Очень-очень особенный детектив

Ромен Пуэртолас, 2017

Помните загадку Эйнштейна? Ну, ту самую, где англичанин живет в красном доме, в зеленом доме пьют кофе, у всех разные домашние животные, и надо выяснить, кто пьет воду и кто держит зебру? Всего 2% населения Земли могут решить эту загадку. А вот Гаспар, очень-очень особенный детектив, разгадал ее меньше, чем за час. Что же в этом такого особенного, спросите вы? А то, что Гаспар – не только обладатель сверхчувствительного обоняния, двух работ в Париже и множества разноцветных тетрадок, куда он записывает удивительные факты из жизни и гугла. Дело в том, что Гаспар – обладатель лишней хромосомы. У него синдром Дауна. Детектив с синдромом Дауна берется за расследование убийства в специальном интернате. И правда, которую он узнает, страшней и удивительней всего, что ему до того удавалось узнать.

Кто пьет воду?

Нынче утром я копался в интернете, разбираясь с отцом современной химии Антуаном Лавуазье, которого за преданную службу науке отблагодарили отсечением головы, потому что в годы царствования Людовика XV он еще и налоги собирал. И вот среди своих интернетовских изысканий я наткнулся на знаменитую загадку, приписываемую Альберту Эйнштейну, — хотя она скорее похожа на дело рук неудачливого старичка-психолога, который зарабатывает на жизнь проведением тестов IQ для типов вроде меня. Так вот, по мнению немецкого физика, которого впоследствии лишили родины и он стал швейцарцем, а потом швейцарцем-американцем, только два процента населения способны решить его головоломку. Мне, конечно, стало страшно интересно, и я принял вызов.

Благодаря этой мощной интеллектуальной встряске я к тому же могу понять сам, без маминых с папой сказок, на какое количество куриных мозгов расщедрилась для меня добрая и великодушная природа.

В магазине рядом с кассовым аппаратом я держу оранжевую тетрадку, куда записываю всё, что ни хорошо ни плохо, она открыта у меня на странице, куда я переписал загадку. Тетрадь с самого утра у меня под рукой — на случай, если улучу минутку и немного над ней подумаю.

Англичанин живет в красном доме. Испанец обожает свою собаку. Исландец — инженер. Кофе пьют в зеленом доме. Зеленый дом сразу слева от белого дома. У скульптора есть осел. Дипломат живет в желтом доме. Норвежец живет в первом доме слева. Врач живет в доме по соседству с тем, где живет владелец лиса. Дом дипломата по соседству с тем, в котором есть лошадь. Молоко пьют в доме посередке. Словенец пьет чай. Скрипач пьет апельсиновый сок. Норвежец живет возле синего дома. Кто пьет воду? Кто держит зебру?

На первый взгляд, чистейший абсурд. Скрипач пьет апельсиновый сок, у скульптора есть осел — пьеса Ионеско, да и только. Сбивает с толку обилие информации. Кажется, что придется разбираться со множеством самых разных вещей. Но это только так кажется, хитрость шита белыми нитками. Уже через секунду понимаешь: свяжешь две-три странных и неважных подробности — и дело пойдет.

Я пишу в тетради в клеточку и нарисовал в ней пять домиков. Я не слишком старался, да и вообще рисовальщик я неважный, особенно если срисовывать не с чего. Тут мы с папой совсем непохожи, потому что он как раз учитель рисования. Короче, я нарисовал домики, какими их себе представил, совершенно свободно, без всяких задних мыслей и без психолога-очкарика за спиной, который качает головой при каждом моем штрихе, думая о тяжелых травмах детства, что по-прежнему живы в моей душе, поскольку над трубой у меня нет дыма, а на окнах занавесок. Мои домики — обведенный квадрат, а над ним треугольник крыши. И всё.

Под первым я написал буковку «Н» — ведь «Норвежец живет в первом домике слева». Под нарисованным сразу справа написал «Синий», поскольку «Норвежец живет возле синего домика». И, наконец, подрисовал под следующим маленький стакан с молоком — потому что «В доме посередке пьют молоко».

Чтобы до этого дойти, полноценным быть необязательно. Трисомик с каплей здравого смысла вполне на это способен. Мое честное слово. Раздумывая, что делать дальше, я решил, что загадка — отличное упражнение для мозгов. Всем полезно попробовать. Она в духе судоку, в переводе «единственная цифра», только здесь вместо цифр фразы, понятия, их надо сопоставить между собой. Но почему-то людей, развлекающихся решением задачек такого рода, в метро не видно — а вот маленькая японская решеточка, в которую надо вписать циферки, вездесуща, с ней встретишься в любых видах транспорта.

Немного времени, сосредоточенности — и станет понятно, как связаны между собой скрипачи, норвежцы и лисы, но у нас на Монмартре туристов пруд пруди, разве что в дождливые дни их меньше, да и то вряд ли.

Я откладываю тетрадь и ручку. Думаю, что стоящий передо мной мужчина — испанец, образцовый усатый мачо, он кладет перед моим носом две белые бейсболки с вышитой надписью «Париж». Тут же в мои ноздри ударяет резкий запах химии. Я различаю противные запахи полиэстера, клея для обуви и плавленого воска.

— Двадцать восемь евро! — говорю я, поспешно отодвигая бейсболки подальше от своего носа, и прячу их в зеленый пластиковый пакет, который пахнет не лучше. Турист, глазом не моргнув, протягивает мне пятьдесят евро. Почему-то мне кажется, что я мог бы сказать ему и тридцать восемь, и сорок восемь. Есть такие, кому плевать на цену, они приехали за границу только затем, чтобы спустить свои евро, как будто их евро не такие, как наши. Но в Испании сейчас кризис, я видел по телику. Поэтому я ничего такого не говорю — наверстаю на ближайшем автобусе с японцами. Сдачу сдаю, сколько показывает кассовый аппарат. Вот. За несколько секунд магазин получил прибыль в кругленькую сумму двадцать четыре евро — потому что бейсболки, заказанные в астрономических количествах, обходятся хозяину по два евро за штуку.

Довольный мужик направляется к выходу, на улице его ждет прелестная брюнетка в майке с вырезом и шортах, она ест мороженое. Брюнетка целует в щечку своего дружка, любовника, мужа или не знаю, кто он там ей еще, и быстренько напяливает синтетическую бейсболку себе на голову. Она красуется в ней, словно Мисс Чего-нибудь в бриллиантовой диадеме. Мне за нее почти стыдно. За сегодняшнее утро я продал таких уже семнадцать штук. Но могу пари держать, что она чувствует себя уникальной красоткой и сейчас пойдет собой любоваться во всех монмартрских витринах.

Я снова открываю тетрадку и свежим взглядом окидываю условия задачи. «Испанец обожает свою собаку».

Я хоть и не испанец, но у меня тоже была собака, ее звали Фара, и я ее обожал. Она умерла, уже несколько лет назад. Я так плакал, что мама больше не хочет заводить для меня никаких животных, даже золотую рыбку.

Я поднимаю голову и смотрю вдаль; даль для меня — это угол улицы Мулен-де-ла-Галетт. Испанка смотрит на свое отражение в витрине ресторана.

Испанка обожает свою бейсболку.

Я обожаю испанца, который купил бейсболку испанке, которая обожает свою бейсболку. Но еще больше я обожаю Рашида: его невероятно тощий силуэт нарисовался в проеме входной двери в магазин, и он машет мне рукой — я могу уходить.