Кукловоды

Руслан Платонов

В основу сюжета положены реальные события, случившиеся в 2002 году в г. Одессе. По данным уголовного дела, одним из украинских телеканалов снят документальный фильм «Злой гений».С помощью авторского вымысла сюжет повести значительно расширен, введены новые сюжетные линии.Полный увлекательных приключений и удавшихся подельникам авантюр преступный путь в конце концов пресекается органами правосудия.

Часть IV

Сергей Антонов в кругу знакомых и сослуживцев слыл, в сущности, неплохим человеком. Добрый, веселый, непьющий, неглупый, аккуратный, увлеченный спортсмен, человек долга и чести — хоть картину пиши. Беда его (или счастье?) была в одном — он был неисправимым правдолюбом и искателем справедливости.

Во всем мире таким индивидуумам живется несладко, а в нашей стране — и вовсе горько. Однако людьми, превыше всего ценящими добро и справедливость, не становятся — ими рождаются.

«Правды, правды ищи» — сказано в Слове Божьем. И подобные Люди, даже в глаза не видя святого Писания, живут по его законам. И ничего с собой поделать не могут: такие они есть и другими не станут. Безжалостные реалии жизни с течением времени, конечно, могут внести в их мировоззрение кое-какие коррективы, обточить излишне острые углы, однако железный стержень вечного борца за правду внутри них остается, и никакая ржавчина его не берет.

Еще тяжелее жить тому из них, который еще и умен. Тогда он начинает видеть в людях и устройстве мира то, чего другие попросту не замечают — а увиденное не радует взор. Мудрый видит всю грязь человечества — и чем больше он пытается разобраться в первопричинах происходящего, тем в большее отчаяние впадает, осознавая, что взялся за неразрешимую задачу. В двух словах это явление описано задолго до нас: во многой мудрости много печали.

Именно поэтому Сергей при всех своих положительных человеческих качествах отнюдь не был счастливым человеком. Он не мог быть счастлив в принципе, ибо всякую боль человеческую он всегда пропускал через свое сердце. При всем том он ясно осознавал, что любую несправедливость по отношению к людям чинит не кто иной, как сами люди. Это было очевидным противоречием — всем сердцем любя людей, Антонов до глубины души ими же и огорчался.

Главным моральным принципом (отнюдь не христианским) Сергея Антонова был такой: всякий, преступивший черту закона человеческого, не имеет права называться человеком и взывать к снисхождению. Сознательно содеял зло — отвечай! Застрелить на месте вора, забравшегося в квартиру, Сергей считал деянием вполне уместным и справедливым. Более того — для него не было большего морального удовлетворения, чем творить возмездие за совершённое злодеяние или хотя бы наблюдать за этим процессом.

При всем том парень вовсе не был Бэтменом, и удовлетворять таким образом свою жажду справедливости особой возможности не имел.

Противоречие же между давлением пара и прочностью корпуса может взорвать котел.

Если пар не найдет выхода.

***

Сергей Антонов крепко зажал отверткой последний винтик и отер перепачканной маслом рукой пот со лба. Оглядев со всех сторон результат своего многодневного труда по ремонту кинжала, он взвесил его на вытянутой руке и довольно улыбнулся. Внушительных размеров тяжелый нож с наборной рукоятью удобно лежал в ладони. На отполированном до блеска хищном лезвии бликовало вечернее солнце.

Сергей сунул кинжал в ножны, приладил его под мышку и закрепил ремнями на манер кобуры пистолета. Стоя перед зеркалом, он принялся отрабатывать молниеносное выхватывание кинжала из ножен — раз, потом еще раз, затем еще и еще. Получалось неплохо, и удовлетворенный Сергей отправился отдыхать.

Несмотря на то, что Сережа неплохо владел приемами рукопашного боя, каковые непрерывно совершенствовал, он крайне редко выходил из дома без какого-либо оружия. Нет, пистолета он не имел — даже газового. Все, что у него имелось, было из разряда холодного оружия, придумано им самим и сделано его собственными руками.

Сергей Антонов отнюдь не являлся кровожадным бандитом. Если у кого-то успело сложиться такое мнение о нем — оно поверхностно и в принципе ошибочно. Напротив, в быту он зарекомендовал себя человеком очень вежливым, тихим и вообще неконфликтным. Сергей никогда не портил отношений с кем-либо первым — если только в этом не было крайней необходимости. С ним вполне можно было лететь на Марс — совместное с Сергеем долгое сосуществование в тесной кабине космического корабля ни для кого не стало бы в тягость.

Однако вежливым и тихим он оставался сугубо до того момента, пока с ним поступали адекватно; едва лишь стоило кому-то проявить неуважение, как из-под маски мирного обывателя тут же высовывались звериные клыки.

Но случалось такое нечасто — острых ощущений Сергей Антонов не искал, и сомнительного венца короля микрорайона не жаждал.

…А начиналось все классически — как в кино.

Сережа Антонов рос мальчиком слабым и болезненным. Человеческое же общество, как это ни прискорбно, морально недалеко ушло от животного — а во многих отрицательных качествах его и перещеголяло. Дети же отчего-то особенно жестоки — может, потому, что права древняя идиома: устами ребенка глаголет истина. В том числе — истина о низости и подлости человеческой

Одним словом: падающего — подтолкни!

Слабого — забей!

Полностью сообразно этим принципам относились однокашники к тихому и скромному Сереже Антонову. Они с сатанинским удовольствием постоянно оскорбляли и избивали его.

У Сережи не было ни старшего брата, ни сильного друга. Отец помогал только мудрыми, но бесполезными советами типа «защищайся сам». Слабые попытки мальчика последовать подсказке и постоять за себя воспринимались обидчиками как бунт на корабле, и Сергей получал удвоенную порцию тумаков.

Дотянись это безобразие до окончания школы — вполне возможно, что во взрослую жизнь Сергей Антонов вступил бы со сгибающим спину грузом комплекса неполноценности.

Все изменил Его Величество Случай.

Если бы в начале пути кто-то сказал вечно освобожденному от уроков физического воспитания Сереже, что в недалеком будущем он будет иметь довольно неплохие навыки рукопашного боя — он бы пожал плечами и забыл об этом: до такой степени нелепым в то время казалось такое пророчество.

Как всегда безотказно сработала старая верная пословица: с кем поведешься, от того и наберешься.

Судьба улыбнулась Антонову: он познакомился с очень необычным парнем, который сразу вырос в глазах Сережи до размеров высокого идеала, несмотря на рост 167 сантиметров. Звали его Александр Бузько.

Сблизила их музыка. Оба любили ее до беспамятства — Саша как профессионал (он окончил музыкальную школу), Сережа как дилетант — он по самоучителю выучился играть на гитаре. Как водится, оба имели магнитофоны и увлекались звукозаписью.

Однажды Саша на перемене подошел к Сергею и попросил у него переписать аудиокассету с концертом его любимого музыканта Жана-Мишеля Жарра. Так завязалась их дружба.

И что самое интересное — четырнадцатилетний Саша Бузько оказал большое влияние на пятнадцатилетнего Сергея Антонова.

Надо сказать, что первое впечатление Сережи от знакомства с Александром было весьма неоднозначным.

Сергей принес обещанную кассету Саше сразу после занятий. Александр, усадив гостя на диван, предложил подождать, пока он закончит тренировку, так как прерывать ее нежелательно. Имеет ли Сергей время? Да, имеет. Ну что ж, пусть побудет пока зрителем.

И перед ошеломленным взором притихшего в углу дивана Сережи развернулось невиданное им дотоле действо. Оно произвело на подростка впечатление тем большее, что в те времена ни на киноэкране, ни тем более наяву увидеть подобное было практически невозможно.

Александр перед приходом нового знакомого только приступил к первой части тренировки — к упражнениям из хатха-йоги.

С отвалившейся чуть ли не до колен челюстью Антонов глядел на диковинные упражнения и позы — асаны, мастерски выполняемые Александром. Иногда челюсть Сережи возвращалась на место, давая хозяину возможность задать какой-нибудь вопрос. Бузько отвечал — и челюсть Антонова опять возвращалась в положение крайнего удивления. Названия упражнений — «уткурдана», «сарвангасана», «чакрасана» и другие — свежим ветром влетали в уши болезненного парня, настраивая его на новый лад — силы духа и уверенности в себе.

Закончив с хатха-йогой, Саша без промедления приступил ко второй части занятий — отработке приемов каратэ.

Изумлению Сергея не было границ. Вспотевший Бузько по ходу дела давал короткие пояснения. Сережа только кивал головой.

Заключительная часть тренировки Александра посвящалась закалке ударных поверхностей тела.

Сережа где-то уже слышал о подобном и, пока Саша тихонько стучал ребрами ладоней по деревянному бруску, увлекся своими мыслями.

Тем временем Бузько оставил брусок в покое и подошел к стене. Постоял немного, сжимая и разжимая кулаки. В глазах диванного зрителя вновь засветился неподдельный интерес — неужели будет бить кулаками в голую стену?

Однако вместо удара кулаком Саша быстро шагнул вперед и с резким наклоном ударил в стену… головой. Раздался глухой гул. Ошеломленному Сергею даже показалось, что покачнулся дом. А Бузько, вместо того, чтобы упасть и потерять сознание, с остервенелым блеском в глазах принялся долбить лбом стену из разных положений — ударами фронтальными и боковыми, снизу вверх и сверху вниз — вылитый дятел Вуди. Безжалостно избиваемая стена вздрагивала, как от боли.

Наконец Саша закончил истязать ни в чем не повинную стену, отступил на шаг и принялся растирать ладонью слегка покрасневший (не разбитый, нет!) лоб.

— А это тебе… к чему? — только и смог выдавить из себя обалдевший Сергей.

— К чему? Пойдем во двор, — усмехнулся Бузько, как ни в чем не бывало. Затем повернулся и пошел на улицу. Антонов с некоторой опаской проследовал за ним в глухой закуток двора.

Завернули за угол сарая — и новое ошеломляющее впечатление заставило Сережу остановиться и вытаращить удивленные глаза.

В закрытом от посторонних глаз пространстве между домом, сараем и пристройкой к дому находилась неплохо оборудованная тренировочная площадка каратиста.

Но Саша не стал заниматься на снарядах. Его худенькая грациозная фигурка, обогнув висящую на перекладине боксерскую грушу, согнулась над чем-то в самом углу площадки. Подойдя ближе, Антонов увидел там сложенную черепицу — самую обыкновенную, красно-бурую, хоть сейчас на крышу.

Но Бузько ремонтировать крышу отнюдь не собирался. Установив возле стены сарая два толстых деревянных бруска, он принялся аккуратной стопкой накладывать на них черепицу. «Одна, две, три, четыре, пять…» — мысленно сосчитал Антонов. Не успел он и глазом моргнуть — трресь!!! С трескучим звоном обломки черепицы посыпались вниз.

— Как ты это? Чем?.. — у Сергея, мальчика очень впечатлительного, онемели обе руки, будто это он только что уничтожил полдесятка черепиц.

— Пятой ладони, — с некоторым пренебрежением, как о чем-то совершенно незначительном, ответствовал чуточку возгордившийся перед благодарной аудиторией Бузько. — Да это так, разминка, — добавил он и вновь принялся накладывать черепицу на бруски — на сей раз семь штук.

— Са-а-ша-а! — донесся в их глухой закуток далекий женский голос. — Ты там?

— Да, да! Скоро приду! — крикнул в ответ Александр. — Мать вернулась, — коротко пояснил он Сергею.

— А… ничего за черепицу не будет? — с некоторой опаской спросил тот.

Саша только рукой махнул. Вытащив из кармана небольшой кусок фланели, он сложил его вчетверо и положил сверху на приговоренную к смерти черепицу. Затем стал в боевую стойку, громко выдохнул, вдохнул и с резким наклоном вниз ударил аккуратно сложенную стопку головой.

С тем же сухим обреченным стоном бывшая черепица посыпалась вниз. Обломки стучали один о другой, как кости.

— Ну и ну! — только и нашелся сказать Сергей Антонов.

…В насущной необходимости владеть навыками самозащиты Сергей вскоре имел случай убедиться воочию.

В тот тихий летний вечер ничто не предвещало неприятностей. Ребята увлеченно гоняли мяч на школьной спортплощадке — их залихватские крики были слышны издалека. Скучающий Сережа Антонов направился к ним. Нет, играть в футбол он не умел — хотелось просто поглазеть. Оказалось, что и Саша Бузько, и одноклассник Сережи Коля Быков тоже находились в числе зрителей.

Сережа подсел к ним на скамью, и втроем они завели беседу о всяком-разном.

Однако аркадская идиллия вскоре была прервана самым неожиданным образом. Откуда ни возьмись, на площадке появился слегка разогретый винными парами Юрик Моисеев — местный гром и молния. Его появление произвело эффект полета коршуна над птичьим двором: игра сразу прекратилась, звонкие голоса примолкли. Каждый из ребят отлично знал этого наглого и самоуверенного субъекта, весьма развитого физически и не очень — умственно. К тому же за ним тянулась кровавая слава сильного кулачного бойца и бесшабашного хулигана.

Весьма довольный произведенным впечатлением, с пьяной ухмылкой, Юрий важно совершил круг почета под встревоженными взглядами приунывших пацанов. Каждый из них в эти минуты лихорадочно решал дилемму — трусливо ретироваться с площадки, тем самым опозорив себя до конца дней своих, или остаться и вытерпеть до конца возможные испытания. А Моисеев продолжал наматывать круги, будто в русскую рулетку играл — кому не повезет?

Наконец, бесплодная ходьба ему надоела; боек, дотоле вхолостую клацавший в его непутевой голове, разбил капсюль дури, каковая и поперла незамедлительно наружу. Выбор отморозка неожиданно пал на ничем не приметного Колю Быкова — мальчика худенького и росточком небольшого. Развязной походкой Юрик подкатил к нахохлившемуся Коле и внезапно сделал страшно удивленные глаза.

— Ты где, змей, этот браслет нашел? Я потерял его… вчера, — прогудел он и схватил побледневшего парня за руку, на запястье которой в лучах предзакатного солнца красновато поблескивал дешевенький браслетик-сувенир.

— Это мой, — угрюмо пробормотал Коля.

— Так я вру-у?! — мутные глазки Моисеева враз налились волчьей злобой. Резким рывком он поднял перепуганного Быкова на ноги и совсем уж было собрался приступить к показательной экзекуции. Несчастный парень обреченно съежился и зажмурил глаза, с ужасом ожидая от карающей неизвестно за что моисеевской десницы увесистого леща.

Внезапно среди гробовой тишины громом с ясного неба раздался требовательный возглас:

— А ну, оставь его!

Белесые брови хулигана удивленно поползли вверх, едва не оказавшись на макушке. Он сильно оттолкнул от себя полуживого от страха Колю и резко обернулся. Коля с размаху уселся обратно на скамейку, но сила инерции оказалась слишком велика — не удержавшись на узкой доске, он нелепо взмахнул руками и грохнулся в сочную траву, задрав кверху ноги.

Не обращая никакого внимания на возившегося в крапиве Колю, Моисеев узкими и пожелтевшими от бешенства глазами, как рысь, с минуту молча в упор рассматривал стоявшего в полутора шагах Сашу Бузько. Наконец перекошенный рот его разлепился:

— Ты чё, шнурок?

Приклеившийся к сиденью скамейки Сережа Антонов замер, превратившись в каменное изваяние — что сейчас будет?

Развязка наступила быстро. Неуловимым движением обозленный хулиган подскочил к Саше и схватил его за обе руки, видимо, намереваясь вмиг покончить с бунтарем своим излюбленным приемом — ударом колена в пах, после которого противник повергался в состояние абсолютной прострации и поступал в полное распоряжение шаловливых ручек Моисеева, расписывавших врага под орех.

Невольные зрители замерли, предвкушая кровавую расправу. Самые решительные уже оглядывались в поисках взрослых, могущих воспрепятствовать избиению.

И расправа не замедлила последовать. Саша молниеносно шагнул вперед и с силой отпущенной пружины ударил уже занесшего ногу Моисеева лбом в лицо.

С глухим хрустом голова недавнего повелителя площадки мотнулась назад, как тыква на колу. Уставившись закатившимися белками вмиг опустевших глаз в синее небо, он разжал кулаки и тяжело, как сноп, рухнул на траву.

— С-сынок! — презрительно сплюнул Саша, повернулся и величественным шагом победителя двинулся прочь.

Оцепеневшие ребята очнулись и одновременно выдохнули — будто порыв ветра пронесся над площадкой. Глаза их прикипели к не подававшему признаков жизни Моисееву. Из его разбитых вдребезги губ и носа обильно струилась кровь.

В этот миг Сергей Антонов впервые ощутил в себе это непередаваемое чувство — ту величайшую степень восторга, блаженного экстаза от совершенного правосудия и наказания зла.

***

«И зачем мне это нужно? Зачем мне это нужно?! За-чем?!» — в такт шагам билась одна и та же мысль в гудящей голове Сергея Антонова. Ни о чем другом задыхающийся мозг думать был не в состоянии, а помутневший взор все менее отчетливо различал мелькающие кроссовки бежавшего впереди Александра Бузько.

Сколько километров они пробежали — Сергей не представлял себе даже приблизительно, поскольку совершенно потерял ориентировку во времени и пространстве. Все его внутренности, казалось, сжались в тугой комок и застряли в горле, трепеща в резонанс бешено частящему сердцу. Хватая широко разинутым ртом ускользающий воздух, будущий Джеки Чан совсем уж было вознамерился плюнуть на все и упасть прямо посреди дороги — сил больше не оставалось.

Внезапно окружающий черно-белый мир окрасился во все оттенки зеленого цвета, а многопудовые ноги несколько полегчали. Меркнущее сознание мученика науки сообразило, что они вбежали в лес, и тропинка пошла под уклон.

Сквозь колокольный звон в ушах до Сергея донесся отчетливый голос Саши:

— Уклоняйся от веток — без глаз останешься! Блокируй их! Как Брюс Ли — помнишь?

«Он что, двужильный, что ли?» — промелькнуло во взболтанном мозгу Сергея; а через секунду он с удивлением отметил, что его верхняя половина тела живет как бы отдельной жизнью, исправно уклоняясь от торчащих на пути многочисленных веток и сучьев. Судорожно прижатые к бокам чугунные руки — о, чудо! — вдруг ожили и принялись быстро сновать в разные стороны, отшибая настойчиво лезущие в лицо ветви кустарника. Все-таки многие месяцы совместных тренировок не прошли зря.

Наконец-то! Выбежав на широкую ровную поляну, Бузько хотел было скомандовать отбой, но, обернувшись назад, только крякнул. Антонов чутьем угадал предстоящее спасение от кошмара и через секунду уже распластался на траве, широко раскинув руки. Грудь его вздымалась, как штормящее море, а залитые потом глаза отрешенно уставились в знойное небо.

Через некоторое время в них затеплилась жизнь. Еще через минуту зрачки дрогнули и поползли по кругу, разыскивая проклятого истязателя в зеленой кутерьме.

Бузько стоял неподалеку в боевой стойке «киба-дачи», выполняя дыхательные упражнения.

К Сергею постепенно вернулась способность чувствовать и соображать — вообще жить. Он услышал звонкие голоса птиц, рассмотрел в высокой траве ползущего жучка, с восхищением — в который уже раз — подумал: «Двужильный, гад!» — и теплая волна смешанного благодарно-восторженного чувства к Саше залила его грудь.

— Ну? Оклемался? — широко улыбаясь, Бузько приблизился ко все еще лежавшему бревном Сергею и подал ему руку. Будто вихрь подхватил того с земли — столь мощным рывком Саша поднял своего подопечного на ноги, которые от неожиданности подогнулись, еще не оправившись полностью от бешеной гонки.

— Тьфу ты! — мотнул Сережа головой, как конь. — В глазах темно, ёлки! В жизни так не бегал! Ты хочешь моей смерти, паразит? — и полушутя-полусерьезно ткнул Сашу пятой ладони в грудь. Рука будто провалилась в пустоту — гррох! — снова, теперь уже на живот, Антонов улегся в шелковую траву. Как всегда безупречно выполнив прием, Саша опять улыбнулся:

— Ну, отдохни еще!

— Не-е, — замотал головой поверженный Антонов, — будем заниматься!

Улыбка тут же улетучилась с Сашиного лица.

— Слышу речь не мальчика, но мужа! — уже совершенно серьезно сказал он и гортанно выкрикнул:

— Хаджиме!

У Сергея каждый раз от этого слова, означавшего по-японски «начинай», мороз продирал по коже. Вот и сейчас восторженное, непередаваемое словами чувство зародилось где-то в животе и быстрыми волнами разлилось по телу, интенсивно вытесняя свинцовую усталость и заменяя ее бодростью и силой.

Шел третий год их знакомства и совместных занятий каратэ.

Сергей Антонов оказался способным учеником. Свою недостаточную физическую развитость он с успехом компенсировал огромным трудолюбием и всепобеждающим желанием добиться успеха в своем начинании. Характер у него оказался несгибаемый, а терпение — огромное.

Сколько парню пришлось вынести, особенно в начале пути, — одному Богу известно. Сбитые в кровь кулаки, дикая боль в перерастянутых мышцах ног, хроническая усталость и синяки, синяки, синяки: на руках, ногах, груди, спине, лице — сплошь. Все это приходилось безропотно терпеть, так как Саша в тренировочных боях его не жалел — бил, как выражался один незабываемый киногерой, аккуратно, но сильно. На расстоянии либо заочно искусству рукопашного боя не научишься — таковым было, есть и будет основное тренерское правило.

«Тяжело в учении — легко в бою», — утешал себя мученик науки и терпел, терпел, терпел, глотая пот, слезы, а иногда и собственную солоноватую кровь.

***

…Сидя в уютном баре за чашкой кофе, Сергей Антонов предавался невеселым размышлениям.

Не лучшим образом складывалась его жизнь — единственная и неповторимая. Тридцать два — почти половина отпущенного Всевышним срока — уже истекла. Какие-то промежуточные итоги надо бы подвести, Сергей Валентинович… А — что подводить?

Престижной профессии не приобрел, больших денег не нажил. Ватаги близких друзей, как иные прочие, не имел из-за полнейшего равнодушия к веселым забавам и хмельным пирушкам. Женился молодым и не по любви, а так — чтобы быть, как все. Очень скоро избалованная и капризная женушка оставила его и ушла к другому. Слава Богу, хоть детьми обзавестись не успели. Им, ни в чем не повинным крохам, всегда и всюду приходится держать ответ за глупости родителей.

Прекрасная пора — детство. И не только беззаботностью своей хороша она. Замечательна эта пора в первую очередь своей романтичностью, остротой и красочностью восприятия всего окружающего, восторженностью мечтаний о будущем.

Но вот это самое будущее, это «прекрасное далеко» наступило — и незаметно, капля за каплей, стекает в бездонную прорву прошлого. И капельки эти бывают разные — иные с примесью слюны от частых приступов смеха, другие — с солоноватым привкусом слез; некоторые же окрашены в этакий коралловый цвет — страшный цвет крови.

А уж с житием преподобного Сергия Радонежского — его святого — «житие» Сергея Антонова не имело ровным счетом ничего общего.

Прочитанная когда-то газетная статья об этом истинном святом произвела на парня огромное впечатление. Как камертон начинает звучать в ответ на музыкальную ноту того же тона, так его душа отозвалась на прочитанное. Смысл статьи проник в его разум и сердце до самых сокровенных глубин; он не забыл ни одного слова из той газетной полосы, думы о тех далеких временах посещали его с завидным постоянством.

Отчего так — Сергей Антонов не понимал. Его теперешние представления о жизни не совсем вязались с тем, как понимал жизнь игумен Сергий, можно сказать — совсем не вязались.

Кроме одного — оба, как воды в пустыне, жаждали правды.

Сергей, полностью уйдя в себя, не замечал ничего вокруг — даже заинтересованных взглядов находящихся в баре девушек. Дело молодое — не мог не привлечь пытливый женский взор симпатичный белокурый юноша спортивного телосложения с грустинкой в голубых глазах, лицо которого украшали несколько — конечно же, боевых — шрамов.

Одна из девиц лет двадцати до того увлеклась созерцанием не обращавшего на нее никакого внимания Сергея, что совершенно запамятовала то обстоятельство, что она не в Эрмитаже, а рядом — не добродушный экскурсовод, а ее «хозяин» — толстощекий «Вован Сидорович» поросячьего вида, к тому же набравшийся до одноименного визга. Некоторое время он не замечал «левых» поглядываний своей подружки, будучи крайне увлеченным слюноточивой беседой с соседом по столику — весьма развязным и очень нетрезвым субъектом.

Скользя по залу рассеянным взором, Антонов наткнулся на неприкрытые в своей откровенности девичьи глаза, как на штык. Сфокусировав взгляд, Сергей оценил ситуацию — и горько усмехнулся: «И ты туда же, зеленуха! Естественно, твой спутничек вызывает у тебя омерзение, — а куда денешься? Кто платит, тот и ездит… Подожди, нахлебаешься ты еще. За все в жизни надо чем-то расплачиваться», — думал он, допивая кофе и собираясь уходить.

Девушка же его улыбку расценила, видимо, по-своему. Бросив молниеносный взгляд на «Вована» и найдя его состояние близким к впадению в летаргический сон, она вновь зацепила взгляд Сергея своими зелеными глазищами и недвусмысленно облизала губки розовым язычком. И тут же едва не откусила его, получив увесистый подзатыльник. Аккуратно уложенные волосы ее взметнулись, как от порыва ветра, и так и застыли лохмами.

— А какому ж это козлу ты лыбу тянешь, а? — громыхнул на весь бар хриплый голос «Вована», а его налитые вином и злобой глазки принялись шарить по углам. Посетители бара замолкли в недобром предчувствии.

— Да что ты, Вова? — дрожащим голоском залебезила девица. — Да я… никому… — красивые глаза ее наполнились слезами.

«Ты смотри — Вова! Уж не Сидорович ли?» — снова усмехнулся про себя Антонов, сохраняя внешнее спокойствие. Но мускулы его непроизвольно подтянулись — включилась охранная система, как любил он говаривать.

— А-а-а! — прорычал Вова, встретившись туманным взором со стальным блеском глаз Сергея, и начал вставать из-за стола, как бегемот с лежки. Опрокинулся стул, покачнулся стол — упала большая бутылка, покатилась к краю столешницы, сбивая бокалы, и — хр-рясь! — разбилась вдребезги о цементный пол. В гробовой тишине это прозвучало, как взрыв гранаты. Недопитое вино кровяной струйкой потянулось под белоснежную туфлю виновницы «торжества».

Все это отчетливо отразилось в по-кошачьи сузившихся зрачках Сергея: и тускло сверкавшие в лужице вина осколки разбитой бутылки, и широко раскрытые тревожные глаза девушки, и направляющийся к нему с видом разъяренного носорога Вова — все приобрело повышенно четкие очертания.

Назревала стычка; однако Сергей продолжал сидеть, внешне абсолютно спокойный, даже слишком.

Но это спокойствие было только внешним. Все его тело мгновенно будто получило некий допинг: мышцы подобрались, внимание заострилось, кровь в жилах побежала быстрее — и не от страха, нет. Бешеная злоба в одно мгновение возникла в груди, побежала в разные стороны раскаленной магмой, хлынула в голову и залила глаза.

«И откуда вы только беретесь, такие мерзавцы? Почему вы везде и всюду чувствуете себя, как в своем хлеву, всегда уверенные, что вы — хозяева, а остальные — слуги? Какого лешего вы не ведете себя тише воды, ниже травы?» — метеором пронеслись в мозгу Сергея безмолвные выкрики.

«Вован» приблизился. Антонов спокойно допивал кофе, ничего не предпринимая. Он был научен горьким опытом и прекрасно понимал, что в подобных ситуациях ничего не следует делать первым. Глаза многочисленных свидетелей в эту секунду фиксируют каждое его движение, уши вбирают каждое слово — и не приходится сомневаться, что свидетельства посетителей бара вкупе со связями и средствами Вовы всегда будут не в его, Сергея, пользу. И не стоит давать им, сволочам, лишние козыри в руки. Это ведь только в кино разухабистые супергерои устраивают дикий погром в баре и эффектно удаляются прочь. Жизненные реалии куда прозаичней — сцены такого рода неизбежно заканчиваются вынужденным визитом в райотдел милиции или еще куда похуже.

— Ты чё, козел? Чё бульки вылупил на Ирку? В общество слепых хочешь записаться, гнида сушеная? — вместе с волной густого перегара в воздух вылетели каркающие звуки. Антонов повернул на голос бледное лицо и перекосившимися от отвращения губами тихо произнес:

— Да п-пош-шел ты…

В баре повисла непродолжительная пауза.

— Ты… чё — охренел, алё? — побагровел до черноты ошарашенный «Вован» и размахнулся правой рукой с твердым намерением презентовать Сергею увесистую затрещину по затылку.

Для Сережи, бывавшего и не в таких переделках, подобная выхватка была не опаснее детской игры в мячик. Молниеносным движением правой руки он отодвинул на край стола пустую чашку и наклонил голову вниз. Волосатый кулачище Вовы пронесся, как полено, над головой Сергея, лишь слегка чиркнув по макушке. Громила, видимо, мнивший себя крутым бойцом, тут же, хакнув, возвратным движением руки вознамерился хлестнуть противника наотмашь.

Но Сергей к тому времени уже прочно стоял на ногах. Двуручным блоком остановив неуклюжий полет вовиной конечности, ногой он резко ударил Вову сбоку под коленный сгиб и одновременно обеими ладонями мощно двинул в жирную челюсть.

Гр-рох! — от рухнувшей навзничь восьмипудовой туши в прах рассыпался соседний столик, из-за которого вовремя успела ретироваться молодая пара, оставив, впрочем, недоеденный обед.

— Эй, эй! Хватит! Вы что?! — закричал, размахивая руками, бармен из-за стойки, в силу служебного положения опомнившийся первым. — Сейчас милицию вызову! — добавил он, схватился дрожащими руками за телефон и начал тыкать непослушными пальцами в кнопки.

Сергею не было никакого смысла далее оставаться в злополучном баре, а тем более вести душеспасительные беседы с представителями доблестной милиции. «Вован», как пить дать, «подмажет» где надо и выйдет сухим из воды. Обмакнут в дерьмо его, Сергея.

Что ж, он в грязь лицом не ударил ни перед собой, ни перед зрителями — пора красиво удалиться. Сергей брезгливо двинул ногой поднявшегося на четвереньки негодяя, отчего тот с бессильным рыком вновь повалился в месиво из щепок, осколков посуды и остатков еды. «Ни дать, ни взять — свинья!» — с омерзением подумал Сергей и устремился к выходу. Внутри у него все кипело от негодования.

Проходя мимо бармена, Антонов кинул на него короткий взгляд и не смог удержаться от улыбки.

Зрелище было уморительное. Бармен, немолодой уже лысоватый мужчина, умоляюще смотрел на Сергея кроличьими глазами, вытирая непослушными руками крупные капли пота с побледневшего лица. Трясущимися губами он пытался что-то сказать, но не решался, опасаясь, видимо, заработать на орехи. Перед ним во весь рост стояла трудновыполнимая задача: с кого получить возмещение убытков — с кабана Вовы или со светловолосого каратиста. Наскоро взвесив в уме этих два варианта, он провел глазами неспешно удалявшегося Сергея и тяжко вздохнул. С каратиста можно было получить разве что в ухо. С «Вована», пожалуй, в другое. А от хозяина бара — в третье, если бы оно росло на его бесталанной голове. Ибо установка от Александра Игоревича имелась четкая — убытки подобного рода или твердой рукой получать с виновного, или возмещать из своей не очень-то размашистой зарплаты.

Ну что ж, хошь-не-хошь, а не дольешь. Посуду бьешь — меньше пьешь. Так-то, господин хулиганистый клиент.

Бармен еще раз тяжело вздохнул и вышел из-за стойки — с риском для жизни попытаться успокоить все еще бушующего Вовика и помочь официантке с посудомойкою навести порядок.

Конец ознакомительного фрагмента.