Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 2. Чувство судьбы

Рона Цоллерн, 2015

Прошлое! Как неожиданно оно раскрывает зев! В жизни вдруг обнаруживается брешь – твои воспоминания больше не правда… Семейная тайна требует погружения в минувшее, потому что без этого невозможно будущее. Героям обеих историй – и библиотекарю, и братьям Цоллернам – предстоит путь через лабиринт догадок и обрывочных фактов к обретению ясности. Путь только обозначился, но его не избежать, по нему влечет неумолимое чувство судьбы. Книга с тысячей лиц. Детектив и броманс, лавстори и семейная сага, сказка и психологический роман. Книга-иллюзионист со множеством карманов, в которых спрятаны фамильные тайны, семейные реликвии, древние рукописи, катакомбы и неопознанные могилы, тайные убежища, неутоленные страсти, комплексы, жажда счастья, сокровенные мысли, философские записки о творчестве. Роман для влюбленных… Для влюбленных в книги! Содержит нецензурную брань.

Камень ясности

Артуру казалось, что всю ночь ему снился звон — колокольчиков или хрустальных бокалов, и хотя в звуке не было ничего неприятного, его навязчивость лишала сон покоя. Было в этом звоне еще кое-что — ощущение всеобщей суеты, глупой толчеи, переката сплетен и невидимого, но неотвратимого страшного исхода. Цоллерн-младший проснулся очень рано. Побродил по саду, зашел на конюшню и вернулся в дом, успев сильно проголодаться. Он уже решил добыть себе завтрак самостоятельно, но был застигнут Патриком.

— Патрик, очень хочется есть, можно мне вместо завтрака что-то больше похожее на обед?

— Конечно, мсье Артур, сейчас я вас накормлю так, что вы не сможете подняться с дивана, — улыбнулся старик.

— Звучит многообещающе!..

Ожидая завтрака в столовой, Артур вытащил из-под дивана серый булыжник, уселся, положив его на колени. Это был один из любимых камней Артура — камень ясности. Чуть меньше человеческой головы, светло-серый с песочным оттенком, округло-треугольной формы. У камня не было острых сколов, только небольшие выщерблины и неглубокие морщинки, которые Артур рассматривал сейчас, впав в глубокое безмыслие. Прохладное тело камня, его уверенный, спокойный вес, открытое с любой стороны лицо, и то, как дружелюбен он был к рукам, успокаивали и проясняли Артура. Он водил пальцами по сглаженным неровностям и наполнялся ощущением того, что неровности, существующие сейчас в жизни, постепенно разглаживаются и разгадываются. Не до конца, конечно, совсем немного, но этого было вполне достаточно. В благодарность за помощь, Артур понес друга в ванную, подержал под холодной водой и пообещал взять его на море. «Но совсем отпустить тебя я пока не могу», — негромко сказал он камню.

Спустился Роланд. Патрик начал накрывать на стол. Артур вытер камень полотенцем, хотя знал, что они предпочитают высыхать самостоятельно. Из уважения к Патрику он не хотел класть под диван мокрый булыжник, считая, что старик от этого расстроится.

— Привет. А, сеанс? — улыбнулся Роланд.

— Доброе утро. Я рано проснулся…

— Сколько человек завтракать будет? — спросил Роланд, оглядывая накрытый стол.

— Да что-то я плохо спал сегодня, — сказал Артур смущенно.

— Настолько плохо, бутуз? — Роланд знал, что недостаток сна у брата возмещается едой.

Артур заулыбался толи разным вкусностям, поданным к завтраку, толи заботливости брата. Он молча ждал, пока Роланд нальет себе кофе и выберет, что будет есть, потом заговорил.

— Хотел спросить тебя кое о чем, не удивляйся.

— Нет, удиви меня!

— Помнишь, выставку молодых художников, на которую Франс приглашала? Кто из них тебе кажется наиболее талантливым, подающим надежды?

Завтрак с братом был для Артура залогом хорошего дня. Кроме разминки для мозга, — ее Роланд проводил мастерски, — Артуру нужно было еще кое-что: ему требовался человек, на которого можно было выплеснуть избыток любви, какой, казалось, накапливался в нем каждую ночь и утром настойчиво начинал прорываться в мир.

— Тебе удалось! Для чего это?

— Ну… — протянул Артур, показывая, что не хочет пока говорить.

— А, девушка-искусствовед… Предстоящее свидание… Угадал?

— Будем считать, что да.

— Скользковато! Ну, хорошо, мсье таинственность, я отвечу. Мишель Тессо, в первую очередь, в его работах ясно проглядывает озарение, в этих странных нечетких фигурах, в ощущении от света на его картинах, мистического света на границе страха и эйфории. Чикетта, естественно, — усмехнулся Роланд, как показалось брату, невесело, — у нее потрясающая пластика, чувство линии, когда она забывает о том, как ее учат, ее рисунок становится очень зрелым, словно это не девчонка, а умудренный жизнью и прошедший долгий путь мэтр. Но только если она будет работать! Она в таком опасном возрасте — в любой момент может выскочить замуж… забеременеет и — пиши пропало, вот, как Дениз.

— А что с ней?

— Дениз, умница, такое чувство пространства, цветовых сочетаний, чутье на продажу, нюх на покупателя… В последнее время ходит серая, взрывается какими-то истерическими припадками, иногда буквально спит на работе. Думаю, больна, расспрашиваю — все отрицает, начинает извиняться и плакать. У меня были подозрения, но я решил подождать. Она несколько дней не появлялась, и вот в понедельник захожу с утра в галерею, и меня встречает премилый живот на ножках. Токсикоз закончился, все прекрасно! Глаза пустые-пустые, на лице блажная улыбка, все очарование умницы Дениз растворилось где-то в околоплодных водах!

— Она замуж вышла?

— Не знаю, меня на свадьбу не приглашали. Есть какой-то там, она не решилась меня с ним познакомить, я видел его пару раз — ничтожество.

— Ну, потом, когда ребенок подрастет, она сможет…

— Ничего она уже не сможет! Ребенок будет расти, отношения с мужем портиться, она влезет в эту куриную депрессию, наделает кучу глупостей — похудеет, подсядет на психолога, сделает химическую завивку, раззвонит всем о своем несчастном браке, поистерит, пошлет все к черту и попытается включить мозг, а потом попадется под горячую руку пьяному мужу, они попытаются друг друга убить или наоборот решат примириться, как бы там не было, результат будет один — они сделают нового ребенка.

— Вообще-то… если бы женщины не рожали детей, тебя бы тоже не было, — улыбнулся Артур.

— Кому-то от этого было бы хуже?

— Конечно! Во-первых мне.

Роланд взглянул на брата, покивал задумчиво.

— Ладно, малыш, не слушай меня. Наверное, все может быть и по-другому… Вернемся к твоим подающим надежды. Вот скульптор, не помню его фамилию, в нем тоже, мне кажется, хорошее будущее: его люди и особенно эти мифические животные, будто пришедшие из сна, рассказывают какие-то очень интересные и очень древние истории о мире, когда все было слито в сознании, когда не возникало сомнений в том, что мысль материальна, что природа чувствует и отвечает, когда бог водил человека за ручку по чудесному саду. И тот, который рисует тени, да? Тебя тоже зацепило?

Артур кивнул.

— А что бы ты сказал о художнике, который написал ту картину — у меня в кабинете?

— По одной работе судить трудно, но, мне кажется, он хороший мастер, он нашел какой-то очень точный баланс: с одной стороны превосходная техника, с другой — свобода от правил, такое было впечатление, но, лучше еще раз внимательно посмотреть. А что это за человек?

— Возможно, ты с ним потом познакомишься. Ну, продолжай, извини, что перебил.

— Ладно, кто остался… Люсиль Латур, конечно, с ее смелой декоративностью. Хоть в некоторых работах она слишком разухабистая, но многим такое нравится. Ее цветовые парадоксы занимательны, и у нее свой жестко выверенный стиль, немного стервозный, и все-таки вызывающий восхищение. Надо посмотреть еще раз их каталог, кого-то я наверняка забыл. А вообще судить современников надо с осторожностью — вдруг потомки решат иначе! — хитро улыбнулся Роланд.

— Я свое мнение с потомками не собираюсь согласовывать, глупо пытаться прогнуться под будущее, и неизвестно, как на него повлияют такие попытки, — серьезно сказал Артур. — Спасибо, ты мне очень помог!

— Ты загадочен до безобразия, бутуз!

__________

Артур ушел собираться. Роланд отправился в библиотеку — разобрать почту.

— Простите, мсье Роланд…

— Я сказал не появляться на моей половине!

Доминик стоял перед входом в библиотеку. Роланд оторвался от письма, которое читал, повернулся к нему. Лицо мальчишки было из тех, на которые можно смотреть очень долго, любоваться и всем образом вместе и каждой чертой в отдельности. Роланд пытался разобраться, в чем самое сердце этой красоты — в глазах ли, в том ли как собраны все черты внутри овала, или в мгновенной смене выражений — от надменности и наглости, до детской искренности. Одно было ясно, образ был притягателен той опасностью, которая таилась за совершенством внешности, непредсказуемостью и каким-то шаманским безумием.

— Я же только в коридоре, я думал это нейтральная территория…

— Ты ошибался. Вон!

Мальчишка с жалобным видом опустился на колени.

— Извините, не могли бы вы дать мне какой-нибудь ненужный конверт — их у вас в корзине много валяется.

— К чему представление?

— Простой бумажненький конвертик, фотографии сложить… — продолжил Доминик с таким видом, словно вымаливал себе помилование вместо смертного приговора. — Пусть даже на нем что-нибудь будет написано, пусть даже он будет залит кофе, да хоть бы вы им подтерлись, мне подойдет.

Роланд не сдержался, хмыкнул.

— Артист! Таких поискать! — он встал, взял со стола конверт от какого-то приглашения и протянул его Доминику.

— Спасибо, мсье Роланд! Я благодарю Господа Бога за то, что он дал мне возможность лицезреть такого прекрасного человека, как вы!

— Господа Бога оставь в покое и марш отсюда!

— Уже исчезаю! — мальчишка быстро поднялся с колен, шагнул к перилам и перемахнул через них.

Роланд подошел, глянул вниз — никогда не задумывался, но метра три тут точно есть.

— Совсем спятил?

Доминик рассмеялся, сел на пол.

— Сам-то не вольтанулся, мудак?

— О, это больше похоже на правду! Я уж думал, ты заболел.

— От твоей души, упакованной в чистенькое тельце, смердит так, что и сдохнуть недолго!

— А ты не подходи близко! — перебранка забавляла Роланда.

— И то верно, лучше держаться подальше от е..чих мертвецов.

— Тем, кто трусит, конечно!

— Я трушу? Это тебе скоро придется в штаны наложить.

— Не ты ли меня так напугаешь?

— Жизнь с этим и без меня справится.

— Отлично, буду ждать! А то что же — так и помереть непуганым?

— Жаль, что некогда мне, а то бы еще поиграли в «кто-кого-перетрындит».

— Карман иссяк, из которого ты грязь на язык выкладываешь?

— Твой братишка меня ждет. Я еще отыграюсь.

— Оттачивай речь. Правдой в лицо ты плеваться умеешь, с меткостью тоже неплохо, но тебе не хватает изящества.

Мальчишка смотрел на него задрав голову, все больше расплываясь в счастливой улыбке:

— Тащусь от тебя! До чего хорош, мерзавец!

— Забыл, как должен обращаться ко мне?

— О, нет, мсье козло..б, то есть мсье Роланд.

_________

Артур выгнал машину из гаража и ждал, пока выйдет Доминик. На удивление он появился вовремя. Цоллерн отдал ему ключи, сел на пассажирское место и достал договор, который хотел прочесть.

— Познакомимся поближе, — мальчишка завел машину. — Какая..зда тебе нравится?

— Что?

— Езда, говорю, какая тебе нравится?

— Спокойная.

— Ну, тогда поехали, киска!

— А вдруг я не киска, а собачка.

— Не-а! Вот брат у тебя — кобель и сука в одном лице, а ты котеночек…

— Я твоего мнения о брате не спрашиваю, держи его при себе. Мне в принципе все равно, кто как меня называет, но если в какой-то момент мне «киска» надоест, я врежу без предупреждения, и ты будешь знать, за что, договорились?

— Ладно, крошка. Дай сигарету и адрес скажи.

Книга открыта. Вложенные страницы. Послание первое

Вчера, как мне показалось, я вошла в состояние близкое к тому, о котором он говорил.

С утра, потом вечером я чувствовала в затылке и позвоночнике тепло и какую-то вибрацию. Мне не мешали внешние звуки. Этот состояние было очень приятным, его не хотелось покидать. Как многие из моих ощущений совпадают с тем, о чем он говорил: сомнения, перемены в образе жизни, в общем отношении ко всему. Сегодня я видела белое свечение вокруг своих рук. То же чувство в руках, плечах, шее затылке, его легко узнать — словно меня зазывают на контакт. Но я еще долго тянула, доделывая какие-то дела. Потом села, приготовила бумагу и карандаш. Смутные мысли, образы приходили в голову. В какой-то момент я увидела контур ангела — голова и два крыла. Потом закончила медитировать, и было ощущение, что на голову надели крышку. И уже после этого выкристаллизовались слова: «Не так сложно разорвать круг быта, если на это есть хоть малейшее желание. Но ваше желание обратно: вы заслоняетесь повседневными делами, говорите, что они довлеют над вами. Какой в этом смысл? Если вы не желаете говорить со мной, вам достаточно прямо сказать об этом, и я оставлю вас наедине с вашей рутиной, чтобы вы могли и дальше возвеличивать ее и жаловаться на ее власть».