Ангел потерянного рая. Город замороченных людей. Том 2. Книга 6

Руслан Лимаренко

Герои романа, измученные личными проблемами и навязанными шаблонами социума, ищут формулу счастья. Рус мечется в вопросах о существовании настоящей любви и, не находя ответов, отдается на власть объективного мира, затягивающего его в хаос разврата и психологических переживаний. «Что такое настоящая любовь?», «Как и где ее найти?», «Есть ли она вообще?» – эти вопросы становятся нелегким бременем в городе замороченных людей – Петербурге, ответы на которые даются дорогой ценой. Книга содержит нецензурную брань.

Глава вторая. Алгоритм принятия решений

«О, здорово, она мне „ты“ говорила все это время. Это хороший знак, — подумал Рус, — многообещающий», — подытожил он.

После развода с бывшей женой — Ириной — у Руса в недавнем прошлом уже было две девушки, по крайней мере об именах и внешностях которых он еще помнил, но с ними у него как-то не сложились отношения. Нет, все было как положено: встречи, чувства, секс, — но в финале все не то. Не приходило к нему никакое чувство любви после секса с ними, отчего Рус еще больше запутывался в своей личной жизни и в себе самом, ибо чем меньше у него было желания на изучение самого себя, на анализ своих чувств и ощущений, тем больше у него было шансов повторных ошибок в отношениях с девушками, от которых (судя по последним двум) на душе оставалось одно дерьмо, и, как думал Рус, «рождающее пустоту внутри».

«А это путь в никуда, — часто думал Рус по этому поводу. — В никуда, потому что я не смогу никого и никогда полюбить по-настоящему. Не знал я, что такое любовь раньше, и, видимо, теперь уже точно никогда и не узнаю, что это такое вообще — настоящая любовь и есть ли она в мире».

И не находя ответа на этот вопрос, приходил к выводу, что нужно ему забить на все, в том числе и на поиски любви, и делать то же, что и все. Но от таких идей глубоко в душе зарождалась горечь от таких мыслей, и он понимал, что не имеет права сдаваться, а просто обязан искать другой путь в поиске любви, но какой (и где у него начало), он не знал, да и не мог знать, потому что этого не знали многие люди в мире, и не знали даже его родители.

И по этому поводу в его памяти часто всплывало воспоминание его свадьбы с Ириной, когда он в ожидании свадебного автомобиля спрашивал у них перед поездкой за невестой: «Что же такое любовь? Как понять, что я люблю Ирину для того, чтобы сейчас на ней жениться?»

Да, можно было бы укорить Руса за то, что он до этого момента не раз имел возможность подумать на эту тему, но он не подумал и дотянул до самого последнего конца. А вышло это так, потому что он сам не понимал своих ощущений на то и на это время, так как беспокойства и сомнения начали у него появляться лишь ближе к свадьбе. И чем ближе становился сей момент, тем сильнее накрывали его и сомнения на тему любви. Раньше он думал, что приехавшие к нему на свадьбу его разведенные родители смогут ему дать совет, подсказать, как—то прояснив ситуацию по вопросу его чувств к невесте, но, как оказалось на деле, они тоже ничего так и не смогли Русу конкретного ответить на его вопросы. И пришлось Русу жениться на Ирине просто уже оттого, чтобы не обидеть девушку. А потом были на свадьбе у него горькие слезы разочарования от сделанной им серьезной ошибки⁵, и их брак не протянул и 3 месяцев.

«И, наверное, никто не знает и сейчас ответа на этот вопрос и не у кого даже мне спросить сейчас совета», — думал он. А совета Русу действительно спросить было не у кого. Со своей матерью он в последнее время предпочитал не общаться, особенно после ее предательства после развода с Ириной и остальных печальных событий, связанных с таким общением с ней.

«Остается мне только одно — идти вперед „через тернии к звездам“ в поисках того самого потерянного рая, привидевшемуся мне сегодня во сне», — думал он, понимая и принимая всю полноту ответственности на свои плечи.

После телефонного натянутого общения по телефону с Оксаной посредством мнимых пауз и сомнений легкость на его душе, появившаяся в начале разговора, сейчас неожиданным образом померкла. Мысли его снова приняли серый оттенок относительно неясности смысла выпавших на его долю проблем и неприятностей в его жизни, которые все никак не заканчивались. До сих пор не происходило у Руса никаких сдвигов в сторону разрешения проблем, и он уже не имел сил искать в черной полосе своей жизни какие-то закономерности, дабы создать с их помощью ориентиры дальнейшего верного жизненного пути. Рус был снова повержен. И он это осознал особенно сильно после разговора с Оксаной, от которого остался неприятный осадок.

— Итак, жизнь моя — сплошное дерьмо, — вдруг резко сказал он вслух, посмотрев с горечью в свое единственное окно в комнате, — не ладится ничего. Одни сплошные неудачи с самого начала моей жизни и до настоящего времени. Не везет мне ни с женами, ни с подругами, ни с делами, ни с деньгами. Да ни в чем, черт побери! И за что мне такое наказание, Господи?! — произнес Рус с обидой и слезами в голосе, посмотрев в небо. И вдруг в этот самый момент у него появилась ясная и простая мысль, расставляющая все на свои места.

«Странно, — подумал Рус, — но я не чувствую никакой тяжести совершенного греха на душе, получается, что все мои огорчения в жизни и беды не могут быть наказанием, ибо не виновен я ни в чем и ни перед кем. А если это не наказание мне, то что же это такое со мной происходит, если я спрашиваю Бога: „За что мне это?!“ — думал Рус, заломив руки за спину, пытаясь найти ответ на очень важный вопрос. — Если это не наказание, тогда что? Что это такое творится со мной и почему я испытываю такие страдания? Как назвать то, что я чувствую? Так, так, так», — думал Рус, пытаясь подыскать объяснение своим обидам на жизнь, и вдруг его осенило:

«А если это не наказание, значит, это… Это…» — думал Рус, напрягая голову. И тут это слово, как солнечный луч, вспыхнуло у него в мозгу, и он понял, что это такое, если не наказание.

— Страдания я что делаю? — спросил он себя, немного помолчал и ответил:

— Испытываю, а это значит Испытание, черт побери! — выкрикнул он. — Все так просто! Только в Испытании может быть так же худо и тяжело, как при наказании с той лишь разницей, что при испытании я не ощущаю чувства вины. И обратно, если я не ощущаю в своих страданиях вину, значит, мои беды мне не наказание, а испытание. Чувства его захватили настолько сильно, что он не мог отвлечься ни на какие иные дела свои и продолжал настойчиво скрипеть мозгами, тем более в последнее время у него это получалось очень хорошо.

— Так, — продолжал он дальше анализировать свои ощущения и делать выводы, — если я не испытываю чувства вины, понимая, что это мое испытание, то у меня теперь… — тут Рус сделал паузу, вопросительно посмотрев в стену комнаты, пытаясь сообразить и ощутить, какие чувства он испытывает в данный момент, — …то у меня теперь появляется Надежда на перемены к лучшему. Точно! — сказал он, одновременно потерев пальцами правой руки.

— Это чувство, может являться неким важным элементом в алгоритме выживания в трудной ситуации, именно так сейчас со мной и происходит, — рассуждал Рус, прислушиваясь к себе.

— Так, а это уже лучше, — думал он, потирая ладони. — Да, если с точки зрения испытания смотреть на мои беды, то при этом я не испытываю никакой душевной тяжести, а тяжести такой у меня нету, потому что я не чувствую ни перед кем и ни за что вины. Значит, вот в чем суть быть праведным! — сделал Рус еще один важный вывод, от которого у него мурашки побежали по спине. — Значит, если в жизни не делать плохо, то не будет чувства вины, и в момент «черной полосы» жизни такой человек никогда не воспримет свои беды как некое наказание за что-то там, посланное ему Свыше, и будет относиться к ним по-другому, понимая, что это всего лишь испытание, а значит, ничего страшного в этом нет, и понимая обстоятельства именно под эгидой испытания, не будет отчаяния, вместо него появится надежда на лучшее в жизни, и в данном случае я решу все свои проблемы, не впадая в депрессию.

— Так?! — снова спросил он себя вслух, продолжив рассуждать далее:

— А это очень важный психологический маневр, ибо он позволит мне оставаться в светлой полосе жизни, не ожидая, когда она наступит. То есть получается, что я сам могу менять эти полосы в жизни, все зависит от моего отношения к моим переживаниям.

«Эге-ге!» — подумал Рус.

— Вот это вывод! — сказал он вслух.

И от такого вывода у Руса сразу даже глаза как-то открылись широко, и он почувствовал, как у него в голове с треском исчезает депрессия, давным-давно поселившаяся в нем.

— Я исцелился, — сказал, он, остановившись в центре комнаты, — все кончилось. Я закончил все это плохое, и теперь все будет так, как я этого захочу, — сказал Рус, подойдя к шкафу за полотенцем, которым хотел вытереть катившийся по его лицу пот.

— Вот! — произнес Рус, вытирая полотенцем вспотевший лоб. — Вот в чем разница этих простых и таких разных и одновременно единых противоположностей, наказания и испытания! Вот оно — понимание смысла на грани падения в бездну. И, как в кино, все самое важное в последний момент происходит, который надо дождаться.

«А дожидаются лишь сильные духом, — снова появилась ясная мысль в его голове. — Значит, и я уже к чему-то иду по жизни, — сделал вывод Рус, — значит, я уже чего-то достиг, если сумел хотя бы дождаться такого момента, чтобы понять, увидеть краем глаза истину, промелькнувшую в толстом слое контрастного Бытия», — подумал Рус, испытывая облегчение, после чего его глаза снова широко открылись, и он, вновь подойдя к окну, смелее посмотрел на крышу следующего дома в своем дворе.

И вот теперь за долгие годы жизни в Питере Рус впервые в жизни ощутил кратковременную несказанную радость, какую раньше никогда не испытывал. Мир как-то сразу подобрел вокруг него. На душе разлилось чувство немереного счастья и покоя, как будто бы благодать божественная и необъяснимая снизошла на него с небес как дар за его страдания, прощение и веру.

— Вот оно, начало пути, — сказал Рус, смело вглядываясь в облака, вновь закрывшие солнце, — надо идти по нему так, как у меня будет получаться. Главное верить в то, что там, в конце этого пути, там… — и в этот момент Рус вздрогнул, по его спине снова пробежали мурашки, — …там ждет меня та девушка в шелковом платье с волшебным кубком в руках, приснившаяся мне. А если это так, тогда ничего и не жалко, никаких страданий моих не жалко в этой жизни, ибо они не наказание, а всего лишь испытание меня на предмет — достоин ли я получить то, о чем я долго просил и за что я так долго страдал. И какая бы цена ни была за этот кубок, я готов ее за него заплатить! — произнес он, стиснув до боли зубы.

Волнение Руса усилилось, и он почувствовал, что в этот самый момент кинул серьезный вызов своей судьбе, хватит ли сил ему принять последствия, которые он даже не мог себе представить? «Какой запрос, такая и цена», — прозвучал зловещий шепот в его голове, от которого он вздрогнул, пугливо обернувшись на входную дверь комнаты.

Рус, томившийся в своей душной комнате питерской коммуналки на Обводном канале, давно был заложником своих сумбурных мыслей от одиночества, мечась, как зверь в клетке, в собственных сумасшедших раздумьях. Он понимал, что для какого-то выхода из них ему пора уже было делать первый реальный шаг, двигаясь дальше, и делать это нужно ему самому, чтобы править своей судьбой самостоятельно, а не ждать непоправимых последствий от своего бездействия, которые непременно наступают, если человек предпочитает «плыть по течению», не меняя и не делая ничего для решения своих проблем.

После пережитого им накануне стрессового дня, начавшегося со встречи в тюрьме с его подзащитным и позднее закончившегося в ночном клубе «Голливудские ночи», а еще позднее — носовым кровотечением Руса в его автомобиле, Рус был измотан, и его нервное напряжение после всех этих событий⁶, переросшее сегодня днем в сильное психологическое потрясение от сделанных Русом выводов, явило на свет божий стихийно, то есть случайно созданный им поведенческий психологический алгоритм, некоторую формулу, помогающую любому человеку выжить в тяжелой жизненной для него ситуации. Эксклюзивом этой формулы и большим плюсом было то, что алгоритм работал при полном одиночестве отчаявшегося в жизни человека, стоящего на краю пропасти.

(Ведь если бы герой первого романа автора настоящей эпопеи «Сила прощения» Димка был знаком с этим алгоритмом, он бы никогда не сделал того, что он сделал, и возможно, события всех последующих романов были иными. Но я, как автор, ничего не мог исправить в тот злосчастный момент его выбора.)⁷

Созданный Русом алгоритм реально помогал осмыслить ситуацию самостоятельно, другими словами, эта формула позволила Русу в стрессовой ситуации защитить свои мозги и не «париться» под непосильным грузом взвалившихся на его слабые плечи жизненных проблем, надеясь только на себя самого. Алгоритм истины жизненно выручал, помогая не сломаться, не впасть в отчаяние, не пуститься во все тяжкие крайности, а просто взять и вытащить себя самого за волосы, держась лишь зубами за воздух.

Вот так, находясь на краю разочарований в жизни, будучи в почти уничтоженном, подавленном жизнью состоянии, Рус, сам того не ведая, спас не только себя, но и все человечество, ответив просто и изящно на извечные, мучающие людей вопросы: «как и что делать?», объяснив ответы через поставленные им вопросы: «почему?» и «за что?».

В итоге в созданном им противоречии из таких психологических понятий, как «наказание» и «испытание», Рус нашел решение эксклюзивным, почти гениальным образом, не только указывающим путь, куда Русу и как дальше идти⁸, но и освещая такой путь посредством познания самой истины, спрятавшейся в сумраке жизненных контрастов Бытия.

Испытав легкость в голове, почувствовав порядок и покой в мыслях, Рус впервые за последние годы искренне улыбнулся, радуясь в душе своей маленькой, но настоящей победе над злом и над самим собой.

Теперь ему предстояло вернуться к решению своих проблем.

«Да, — подумал Рус, подходя снова к окну, — надо уже жить мне как-то дальше. Надо придумать, как зарабатывать, где брать деньги, — думал он, глядя в небо. — А как? Если я разругался с начальством в правовом институте, где зарабатывал преподаванием, откуда я со страхом сбежал, после того как из вредности поставил своей ученице незачет, записав эти слова в ее зачетке? Или вот ситуация в Апрашке, тоже темная, скорее всего, меня оттуда скоро выдавят Макар или Петя после произошедших там трагических перемен⁹. А делать то что-то надо? — думал Рус, пытаясь найти выход в решении проблемы. — Делать что-то другое я не умею, да и нет сил и денег сейчас, чтобы учиться чему-то другому, поскольку я и так юрист с высшим образованием, поэтому надо что-то как-то придумать», — вновь напряженно подумал Рус.

Рассуждать на эту тему было уже легче, поскольку Рус с помощью алгоритма Истины уже избавился от отчаяния, которое путало все его мысли и уничтожало его самого изнутри.

«А не обратиться ли мне снова к ТРИЗ-технологии¹⁰, которой меня всегда при случае настойчиво учил папа?» — подумал Рус, вспоминая, чему учил его когда-то в прошлом отец, навязывая ему ее азы, от которых Рус неистово отбивался из-за своей лени и нежелания напрягать отупевшие от жизненных удовольствий мозги. А формула ТРИЗа, помимо создания противоречия — первый элемент — и определения идеально конечного результата (мечты) — последний элемент, — имела еще два важных элемента, таких как ресурс и прием, действие которых Рус еще особо не понимал на примерах по физики и химии, присутствующих в научных книгах того времени, ибо ТРИЗ был наукой новой, и никто еще тогда не придумал разработать что-то подобное для применения этой технологии и в иных сферах жизнедеятельности. Рус и не понимал, как использовать эти два элемента, дабы запустить в работу эту формулу при разрешении противоречий.

«Если я создал алгоритм истины, который мне реально помог выздороветь от психической современной болезни нашего времени — депрессии, и мне это удалось, так, может быть, в таком алгоритме должны быть и соответствующие ресурсы и приемы?» — подумал Рус, хлопнув себя по лбу.

— Так, так, так, — задумчиво произнес он, почесав затылок, — как раз такие элементы будут из других сфер науки, а может быть, даже и не науки, смотря где и какие алгоритмы я буду создавать. Наказание и испытание не относятся ни к какой науке, скорее это результат эмоционального восприятия человеком последствий своих поступков, значит, правильно то, что и ресурсы с приемами тут будут совершенно другими, такими же ненаучными, метафизическими или даже скорее эзотерическими. Для разных моих задач будут и разные алгоритмы моих решений, — сделал вывод Рус.

— Точно! Так и попробуем, — сказал он вслух. — Итак, допустим, что может служить ресурсом для меня, исходя из моих возможностей, обстоятельств, дел? Что? Так, дела мои. А какие у меня дела? Дела на Апрахе вот-вот закончатся, дела в институте — закончились. Стоп! А дело бандита Соломонова? Оно как раз в самом начале. Да оно может быть единственным ресурсом в моем случае, — рассуждал Рус. — А прием? Какой может быть у меня прием для новой формулы, которую я создам на основе ТРИЗ-технологии? А прием, может быть… А что если попробовать в качестве приема использовать просто физические действия? Например, сбор информации, звонки кому-нибудь, заключения сделок и прочие действия. Точно! Приемами могут быть мои разные прочие действия, направленные на результат, на поставленную цель — на идеально конечный результат — мечту, последний элемент в ТРИЗ-формуле. Да, и еще один важный момент, — отметил Рус в ходе своих выводов, — в моем алгоритме должно быть все просто, то есть он должен не усложнять, а сокращать потребности в ресурсах и приемах, тогда выбор решения будет верным. Это должен быть ресурс, сохраняющий уже имеющиеся ресурсы у меня без дополнительных затрат. В моем случае прием — это будет сбор информации или, например, встреча, а это значит, что я просто должен сегодня взять и поехать в тюрьму к Соломонову, а не искать и бегать в поисках нового клиента по городу, теряя свои последние ресурсы.

— Да! Круто! — сказал Рус, продолжив вслух, глядя на стену:

— Вот она, ощутимая польза от моего нового алгоритма принятия решений. Она позволяет подойти к проблеме, к ее решению в отсутствие эмоций, страданий или переживаний, а это убережет меня от ошибок, негативного результата вследствие таких необдуманных моих поспешных действий.

«Да! Вот в этом как раз и есть неоспоримый позитив этого нового алгоритма принятия решений, — подумал Рус, улыбнувшись. — Я теперь творец, я назову его кратко: „АПР“-алгоритм принятия решений, или Алгоритм Истины. Алгоритм Добра. Или просто — Добро. Теперь я могу создавать разные алгоритмы, разные модели поведения человека при решении тех или иных проблем, а может быть, в будущем — и решения проблем бизнеса. А для этого надо научить свой мозг думать по-другому — не стихийно, а системно¹¹, по формуле ТРИЗ, и, как мой папа говорил: „Любую проблему, любую задачу ты сможешь решать необычным для себя, а значит, эксклюзивным образом, создавая изобретение — нестандартную полезную модель“».

Все эти рассуждения и выводы Руса могут быть понятны тем, кто присутствовал при их появлении, а, с другой стороны, для других людей выбор Руса такого ресурса, как защита уголовника Соломонова в качестве сохраняющего, то есть не требующего каких-либо дополнительных затрат для поиска нового ресурса, выглядел просто очередным искушением — и являлся таковым, перед которым он снова не устоял. И так было на самом деле, ибо Рус, не имея еще достаточного проверенного опыта своего системного мышления, не увидел, — да и не мог увидеть в силу этих причин, — ложность своего выбора, стихийно (случайно) создав другой неправильный, ложный алгоритм принятия решения — алгоритм хаоса — дьявольский алгоритм. Опасность которого он еще не понимал, но она была в следующем.

При совершении неправильного выбора по алгоритму хаоса — такому выбору решения свойственна повышенная эмоциональность, то есть в деструктуре личности — в конфликте внутреннего субъективного мира личности с миром объективным (публичным, социальным) вокруг него, неправильное решение принимается в хаосе мыслей посредством выявления одного-единственного позитивного варианта решения с полным оправданием такового и себя как лица, его принимающего.

Вот если бы наш герой имел возможность знать, что при наличии всех этих ориентиров при выборе решения можно узреть дьявольский алгоритм неправильного решения, то он, конечно же, очередной ошибки в своей жизни не совершил бы. Но насторожить его ничто пока не могло, и посоветоваться ему в этот момент было не с кем, и опыта жизненного у него еще достаточного для таких выводов не было. Даже такой простой пример мог остановить его от ошибки, как, например, если бы Рус сказал себе: «У меня нет другого выбора. Я должен поступить именно так, потому что мне это, во-первых, удобно; во-вторых, не трудно/затратно; в-третьих, выгодно», — таким образом закрепляя свое ошибочное решение оправданием его и себя как лица, его принявшего, — то вот тут, если бы он имел знания о системном мышлении и наличии такого дьявольского алгоритма и знал бы о его ориентирах, то он сказал бы себе: «Стоп! Это уже неправильный путь, ибо решения по Алгоритму истины (АПР) предполагают всегда несколько вариантов решений, а если решение только одно, то это уже первый ориентир того, что АПР был применим мною неправильно! Это не АПР, а дьявольский алгоритм — алгоритм хаоса (АХ), или, иными словами, деструктуризации, ибо все правильное всегда упорядочено в структурной множественности, в гармонии».

Но системного мышления у Руса в том момент еще не было, не было и опыта, позволяющего несистемно, то есть случайно, прийти к таким выводам и научиться разрешать жизненные противоречия.

Все происходящие с Русом события, не оправдывающие его сегодняшний выбор из-за отсутствия системного мышления у него, показывают нам бессилие света истины в борьбе с дьявольским алгоритмом Бытия, навязывающим ему неправильные решения.

Не знал Рус и того, что помимо борьбы этих двух противоположностей, оба эти алгоритма не могут существовать друг без друга. Если бы он знал это, то тем более, принимая решение по алгоритму истины, смог бы распознать иную составляющую противоположность-алгоритм хаоса и не пойти по нему. Но этих знаний у него еще не было. Он пока еще только начинал делать свои открытия, потому склонен был ошибаться. И проверять свои выводы мог только опытным путем, на деле и на себе самом.

На практике сути вещей этот дьявольский алгоритм был прямым противоречием АПР-алгоритму истины Руса и создавал ошибочное понимание верного решения, принимаемого под эмоциями искушения и при полном самооправдании избранного единственного решения. Если появлялась необходимость самооправдания выбора, то это еще один неверный ориентир неправедности избираемого решения, так как при АПР основное правило — жить праведно, делая праведный выбор, чтобы в будущем при наступлении бед и страданий человек не ощущал чувства вины и не воспринимал свои беды как Наказание за свой выбор, совершенный им по дьявольскому алгоритму хаоса. В тот момент эту тонкую разницу Рус еще не мог различить по известным вышеуказанным причинам, усмотрев в деле Соломонова свое единственное правильное решение, так как еще не открыл для себя, что Праведных решений всегда должно быть несколько! И помимо тех известных ему от отца элементов формулы ТРИЗ-технологии, он еще не создал свой метод проверки изобретенных им эксклюзивных решений путем анализа от противного каждого варианта решений после их появления по Алгоритму истины.

Этот дополнительный элемент к ТРИЗ-технологии в своем алгоритме принятия решений Рус в будущем назовет «Возможность», он применяется после создания решения перед Выбором путем проверки полученного решения на предмет наличия неоправданных или неправедных рисков для себя и их последствий от своего выбора. Характерной чертой которого будет служить психологическое состояние лица, осознания факта только одного единственного приемлемого решения. А пока всего этого до конца он еще не создал. В мире царило простое искушение, что, по мнению Руса, было ложным единственным выбором, принятым в хаосе мыслей под тяжестью присутствующих в личности эмоциональных переживаний. Взращенных на почве самобичевания, чувства вины, подкрепляемых осознанием своих бед как некое Наказание за прошлые неправедные поступки, сопряженного личными доказательствами в необходимости такого выбора, при полном самооправдании единственности такого решения. И Рус оправдывал в качестве единственного верного решения дело Соломонова, усматривая в нем призрачные выгодные перспективы для себя. Он все еще хорошо помнил просьбу и слова Соломонова о том, что если он принесет ему в тюрьму мобильный телефон, то Соломонов будет общаться со своим отцом по телефону и просить его продать комнату и все эти деньги заплатить Русу за его защиту.

Да, именно так Рус, по незнанию своему, сам того не ведая, пошел по пути Алгоритма хаоса, откровенно и заблуждаясь в своих выводах относительно правильного создания решения, ошибочно полагая, что этот выбор происходит не под его эмоциями, — ибо не было у него непобедимого чувства вины, — а под осознанием единственного выбора для выхода из сложившейся у него трудной финансовой ситуации, потому ему и казалось, что на этот момент это было единственным правильным решением, не требующим больших финансовых или иных затрат для решения его проблем. Поэтому, с точки зрения формального выбора, сделать Русу снова выбор дьявола, приняв искушение, было просто, а имевшийся у него уже ранее печальный аналогичный опыт¹² позволял ему это сделать без угрызений совести в силу отсутствия у него чувства вины.

Нет, нельзя, конечно же, утверждать, что Рус, будучи адвокатом в течение длительного времени у определенной категории людей, стал таким же, как они: наглым, бессовестным, самоуверенным; у него всегда был свой «страховочный трос» — его страх, который не давал сбиться с пути и совершить ошибки, и в этом методе познания пути истинного в его жизни было слабое место — противовес его страху: состояние излишней самоуверенности, чего как раз ему стоило опасаться. Но, увы, при самоуверенности его страх сходил на нет, и понять Русу истинность правильности своих поступков в этот важный момент своего выбора шансов практически не было, потому он и решил вплотную заняться делом уголовника Соломонова, защиту которого он недавно принял по назначению¹³.

Если раньше Рус еще сомневался и боялся этой аферы, то сейчас он принял неправедное (нечестное) решение, поддавшись именно голосу искушения дьявольского алгоритма, решил окончательно и смело пойти на этот рисковый шаг и тайно принести в тюрьму телефон.

Помимо прочего, ошибка Руса была в том, что он поддался чувствам безнаказанности и самоуверенности, ложно посчитал совершенные им ранее действия по покупке мобильного телефона и сим-карты за сохраненные ресурсы, которые теперь преобразились в основные ресурсы, упростившие реализацию его неправедного решения.

Рус решил не откладывать на завтра решение по этому вопросу, тем более для выполнения этого у него все было уже готово, были приготовлены все основные ресурсы, упрощающие решение: был и сам телефон, и сим-карта, которые он купил у своего недавнего случайного знакомого — Вадима¹⁴, и путаясь в тонкой игре своих не проверенных еще алгоритмов, все указывало на то, что решение его правильное.

— Сказано — сделано, — произнес он вслух.

От принятого им решения наступила какая-то эйфория, которая придавала уверенности в правильности его выбора, отчего Рус торопливо одевался, собираясь немедленного ехать в тюрьму к Соломонову.

Он поспешно оделся, собрался, вставил сим-карту в мобильный телефон, положил его в портфель и вышел из дома. Пробок в городе еще не было, и до следственного изолятора №9 на улице Лебедева он доехал быстро. Только лишь когда он уже оформил пропуск в тюрьму, сдал свое адвокатское удостоверение и его пропустили на территорию изолятора, только тогда к нему неожиданно вернулся страх. Рус ощутил его всем своим нутром, и холодный пот выступил на лбу, ладони стали холодными и влажными.

«Черт меня дери! — подумал он, — как же я так лоханулся-то?! Как повелся на такую гнилую тему с этой просьбой Соломонова? Он же уголовник, ему нельзя верить, — говорил он себе. — Но, с другой стороны, многие адвокаты так делают, — успокаивал он себя, — взять хотя бы недавний случай с адвокатом Стулиным, так у него вообще мобильник зазвонил на следственном действии при допросе его подзащитного в самой тюрьме. Он его забыл сдать на проходной, так ничего же ему за это и не стало-то. Ну докопался до него следак, ну и все, дальше дело не пошло. Или вот, например, мне многие адвокаты говорили, что носят они своим подзащитным мобильники, чтобы те бабло для оплаты их защиты на свободе находили. Ну вот ничего такого в этом и нет, — оправдывал себя Рус, — я просто делаю то же, что делают многие, просто у меня небольшой нервяк оттого, что я делаю это в первый раз, и только».

«Да, все так и есть, — услышал он голос в своей голове, который часто у него появлялся, когда он анализировал свои мысли сам с собой в поисках верного решения, — только все преступное и незаконное всегда и страшно, и только в первый раз».

Это еще один заключительный элемент дьявольского алгоритма выбора, когда страшно в первый раз, и ты понимаешь это, успокаивая себя и оправдывая свой поступок.

«Может быть, стоит остановиться, пока не поздно?» — прошептал все тот же голос.

— Да поздно уже метаться-то, — ответил сам себе Рус, войдя в помещение следственного кабинета. Ему достался кабинет, в котором он уже был со следователем Мономаховым при первом допросе Соломонова.

Стараясь скрыть подступающее волнение и чтобы убить время в ожидании привода его подзащитного конвоем изолятора, Рус усилием воли заставил себя задуматься о своих недавних любовных похождениях, как раз эта тема могла его сейчас отвлечь от тревожного ожидания встречи с Соломоновым.

Думки на эту фривольную тему впервые шли тяжело, но Рус думал о бабах изо всех сил, представляя себе голые женские сиськи, попы, и через некоторое время он смог вспомнить, как недавно провел ночи с Феклой из СПбГУ, работающей в жилищном комитете, и с сестрой Лехи, знакомого его друга Макса, которая работала проституткой в Воркуте¹⁵. В обоих случаях, когда отношения только начинались, Рус придавал им самое серьезное значение в своей жизни, а как все дошло до секса, сразу после этого интерес у него к этим женщинам пропал. Вот это ощущение теперь и настораживало его, ибо он-то в душе своей всегда искал чистой и светлой, настоящей любви, о которой знал понаслышке, но о которой никто не знал в целом мире, никто не мог дать однозначного ясного и понятного ответа на вопрос: что же это за чувство-то такое и как понять, что испытываемое тобою чувство к другому человеку и есть та самая любовь? Рус делал все так, как делали все люди: знакомился, встречался, общался, трахался и… расставался. Правда, была у него какая-то душевная боль после расставания с его женой Ириной, на которое его заставила пойти его сумасшедшая мать, и развод с ней¹⁶ принес ему ощутимые страдания, но ненадолго, ибо уже через непродолжительное время он уже трахал блондинку Феклу, думая, что любит ее в этот момент настоящей и светлой любовью, а когда все закончилось, на Руса накатила усталость, навалился сон, и его очень обрадовал утренний ранний уход Феклы сразу после секса к себе домой.

«Вот, значит, этот момент доказывает, что это и не любовь была у меня к Фекле. А что же тогда, как не любовь, если я ее сразу при знакомстве трахнуть не хотел? Если я не думал о трахе, тогда это любовь и должна быть, — одновременно спрашивал он себя, мысленно рассуждая, не находя ответа. — Вот, блин, пипец, как тут разобраться, есть любовь вообще в мире или нет и что же это за чувство-то такое? Кто бы знал бы ответ? — думал он. — А может быть, надо просто попробовать как можно дольше не трахаться с девушкой, не намекать ей, не давать повод думать девушке, что я хочу ее трахнуть? Может быть, это зародит в отношениях настоящее, светлое, чистое чувство, которое после секса не закончится, а усилится? — думал он, теребя голову. — И надо, кстати, попробовать эту схему в отношениях с Оксаной, официанткой из кафе. А что? Очень может даже быть, что мне повезет, она же такая порядочная девушка, пошла мне навстречу, поверила мне, разрешила уйти из кафе и позже привезти деньги, чтобы рассчитаться за тех двух баб¹⁷…»

— Думаете о делах наших суровых? — услышал Рус голос над своей головой и невольно вздрогнул от страха. Перед Русом стояла тощая длинная фигура его подзащитного — Игоря Соломонова, бандита с большой буквы, рецидивиста со стажем, которого он взялся защищать ранее просто по пофигизму, из-за интересного набора статей его обвинения: бандитизм, разбой, грабеж, похищение человека, а теперь пофигизм пришлось уже и отбросить, дабы самому не попасть под проблемы. Подняв голову и посмотрев холодным взглядом в глаза Соломонову, Рус сухо сказал:

— Садись напротив меня и слушай.

Соломонов не стал иронизировать, как в прошлый раз, и осторожно опустился на привинченный к полу железный стул, с интересом рассматривая Руса. Рус тоже продолжал пристально смотреть в глаза Соломонову в надежде увидеть в его ответном взгляде подвох, обман или что-то такое, что его бы насторожило, вызвало в нем тревогу или страх, и он бы остановился. Но ничего такого Рус в них не увидел.

— Короче, я принес тебе… что ты просил, — сказал он шепотом, показав глазами на стоявший рядом со стулом Руса его рабочий портфель.

— Не ожидал, — растянуто произнес Соломонов, покачав головой, — уважаю.

— Я принес, чтобы ты решил вопрос по оплате моих услуг твоим отцом. Ты должен за неделю решить этот вопрос, — шепотом произнес Рус, наклонившись к лицу Соломонова.

— Недели мало сроку, — тихо ответил он в ответ, — но я постараюсь, если не загнусь в тюрьме раньше времени.

Рус ощутил сильный запах табака изо рта Соломонова, отпрянув назад.

— Что значит если не загнешься?

— Да то, я же ВИЧ-инфицированный, — ответил Соломонов, — вот без медицинской терапии могу и сдохнуть тут. Мне бы сдохнуть на свободе — вот моя единственная мечта, за которую буду папу просить продать комнату и расплатиться с вами, — ответил Соломонов, подвигаясь ближе к Русу, пронзительно посмотрел ему в глаза и негромко произнес:

— Я тут поспрашивал среди братвы на тюрьме, за вами добрая слава ходит, знают вас пацаны как крутого сухого адвоката с Апрашки, у которого ни один подзащитный еще ни разу не сел.

Да, Рус заглотил эту психологическую наживку, эта информация польстила ему, и он расслабился, что отразилось сразу на его дружественном, теплом тоне.

— Короче, говори и яснее, — сказал Рус, снова придвинувшись к Соломонову. Соломонов еще дальше вытянул свою шею, чтобы еще ближе придвинуться к голове Руса, и умоляющим тоном прошептал:

— Вы бы принесли мне в тюрьму шприцы одноразовые, я тут хоть витамины себе поколю, — жалобно пробормотал он, — чтобы не сдохнуть раньше времени в тюрьме, а то в последнее время болею, иммунитет почти ноль, боюсь, сдохну и вас подведу, не расплачусь с вами.

От услышанного Рус заволновался, к нему подкатил страх того, что с ним могут не расплатиться, и он в волнении произнес:

— И какие тебе шприцы принести?

— Да обычные: одноразовые, маленькие, на 5 кубиков, штук 5—6, если можете. Вам-то это несложно будет, а мне большую помощь окажете, а?

— Ладно, я подумаю, — ответил Рус, — а пока…

Рус наклонился к своему портфелю за мобильным телефоном, и в этот момент страх новой сильной волной полностью накрыл Руса, он судорожно пытался нащупать мобильник в портфеле, а когда его рука коснулась мобильника, Рус резко от него одернул руку назад как от огня, выпрямившись на стуле.

— Что? Не нашел?! — тревожно выкрикнул Соломонов.

— Н-нет, — заикаясь ответил Рус, отведя глаза в сторону, — видимо, оставил его в машине. Помню, что брал его из дома, а вот что положил его в портфель — этого н-не помню, — говорил, заикаясь от волнения, трогая взмокший лоб правой рукой.

— Мне казалось, что я его брал, — растерянно произнес Рус, оглядываясь по сторонам, одновременно теребя пуговицу на пиджаке.

— Как же так?! — до слез в глазах расстроился Соломонов, — ведь я же… я же… так на него рассчитывал, думал уже сегодня, сейчас я смогу позвонить отцу и попросить его продать комнату.

— Ну что ж… бывает, — сказал Рус, продолжая смотреть по сторонам следственного кабинета, — вот торопился к тебе и не положил его в портфель. Ну ничего, принесу в ближайшее время. А пока… пока нам с тобой обсуждать особо нечего, в деле ты все признаешь и так далее, так что я, наверное, пойду, — сказал Рус, поспешно поднявшись со стула.

Соломонов испугался, что Рус, сейчас очень быстро уйдет и, возможно, больше не придет к нему, и, вскочив со стула, посмотрел Русу в глаза испытующим взглядом и заискивающим голосом произнес:

— У меня в камере сидит один пацанчик, у которого есть дом в Новгородской области, он готов его вам отдать, если вы его примите под свою защиту. Дело его плевое, вы его развалить быстро сможете, и я вам в этом помогу… с помощью телефона.

Рус, не отвечая, поднял телефон в следственном кабинете, сказав в трубку:

— Можете забирать обвиняемого.

Соломонов начал торопливо говорить:

— Я вам помогу, я потом по телефону позвоню, надавлю на нужные кнопки, и все в этом деле срастется, и вы, пока мой папа комнату будет продавать, вы не обломаетесь, вы этот дом получите, и дело выиграете, и славу свою на тюрьме перед пацанами снова еще больше подымите, и потом я вам еще тут таких клиентов найду…

С другой стороны двери следственного кабинета послышались торопливые шаги конвоира, дверь открылась.

— Соломонов, на выход! — произнес конвоир, достав наручники.

— Вы подумайте, если решите, то вот я тут написал имя, год рождения и так далее, — говорил Соломонов, положив мятый листок бумаги на стол и пятясь спиной к ожидающему его конвоиру. — И про мою просьбу не забудьте, если сможете, очень буду надеяться на вас и ждать вас, чтобы сдохнуть на свободе, — жалостливо мямлил он со слезами на глазах.

— Так, все, на выход, — грубо сказал конвоир, надев наручники на Соломонова и выведя его из кабинета.

Рус все это время стоял и молча смотрел на Соломонова, не понимая, что он ему говорит, потому что сам находился в страхе и в шоке недавно. Как только конвойный вывел из кабинета Соломонова, в эту же секунду Рус пулей выскочил из него и почти бегом поспешил к проходной — к выходу из тюрьмы. Через пару минут он, уже получив свое удостоверение и сдав обратно пропуск, вышел на свободу из мрачного места.

— Фу! — с облегчением выдохнул он, — пронесло… Спасся! Чудом! Просто чудом, — повторял он, направляясь к своей машине.

«А может, просто испугался? — спросил он себя, — я же ведь принял решение по моему АПР-алгоритму, чего я тогда испугался и не сделал того, за чем сюда приехал? Значит, что-то в моем алгоритме не работает, не хватает какого-то элемента или звена? — думал он, садясь в машину. — Что же меня так напугало-то? Стоп! Страх — вот недостающий элемент. Да, мой страх всегда был моим ориентиром в пространстве. А я его упустил потому, что не понял его тактического значения, ибо страх это не просто эмоция, это прежде всего осторожность, просчет, проверка, снова и снова прокрутка задуманного и просмотр созданных мною вариантов решений. Тест на правильность решения я выявил такой, как праведность, или, иными словами, законность, честность, а вот страх — упустил. А ведь если бы я оценил решение на предмет наличия страха, я бы понял, в чем его причина появления, и понял бы, что источник в неправедности решения, оттого и страх. Вот он, недостающий элемент АПР — осторожность, которая может также служить итоговой проверкой на праведность и различные варианты решений как бы от противного, путем рассмотрения последствий решения, допуская их заведомую негативность. Осторожность может быть отдельным элементом после принятия решения как страховка и проверка решения на праведность, а страх — это дополнительная проверка, анализ принятого решения на его праведность после принятия решения и после анализа его на осторожность. Да! Точно! Вот эти два новых элемента и не доставало для анализа, принятого мною решения по телефону для Соломонова. А если я все равно решусь на этот шаг, то это уже будет точно искушение по дьявольскому алгоритму, и, делая его, я буду понимать неоправданный риск. Тогда получается, что в любом случае я думаю системно, если у меня есть формулы, позволяющие мне принимать те или иные решения, как праведные и неопасные, так и неправедные и опасные. В последнем случае плюс в том, что я действую без эмоций. Да, в этом и есть польза от системного мышления, — подумал Рус, глядя по сторонам, — обычные люди вообще такого мышления не имеют, а потому совершают глупые поступки, за которые потом и спрашивают тревожно со слезами на глазах, всматриваясь пытливо в небеса: „за что?“ Я же пока не готов для такого экстрима, — думал он, выдыхая с шумом ртом воздух и потягиваясь на водительском сидении, — не готов я. Пошло оно все на хрен. Не… надо забить болт пока на такие риски и алгоритмы к чертовой матери, голова от них сильно пухнет, — думал он, переводя дух. — Лучше я пока займусь своей личной жизнью, пока и деньги еще есть какие-то, да и, может, еще Седой меня обратно позовет, надо просто по старинке попробовать, переждать свою черную полосу в жизни какое-то время», — думал он, поглядев на свои ручные часы.

Примечания

5

События романа «Истина в сумраке. Отражения Зеркал».

6

События романа «Ангел потерянного рая». На сайте автора лимаренко.рф.

7

Прим. автора.

8

Это произошло благодаря формуле ТРИЗ-технологии, применяемой автором на своих героях романа. Подробнее на сайте автора, раздел «Формула управления судьбой» см. Мастер-класс видеолекций.

9

События романов «Истина в сумраке».

10

Создатель ТРИЗ (теория решения изобретательских задач) — Генрих Саулович Альтшуллер.

11

Учебное издание «Органология». Анатолий Лимаренко (отец автора). СПб, 2014. Изд. Написано пером.

12

События романа «Билет в одну сторону» на сайте автора.

13

Речь идет о ст. 50 Уголовно-процессуального кодекса РФ о назначении защитника обвиняемому лицу и оплате труда адвоката за счет государства.

14

События романа «Ангел потерянного рая. Компас судьбы».

15

События романа «Ангел потерянного рая. Компас судьбы».

16

События романа «Истина в сумраке. Знаки».

17

События романа «Ангел потерянного рая. Компас судьбы».