Воспоминания через размышления (на русском и татарском языках)

Рузаль Юсупов, 2013

Данная книга содержит воспоминания профессора, академика Академии наук Республики Татарстан, Международной академии информатизации, Академии гуманитарных наук Рузаля Абдуллазяновича Юсупова о его жизненном пути, административно-педагогической, научной и общественно-политической деятельности, а также его размышления о сегодняшних реалиях нашей действительности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Нам впрок быть кавалеристом, поработать журналистом и стать педагогом

Проработав полтора года, я взял отпуск и вернулся в Казань. Так закончилась моя курганская эпопея. Обратно туда я уже не поехал. Полгода я проработал товароведом в Казанском пищеторге, и затем был призван на срочную военную службу.

В военном комиссариате, где проходил медицинскую комиссию, я, улучив удобный момент, спросил, куда меня отправят служить. Мне ответили: будешь кавалеристом. Я решил, что надо мной подшутили, но ошибся: оказывается, в горах Памира границу с Афганистаном охраняют конные пограничники. Вот туда я и попал.

Двенадцать дней мы добирались до киргизского города Ош в товарном вагоне. Спали на трёхэтажных нарах, питались сухим пайком. Мне достался второй этаж, чтобы лечь, надо было вползать в узкое расстояние между первым и третьим этажами. Сидеть, разумеется, было тем более невозможно, вдобавок сверху сыплется пыль, мусор, иногда и капало. В вагоне было неимоверно жарко, все в поту, а помыться возможности нет.

В городе Ош Киргизской республики, выгрузившись из поезда, мы пересели в машины. Нам выдали старые рваные тулупы и валенки. И это в августе месяце в Средней Азии! Но вскоре мы получили ответ на свой немой вопрос. Потому что нам предстояло ехать по знаменитой высокогорной трассе Ош — Хорог, которая временами взмывала на высоту до пяти километров, а на перевалах уже кое-где шёл снег.

Нас погрузили в грузовики, совершенно не приспособленные для сидения. Мы устроились на корточках, а сверху нас накрыли брезентом. Моя привычка вести себя чересчур культурно привела к тому, что в момент погрузки я не стал толкаться и суетиться, и в результате оказался в конце кузова. Я сидел скрючившись, ноги нещадно затекали и ныли, к тому же была ещё одна беда — выхлопные газы вызывали у меня нестерпимую тошноту. В таком состоянии мы пробыли двое с половиной суток, за которые, преодолев 838 километров, добрались до маленького городка Хорог.

Дорога была проложена в форме серпантина, который извивался то вверх, то вниз, пробивая себе дорогу среди скал. За весь период моей службы в армии самым трудным эпизодом стала та самая дорога Ош — Хорог.

Хорог был административным центром Горно-Бадахшанской автономной области в составе Таджикской союзной республики. Городок располагался на высоте двух с половиной километров среди Памирских гор на самой границе с Афганистаном. Всюду были горы, высоченные скалы. Солнце показывалось где-то около десяти утра, а в четыре-пять уже скрывалось за вершинами гор. На Памире, в отличие от Кавказских гор, мало растительности, в основном голые скалы. И всё же в некоторых местах среди гор прятались небольшие долины с зеленью и деревьями, там и располагались населённые пункты.

С антропологической точки зрения — говоря проще, по внешнему виду — бадахшанские таджики заметно отличаются от большинства таджиков, населяющих город Душанбе, расположенный у подножия гор, и другие города и сёла этого региона. Они светлокожие, голубоглазые, с тонкими чертами лица. Иногда во время занятий, когда мы с карабинами в руках отрабатывали стойку рук, мимо нас по ту сторону колючей изгороди проходили девушки-таджички, и что-то по-своему говорили и смеялись. Запомнилось, что они были очень красивые…

Наше подразделение являлось Хорогским пограничным отрядом Среднеазиатского военного округа. В отряд входило несколько пограничных застав. Мы должны были пройти в этом отряде учебные курсы.

Армейская жизнь — это армейская жизнь. Порядки такие строгие, что мало не покажется. В отряде невозможно было даже ходить спокойным шагом: только бегом или с песней. Со снаряжением бежать трудно, да и петь не особо хочется — часто не до песен бывало.

Обещанная в Казанском военном комиссариате кавалерия не заставила себя ждать: у нас было много занятий верховой езды. К каждому солдату прикрепили коня, вернее, к каждому коню прикрепили по бойцу. Мы должны были кормить их, чистить, убирать за ними. Кони были хорошие, обученные. Сидя верхом, мы на всём скаку преодолевали препятствия, срубали саблей специально установленные прутья; переходя на рысцу, выполняли на лошади различные упражнения. Пока не закончился срок обучения, мы не расставались с саблей, прикреплённой к обмундированию специальными ремнями, похожими на шлею. А ещё очень страдала наша «пятая точка»: она была вся в ссадинах и кровоподтёках, у многих брюки были насквозь пропитаны кровью. Раны долго не заживали, потому что горный воздух содержит меньше кислорода. Эта злая участь не обошла и меня.

В целом я пришёл к мнению, что порядки в нашей армии строятся на психологии унижения и издевательства. Вот пара эпизодов из личного опыта.

Начало ноября. Холодно. Рано утром мы умываемся, разбив корку льда на поверхности воды в арыке. На нас только гимнастёрки: шинели не выдают. Спим в холодном гараже.

На подъём отведено две минуты: надо успеть намотать портянки, надеть сапоги, натянуть гимнастёрку, всю обвитую, как конская шлея, ремнями (когда торопишься, эти ремни имеют обыкновение путаться — увы, кавалеристская форма!), нацепить саблю и заправить постель. Это сущее наказание!

Целый день тебя гоняют туда-сюда. Дороги — сплошь камни. Шагать, бегать трудно.

Поскольку находишься постоянно в напряжённом движении, чувство голода наступает очень быстро. Питание наше было скудное. Я себя никогда прожорливым не считал, но и у меня почти всегда сосало под ложечкой.

Однажды вечером я заболел: поднялась температура, появился жар. Я попросил командира разрешить пойти в санчасть. Но он не отпустил меня. На следующее утро у меня опять не получилось пойти: оказывается, там принимают только после обеда. Получается, и в санчасть нельзя пойти, и в казарме нельзя отлежаться. Пришлось с высокой температурой идти на стрельбище…

Пришло время обеда. Аппетита у меня не было, но нас всех строем повели в столовую на обед. Санчасть была рядом со столовой. Казалось бы, зайди по дороге. Так нет, надо сначала вернуться со всеми в казарму, а потом специально пойти в санчасть. Вот такие дела творятся иной раз в армии.

Когда я наконец попал в санчасть, температура приближалась уже к сорока градусам. Меня тут же госпитализировали, и я провалялся там несколько дней.

Известно, что в армии закаляют боевой дух, учат солдат противостоять трудностям. Но во всём должна быть мера. И не следует без нужды рисковать здоровьем человека.

Много лет спустя мы с женой Дилярой и дочерью Диляфруз поехали навестить сына Фаниса, который проходил службу в Челябинской области. Была зима. В казарме температура воздуха ниже десяти градусов. Кому было нужно так мучить людей и рисковать их здоровьем?.. После окончания службы сын уже не расставался с кашлем: его бронхи были хронически застужены.

Вернёмся в мой пограничный отряд.

На Памире, в Хороге, нас обучали секретам пограничной службы. По каждому виду подготовки: политической, по стрельбе, навыкам конной езды, пограничной и прочим — нам выставили оценки. У меня по всем предметам были «пятёрки». В качестве поздравления в мой адрес даже была выпущена газета-«молния». По этой же причине меня не отправили вместе с другими на заставу, а командировали в школу сержантов в Сталинабад (ныне Душанбе). После прохождения школы меня должны были вернуть на одну из застав Хорогского отряда. Но мне не суждено было вновь оказаться на Памире: два года с половиной я прослужил в школе сержантов, а перед возвращением из армии полгода служил в Ташкенте.

Служба проходила успешно. Я был активистом: редактором стенгазеты, комсоргом. Был награждён почётной грамотой Центрального Комитета комсомола Таджикистана, различными значками.

Вряд ли можно утверждать, что три года службы принесли мне большую пользу. Вместо того чтобы учиться, получать образование, расширять кругозор, мне пришлось проводить время в безысходном однообразии и условиях несвободы. Но что делать… Что было, то быльём поросло. Во всяком случае, свой долг перед государством я выполнил и научился ценить свободу.

Демобилизовавшись, я снова оказался в родной Казани. За три года моей службы в нашей семье произошли большие перемены. Самый старший брат — Равиль и следующий за ним брат — Наиль друг за другом отслужили в армии и устроились на работу в Казани. Когда я уходил в армию, они уже начинали строить дом в посёлке Северный. Закончив строительство, Равиль женился. Из деревни, продав дом и хозяйство, переехали в Казань и родители с самым младшим из детей — Муниром (он ещё был школьником). Образ их жизни в городе поначалу был похож на деревенский, они даже корову держали. Теперь, когда вернулся в этот дом и я, мы снова стали большой семьёй. Дом изначально был задуман и построен большим: места всем хватало.

Чем я буду заниматься после армии, я продумал ещё во время службы. В этом вопросе у меня была своя, достойная внимания, особенность. Хотя после окончания седьмого класса мне не пришлось больше учиться на татарском языке, я решил подавать документы на отделение татарского языка и литературы Казанского университета. Поступить на другие специальности для меня было бы легче. А здесь предстояло сдать вступительные экзамены по татарскому языку и литературе (напомню, что в 8–10-х классах я уже не учился в татарской школе). К тому же, конкурс составлял 6–7 человек на одно место. И всё-таки несмотря на это я подал документы на отделение татарской филологии.

Надо заметить, что мой выбор не был никем подсказан. Наоборот, впоследствии, когда я уже стал студентом, мой школьный учитель по математике Шамиль-абый даже отругал меня: «Что ты наделал, ведь ты должен был стать математиком!». Действительно, математика давалась мне легче других предметов.

Но во мне с младых ногтей жил некий национальный, гуманитарный дух. И работая в Курганской области, и во время службы в армии я очень скучал по татарским песням, даже писал стихи (разумеется, на татарском). Тогда-то мне и пришла в голову мысль: я должен изучать татарский язык и литературу. Эта мысль крепла день ото дня, пока я не стал студентом отделения татарского языка и литературы историко-филологического факультета Казанского государственного университета.

Конец ознакомительного фрагмента.