мать с отчимом постоянно разменивали квартиры на другие, доплачивали, покупали квартиру больше, продавали, покупали две квартиры, и только сейчас, в период миллениума, они созрели до домика в деревне, так сказать. Гофа всё терпел, иногда его это даже забавляло, до того момента, когда он, в дупель пьяный в свои двенадцать лет, залез в форточку предыдущей квартиры. По счастливой случайности дома никого не было, и он без задней мысли улегся там где-то, а утром понял, что ошибся не только квартирой, но и домом. Вылез обратно и ржал как обморочный, что его никто не запалил, рассказывая нам эту историю, раз от раза дополненную новыми подробностями. А если рассказывать про самого Гофу, то будет казаться, что это сказочный персонаж, которого просто кто-то выдумал. Гофа постоянно что-то напевал, спросишь его что, а он во весь голос начинает вопить своей шансоновской подачей. Так мы услышали от него хиты, которые возможно и не были никогда хитами, «Яна я помятая пионервожатая», «Приходи ко мне на баню, я тебя оттарабаню» и нетленный стих «Опять весна, опять грачи, опять не дашь, опять дрочить», который он ножиком вырезал на двери в подвал, в одном из подъездов, где когда-то жил. Кстати, назвать его местной достопримечательностью тоже нельзя, были персонажи и посерьезнее, и подурнее. А Гофа был обычным ребенком, за которым родители следили только тогда, когда его привозила милиция, за то, что он на трамвайной колбасе катался, обкусывал яблоки на местном рынке или воровал у бабок семечки вместе со стаканами.

У Лёхи в начале девяностых от пьянки умерла мать, а отца за алкоголизм лишили родительских прав. Лёху же отправили в детдом, который от нас был в двух остановках на электричке. Зимой мы встречались на лыжной трассе в парке, неподалеку от детдома, а летом он приезжал домой, где мы воссоединялись в нашу банду. Это сейчас я понимаю, что это была малолетняя ОПГ, но в тот момент на наши детские шалости все закрывали глаза, потому что заводы воровали за ночь, люди пропадали по пути домой, а девушкам от четырнадцати и старше родители вообще запрещали выходить на улицу позже пяти вечера. Кому будет до нас, жрущих огурцы на одном из участков на мичуринских возле пруда. Как-то раз мы на одном из таких участков нарвали полное ведро вишни и решили её продать возле местного магазина. Погода была плохая, народа не было. Выручил мужик, который забрал вишню, вместе с ведром за 3 брикета мороженого. Мы радовались, мужик, скорее всего, радовался еще больше.